Еще более сложными являются различия и несоответствия порожденные тем, что французское и английское право принадлежат к двум разным основным правовым системам, существенно отличны друг от друга, что не может не сказаться на их понятийном фонде и юридической терминологии.
Во всех таких "лингвистических ситуациях" Суд руководствуется формулой: "Имея два варианта нормоустанавливающего договора, в равной степени аутентичных, но не являющихся совершенно одинаковыми, Суд должен дать им толкование, которое сблизило бы их, насколько это возможно, и было бы наиболее подходящим для достижения целей Конвенции". Эта формула основана на ст. 33 п. 4 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.
В каждом государстве-участнике есть перевод Европейской конвенции на язык страны. Она прилагается к закону (акту) о ратификации, носит тем самым официальный характер и, как правило, публикуется в официальном издании законодательных и иных нормативных актов.
По своему функциональному назначению нормы Конвенции делятся на две основные группы: организационно-процессуальные и материально-правовые.
Первые сконцентрированы в разд. II "Европейский Суд по правам человека" и, как видено уже из этого названия, определяют порядок формирования I Суда, его компетенцию, статус судей, внутреннюю структуру и т. п. К организационным нормам примыкают процессуальные, предмет которых — определение основных аспектов процедуры прохождения дела, процессуальных форм правоприменительной деятельности палат Суда и др. Однако в отношении, как судоустройства, так и процесса Конвенция содержит по преимуществу общие, основополагающие нормы, которые, именно потому, что являются общими, требуют детализации. Этому служит регламент Суда. Материально-правовые нормы определяют содержание правоприменительной деятельности Суда. Это нормы раздела I Конвенции "Права и свободы" и дополняющих его Протоколов.
В аспекте того, как классифицируются правовые нормы в общей теории права, эти нормы можно отнести к правоохранительным, но не в смысле карательных норм уголовно-правового характера, а в значительно более широком плане. Это нормы, которые гарантируют и в этом смысле охраняют права человека, предусмотренные Конвенцией, в тех случаях, когда это не удалось сделать в рамках национального правопорядка.
Некоторые из этих прав охраняются путем прямых запретов. Таких норм в Конвенции девять, и в качестве примера можно привести ст. 3 "Запрещение пыток", ст. 4 "Запрещение рабства и принудительного труда", ст. 3 Протокола № 4 "Запрещение высылки граждан" и т. д. Прямо запретительный характер носит и ст. 17 "Запрещение злоупотреблений правами".
Другие материально-правовые нормы также по существу носят запретительный характер, но в них запрет выражен косвенно — указанием на конкретные права, защита которых от нарушений гарантируется Конвенцией. Таких статей большинство. При этом многие из них содержат вторую часть, где оговорены возможные ограничения этих прав государственными властями, если такие ограничения установлены законом и необходимы в демократическом обществе. В соответствии со ст. 26 (с1) Конвенции Суд сам принимает его.
Действующий Регламент принят 4 ноября 1998 г. Он по объему больше Конвенции (104 статьи) и состоит из четырех разделов, которым предпослана обширная ст. 1, содержащая определение ряда основных понятий и терминов Регламента.
Нормоустанавливающее значение Регламента весьма значительно. Европейская Конвенция — краткий документ; как таковая она не могла охватить всех деталей внутренней структуры Суда и в еще большей мере — процессуальных аспектов его деятельности. Поэтому Регламент не только детализирует нормы разд. II Конвенции ("Европейский Суд по правам человека"), но и содержит такие правила, которые, будучи связаны с конвенционными нормами и развивая их, в определенном смысле можно назвать регламентарными нормами. Такова, например, ст. 39 Регламента, предусматривающая возможность так называемой срочной жалобы, о которой уже говорилось выше. В тексте Конвенции нет термина "судья-докладчик", которого Регламент наделяет значительными полномочиями в процедуре прохождения дела. Регламентом установлен принцип сбалансированного представительства полов при формировании секции Суда и его Большой Палаты, порядок голосования при принятии судебных решений и т. д. и т. п. Даже важная организационная структура Суда — "секция" предусмотрена лишь Регламентом. Суд оставил за собой и возможность отдельных отступлений от установленных в Регламенте процессуальных правил "в целях рассмотрения конкретных дел" и по "консультации со сторонами" (ст. 31).
1.3.Преамбула. В своей правоприменительной деятельности Суд; руководствуется также Преамбулой Конвенции. Конечно, в постановляющей части решений Суда, где констатируется нарушение государством-ответчиком той или иной материально-правовой нормы, не встречается указание на нарушение Преамбулы. Но в мотивировочной части, при обосновании решений и особенно при толковании положений Конвенции роль Преамбулы очевидна. В одном из своих фундаментальных решений "Голдер против Соединенного Королевства" (1975 г.) Суд указал: "Согласно ст. 31 п. 2 преамбула к договору образует неотъемлемую часть его контекста. Более того, преамбула обычно бывает полезной для определения "предмета" и "цели" конкретного международно-правового акта при его толковании".
Этой установкой Суд не раз руководствовался при решении конкретных дел исходя из того, что общие идеологизированные понятия, будучи включенными в текст Преамбулы, обретают очевидное правовое, нормативное значение.
Опираясь на Преамбулу, Суд "открыл" в Конвенции некоторые защищаемые ею права, прямо не выраженные в ее тексте. На Преамбуле основывается Суд в поисках правильного сбалансированного подхода к защите гарантированных прав лица, с одной стороны, и защите общественного интереса — с другой. Преамбулой предопределена связанность Суда принципами политической демократии, и прежде всего верховенства (господства) права.
Суд не раз подчеркивал, что его деятельность основана на принципе верховенства права — "одном из основных принципов демократического общества, на который указывается в Преамбуле Конвенции". В деле "Сёринг против Соединенного Королевства" (1989 г.), рассматривая вопрос об экстрадиции, Суд указал, что выдача лица по требованию государства, где этому лицу угрожают пытки, противоречила бы основополагающим ценностям Конвенции, о которых говорит ее Преамбула, а именно общему наследию политических традиций и идеалов уважения свободы и верховенства права. В правоприменительной деятельности Суда все эти ценности играют непреходящую роль.
По своей юридической природе Конвенция является не актом национального законодателя, а многосторонним международно-правовым договором с его характерными чертами. Это коллективное обязательство государств-участников обеспечить каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, защиту прав и свобод, определяемых в договоре (Конвенции), в сочетании с признанием наднациональной контроля ("европейского контроля") за соблюдением этих прав властями государств-участников.
Конвенцию как международно-правовой акт можно рассматривать в двух аспектах. Один из них — это место и роль Конвенции в системе современного международного права, и прежде всего такого важного его раздела, как гуманитарное право. Однако нас интересует другой аспект, а именно те черты Конвенции как международного правового договора, которые тем или иным образом определяют или сказываются на правоприменительной деятельности Суда.
В этой связи следует прежде всего указать на ратификацию как самой Конвенции, так и Протоколов к ней. Т.е. "индивидуальная" ратификация каждым отдельным государством-участником. Только после этого и сама Конвенция, и каждый из Протоколов начинают действовать в отношении данного государства.
В настоящий момент когда и Конвенция, и Протоколы ратифицированы подавляющим большинством Высоких Договаривающихся Сторон, юрисдикцию Суда признают автоматически, каких-либо особых трудностей в данной связи для правоприменительной деятельности Суда не возникает. Но так было не всегда. Принятие и даже вступление в силу почти каждого Протокола порождали такие трудности. По тем или иным причинам (в частности, опасаясь увеличения числа жалоб, многие государства-участники затягивали ратификацию Протоколов, и складывалась своеобразная "ситуация неравенства", когда очередной Протокол в отношении одних государств-членов действовал, а в отношении других — нет. Соответственно не только граждане этих последних не могли обращаться в органа Конвенции с жалобами на нарушение их прав, предусмотренный данным Протоколом, но исключались и межгосударственные споры в том случае, если одной из его сторон должно было стать государство-участник, не подписавшее или не ратифицировавшее Протокол.
Практически сегодня более значимы ратификационные оговорки. В соответствии со ст. 57 Конвенции любое государство при ее подписании или при сдаче на хранение ратификационной грамоты может применительно к любой норме Конвенции оговорить, что, хотя определенный его закон не соответствует этой норме, тем не менее на протяжении того или иного периода времени он будет оставаться действующим. При этом должно быть дано краткое изложение этого закона. Оговорки общего характера не допускаются. Суд в своей правоприменительной деятельности призван учитывать эти оговорки.
Ратификационных оговорок было сделано немало. Почти каждое государство-участник прибегало к ним. Так, например, Франция и Испания оговорили, что ст. 5 и 6 Конвенции не будут рассматриваться как препятствие для применения некоторых норм, определяющих дисциплинарный режим в вооруженных силах;
Финляндия — что она не может выполнить требование ст. 6 п. 1 о публичном судебном разбирательстве применительно к ряду своих юрисдикции, например административных судов, где законом установлен письменный процесс; Федеративная Республика Германия — что ст. 7 п. 2 будет действовать только в рамках ^ 103 п. 2 Основного закона и т. д.
Наряду с оговорками государства-участники могут сделать при ратификации так называемые заявления о толковании, смысл которых в том, что государство признает действие какой-либо нормы Конвенции в том истолковании, которое определяется особенностями правовой системы государства и дается им самим. Сама Конвенция понятия "заявление о толковании" в процедуре ратификации не знает, однако подобные заявления делались неоднократно и практически не встречали возражений при представлении ратификационных документов.
В своей правоприменительной деятельности Суд не раз учитывал оговорки и заявления о толковании.
Вместе с тем Суд счел себя компетентным рассматривать вопрос о том, соответствуют ли оговорки Конвенции, хотя она прямо не наделяет Суд подобной компетенцией. Суд посчитал, что это полномочие вытекает из ст. 32, согласно которой "в ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней". Соответственно в каждом конкретном случае Суд должен удостовериться, что оговорка отвечает требованиям ст. 57 Конвенции.
В связи с этим принципиальное значение имело решение по делу "Белилос против Швейцарии" от 29 апреля 1988 г. В ряде кантонов Швейцарии разбирательство определенных категорий преступлений возложено не на суды, а на полицейские комиссии при муниципалитетах, решения которых затем могут быть обжалованы в суд. Поэтому при ратификации Конвенции в 1974 г. Швейцария сделала "заявление о толковании", согласно которому в этой стране действие ст. 6 п. 1 признавалось только в отношении последующих стадий разбирательства по жалобе. Заявительница Марлен Белилос была оштрафована полицейской комиссией при муниципалитете Лозанны за участие в несанкционированной демонстрации.
Судом кантона и Федеральным судом ее жалобы были отклонены. В своем обращении в Страсбург заявительница утверждала, что при ее осуждении полицейской комиссией она была лишена гарантии справедливого судебного разбирательства и в то же время была лишена возможности предстать перед независимым судом.
Нарушение ст. 6 было достаточно очевидным, но чтобы признать это, Суд должен был определить свое отношение к заявлению о толковании. В решении Суда говорилось, в частности: "В данном случае похоже на то, что Швейцария желала бы исключить из сферы действия ст. 6 п. 1 некоторые категории споров и обезопасить себя от слишком широкого, на ее взгляд, толкования данной статьи. Однако Суд обязан следить за тем, чтобы обязательства, принятые в рамках Конвенции, не подвергались ограничениям, нарушающим ее требования в отношении оговорок'.
Конвенция не предусматривает различных форм ее прекращения как многостороннего международного договора. Она говорит лишь о возможности прекращения участия в ней какой-либо из Высоких Договаривающихся Сторон. Соответствующая статья Конвенции (58) называется "Денонсация".
Денонсация по воле и усмотрению самого государства свободна, но вместе с тем предполагает соблюдение определенных условий. Государство может денонсировать Конвенцию только по истечении пяти лет, считая с даты, когда оно стало участником Конвенции (п. 1 названной статьи). Таково первое условие. Второе условие: момент денонсации наступает по истечении шести месяцев после направления Генеральному секретарю Совета Европы соответствующего уведомления (там же). Третье условие: денонсация не освобождает государство, прибегнувшее к ней, от ответственности за нарушение его обязательств по Конвенции, имевших место до вступления денонсации в силу (ст. 58 п. 2).
За все время действия Конвенции был единственный случай денонсации. 12 декабря 1969 г. в период правления в Греции "черных полковников", когда стране угрожало исключение из Совета Европы, власти, опережая события, в один и тот же день объявили о выходе Греции из Совета Европы и о денонсации Конвенции. В ноябре 1974 г. Греция вновь стала членом Совета Европы и вновь ратифицировала Конвенцию.
Статья 58 п. 3 устанавливает, что государство, которое перестает быть членом Совета Европы, "перестает быть и Стороной настоящей Конвенции". При этом также действуют второе и третье условия, о которых говорилось выше. Следует, однако, особо оговорить, что прекращение членства возможно не только в порядке добровольного выхода, но и в порядке ст. 8 Устава Совета Европы, согласно которой в случае грубого нарушения государством-участником ст. 3 Устава Комитет министров, предварительно приостановив его право на представительство, может предложить ему выйти из состава Совета, а в случае отказа — принять решение, что государство, о котором идет речь, перестает состоять в Совете с даты, которую определяет сам Комитет.
Если из Конвенции следует, что во всех случаях прекращения членства государства в Совете Европы оно перестает быть стороной Конвенции (своеобразная автоматическая денонсация), то отсутствует столь же ясный ответ на вопрос: может ли государство, денонсировавшее Конвенцию, в то же время сохранить, хотя бы временно, статус члена Совета Европы? Преобладает мнение, что не может, поскольку "очевидно, что любой член Совета должен в обязательном порядке стать участником Конвенции".
Конвенция о защите прав человека и основных свобод к числу открытых для подписания не относится. В ней могут участвовать и к ней могут присоединиться и соответственно оказаться в сфере юрисдикции Европейского Суда только государства — члены Совета Европы. Если применительно к международным пактам участие в статуте Международного суда является достаточным для присоединения к пактам, то применительно к Европейской конвенции ситуация обратная; признать юрисдикцию Европейского Суда по правам человека может только государство — участник Конвенции.
Международно-правовой характер Конвенции как источника права проявляется также и в том, что Суд считает себя связанным правилами Венской конвенции о праве международных договоров (принята в 1969 г., вступила в силу в 1980 г.). Это относится прежде всего к проблеме толкования норм Европейской конвенции. Еще до вступления в силу Венской конвенции в решении прецедентного характера по делу "Голдер против Соединенного Королевства" (1975 г.) указывалось: "В качестве общего под хода к толкованию Конвенции, являющейся международным до говором, Суду следует руководствоваться Венской конвенцией, праве международных договоров"[103]. Имелась в виду прежде всего ст. 31 Венской конвенции (а также ст. 32), основные требование которой сводятся к тому, что толкование должно быть добросовестным, соответствовать обычному значению, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора. Суд строго следовал этой установке.
В государствах — членах Совета Европы вопрос о соотношении международного и внутригосударственного права решен таким образом, что нормы Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод тем или иным образом инкорпорированы в действующие в этих государствах правовые системы.
В соответствии, например, с Конституцией Российской Федерации 1993 г. международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (ст. 15 ч. 4). Сказанное полностью относится к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Сходные нормы конституционного уровня существуют и в других государствах — членах Совета Европы.
Давний доктринальный спор о том, является ли судебная практика источником права в отношении судебной практики Европейского Суда по правам человека, решается однозначно позитивно, ее правотворческая роль не отрицается.
Благодаря ей последовательно детализировался и расширялся каталог прав, находивших защиту в Суде, сжатые формулировки наполнялись широким содержанием, формулировались нормы, которые не выражены в тексте Конвенции, а в действительности в скрытом виде содержатся в ней. Близко к правотворчеству и создание в ходе многолетней правоприменительной деятельности целого ряда правовых позиций (стандартов), принципиальных установок, которые сегодня отличимы от конвенционных норм главным образом по их происхождению.
Все это могло быть создано лишь в имплицитном порядке, путем рассмотрения конкретных дел, а говоря точнее, путем судебного толкования. Оно — единственный и эффективный инструмент правотворческой деятельности Суда.
В отличие от толкования норм национального права в процессе их применения общими судами толкование норм и понятий Конвенции, данное Европейским Судом, близко по своей юридической значимости к решениям конституционных судов. Оно даже может быть названо "официальным толкованием". Более того, аксиоматичной стала формула: "нормы Конвенции действуют в том виде, как они истолкованы Судом". Она нигде не зафиксирована, но признается всеми: органами Совета Европы, государствами — участниками Конвенции, доктриной.
В 1975 г. путем непростой аргументации, в итоге достаточно острой дискуссии (о чем ниже) Суд признал наличие в ст. 6 п. 1 права на доступ к правосудию, которое claris litteris в тексте отсутствует, и уже через короткий промежуток времени появляются документы Комитета министров, исходящие из того что право на доступ к правосудию "защищается ст. 6 Европейской конвенции". Таковы, в частности, Резолюция "О судебной помощи и юридическом консультировании" 1978 г., Рекомендация "О средствах, способствующих доступу к правосудию» 1981 г. и др.
В своей правоприменительной деятельности Суд прибегал практически ко всем традиционным приемам (способам) толкования: текстуальному, системному или систематическому (Суд в своих выводах неоднократно исходил из того, что подлежащую применению статью следует рассматривать в контексте всей Конвенции или определенного ряда других ее норм), телеологическому (уточнение целей применяемой нормы) и др.
Широкое использование всех этих приемов было предопределено краткостью и лаконичностью текста Конвенции. Типичный для международно-правового акта, он более труден для применения к конкретным ситуациям, чем нормы национального права. Создатели Конвенции отчасти не могли и еще в большей мере не хотели (об этом свидетельствуют подготовительные работы) детализировать конвенционные нормы.
Для того чтобы неизменный на протяжении полувека текст не терял эффективности, требовался особый подход, выраженный самим Судом в таких не раз повторенных формулировках: "Конвенция не является застывшим правовым актом, она открыта для толкования в свете сегодняшнего дня"; "Предмет и цель Конвенции как правового акта, обеспечивающего защиту прав человека, требуют, чтобы ее нормы толковались и применялись таким образом, чтобы сделать ее гарантии реальными и эффективными". Эти два критерия — открытость Конвенции для толкования (этим подчеркивается, в частности, что оно может идти достаточно далеко) и эффективность защиты прав, а не просто их провозглашение — лежат в основе подхода, который отличал деятельность Суда, начиная со второго этапа его развития, и получил название эволютивного.
В первоначальный период действия крупных законодательных актов при судебном применении и толковании их норм весьма велика роль такого критерия, как "намерение законодателя". Суд стремится понять и максимально учесть эти намерения и соответственно достаточно строго придерживаться буквы закона. Однако с течением времени законодательный текст приобретает все большую автономию по отношению к тому, "что хотел сказать законодатель". На первый план выступает формула "что получается из сказанного законодателем в изменившихся общественных условиях", и выразителем этого процесса становится судебная практика.
Подобной схемой отмечена и взятая в историческом разрезе деятельность Суда. Сразу же, как только деятельность Суда активизировалась, она была отмечена противостоянием сторонников "либерального" и "консервативного" толкования Конвенции.
Прецедентное право Суда. При решении конкретного дела Суд, как правило, ссылается на предшествующие свои решения по данной или близкой категории дел, равно как и на решения по сопутствующим вопросам, возникшим в ходе рассмотрения данного дела. Принято ссылаться на ближайшие решения — "из числа последних". Вместе с тем особым авторитетом пользуются решения, которые можно назвать "модельными": в них впервые или наиболее детальным образом выражены соответствующие правовые позиции и установки Суда.
Если окончательный вывод Суда по конкретному делу отличается от ранее сложившейся судебной практики, Суд всегда указывает причины и приводит аргументы, обосновывающие изменение его позиции. Суд дорожит стабильностью и преемственностью своей судебной практики.
Роль судебной практики в правоприменительной деятельности такова, что дает вполне достаточное основание говорить о прецедентном праве, но в несколько особом плане. Оно не однозначно "правилу прецедента", как его понимает английское или американское право. Суд руководствуется сложившейся судебной практикой, опирается на нее, но он не обязан следовать прецеденту в строго обязательном порядке. Суд неоднократно высказывался в том смысле, что он "не связан своими предшествующими решениями".
Суд во многих ситуациях руководствуется при рассмотрении конкретных дел определенными нормативными факторами. Суд не может основывать на них свое решение по делу, но в то же время не может вынести решение, не соответствующее, а тем более противоречащее им. Кратко укажем соответствующие документы:
— Устав Совета Европы, и прежде всего его Преамбула и ст. 3, где сформулированы ведущие принципы этой международной организации: свобода личности, политическая свобода и верховенство права. Конвенция развивает и детализирует эти принципы. "Устав и Конвенция имеют общее происхождение: они порождены одной и той же идеей и вписаны в один и тот же проект". Когда при рассмотрении одного из дел ответчик обратил внимание на то, что принцип верховенства права, на который сослался Суд, отсутствует в тексте Конвенции, Суд возразил, что это не имеет значения, поскольку для него достаточно, что Устав Совета Европы, членами которого являются все государства - участники настоящей Конвенции, содержит указание на верховенство права (в Преамбуле и в ст. 3);
— иные "общие принципы права, признаваемые цивилизованными странами" (ст. 38 п. 1 (а) Устава Международного суда ООН); существует тесная связь между этими принципами и защитой прав человека, и Суд не раз обращался к ним, придавая им такое же значение, как названная выше, и другие международные юрисдикции. На стадии подготовки Конвенции значение этих принципов и важность их применения представлялись настолько очевидными, что именно по этой причине не сочли необходимым "внести в Конвенцию соответствующие предписания";
— Всеобщая декларация прав человека ООН 1948 г., на связь с которой Европейской конвенции прямо указывает ее Преамбула, и соответственно важнейшие международные пакты о правах человека, принятые в рамках ООН в развитие Всеобщей декларации, и прежде всего Пакт о гражданских и политических правах;
— Венская конвенция о праве международных договоров должна быть отмечена особо, поскольку Суд признал обязательным для себя исходить из установленных ею правил при толковании норм своего Основного закона — Европейской конвенции о защите прав человекам основных свобод.
1.Критерии определенности закона.
Понятие правовой позиции европейского суда. Это понятие, сравнительно недавно получившее самостоятельное право гражданства в юридической доктрине, пока еще не имеет достаточно четкого общепризнанного определения. В самом общем плане можно сказать, что за ним скрываются сложившиеся в правоприменительной практике установки, из которых исходят при рассмотрении конкретных дел; подтвержденные многократным применением толкования правовых понятий и норм, критерии, выработанные практикой для рассмотрения определенных категорий дел, и др.
Страсбургским судом выработано немалое число правовых позиций как путем толкования понятий и норм Конвенции, так и автономного творчества, исходящего из целей Конвенции и смысла ее ведущих принципов и норм. При этом сам термин "правовые позиции" как обобщающий в текстах решений встречается не так часто. Суд предпочитает формулировки типа: "Суд напоминает, что он всегда..." или "В своей сложившейся практике Суд..." и т. п.
В отличие от прецедента, который предопределяет решение дела по существу, правовые позиции — это лишь правовой инструментарий, использование которого Судом отнюдь не предрешает исход дела. Правовые позиции не следует смешивать и с основополагающими, "высокими" принципами права в правоприменительной деятельности. Такие принципы, формулируемые законом (а в данном случае Конвенцией), по определению обязательны для Суда, а обращение к правовым позициям и, более того, само их содержание зависят от его усмотрения. Правовые позиции — это по преимуществу практико-прикладной инструментарий правоприменительной деятельности. Но их влияние на решение дел по существу более чем весомо.
Рассмотрим выборочно несколько правовых позиций, еще раз оговорив, что рассмотрение всех таких позиций было бы равнозначно полному постатейному комментарию к Европейской конвенции, что выходит далеко за рамки данной книги.
Понятие "закон". Конвенция во многих статьях и в разных аспектах говорит о национальном законе государства-участника. Однако в конкретных ситуациях, на которые распространяются эти статьи, достаточно часто фигурирует не только закон в собственном смысле слова, но и иные нормативные акты, по большей части высокого ранга. Более того, когда речь идет о государствах-участниках из семьи общего права, роль закона в смысле Конвенции играет прецедент.
В деле "Санди тайме" против Соединенного Королевства (1978 г.) предметом жалобы был судебный запрет публикации в газете статей о лекарстве, которое, как оказалось, имело вредоносное действие, что стало основанием для предъявления многочисленных исков пострадавших к фирме-производителю. Основанием для запрета публикации был правовой институт "неуважения к суду", которое в данном случае выразилось в выводах газеты о еще незавершенном судебном процессе. Английское право расценивает это как неправомерное вмешательство в процесс отравления правосудия. Однако в то время, когда происходили эти события, институт "неуважения к праву" представлял собой сумму нескольких не вполне четких прецедентов и в его понимании Палатой лордов имелись разночтения.
В этой связи Суд посчитал нужным подчеркнуть, что понятие "закон" в смысле Конвенции, и в частности в формуле "предусмотрено законом", охватывает и закон как таковой (включая близкие к нему нормативные акты), и неписаное право.
Такое толкование понятия "закон" в смысле Конвенции достаточно очевидно. В ином случае большая часть правовой системы английского типа — common law — оказалась бы вне рамок Конвенции.
Однако у этой правовой позиции есть и более сложный аспект, который выражен Судом в понятии "определенность закона.
Закон, который, по мнению властей, нарушен поведением заявителей, согласно правовой позиции Суда должен отвечать определенным обязательным критериям, без чего он не может считаться законом в смысле Конвенции. Эти критерии определенности закона таковы:
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |