- Что? – непонимающе нахмурился Вильгельм.
- Я вот об этом, - Шеллер поднял на уровень своего лица ключи от дома Билла. – Они очень мило торчали в замке. Одинокие и покинутые.
- Чёрт… - Билл клацнул зубами от досады, забирая ключи. – Ты спасаешь меня уже во второй раз.
«В третий, дружок, в тре-ти-и-ий…», - про себя закатил глаза Томас.
- Не благодари. – Он выглянул из-за спины Каулитца, заметив в коридоре несколько стопок книг. – Ты ещё не до конца разобрал вещи?
- Нет, уже всё разобрано. Вся беда в том, что я не умею сидеть спокойно, - он махнул рукой в сторону гостиной. – Собираюсь передвинуть книжный шкаф.
- Вот как… Может, тебе помочь?
Билл задумался… Вообще, предложение Томаса было очень кстати, поскольку даже такая мера, как полная разгрузка шкафа, не делала его менее громоздким и тяжеловесным, ибо весил он прилично даже в разгруженном состоянии.
- Да, - наконец, ответил Каулитц, посторонившись и пропуская гостя в дом, - это было бы здорово.
Едва молодые люди зашли в зал, как Скотти, до этого спокойно сидевший возле дивана, подбежал к пожаловавшему вместе с хозяином Шеллеру. Пёс обнюхал джинсы пришельца, затем поднял морду, заглянув ему в глаза, и... к огромному удивлению Вильгельма приветливо завилял хвостом. Том же чуть наклонился и потрепал лабрадора по массивной голове, чем ещё больше поразил застывшего на месте Билла.
- Что такое? – спросил Том, заметив изумлённый взгляд соседа.
- Скотти недолюбливает незнакомцев, я впервые вижу, чтобы он так себя вёл.
- Да брось, серьёзно? – насмешливо поинтересовался Томас, встав перед Скотти на колени и подав ему ладонь – пёс сразу вложил в неё лапу.
- Как ты это делаешь? – теперь Билл был окончательно добит.
«Никак. Он во мне чует своего», - но этого оборотень, конечно, сказать не мог…
- Магия, - усмехнулся он, вставая напротив Каулитца. – Ну и? Что и куда нужно передвинуть?
- Вот, - Билл приблизился к шкафу и похлопал ладонью по его панели, - надо передвинуть эту громадину к серванту.
- Так давай сделаем это, - Том встал с другой стороны и взялся за углы. А сейчас надо быть максимально осторожным в своих действиях, и он это знал…
Кровь оборотня умножала его силу в несколько раз, и, если быть откровенным, Томас мог бы и в одиночку спокойно передвинуть этот предмет мебели, чья масса явно не укладывалась в одну сотню килограммов. Шеллер был значительно сильнее обычного человека, но демонстрировать это просто так, пожалуй, незачем. Только не в этом случае… Пока он находится среди людей, он и сам должен быть как можно больше похожим на них. Правда, разыгрывать комедию о том, что ему приходится напрягаться, чтобы передвинуть шкаф, казалось Тому довольно смешным. Но зато вдвоём они быстро управились, и скоро мебельный гигант был задвинут на нужное Каулитцу место. Однако следом случилось то, чего не ожидал ни Билл, ни сам Том…
Рука Шеллера случайно соскользнула вдоль по острому углу выступающей полки, когда он вместе с Биллом выравнивал шкаф по стене. И по внутренней стороне ладони протянулась ярко-алая продолговатая царапина… Томас болезненно зашипел и сжал пострадавшую кисть в кулак, и последнее, что увидел Каулитц – это выступившие на коже ладони оборотня капли крови.
- Том, у тебя…
Но слова застряли в горле, когда Том вновь разжал кулак, посмотрев на ладонь. На ней не было ни крови, ни царапины. Ровная, гладкая, чистая кожа без единого намёка на какие бы то ни было повреждения. Но Вильгельм был готов поклясться чем угодно – он видел кровь!
- У меня – что? – с ехидной усмешкой поинтересовался Шеллер, стараясь сохранять спокойствие хотя бы внешне. Потому что внутри него всё похолодело, а сердце будто покрылось коркой льда…
«Господи Боже мой… он всё видел? Нет, только не это…»
- Кровь, - выдавил из себя Каулитц, не отрывая шокированного взора от руки волка.
- Разве? – Томас продемонстрировал ему ладонь с обеих сторон. – Где?
Билл на миг почувствовал себя идиотом, но лишь на миг. В следующий момент ему показалось, что это именно Том делает из него деревенского дурачка. Он видел кровь. Это не было призрачным видением, вызванным помутнением рассудка. Кровь была. Была, чёрт подери! Но, с другой стороны… Как она могла испариться всего лишь за секунду? И та царапина тоже исчезла! Как такое может быть? Но факт есть факт: царапина была – а теперь от неё не осталось и следа. Хотя, это слишком тянуло на мистику… Царапина не могла исчезнуть просто так. Но Билл не верил в мистику! Для него её просто не существовало. Может быть, Каулитцу и впрямь привиделось? Какого дьявола здесь вообще творится? До этого дня он считал себя в достаточной мере адекватным человеком, способным не менее адекватно оценивать происходящее. Что могло вдруг случиться?
- Нигде, - с жалкой улыбкой ответил он, чуть качнув головой, - наверно, мне просто показалось. Или тень так упала…
Ненадолго Том почувствовал облегчение. Он видел, что Билл и сам-то весьма слабо верит в то, что говорит – это читалось в его полных смятения глазах, это чувствовалось по неуверенности, прокравшейся хитрой лисицей в его голос. Но всё-таки, он не начал придираться к увиденному, а это означало только одно: парень мечется, не в силах понять, что же он на самом деле видел?
«Лучше забудь это, как страшный сон», - взмолился Томас, надеясь на благоразумие Каулитца.
Том не стал задерживаться и, как только шкаф был водворён на место, сославшись на наличие дел, он попрощался с Биллом и вернулся в особняк. Оборотня поражала вся абсурдность складывающейся ситуации – он так старался ничем не отличаться от обычных смертных людей, и до встречи с Биллом всё шло ровно и так, как ему и хотелось. Но вот он встречает этого смертного, и всё начинает идти наперекосяк. Он попадается едва ли не с первой минуты их знакомства, и всему виной то чёртово серебряное кольцо, которое Шеллер удивительным образом не заметил, а затем благополучно обжёгся об него. Его даже передёрнуло от одной только мысли о серебре… И потом – Том был далеко не дурак, и он понимал, что его поведение могло навести Каулитца на совершенно ненужные волку подозрения. Да, он понимал, что его уклончивые ответы на вопросы Вильгельма звучат по меньшей мере неубедительно, но что он мог поделать? Его жутко раздражали мысли о том, что кто-то может приблизиться к разгадке его тайны, и следствием этого являлось его странное, по мнению Билла, поведение. Да хотя, что уж там… Шеллер мог поставить себя на место Каулитца и понять, что будь он Биллом, он бы тоже заподозрил неладное. А апофеозом всего этого сумасшедшего дома стал инцидент, случившийся всего несколько минут назад в доме Каулитца. И сомневаться было бы глупо – Билл и впрямь всё видел, но он пока не знает, как это объяснить. Возможно, он и сейчас думает об этом, перебирает все вероятные варианты, позволяющие пояснить увиденное им нечто. Тому же оставалось надеяться на то, что его сосед придёт к тому самому варианту, что ему просто показалось. Почему? Потому что так будет безопаснее для него.
Вместе с бессмертием к нему пришла способность быстрого самовосстановления – он не боялся сломать себе что-то или серьёзно пораниться, потому что на его теле, как и внутри него, всё заживало с невероятной скоростью, стоило только появиться какому бы то ни было повреждению. Этому-то, к сожалению оборотня, и стал свидетелем Билл… Тому было нипочём оружие смертных, а то самое оружие, которого он боялся, которое могло навредить ему и принести страшную боль, лежало сейчас в его тайнике за картиной. Но… есть и ещё одно оружие, помимо серебряного кинжала Патриции Вайдунг, которое может отнять жизнь оборотня.
Том подошёл к огромному зеркалу, висящему на стене в холле, отражавшего Шеллера в полный рост. Он медленно расстегнул все пуговицы на своей рубашке и распахнул её борта в стороны. По его груди протянулись четыре длинных, широких шрама, белеющих на загорелой коже. А при более пристальном и внимательном рассмотрении было несложно догадаться, что это не что иное, а следы от когтей. Волчьих когтей. И эти шрамы ему оставил Адриан. Том прекрасно помнил тот день, когда это случилось, и что было этому предпосылкой. Он помнил это так, будто это случилось только вчера, но на деле же прошло почти шестьдесят лет.
Когда это случилось, братья жили далеко от Геберсдорфа, примерно в шестистах милях. То был тысяча девятьсот пятьдесят четвёртый год… Том, больше предпочитающий оседлый и размеренный образ жизни, практически не покидал тот городок, в котором они с Адрианом обосновались на тот момент. Так он надеялся хотя бы ненадолго сбежать от своей волчьей сущности, не вспоминать о ней и жить, как все нормальные люди. И уж тем более его особенно не интересовало, чем занимал себя старший братец, который едва ли не каждую ночь позволял волку захватить себя, а затем скрывался под покровом темноты, рыща по лесам и дубравам. Иногда он пропадал днями, неделями, но Том не обращал на это внимания… о чём очень скоро ему пришлось пожалеть. Однажды Адриан пропал почти на месяц, и тогда-то младшего Шеллера начало грызть своими острыми зубами нехорошее предчувствие… Но не за Адриана. А за то, что брат мог натворить, и вскоре Томас понял, что он не ошибся.
До него дошли вести о том, что в одном небольшом городке, расположенном едва ли не в лесу, произошла трагедия. Четыре человека ушли в чащу Геберсдорфа и не вернулись… Больше их никто не видел. Они словно просто испарились, не оставив и следа…
- Где ты пропадал всё это время, Адриан? – спросил Том у брата, когда тот соизволил, наконец, вернуться. – Тебя не было почти месяц, и ты думаешь, что сможешь уйти от объяснений?
- Похоже, ты не слишком-то волновался за меня, братишка, - насмешливо отозвался Адриан, не спеша переходить непосредственно к главной части своего повествования.
- С чего бы я должен за тебя волноваться? Вернее, за такого, как ты?
- Я не вижу связи и логики в твоих вопросах. Если нет смысла обо мне беспокоиться, то к чему все эти расспросы?
- Я хочу знать, где ты был. Или у тебя язык отсохнет, если ты мне ответишь?
- А если не отвечу?
- Отвечай на вопрос, чёрт возьми! – рявкнул Том, ударив брата в грудь, да так, что тот отлетел к стене. – Где ты был? – делая паузу после каждого слова, прорычал он. – Геберсдорф, - глаза его начали менять цвет, превращаясь из тёмно-карих в медно-жёлтые, - ты был в Геберсдорфе, сукин ты сын, - ладонь оборотня сжала шею Адриана.
- Волчье предчувствие тебя не подводит, правда, братишка? – Адриан вцепился в руку Томаса. – Но ты прав. Это был я. И это я убил их.
- За что? За что, Адриан? – речь Тома всё меньше напоминала человеческую… гнев заставлял его отречься от человеческой половины, уступая власть волку, и он ничего не мог с этим поделать.
- Они всё видели. Они узнали, кто я, - прошипел старший Шеллер, оттолкнув от себя безуспешно борющегося с оборотнем внутри себя Томаса. – Или ты предпочёл бы, чтобы люди узнали о нас? Ты этого хочешь?
- О нет, - оскалился Том, - если ты допустил это, это значит только одно. Ты сам захотел, чтобы люди узнали о тебе, ты позволил им, в этом только твоя вина!
И Том набросился на него, окончательно превратившись в огромного волка, пышущего убийственной яростью. Сбив Адриана с ног, он повалил его на пол, придавив грудь брата мощной когтистой лапой. Челюсти Томаса щёлкнули в жалких дюймах от лица Адриана, но тот успел увернуться в самую последнюю секунду.
- Ну, будь по-твоему, - с леденящей душу улыбкой произнёс он и за несколько мгновений обернулся волком, сбросив с себя гневно рычащего брата.
Два волка застыли друг напротив друга, напряжённо прижав уши, мышцы каждого из них были напряжены до предела, словно их наполнила сталь. И каждый ждал, когда противник нападёт первым… И первым напал Том.
Он сделал резкий выпад вперёд, полоснув Адриана по левой передней лапе – серебристо-серую шерсть мгновенно окрасила кровь. Томас с силой ударил опешившего брата лбом в грудь, выбив воздух из его лёгких. Но и Адриан не остался в долгу… Опомнившись после столь молниеносной атаки, он развернулся к брату и вонзил когти в его грудь, заставив Тома болезненно взвыть. Но плескавшаяся внутри всего его существа ярость оказалась сильнее – он схватил Адриана острыми, как бритвы, зубами за шкирку и отшвырнул его к стене. Старший Шеллер быстро вскочил на лапы и хотел уже было наброситься на младшего в ответ, но… остановился, резко мотнув хвостом. И Том тоже замер, ожидая его следующего хода, однако его не последовало. Адриан стрелой промчался мимо него, вылетев на улицу, и сразу направился к лесу, скрываемый беспроглядным мраком ночи.
Да. Убийство брата не было его первоочерёдной задачей, иначе он останется совершенно один – это Томас понял. Но убийство тех четырёх невинных людей он простить Адриану не смог и до сих пор. И никогда простить не сможет…
- Утешает, конечно, слабо, - усмехнулся Том, проведя пальцами по шрамам, - но на твоём плече есть точно такие же отметины, и нанесены они мной. Хотя бы они будут напоминать тебе о совершённом тобой ужасе, если я ничего сделать не в силах.
Он застегнул рубашку и отошёл от зеркала, мрачно скрестив руки на груди. Эти воспоминания давили на него, поднимая со дна памяти мерзкий осадок. Отчасти он чувствовал и свою вину за смерть тех людей, даже несмотря на то, что грех этот полностью лежал на Адриане. И как же тут быть? Как и чем можно оправдать гибель четырёх человеческих душ? Томас знал, что Адриан ничуть не раскаивается за содеянное, и если уж он единожды запятнал себя невинной кровью, то ничто не помешает ему сделать это снова.
Сейчас в зоне опасности находится Билл, и ещё одну смерть Том точно не допустит.
Часть VIII
Томас мчался по ночному лесу со скоростью пущенной из лука стрелы, почти не разбирая дороги. Он и хотел бы остановиться, но не мог… что-то неудержимо влекло его вперёд. Его лапы взрывали землю, увязая в размягчённом дождём чернозёме. Ледяной дождь непрерывно лился из сгустившихся над чащей свинцово-серых туч, нещадно обрушивая свои потоки на замёрзшую землю. Голые, почерневшие от холода ветви орешника и клёна хлестали оборотня по бокам, словно желая остановить его, но Том продолжал упрямо мчаться дальше, в самую глубину геберсдорфского леса, хоть и не понимал, зачем он это делает? Что он делает здесь, в такой час и в такую погоду? Казалось бы, два самых элементарных вопроса, но Томас не мог отыскать ответы на них в глубинах своего сознания, как бы он ни старался. Но почему? Что привело его сюда?
Он уже смертельно устал, ему было тяжело дышать, сердце надрывно колотилось в его груди, грозясь вот-вот проломить внезапно ставшие хрупкими рёбра, но надо бежать, бежать… Шерсть его отяжелела из-за впитавшейся в неё воды, и теперь сильно осложняла передвижение, тянула к земле, но Шеллер отчаянно пытался забыть о том, что силы его уже на исходе, что они так стремительно покидали его тело. Он ловко лавировал меж чёрных, необъятных сосновых стволов, уворачивался от нависших на его пути еловых лап с острыми иглами, с разбегу перепрыгивал через поваленные бурей, полуистлевшие деревья. Капли дождя просачивались сквозь густую шерсть, неприятно холодя разгорячённую долгим бегом кожу, заливали глаза, попадая в нос и пасть… Том фыркал, отплёвывался, но всё равно нёсся вперёд. Не понятно, куда, не понятно, зачем.
«Всё, хватит… Не могу больше…», - задыхаясь, остановился оборотень.
Он тяжко привалился боком к невысокой молодой сосне, пошатнув её своим весом. Опустив голову, он судорожно вдыхал холодный воздух, и дыхание его было таким хриплым, частым и прерывистым, что, казалось, лёгкие вот-вот взорвутся… Его лапы гудели, колени подгибались, хотелось рухнуть прямо здесь, под этой самой сосной, и долго-долго не вставать… И пусть здесь мерзко, грязно и сыро, пусть сверху льёт дождь – Тому сейчас было наплевать на всё.
«Я пришёл сюда – и даже не знаю, для чего. Неужели я начинаю сходить с ума? – Томас гневно зарычал, проведя лапой по смешанной с хвоей глине. – Или я не имею права знать, что меня привело сюда? – с досады он стиснул зубы до хруста в мощных челюстях. – Хватит издеваться надо мной!», - неясно к кому обратился он. Но… Стоило ему только подумать об этом, как где-то впереди, затаившись меж дубов и сосен, замерцал огонёк.
Волк выпрямился, превозмогая боль в лапах, и, прищурившись, устремил взор вдаль. Откуда здесь, на запретной территории, взялся этот огонёк? Человек ни за что не сунется сюда, сюда есть дорога только оборотням. Но в геберсдорфской чаще обитали только два оборотня, и один из них сейчас стоял здесь, под невысокой сосной, увязнув лапами в скользкой глине и напряжённо вглядываясь вдаль. О местонахождении Адриана Томас ничего не знал, но что он знал точно, так это то, что брат не станет шататься по лесу с фонарём наперевес. По геберсдорфскому лесу Адриан всегда передвигался только в обличии волка… Всегда. Так откуда же тут мог появиться какой бы то ни было источник света?
Том двинулся с места, грузно ступая по толстому слою терпко и резко пахнущей хвои. Из пасти волка вырывались клубы густого пара, он всё ещё не мог отдышаться, лапы его всё так же противно ныли, но разве можно было оставить без внимания появившееся в самой глубине геберсдорфской чащи светящееся нечто? Томас даже не заметил, как постепенно начал ускорять шаг, а затем и вовсе снова перешёл на бег. Он бежал настолько быстро, насколько мог, прилагая все оставшиеся силы. Больше всего его пугало, что огонёк может исчезнуть, хотя и не понятно, почему его это так беспокоило? Подумаешь, огонёк…
И вот, наконец, Шеллер выбежал на небольшую поляну, окружённую кряжистыми клёнами, опустившими вниз свои серые, покрытые глубокими трещинами руки-ветви. Огонёк мерцал около одного из клёнов, паря над землёй. От него исходило какое-то странное, едва уловимое, но всё же тепло. И Тому оно показалось таким… смутно-знакомым. Словно где-то ему доводилось чувствовать это и раньше, но где и когда – он вспомнить не мог. Огонёк сиял мягким, солнечно-жёлтым светом, распространяя свои прозрачные согревающие лучи на несколько футов вокруг, пронзая сплошную дождливо-туманную стену. И как только пристально-изумлённый взор оборотня застыл на нём, огонёк начал вытягиваться в длину, трансформируясь во что-то пока непонятное. Но Томасу отчего-то почудилось, что огонёк стремится принять форму не чего иного, а человеческой фигуры.
А каково было его удивление, когда он понял, что стоит больше не на четырёх лапах, а на двух ногах! Как такое возможно? Почему он ничего не почувствовал? Ведь обращение всегда, всегда проходит ощутимо физически! Впрочем, в данный момент Шеллеру было совершенно не до этого. Он вновь поднял глаза на светящееся нечто и понял, что не ошибся… Огонёк действительно принял форму человеческой фигуры, только не ясно какой, мужской или женской? Это оставалось загадкой лишь до тех пор, пока парящая светящаяся фигура не заговорила…
- Том… - услышал оборотень призрачный, мягкий женский голос. – Том…
- Что… кто вы? – перекрывая шум дождя, крикнул он. – Что вам нужно? Откуда вы меня знаете?
- Ты на правильном пути, Том… - проигнорировав его вопросы, ответил голос. – Я не всегда могу быть рядом, но я здесь, чтобы сказать тебе, чтобы ты не пытался всегда удержать всё в своих руках… Это верный путь к поражению…
- О чём вы говорите? – Том хотел подойти ближе, но какая-то неведомая сила удерживала его на месте, не давая ступить и шагу.
- Ты больше не один… Присмотрись к тем, кто рядом с тобой… Этот человек совсем близко…
- Но я всегда один, всегда!
- Это не так… Больше не так… Будь верен себе, Том… Прощай…
- Подождите… Стойте! – и он сорвался с места, чтобы добежать до светящейся фигуры, но та вмиг испарилась. Поляна вновь погрузилась во мрак, и…
…И Том проснулся, рывком сев на кровати. Это был всего лишь сон…
По его шее и груди струился холодный пот, а сердце всё так же лихорадочно колотилось в груди, будто он и в самом деле долго и безостановочно мчался по геберсдорфскому лесу… Он даже посмотрел на свои руки, чтобы убедиться, что руки – это руки, а не волчьи лапы. Но всё было нормально… Руки – это руки.
Шеллер выглянул в окно – дождя не было… Не было даже и единого намёка на непогоду. Небо – чистое и ясное, ветер уснул вместе с городом. И всё равно, ощущение внутреннего смятения не покидало Тома. С чего бы это? Это ведь просто сон, а Томас Шеллер не верил в сновидения, какими бы они ни были. Он всегда считал, что сны – это только квинтэссенция пережитого, и не более того, но сейчас что-то – и он не мог объяснить, что именно – заставляло его думать по-другому. Что-то в этом видении зацепило его, проникло в самую глубину сознания, и теперь билось вместе с потревоженным сердцем, растекалось по венам вместе с живой кровью, находило отклик в мыслях. И такое случилось с ним впервые…
Во сне он слышал голос… вопрос – чей? Отчего-то голос казался Тому смутно знакомым, и он судорожно старался вспомнить, где он мог слышать этот голос раньше, но память упрямо молчала, не желая подкинуть хоть какие-нибудь возможные варианты...
«Интересно, Адриану снятся такие сны, или один я такой счастливчик? – Томас скинул с себя одеяло и сел на постели, опустив стопы на пол. – Что же за зверь такой был мой отец, если я обречён каждый новый день проводить, как предыдущий? Или, может, это я зверь? И… почему люди так стремятся к бессмертию? Зачем они пытаются обмануть время и отсрочить старость? Разве вечная жизнь – не есть худшее из всех проклятий? Что же в ней такого? Я познал её ужас, и я помню тот день, когда те слова, которые раньше были такими привычными, начали менять свой смысл. Такие, как жизнь, счастье, боль, радость, свет… Я понимаю, что уже я чувствую не как человек… а как зверь. Что такое счастье? Что есть счастье для зверя? Понятие «жизнь» стало слишком размытым для меня. Наверно, это ужасно… Но ужаснее всего то, что я не в силах сделать что-либо…»
Том посмотрел на часы – начало третьего ночи. Наверно, и надо бы спать, но Шеллеру было ясно, как божий день, что уснуть снова у него не получится даже при очень большом желании. И что тогда остаётся?
Он стащил висящие на спинке стула джинсы и, натянув их, покинул спальню, направившись прямиком в коридор. Свет он включил только в прихожей, а затем, приоткрыв дверь, выскользнул на крыльцо. Резкий холод улицы сильно контрастировал с уютным теплом дома, и это как раз то, что и было нужно Тому… Ему нужно было остыть. В прямом смысле.
Несмотря на то, что температура давно ушла в очевидный минус, оборотню не было холодно – волчья кровь не давала ему замёрзнуть. Сонный ветер лениво овевал полуобнажённое тело Тома, плавно скользя по его рукам и груди. Шеллер сделал медленный и глубокий вдох, восполняя выжженный кислород в лёгких. Он прошёл по дощатой площадке и сел на самую верхнюю ступеньку крыльца, составив ступни на ступеньки пониже. Томас упёрся локтями в колени и обхватил ноющую голову ладонями, запустив пальцы в слегка спутавшиеся волосы. Почему же ему было так неспокойно? А причина беспокойства – сон.
«Всё это глупость», - подумал он и не поверил сам себе.
Что-то заставляло его снова и снова возвращаться к этому чёртову сну и пытаться хоть как-то анализировать его. Чей-то голос, который казался Тому знакомым, какой-то человек рядом, о котором этот самый голос говорил… Сплошная путаница, и у волка не было ни единой догадки, как распутать этот клубок.
Он поднял голову, чтобы увидеть чернильно-синее полотно небосвода, усыпанное яркими кляксами мерцающих звёзд.
«Вот звёзды… им хорошо. Сияют себе там, наверху, и нет им дела ни до кого и ни до чего. Счастливые… Если бы я мог стать таким же, как и они, не думать ни о чём… И всё же, я не могу допустить этого даже в своих самых смелых мечтах»
А ещё тот голос попросил его не пытаться всё держать в своих руках… Что бы это могло значить?
…И он даже не знал, что делит бессонную ночь пополам ещё с кем-то, кто был совсем близко.
Билл тоже никак не мог уснуть, и посему сидел на кухне, закинув длинные ноги на стол и накачивая себя кофе с коньяком. Ну чем же ещё можно было заняться в начале третьего часа ночи? Правда, причиной бессонницы Каулитца были вовсе не странные сны с разговаривающими светящимися фигурами… Скорее, тут больше были замешаны природное любопытство и врождённое желание всегда смотреть в суть вещей и, что немаловажно, добираться до этой самой сути. Сколько он уже живёт в Геберсдорфе? Неделю. И за эту неделю он стал очевидцем стольких странностей… что за всю жизнь не видел столько. Даже за время работы в редакции. А ведь журналистам всегда приходится сталкиваться со странностями. Но Геберсдорф по количеству оных прям таки бьёт все рекорды. Отдельно взятые жители чего стоят… А лес с его обитателями? Да такими, что о них даже никто знать не знает. Каулитц видел двух волков, огромных и совершенно не настроенных к приёму гостей, и кроме него этих волков больше никто не видел. Ну не чудо из чудес ли? Тем не менее, Билл решил молчать до тех пор, пока не соберёт все необходимые доказательства, чтобы доказать свою правоту. Ну, хотя бы для себя… Какой смысл убеждать тех, кто свято убеждён в обратном?
- Волки, волки, волки… - пробормотал он, постучав пальцами по лакированной столешнице. – Большие и зубастые… Что за чертовщина? Наверно, это абсурд, но… - Билл потянулся к стоящему на столе ноутбуку. Он не понимал, зачем делает это, и с чего вообще появились такие мысли, и всё-таки… - Волки, значит? А если не просто волки? – его пальцы почти коснулись клавиатуры… - Бред! Хорошо, что никто этого не видит…
В поисковой строке одна за другой появлялись буквы.
О… С чего-то же надо начинать, правда?
Б… Даже если не веришь в мистику…
О… Но любая версия имеет право на существование.
Р… Даже самая абсурдная…
О… И что делать, если обратиться больше не к кому?
Т… Потому что заранее знаешь, что тебе никто не поверит.
Н… И потому что иной раз разгадку можно найти там…
И… Где ты ожидаешь увидеть её меньше всего.
Осталось только нажать «Ввод» и посмотреть, какие ссылки предоставит на выбор всезнающий поисковик… Правда, Билл чувствовал себя по меньшей мере идиотом, когда просматривал результаты поиска, и радовался тому, что никто не станет свидетелем этого позора.
- Я просто феерический болван… - он потёр ладонью лицо, щёлкнув на одну из приглянувшихся ссылок. – Заниматься такой ерундой вместо того, чтобы нормально спать…
…После почти часового изучения разнообразного материала о потусторонних силах и оборотнях, Каулитц отметил для себя несколько пунктов – те черты оборотней, что встречались ему чаще всего. Например, то, что фактически, оборотни делятся на два вида. Оборотни врождённые – те, которые обречены каждое полнолуние принимать обличие зверя. И оборотни, сознательно управляющие личиной чудовища – те, которые могут превращаться в зверя по собственному желанию. Днём они могут выглядеть, как самые обычные люди, их почти невозможно раскусить, но всё же, есть ряд отличительных особенностей, которые, быть может, помогут отличить человека от чудища...
Оборотни категорически не выносят яркого дневного света, предпочитая ему тень и жизнь в уединённых местах. Оборотни значительно сильнее обычного человека, и посему при схватке с вервольфом человек обречён на верную смерть. Оборотни боятся святой воды и серебра, как огня. Зачастую продолжительность жизни оборотней может превышать человеческую в разы – и всё это богатство за счёт процессов регенерации, протекающих в их организмах с огромной скоростью. По этой же причине они обладают потрясающим иммунитетом к человеческим болезням. Они невероятно быстры, выносливы и живучи…
- Бредятина какая-то, - пробормотал Билл уже в который раз, постучав пальцами по столу. – Откуда вообще всё это пошло? Кто всё это придумал?
И тут он поймал себя на том, что пристально смотрит в окно – то самое, что выходит на особняк Томаса. Причём, кажется, уже не первую минуту…
- Надо быть больным на всю голову, чтобы верить в такое, - нервно усмехнулся он, отводя взгляд от окна. – Неужели ещё остались люди, верящие в эти страшилки для детей?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |