В тот период Пейн ненавидел его настолько, что даже порошок не давал расслабиться и успокоиться. Перед Саске были открыты все дороги, и он не сомневался в своей победе. Цунадэ берегла его, как хрустального, понимая, что с его помощью войдет в список тренеров, вырастивших звезду мирового класса.
Пейн знал о Саске все – знал, что его отцом был видный в то время политик, упорно продвигавший новые законодательные проекты, сулящие большие проблемы владельцам игрового бизнеса, владельцам частных развлекательных клубов, являющихся центральными узлами распространения наркотиков. Пейн знал, что эти проекты послужили причиной двойного заказного убийства – машина политика была расстреляна прямо на улице, с двух огневых точек, и Саске лишился обоих родителей – в тот роковой для Учих день жена политика тоже находилась в машине.
Саске остался на попечении брата и тот, видимо, желая отвлечь мальчика от переживаний, притащил его в спортивный клуб.
Там все и началось…
Пейн закрыл глаза и улыбнулся. И там все закончилось. Шестнадцатилетний Саске после
скандала с Цунадэ попадает в аварию, и уже не возвращается на ринг. Кончено.
А теперь ему двадцать два. Век спортсмена недолог – у Саске уже не осталось времени на то, чтобы снова завоевать ринг, так что его путь закончится здесь и сегодня.
Раз… Два… Три… Раз… Два…
Пейн поднялся с кресла и снова подошел к перилам. Саске отсчитывает ритм биения сердца Наруто. Его козырь – умение видеть противника насквозь, чувствовать его дыхание, чувствовать его пульс. Он решился. Он решил покончить с этим – уничтожить любовь, снова причинившую ему боль.
Раз… Два…
Наруто не понимает, почему Саске не нападает.
Невидимые нити напряглись и замерли, это тягучее, чуткое ожидание… Наруто поворачивается, следя глазами за Саске, а Саске не видит и не слышит ничего, кроме его сердца. Он ждет. Он будет тянуть время до последнего, пока не убедится, что ошибки не произойдет.
Наруто. Он потихоньку расслабляется, веря в то, что Саске понял его мотивы и не желает продолжать это безумие. Как же ты ошибаешься, Наруто… Береги свое сердце, береги себя, именно сейчас ты в страшной опасности, а ты считаешь, что все кончилось, что
Саске доверился…
Он не доверился, Наруто, он нашел единственный верный для него выход – избавиться от мучающих его эмоций, поэтому он выжидает.
Раз… Два… Три…
Как же ты любил, Саске, раз твой страх толкает тебя на убийство? И кого ты любил?
Две с половиной минуты. Провода вспыхивают синими огоньками сдерживаемой силы.
Недовольный гул толпы мешает сосредоточиться, и Пейн брезгливо обрывает грязноватый, заросший серым мохом провод, передающий эмоции зрителей. Это нечистые эмоции, жадные, отвратительные.
- Наруто, не верь ему, - говорит Пейн вслух. – Не верь.
Но Наруто верит. Он уже меняет стойку, его руки начинают понемногу опускаться.
Раз… Два…
Боль вгрызлась Пейну в грудную клетку, синяя вспышка ослепила на миг, а ринг превратился в медленно сменяющиеся кадры какого-то фильма.
Наруто опускается на колени одновременно с медленным возвратным движением Саске.
Удар достиг цели.
Саске выпрямляется, а Наруто беспомощно тянет ладонь к груди, и картинка услужливо поворачивается – его непонимающие глаза светлеют, теряя синеву, а потом все его тело словно сминает невидимыми безжалостными руками. Короткий миг борьбы со смертью.
Напрасно…
- Первое падение!
Саске устало проводит рукой по лицу.
А Наруто мертв.
Пейн закрывает глаза, сосредотачивается, напрашиваясь в проводники, и через несколько секунд чувствует, как что-то осторожно тянет его за рукав пиджака.
Тоненькая подрагивающая проволочка тихонько подцепляет ткань. Второй ее конец в руках стоящего у портьеры человека с невыразительным скучающим лицом. Человек смотрит на Пейна и вежливо улыбается.
Смерть держит наркоманов в запасе, зная, что может рассчитывать на их поддержку в сборе урожая, поэтому и не торопится, а иногда даже готова подыграть.
Пейн ловит последнюю эмоцию, последний сигнал реальности - горечь, подступившая к горлу Саске, мешает дышать и ему, но Пейн освобождается от этих эмоций и идет вслед за приглашающей проволокой.
Наруто. Над его головой шумит зелень, на ладонях алый сок малины. Он запрокинул голову и в бесцветных глазах отражается синева холодного неба. Здесь все холодное – холодная листва, ледяное солнце, ледяная трава. И уже нет никаких тропинок, поэтому Наруто замер в центре поляны и равнодушно смотрит вверх.
- Наруто.
Человек с невыразительным лицом стоит, прислонившись к стволу дерева, и небрежно поигрывает своей проволокой.
- Наруто… - снова зовет Пейн.
Человек улыбается и пожимает плечами, зевает, показывая широкую зубастую пасть.
- Наруто! – приходится повысить голос, и в ответ эхо доносит ехидное мерзкое хихиканье.
Пейн кладет руки на плечи Наруто, наклоняется над его запрокинутым лицом, ища признаки жизни в опустевших глазах.
- Если ты проиграешь, я сам его убью, - говорит Пейн на ухо Наруто. – Я его наизнанку выверну, я не оставлю от него ни одного целого куска. И не думай, что вы будете стоять здесь спиной к спине. Таким, как Учиха, предназначено совсем другое место.
Стоящий напротив человек поднял голову, и Пейн впервые увидел в мутноватых глазах этого существа проблеск интереса.
А в глазах Наруто отражаются белые равнодушные облака. Холодные лучи солнца трогают неподвижные губы.
Это конец, он не вернется – Саске скормил его своему страху, Саске убил его, испугавшись своего собственного движения – этого невероятного клинча, заставившего его обнять вместо того, чтобы ударить…
Стоящий у дерева человек опустил глаза. Его гибкие подвижные пальцы аккуратно укладывают проволоку в тугой моток.
- Придется подождать. – Голос Наруто.
Он внимательно смотрит на проволоку.
- Придется подождать, - повторяет он хрипло, и человек равнодушно кивает, закладывая моток в свою широко распахнувшуюся пасть.
***
Мятная прохлада освежила сознание, разошлась по телу приятной покалывающей волной.
Пейн открыл глаза и увидел своего охранника, склонившегося над его рукой. Охранник положил на стол использованный шприц, расстегнул ремешок жгута.
- Ваше сердце уже не позволяет вам употреблять такие дозы, - спокойно сказал он, раскрывая белую коробочку аптечки. – Еще один укол, - предупредил он и сломал пальцами новую ампулу. – Поддерживающий.
Пейн прислушался. Кроме дыхания охранника – больше ни одного звука.
- Чем кончился бой? – спросил он, подставляя вторую руку.
Охранник провел пальцами по сгибу его локтя, нащупывая вену:
- Парнишка поднялся. После остановки сердца… он смог подняться. Простите за любопытство, но кто научил Учиху этому удару? Это же техника наемных убийц, я такое только в фильмах видел. Этот удар не секретный, конечно, но я знаю только двух человек, которые умеют его использовать, и ни один из них не отдал бы эту технику в руки малолетнего психа.
Пейн покачал головой.
- Я видел, как он им пользуется – обычно он контролирует силу и просто сбивает ритм сердцебиения, дезориентируя противника. На этот раз он выложился полностью. Видимо, когда его учили, он еще был хорошим мальчиком. Или его таким образом пытались защитить...
- Да, выложился он полностью, - согласился охранник, убирая ампулы в аптечку. – Весь третий раунд он держал парня в углу и совсем осатанел. Тот не падает и все. Я даже подумал, что у него какая-то травма, которая его на ногах держит против воли. Потом решил – абсурд же… Руку Саске ему сломал. Ребра. Отвезли его в больницу, все по вашим распоряжениям.
Пейн опустил рукава, посмотрел на манящие искристые горки порошка, рассыпанного по столу.
- Чем закончилось?
- Второе падение через пять секунд после окончания третьего раунда, - сказал охранник, выпрямляясь. – Болевой шок, видимо. Технически Саске проиграл.
Пейн снова посмотрел на стол.
- Убери порошок. Мне нужен коньяк… И приведи сюда Саске.
- Он неадекватный совсем, - с сомнением сказал охранник. – Два шприца успокоительно вкатили, а он все равно на людей кидается.
- Усмирим, - жестко сказал Пейн. – И не таких ломали.
***
В комнате тепло млел персиковый свет. Маленькие кофейные ночники – перевернутые чашечки, расправляли по стенам робкие волнистые тени. Прозрачные блики, как огоньки свечей, отражались в спящем экране укрепленного на стене телевизора. Рядом с Наруто на узорном кремовом покрывале лежал пульт, запутавшийся в проводах от зарядки ноутбука.
- Даже не верится, что это больница, - признался Киба. – Это, блин, гостиничный номер.
Наруто здоровой рукой потянул провод, кивнул Кибе:
- Распутай мне эту хрень. Непривычно…
Киба осторожно присел рядом с ним, ощутив острый запах медикаментов и свежих бинтов. Наруто поднял на него глаза - утомленные, странные - и быстро отвел взгляд.
- Я тут взялся сериал смотреть… Про мента, который в прошлое попал. Хочешь, с первой серии поставлю?
- А ты на какой? – Киба посмотрел на экран.
- На двенадцатой… если бы он не ныл постоянно про то, как ему хочется обратно домой, я бы сценаристу памятник при жизни поставил. Этот мент не совсем в прошлое попал, он просто в коме, а пока он в коме…
- Скучно тебе, да? – спросил Киба.
Наруто вздохнул:
- Выруби его…
Киба послушно коснулся пальцами тачпада – изображение сжалось и сменилось безликой синевой рабочего стола. Переставив ноутбук с колен Наруто на маленький столик, он смотал провод и положил его рядом.
- Не скучно, - проговорил Наруто. – Мне же разрешили посещения… Сегодня была Сакура… Она, оказывается, медсестра по образованию! Поэтому и пришлось ее выпереть побыстрее, чтобы к дополнительным услугам не перешла. Маму тоже сегодня удалось выгнать. Она вон там спала. – Наруто кивнул на маленькую кушетку, стоящую напротив.
– Я с ней тут чуть с ума не сошел за две недели. Цунадэ забегала… Диски принесла. Пару сериалов и какую-то хрень про пингвинов.
Киба взял со столика диск, раскрыл плоскую коробку:
- Это Animal Planet.
- Мне от этого не легче.
Киба положил диск обратно, успел заметить болезненное неловкое движение Наруто и безотчетно положил руку на его бедро – легкая ткань штанов скользнула по коже.
Наруто не повернул головы, он так и застыл, глядя на качающиеся за окном тревожные верхушки деревьев.
- Сай сказал, что он должен вернуть тебе долг, - сказал Киба. – Шикамару считает, что нужно приехать к тебе и настоять на лоботомии. Так что скоро будет не так уж и скучно.
Наруто искоса взглянул на него, и под темными густыми ресницами Киба увидел настойчивый невысказанный вопрос.
- Саске… - Киба остановился, не зная, как сказать правду так, чтобы она не причинила ему боли.
Пауза затянулась, и Наруто поспешно прервал ее:
- Он постоянно спрашивал: ради чего? Только мне было не до объяснений. Я хотел, чтобы он сам понял. Ради чего…
Наруто натянуто улыбнулся, и медленно, словно находился под водой, опрокинулся назад, на высоко поднятую подушку.
- А ради чего, Наруто? – осторожно спросил Киба, заметив, что его взгляд остановился и только отблески маленьких ночников придавали его глазам прежнюю глубину.
Наруто поморщился, глубоко вдохнул и потянул ладонь к груди.
- Болит?
- Сердце, - хмуро ответил Наруто и сразу же перевел тему: – Один очень умный человек сказал: «Когда ты голоден, это вопрос физиологии, когда голоден кто-то другой, это вопрос этики». Не смотри на меня так, сейчас я примусь городить чушь. Мне тут пришлось о многом подумать, включая вопрос: какого хрена я туда сунулся. Это вопрос этики, Киба.
Киба осторожно тронул пальцами его лоб – холодный.
- Тридцать пять и пять, - сказал Наруто. – Но я понимаю твою реакцию. Будешь слушать дальше?
- Буду, - согласился Киба, сел поудобнее, рассматривая лежащего перед ним Наруто.
Беззащитный, открытый под теплым светом ничьих ламп, с болезненной складкой пересохших губ. Белая футболка нервно смята, и весь он истаявший, ранимо-детский. Поверить в то, что такому мальчишке удалось продержаться девять минут против Саске – невозможно.
Может, Учиха не особо старался?
Сломанные ребра, открытый перелом руки, внутренние повреждения, сотрясение мозга. Учиха старался. Он готов был убить Наруто, только бы не дать ему ответить на заданный вопрос. Но сам же задавал его снова и снова…
- Продолжай, - подбодрил Киба умолкшего Наруто.
- А ты попить дашь?
- Нет, блядь, не дам! Что ты как маленький…
Киба нашел в тумбочке бутылку воды, открутил крышку.
- Держи.
Наруто сделал несколько глотков и медленно коснулся кончиком языка уголка повлажневших губ.
- Цитату помнишь? То же самое. Если бьют меня, то это вопрос физиологии, если другого – вопрос этики. Пройти мимо, оставить все, как есть – значит, плюнуть на этику, а я не сторонник теории непротивления. Пока я сидел дома и глазел в окошко, я много думал о том, что в мире делают со злом… Оказалось – ничего. Но я так не хочу, кто-то должен что-то менять, понимаешь? Дело не только в Саске, дело во мне самом. Я не могу себе позволить остаться в стороне, иначе вся жизнь будет бессмысленной. Не веришь? – Наруто, увидев, что Киба с сомнением покачал головой, повысил голос: - Я понял – можно сказать, что все кругом дерьмо, и тогда придется его и жрать. Можно сказать – это судьба, так было и будет всегда, каждый сам за себя, но судьба хороша только тогда, когда покупаешь лотерейный билет, а если на твоих глазах она убивает твоего друга – надо наступать ей на глотку.
Наруто устало прикрыл глаза, снова потянул руку к груди, и Кибе до смертельной боли захотелось тут же встать, поймать такси и всеми правдами и неправдами заставить Учиху поднять задницу и приехать сюда – в комнату, где под теплым одиноким светом парень с ноющим сердцем доказывает свое право защищать каких-то мудаков…
Было стыдно и тошно за себя самого, за то, что когда-то мыслил похоже, только не знал умных цитат, за то, что так быстро сдался и решил, что достаточно будет ставить раненых на ноги, но не принимать на себя предназначенные другим удары. За то, что малодушно заключил сделку с совестью, и старался думать только о том, что помощь постфактум – тоже важна и нужна, что и этим можно обойтись…
За то, что боялся.
- Наруто, - сказал Киба. – Люди не идут на это не потому, что им все равно. Просто в каждого из нас вбит страх. Любая помощь другому – риск себе. Ты прости, что я так говорю… И притом… Ты со своей этикой тоже косячишь всерьез. Это я тебе, как пострадавший, говорю.
Наруто открыл глаза, настороженно посмотрел на него, но, увидев знакомую улыбку, несмело улыбнулся в ответ и приподнялся, опираясь здоровой рукой на кровать.
- Это была не этика, - ответил он. – Это я просто как мудак поступил. Есть у меня такая особенность.
Наруто немного подвинулся:
- Бери ноут и залазь.
Киба послушался его, прилег рядом, прижавшись плечом к его плечу.
- Раз сериал, то можно с середины. Я понял, что мент попал в кому и теперь у него глюки.
- Да, - сказал Наруто. – Двенадцатая серия.
Киба нашел и открыл папку, помедлил еще немного:
- Значит, это был выпад против судьбы Саске?
- Не только, - спокойно ответил Наруто. – Еще я люблю его… В общем, вот этот мент. А это – его начальник, такой неадекватный тип сборки семидесятых…
Киба откинулся назад, а Наруто положил лохматую голову на его плечо. Его сердце билось странно и сдержанно, словно боясь расплескать непроходящую боль.
В нем было заключено что-то пугающее, нечеловеческое, слепое и отчаянное – оно было в его крови, непокорное и наивное, и Киба чувствовал это всей кожей.
Киба знал, что такие люди – несчастные случаи, роковые ошибки, идеалисты и мечтатели, неспособные к выживанию. Они легко перебегают дорогу на красный свет, но уступят дорогу детям, идущим хоронить хомячка. Такие люди встречают рассветы на крышах и точно знают цену жизни, но это не мешает им лезть на разборки в толпу пьяного быдла.
Они всегда во что-то верят, они находят для себя самые невероятные пути и обязательно гибнут, не пройдя и половины.
Их влекут недостижимые цели, они ставят свое счастье и здоровье на розыгрыш пьяненькой справедливости и ее циничной сестренке-правде, которые из года в год играют в карты на тертом столе большого города.
Они проигрывают. Они попадают в больницы… Они продолжают верить и любить.
Киба неосознанно сжал пальцами плечо Наруто, и тот поднял на него удивленные глаза.
- О помощи… - срывающимся голосом сказал Киба. – Подумай еще раз о помощи. Мало кто знает…
…что такое первоклассный варщик. Мало кто знает, что для приготовления отличного «винта» нужно не только знание пропорций и составляющих, но и особое, безошибочное чутье, позволяющее на глазок определить качество наркотика по цвету и запаху.
Первоклассный варщик наркоманской братией любого неблагополучного района ценится на вес золота.
В том районе, где родился и вырос Киба, варщиков было двое, и они исправно снабжали местных постоянными дозами. Им наркоманы доверяли самое ценное – свою издерганную психику, падкую на медленную эйфорию. Ну, и жизнь, конечно, тоже, но о ней вспоминалось реже, по правилу «умрет кто угодно, но не я». Правило действовало на живых, мертвые уже не могли выразить свою точку зрения на этот спорный вопрос, хотя, по мнению Кибы, им было бы что сказать.
Кто-то отъезжал на ступеньках, захлебываясь пеной, кто-то тихонько угасал дома, но эти случаи быстро забывались и удостаивались порой довольно вдумчивых комментариев по поводу неуместной жадности, приведшей к передозу. Иногда подводило и качество – в состав "винта" входит ацетон и бензин, которые при неправильных пропорциях способны выжечь вены изнутри.
"Винт" жил на улицах равноправным жителем, был другом, соседом, братом, смыслом и целью. Его дешевая власть стирала лица настоящих друзей и братьев, сминая их в одну серую массу, сквозь которую, как ни старайся, не разглядишь больше ничего родного и близкого.
Киба смотрел на мир другими глазами – его организм с первой же дозы устроил ему жесточайшую выволочку, и тем самым спас его от дальнейших экспериментов. Отказываться от пробы смысла не было – так жил весь район.
Запахи мочи и кислятины, растворенные в кипятке бульонные кубики на завтрак, обед и ужин. Стойкая горечь дешевых сигарет, медицинский спирт, фенозепам, которым было очень удобно похмеляться.
Летом – ночевки на трейлерной базе, где всегда можно было перехватить денег на разгрузках. Зимой – теплотрассы, а потом, после ночевок вповалку на прикрытой картоном стекловате – бензилбензоат, вонючий и жгучий.
Киба ничем не отличался от своих сверстников. Так же приходил на общий костер, вокруг которого собирались малолетние тошнотики-стрелки, перемазанные клеем, так же знал, какая жидкость для очистки стекол годится для питья, а какая грозит слепотой.
Все было относительно мирно до тех пор, пока ему не исполнилось четырнадцать – именно тогда в районе появился первый варщик, и жизнь понеслась по страшным, накатанным рельсам – утром поиски денег, вечером эйфория.
Первая доза обернулась для него долгой и мучительной рвотой – вплоть до кровотечения, и тогда Киба понял, что "винт" не для него – а спустя еще полгода понял, что он теперь не относится к привычному кругу своих друзей. Он не искал денег по утрам и вечерами ложился спать, выматываясь на разгрузках рыночных фур.
Он не понимал их разговоры, не мог часами сидеть рядом, пока они закрашивают школьные тетради – лист за листом, дочерна, без единого пробела. Не мог терпеть сосредоточенную больную тишину, оставляющую каждого наедине со своими мыслями. Ему было страшно и одиноко, привычный грязноватый мирок утонул в эйфории, а изменений не предвиделось, и оставалось только сидеть ночами и пить чай из рыжеватого ржавого чайника.
Плюнуть на все и радоваться жизни Кибе не давало особое, обостренное чувство товарищества. Он не мог понять, почему "винт" оказался сильнее общего прошлого, сильнее, чем первые слезы под разбитым стеклом подъездной форточки и слова утешения в ответ на сорванный страшный крик.
Сильнее, чем общие сигареты, с таким трудом попадающие в ментовские клетки, сильнее, чем оранжевые отблески костра в знакомых глазах – таких же, как у него самого, задумчивых и детских.
Кибе казалось, что всеобщее помешательство – временно, как был временным бум на натрия оксибутират, закончившийся арестом бабульки-торговки, как накатила и откатилась волна омертвения под дешевым димедролом и фенозепамом.
Время шло, а "винт" не отступал. Он расползался чудовищным чернильным пятном, и многие из знакомых Кибы уже не выглядели его ровесниками – потеряв зубы, истощенные, они смахивали на старых бомжей, над которыми раньше смеялись…
…Киба перевел дыхание – ему нечасто приходилось рассказывать так много, так долго, но
Наруто смотрел на него странно-внимательно:
- Я слушаю, - сказал он. – Только не все слова понимаю.
Киба хотел было пуститься в объяснения, но потом махнул рукой:
- Все это просто чертова дешевая наркота. Не обращай внимания. Главное – пойми, я тоже верил в дружбу, любовь и хуй знает еще во что. Как ребенок верил, как дурак последний, и до сих пор боюсь себе признаться, что я с этим всем сделал… К весне случилось «несчастье». Одного варщика закрыли, а второй отъехал от собственного "винта"...
Киба прижался лбом к щеке Наруто:
- Знаешь, почему я школу закончил? Я химию любил. Очень. Только из-за нее и ходил туда, хотя это было непросто. А теперь слушай внимательно – я не был эгоистом и не хотел таким образом вернуть друзей, я хотел им помочь… Так, как помогал сигаретами, деньгами, ночевками, словами… Я не мог ничего поделать, я не мог смотреть на то, как они мучаются без своего привычного кайфа, я уже не узнавал их, я не знал, о чем они думают и чем живут, но не мог видеть их боль. А потом оказалось, что я и есть тот самый первоклассный варщик.
…Они умирали по одному, как по расписанию – смерть в сезон. Весна. Подснежники и запоздалый мороз возле обледенелых дверей морга. Лето. Сладкий навязчивый запах тления из запертой наглухо комнаты. Зима. Опять грязные ступени и сероватая пена. Выжившие все с большей настойчивостью тянулись за своими дозами, линолеум на кухне
пропитался запахом ацетона, стоки раковин были забиты мокрой ватой, а в аптеках уже отказывались продавать шприцы-инсулинки.
- Я не знал, что делать дальше, - признался Киба, глядя перед собой сухими блестящими глазами. – Я не мог отказаться этим заниматься, потому что я был один, а они уже не узнавали меня, ничего не помнили, и каждый за свою дозу был готов на убийство …
Примерно в это время и появился Саске. Он быстро и легко заявил о себе, определил свое положение в нехитрой иерархии, впрочем, оставшись чуть отстраненным. "Винт" ему был даром не нужен, но за происходящим он наблюдал с неподдельным интересом, и чаще всего останавливался взглядом на Кибе, словно пытаясь разгадать его мотивы.
Жил он в соседнем доме. Снимал квартиру, платил за нее вовремя и полностью, исчезал куда-то ночами, днем обычно отсыпался, а вечерами выходил во двор, молча слушал нехитрые наркоманские разговоры, иногда подбрасывал денег и сигарет, но о себе особо не распространялся, даже когда начинали расспрашивать.
Киба знал, что Саске как-то попал в список жертв, которых полагалось «поставить на место» нехитрым способом, но Саске выкрутился с блеском, даже не доводя дело до драки, якобы в шутку продемонстрировав свой удар, от которого на атласном стволе молодой рябинки осталась вмятина, неглубокая, но внушавшая уважение.
Киба относился к нему настороженно. В Саске было что-то ядовитое, горькое, и Киба, как варщик, мог сравнивать его только с одной известной ему отравой. Та же гремучая смесь, сжигающая вены, останавливающая дыхание и сердце, та же дрянь…
- Я с ним даже разговаривать не хотел. – Киба посмотрел на Наруто. – Вряд ли ты поймешь это чувство, раз так к нему относишься…
- Значит, разговаривать начал он? – уточнил Наруто.
- Да… - Киба обреченно покачал головой. – Он меня наизнанку вывернул… Сказал: убийца. Я так этого боялся, а он сказал напрямую. Только от него я узнал, что "винт" легок на синдром отказа… Я не мог этого знать – сам не употреблял. Наруто…
Наруто задумчиво провел пальцами по теплой крышке ноутбука, искоса посмотрел на Кибу.
- Помощь, - сказал Киба. – И не только помощь, но и все, что в тебе есть хорошего, все, что ты считаешь важным – это все слепое и беззащитное… Все это так легко обмануть, а потом загнать в смертельный тупик. Ладно… это я все и всегда делал неправильно, может, тебе повезет больше. Но ты просто знай, что ты своей этикой можешь убить и его, и себя.
Наруто ничего не ответил. Тишина маленькой уютной палаты сдавила виски, а бесшумные качающиеся верхушки деревьев за окном показались Кибе ожившими спрутами прошлого. Если бы не тепло рядом, если бы не запах бинтов и не биение сердца
Наруто, он, наверное, не выдержал бы себя самого и снова бы проклял всю свою жизнь и слабохарактерность – так, как проклинал раньше, с ненавистью, остервенением.
- Так, значит, получилось, - вяло проговорил Наруто. – И ты до сих пор за это расплачиваешься…
- Я не расплачиваюсь, - твердо сказал Киба. – Это уже совсем другая история, она не имеет ничего общего с помощью. Саске не собирался мне помогать, просто ему было скучно…
…- Мне скучно, - сказал Саске, глядя из подъездных окон на серую морось поздней и грязной осени. - Я придумал себе нормальную жизнь и могу взять тебя с собой в качестве ее начального этапа. – Он задумался, аккуратно затушил окурок в жестяной банке-пепельнице. – Начать нормальную жизнь с акта спасения убийцы-моралиста…
Впечатляюще.
Киба стоял рядом, прижавшись лбом к стеклу. На улице плыли и мерзли лоснящиеся бензином лужи.
- Ты мне не веришь, - констатировал Саске, посмотрев на него. – И не верь. Но мне нет смысла тебя кидать или подставлять – ты мне неинтересен. Тратить силы на то, чтобы причинить боль такому, как ты – глупость.
Этого Киба не ожидал. Заинтересованные взгляды Саске, его внезапное предложение бросить все и перебраться в другой конец города… Все это невольно наводило на мысль, что у Саске есть свой собственный и скрытый к нему интерес.
- Думай быстрее, - сказал Саске. – Или оставайся здесь и продолжай «спасать» своих ублюдков, пока кто-нибудь из них тебя не прикончит.
- Уйти отсюда… куда? – осторожно спросил Киба.
- У меня теперь есть квартира, - отозвался Саске. – Досталась по милости ожившего покойничка… Юго-запад, хороший райончик и ни одного дебила с бензином в венах в ближайшем соседстве.
Юго-запад. Старые парки, река, которая, выбравшись из центра города, освободилась от гранитных оков и добралась до высокого ажурного акведука, под которым разлеглась уставшим гончим псом. Просторные дворы, раскрашенные в радужное разноцветье детские площадки, маленькие магазины и бары, престижные аптеки…
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |