Дети. Он скинул с себя двоих, третьего ухватил за шиворот и швырнул к противоположной стене, пришпилил левой рукой слабое, тощее тело к облупленной штукатурке.
Массивный кулак оттянут назад, готовый нанести удар. Одно движение, и пацан будет вспоминать этот день до конца своей бессмысленной жизни.
В следующую секунду он отступил, в изумлении глядя перед собой. Капюшон упал, и Тайс увидел полное ненависти девичье лицо. Не больше шестнадцати, в носу кольцо, над глазами татуировка. Девушка.
И в этот момент они навалились на него с такой яростью, что он сразу понял: проиграл.
Сапоги, кулаки, колени. Кий и злобные пальцы. Они забрали его бумажник, его ключи. Они обругали его, оплевали, помочились на него. Бирк-Ларсен сделал то, о чем никогда раньше не мог бы и помыслить: свернулся на земле клубком, как трусливая жертва. Он видел эту позу не раз и не два, но никогда раньше не примерял ее на себя.
Один хороший резкий удар в голову, и день стал ночью.
Потом донесся откуда-то издалека голос — взрослый, сердитый, громкий:
— Что вы делаете? Что же вы творите?
Он лежал в вонючей подворотне, пьяный и избитый. Подростки разбежались. Окровавленной рукой он оперся о стену, с трудом приподнялся на колени. Возле него стояла пожилая женщина, держа за руль велосипед.
— Как вы?
Голова прижата к холодной штукатурке. Тайса Бирк-Ларсена вырвало кровью и пивом. И чернотой, скопившейся внутри него.
— Я вызываю полицию, — сказала женщина.
Переждав второй приступ рвоты, он потянулся рукой к ее плечу. Она отпрянула, уклоняясь от его прикосновения.
— Не надо полиции, — выговорил он, кашляя, и побрел к свету.
Женщина торопливо ушла. Оставшись один, он вдруг понял, что не может держаться на ногах. Как подрубленное дерево, Тайс Бирк-Ларсен медленно падал. Сначала подогнулись колени, и он очутился на каменной мостовой Вестербро. Постоял на коленях, качнулся, опрокинулся и был даже рад, когда темнота накрыла его с головой, словно мрачные болотистые воды каналов на Кальвебод-Фэллед.
Второй раз в этот день Хартманн был препровожден в комнату для посещений, где его ждала адвокат.
— Улики, имеющиеся в распоряжении полиции, — косвенные, Троэльс. Я не думаю, что у судьи будут основания настаивать на том, чтобы вас и дальше держали под стражей. Но если в вашем коттедже найдут что-нибудь еще…
Хартманн в тюремной робе сидел с несчастным видом и молчал.
— Чем больше я буду знать, тем эффективнее смогу помогать вам.
Молчание.
— Вы понимаете?
Никакой реакции.
Она посмотрела на разложенные перед ней бумаги, неодобрительно вздохнула:
— Что ж, прекрасно. Я зайду завтра. Может, вы будете более расположены к разговору.
Он наблюдал за тем, как она сортирует документы и раскладывает их по папкам, прежде чем убрать в портфель.
— Что делается в мэрии?
Она отложила бумаги:
— А вы как думаете? Избирательная комиссия сделала то, чего хотел Бремер. Уже вынесено окончательное решение.
— Окончательное? Вы точно знаете?
На ее лице залегли жесткие складки.
— Я занимаюсь уголовным правом, к политике отношения не имею. Насколько я понимаю, решение принято и осталось только получить одобрение городского совета. Заседание сегодня вечером. — Адвокат смотрела на него с сожалением. — И это конец вашей карьеры, Троэльс. Жаль. Я вносила пожертвования в вашу кампанию. О чем я только думала?
Он едва слушал ее.
— Во сколько состоится заседание совета?
Она сложила руки на столе:
— Я рада, что вы все-таки решили поговорить со мной. Не обсудить ли нам вашу защиту?
— Вы можете принести мне копию устава совета?
Недоуменная пауза.
— Зачем?
— Мне нужно кое-что уточнить про избирательную комиссию. Есть одна деталь…
— Троэльс! Вам грозит срок по обвинению в убийстве! Вы сошли с ума?
Мрачная улыбка длилась не больше секунды.
— Нет. Найдите Брикса. Скажите ему, что я готов отвечать на вопросы. Я скажу ему, что делал в те выходные.
Она потянулась к сумке, достала блокнот.
— Наконец-то. Слушаю вас внимательно.
Опять улыбка — на этот раз более явная, более уверенная.
— Прошу меня простить, но у нас нет времени.
Он придвинул ее блокнот к себе и стал что-то писать.
— Я прошу вас связаться с прокурором. Добейтесь, чтобы он встретился со мной как можно скорее. Нам нужно, чтобы полиция сняла с меня все обвинения до середины дня.
— Вы не сможете выйти отсюда по крайней мере до завтра.
Он закончил писать.
— Передайте это Мортену.
— Я не могу.
— В этой записке я лишь прошу его сказать правду. Разве не этого все хотят?
Она колебалась.
— Мне обязательно нужно выбраться отсюда до вечера. Пожалуйста, помогите мне. — Он протягивал ей записку. — И спасибо за пожертвование.
Филлип Брессау говорил по телефону, когда в его кабинете появились Майер и Лунд. Он прикрыл ладонью микрофон:
— Господина мэра нет на месте.
— Ничего, — сказал Майер. — На самом деле мы к вам.
— А до завтра ваше дело не может подождать?
— Мы отнимем всего пять минут. Когда вы освободитесь, конечно.
Они уселись за кофейный столик. Лунд, тихая и скромная, как секретарша, приготовилась записывать.
— Вы помните тот прием по случаю начала избирательной кампании, который состоялся в пятницу тридцать первого октября? — спросил Майер. — Вы были в числе тех, кто находился в кабинете Хартманна?
Для субботы Брессау был одет слишком тщательно: отглаженный костюм, голубая рубашка, галстук.
— Да, только недолго.
— Вы видели там Хартманна?
— Нет, я буквально на минуту зашел. Работа. А в чем дело?
— Обычные вопросы, — быстро сказала Лунд. — Когда вы встречались с Хартманном третьего августа…
— Что?
— Хартманн говорит, что вы встречались с ним в те выходные.
— Я не встречался с Хартманном.
Майер посмотрел на Лунд.
— Вы уверены? — спросила она.
— Абсолютно уверен. Он так сказал?
— Да.
— Наверное, ошибся. — Брессау сходил за ежедневником. — Я так и думал. Третьего августа я был в Латвии с официальным визитом вместе с мэром. Мы улетели в субботу утром. Хартманн не был в составе делегации.
— Понятно, — произнесла Лунд и что-то написала в блокноте.
— Это все? — Брессау опять поднялся.
— Не совсем, — остановил его Майер. — Могу я попросить ключи от вашей машины?
— Зачем?
— Хотим арендовать ее у вас, конечно.
— Ее здесь нет.
— Где же она?
— Зачем вам моя машина?
— Уж такие мы любопытные, — сказал Майер.
За дверью послышались шаги, и в кабинет быстрым шагом вошел Бремер.
— Что здесь происходит? — недовольно вопросил он.
Брессау пожал плечами:
— Похоже, теперь меня допрашивают.
Ян Майер рассмеялся:
— Боже, какие вы все чувствительные. У нас возникло несколько вопросов в связи с перемещениями Хартманна, только и всего. Право же…
— Поэтому вы расспрашивали охрану о машине Брессау?
Поуль Бремер был в ярости. Копы молчали.
— Здесь ничего не происходит без моего ведома! — заявил мэр. — Я вынужден снова звонить вашему начальству. — Он кивком указал на выход. — Будьте добры, закройте за собой дверь.
На обратном пути в Управление полиции Лунд объявила машину Брессау в розыск: белый «универсал», регистрационный номер игрек-йот-два-три-пять-восемь-пять.
— При задержании машину немедленно доставить на экспертизу.
Майер сидел за рулем. Он уже не гнал, как раньше, не курил, не жевал бананы.
— Если он двадцать один раз звонил Нанне из Латвии, то кто-нибудь обязательно заметил это, — сказала Лунд.
Майер кивнул.
— В том слете бойскаутов участвовало десять человек, — сказал он. — Семеро из них — бизнесмены.
— Кто из делегации не принадлежал к лагерю Бремера?
— Только один. Йенс Хольк из партии умеренных.
Она припомнила человека в черном, сбежавшего с вечеринки Хартманна, на видеозаписи тележурналистки.
— Узнайте его адрес, — сказала Лунд.
Очнувшись, Тайс Бирк-Ларсен обнаружил, что лежит на жесткой узкой койке. В небольшой комнате с выкрашенными белыми стенами стоял крепкий запах пота и винного перегара. Пол был завален рюкзаками и тюками постельного белья. На двухъярусных кроватях вдоль стен спали мужчины, прикрытые простынями. Он слышал чей-то храп, потом кто-то застонал во сне.
Все его тело болело, покрытое синяками и кровоподтеками.
Открылась дверь.
— Ага, я вижу, вы уже проснулись, — тихо сказал кто-то.
Зажегся свет в изголовье, и возле кровати Бирк-Ларсена присел на корточки мужчина с длинными седыми волосами, в старой коричневой кофте. У него было морщинистое усатое лицо падшего ангела.
— Как вы себя чувствуете?
— Где мои вещи?
— Вас избили и, похоже, забрали почти все, что у вас было.
Он приподнялся на кровати, насколько позволяла верхняя койка над ним.
— Где я?
— В приюте Святого Креста. Я дежурный смотритель. Вас нашли на улице, вы не хотели ехать в больницу и не хотели звонить домой. Поэтому вас привезли сюда. Переломов нет, мы проверили.
Бирк-Ларсен заворочался, пытаясь встать с кровати, но у него не получилось.
— Вы все время говорили о своей дочери.
Снова откинувшись на продавленный матрас, Бирк-Ларсен уставился на железный каркас кровати. Ему было больно. Он пытался думать.
— Вы Тайс Бирк-Ларсен, — сказал смотритель. — У нас есть постояльцы из Вестербро, они вас узнали. Вы известная личность, как я понимаю.
Бирк-Ларсен провел рукой по лицу, увидел на ладони кровь.
— Ничего страшного. Вы лучше не вставайте пока. Я принесу вам суп.
Еще одна попытка. Он сумел ухватиться за раму кровати.
— Нет. Мне надо идти.
Он сел на край, свесил босые ноги. Ботинок нет, куртки нет — от него ничего не осталось, он и сам исчез, превратившись в беспомощного, избитого пожилого человека. Когда-то король квартала, а теперь — старый дурак в синяках.
— Я бы на вашем месте переночевал здесь, — сказал смотритель.
Бирк-Ларсен хотел поднять свое отяжелевшее тело, но не смог. С протяжным болезненным стоном он упал на простыню.
— Может, мы сумеем помочь вам, Тайс.
— Не сумеете, — ответил он.
— Может…
— Нет.
Мощная рука Бирк-Ларсена, теперь в ссадинах и порезах, приподнялась, указывая на распятие, висящее в углу.
— Ни вы, ни Он. Никто мне не поможет.
На сером бескровном лице смотрителя приюта промелькнуло осуждение.
— Ну, я пошел за супом, — сказал он.
Препирательства на кладбище продолжались долго, но никакого решения так и не было принято. Уже стемнело, когда они наконец поехали домой. Лотта за рулем, мальчики, испуганные и молчаливые, на заднем сиденье.
Пока машина пробивалась сквозь субботнюю суматоху на дорогах, Пернилле рассеянно смотрела на огни города. Она не произнесла ни слова с тех пор, как они расстались с администрацией кладбища. Вагн чуть раньше уехал в гараж, где его ждала работа, поэтому Лотта понимала, что ответственность легла на нее.
— Ну что, проголодались, мальчишки? — спросила она как можно веселее. — Что хотите на ужин?
Лотта вспомнила, что по пути домой они будут проезжать ярко освещенный в это время суток Тиволи.[5] Если бы у нее были с собой деньги, она бы отвела их покататься на каруселях — от отчаяния.
— Не знаю, — протянул Эмиль капризно.
— Хочу папиных блинчиков с вареньем! — выкрикнул Антон.
Лотта заметила в зеркало заднего вида, что Эмиль ударил брата за эти слова.
Пернилле сидела справа от Лотты, все еще в ступоре после спора на кладбище.
— Отлично! Значит, блинчики! — воскликнула Лотта.
Они остановились на красном светофоре. По улицам прогуливались толпы беззаботных людей, как всегда в субботний вечер.
— В таком случае, — сказала племянникам Лотта, улыбаясь им в зеркало, — нам понадобятся молоко и яйца. — Она повернулась к сестре. — Пернилле?
Та обратила на нее дикий взгляд, от которого у Лотты побежали мурашки по телу.
— Ничего, я сама испеку… — быстро проговорила она.
— Лотта.
Рука Пернилле легла на дверцу автомобиля. Казалось, она вот-вот выпадет прямо на проезжую часть.
— Ты можешь посидеть сегодня с детьми?
— Конечно, если надо. А что?
Пернилле не ответила. Она развернулась и сказала сыновьям:
— Вы поедете в гости к тете Лотте и поможете ей печь блины. Хорошо?
Они молча смотрели на нее, потом Антон спросил:
— А ты не поедешь с нами?
Но взгляд ее уже снова был устремлен на проезжающие мимо машины, на огни и людей за окном.
— Нет.
Перекресток. Неоновые огни вывесок. Бары. Люди, безликие в темноте.
— Останови, — сказала Пернилле.
Лотта продолжала ехать.
— Давайте поедем домой. Я уверена, что Вагн уже отыскал Тайса.
Пернилле сжимала в руках сумку.
— Высади меня здесь, — сказала она.
Машина не тормозила.
Тогда она заорала:
— Я сказала, высади меня здесь! Выпусти меня, выпусти, выпусти…
Почти ничего не соображая от ужаса, с колотящимся сердцем Лотта подъехала к обочине.
В тот же миг ее сестра исчезла, не сказав ни слова.
Для беседы с Леннартом Бриксом Хартманна привели в главный корпус управления. В комнате для допросов находились, кроме них двоих, адвокат и охранник.
Политик вновь обрел былое спокойствие, стал похож на себя самого. Свободно говорил о той злосчастной пятнице, о приеме, о череде встреч и собраний в запутанных коридорах ратуши.
— Вы верите в Бога? — спросил он Брикса.
— Меня ради этого сюда позвали? — буркнул недовольно полицейский.
— Нет. Вы пришли, чтобы получить удовольствие — от вида моего унижения.
— Троэльс… — Его адвокат была обеспокоена. — Брикс делает вам одолжение.
— Одолжение, — хмыкнул Хартманн.
Брикс вздохнул и взглянул на часы.
— Я в Бога не верю, — заявил Хартманн. — И никогда не верил. Но иногда я думаю: а не трусость ли это с моей стороны? Потому что… Представьте себе: вот вы верите, вложили всего себя в эту простую веру, а потом проснулись однажды утром и поняли, что все это одна большая жестокая шутка. Хуже этого ничего быть не может.
— Троэльс… — Адвокат снова попыталась направить разговор в более конструктивное русло.
— Понимаете?
Вопрос был обращен Бриксу, не ей.
— Тот прием в ратуше… В этот день была годовщина нашей свадьбы. А меня окружала толпа чужих людей с неискренними улыбками. Я то и дело натыкался на плакаты с собственным лицом. Все обожали Троэльса Хартманна. — Холодный острый взгляд на собеседника. — Человека, который положит конец многолетнему царству Бремера. — Хартманн засмеялся — над собой, над своей глупостью. — Но все это не стоило ломаного гроша. Я понял это в тот вечер. Шампанское, дорогие закуски, тосты и поздравления… Я думал только о ней, о том, как сильно скучаю без нее, о том, что потерял. Навсегда…
Он прикрыл глаза, вспоминая.
— Никто ничего не замечал. Все видели только Троэльса Хартманна, который делал то, что ему положено было делать: смеялся, шутил, улыбался. А я спрашивал себя: за что? — Он постучал себя пальцем в грудь. — Чем я заслужил все это? Всю эту… бессмысленную… мишуру. — Ему было все труднее говорить. — Я словно получил письмо от Бога, где говорилось, мол, так тебе, дураку, и надо. Поэтому я поступил как всякий нормальный храбрец: сбежал из ратуши и напился. Вот… — Он хмуро улыбнулся Бриксу. — Я признался.
— А потом?
— Я собирался к Риэ, но понял, что не смогу. Поэтому поймал такси и поехал в коттедж. — Его взгляд задержался на темнеющем небе за окном. — Моей жене всегда нравился этот дом. Он принадлежал ей.
— Что случилось с окном? — спросил Брикс.
— Когда я приехал туда, то вспомнил, что у меня нет с собой ключа. Пришлось лезть через окно. Я порезался. С пьяными такое случается.
— И вы были один?
— Один, если не считать воспоминаний.
— Хартманн…
— Не спрашивайте, как это случилось. Я не могу объяснить даже самому себе, как ни пытался, поверьте. Может, дело в том, что я был пьян, глуп и жалок. И слаб. — Он ударил ладонью по столу. — Слаб. Слабый человек во мне решил, что лучше всего будет покончить со всем этим дерьмом здесь, в нашем с ней доме. — Сухой горький смешок. — Что за идиотизм… Она любила этот дом. — Он закрыл глаза, мучаясь от стыда перед умершей два года назад женой. — Что бы она подумала…
Брикс и адвокат не торопили его.
— В общем, я закрыл как смог окна, заткнул щели. Потом включил газ, лег на кровать и стал ждать.
В дверь постучались, это был Майер.
— Можно вас на минуту? — спросил он, взглянув на Брикса.
— Не сейчас.
— Это важно.
— Не сейчас!
Майер проворчал что-то и исчез. После чего Хартманн продолжил:
— На следующее утро я проснулся и увидел, что дверь открыта настежь. То ли я не закрыл ее как следует. То ли был слишком пьян и неуклюж. А может… может, это она пришла и сказала: «Хватит, Троэльс». Я не могу толком объяснить, как это вышло, так что не спрашивайте. Ну а потом приехал Мортен и увез меня домой.
— Мортен Вебер подтвердит все, что сказал сейчас мой клиент, — быстро добавила адвокат, Брикс молчал.
— Это все, — заключил Хартманн.
— И вы отказывались рассказать об этом из-за выборов? Волновались за свою репутацию?
Троэльс Хартманн смотрел Бриксу прямо в глаза.
— Что бы я ни говорил полиции на условиях конфиденциальности, на следующий же день это оказывалось в прессе. Мне это не нравилось, признаю. Также я хотел уберечь от скандала Риэ. Мне не хотелось, чтобы она страдала. — Тяжелый вздох. — Но главное — мне было стыдно. И страшно. Я думал, что, признавшись, я снова впущу в свою жизнь ту черную пустоту. И это доказывает, что я еще глупее, чем думал. Потому что на самом деле… — Хартманн опять невесело рассмеялся. — Я только что выпустил ее на свободу. — Он всматривался в глаза Брикса. — Вы понимаете?
— Да, — сказал полицейский, — понимаю.
— Вот, это все. А… — Он не сразу решился спросить. — Об этом обязательно информировать газеты?
— Не думаю, — сказал Брикс и кивнул охраннику. — Отведите его обратно в камеру.
Человек в форме шагнул к Хартманну, тот попытался уклониться от его рук:
— Я сказал вам правду! Что вы делаете?
Адвокат пришла в волнение.
— Это правда, — проговорила она. — И Мортен Вебер подтверждает все сказанное.
— Не сомневаюсь, — отрезал Брикс. — Значит, я смогу привлечь его как соучастника. — Он махнул рукой охраннику: действуйте.
Хартманн подскочил, продолжая сопротивляться:
— Я должен быть в ратуше! Немедленно!
Охранник сумел обхватить его. Хартманн поднял руки:
— Позвоните Мортену! Неужели снова Бремер?
— Уведите задержанного, — приказал Брикс и хладнокровно проследил, как Хартманна буквально вытолкали за дверь.
В соседнем кабинете Майер разбирал свежие отчеты криминалистов. Вошел Брикс.
— Это от экспертов? — сказал он. — Надеюсь, теперь у нас есть твердые свидетельства того, что Нанна Бирк-Ларсен была в том коттедже?
Майер мотнул головой:
— Ничего. Ни единого волоска, никаких следов сексуального контакта или насилия. Лунд говорит…
Брикс выхватил у него отчет, стал яростно листать страницы.
— Забудьте свою Лунд. На полу прачечной были следы крови.
— Да. Рыбья и очень старая. — Майер качнулся на стуле. — Рыбоубийство преследуется по закону? Что-то я не припомню…
Телефон Брикса ожил. Он послушал, коротко ответил:
— Нет, это исходило не от меня. Я разберусь. — Он уставился на Майера. — Это Лунд объявила машину Филлипа Брессау в розыск?
— Вы имеете в виду белую машину, о местонахождении которой он отказывается говорить? Ту белую машину, которую он прячет от нас? Да. Лунд объявила ее в розыск. Возможно, это Брессау сбил Кристенсена.
— Жена и дети Брессау задержаны патрулем и находятся в полицейском участке в Соро. На машине ни царапины!
— Этого не может быть. Белая машина со стоянки мэрии. Я не верю этому, Брикс. Машина, которая убила Олава Кристенсена, выехала оттуда. — Майер был в растерянности. И в ярости. — Каждый раз, когда дело касается ратуши, эти паразиты идут на что угодно, лишь бы не сказать правды. Почему вас это не беспокоит? С кем вы сейчас говорили?
— Иногда вы меня сильно разочаровываете. Где Лунд?
Майер выдернул из кучи бумаг на столе список белых «универсалов» со стоянки при мэрии, пробежал по нему глазами. В суматохе у него так и не дошли руки прочитать его полностью. До этого момента.
— О, черт, — выдохнул он и схватился за телефон.
На звонок Майера Лунд не ответила. Она выследила Йенса Холька возле недостроенного здания в Вальбю и теперь расспрашивала его о поездке в Латвию.
— Вы видели там Филлипа Брессау?
— Только в самолете по пути туда и потом обратно. Он не слишком разговорчив. Когда мы прилетели, Бремер и Брессау отправились на свои встречи в Ригу. А мы остались в Салдусе.
Хольк выглядел усталым, он был небрит и даже, как показалось Лунд, не совсем трезв.
— Вы не помните, Брессау звонил кому-нибудь при вас?
— Нет, не помню. Извините, мне нужно идти.
— У вас не сохранилась программа поездки? Может, где-то записаны названия гостиниц? Вы бы нам очень помогли.
Он посмотрел на часы.
— Ладно, я поищу, — сказал он. — Подождите меня здесь.
Он вернулся в здание. В окнах второго этажа зажегся свет.
Лунд дошла до подземной парковки под домом, спустилась вниз по въездному пандусу. Судя по всему, раньше в этом здании размещались склады. Подземный этаж казался огромным.
Она вытащила фонарик и посветила им в темноту перед собой. Не увидев ничего интересного, сделала еще несколько шагов.
В дальнем от входа углу стояло нечто большое, укрытое черным брезентом. Лунд посмотрела на мобильник — сигнала не было. Она приблизилась к брезенту, приподняла край, потянула за него, разглядывая то, что ей открывалось.
Белый «универсал». Лобовое стекло разбито и заляпано кровью. Капот всмятку и тоже в крови. Боковое зеркало со стороны водителя повисло на проводе.
Достаточно.
Она выключила фонарик, быстро вышла в холодную промозглую ночь, направилась к полицейскому автомобилю без опознавательных знаков.
Странно, ключей в замке зажигания не было. Она пошарила на торпеде, на полу, ощупала сиденья. Заглянула в бардачок, достала из-под упаковок «Никотинеля» и носовых платков свой «глок».
Опустив руку с пистолетом вниз, она огляделась.
— Хольк? — позвала Лунд. — Хольк!
Майер мчался как сумасшедший под вой сирены и синие вспышки. Он был один. Пришлось ответить на дурацкий звонок Брикса.
— Лунд звонила вам? — спросил Майер вместо приветствия.
— Не смейте уходить, не закончив со мной разговор! — разразился руганью Брикс. — Немедленно возвращайтесь!
— Я еду к дому Холька. У него была связь с Нанной. Ключ от квартиры ему передавал Олав.
— У нас есть документ, подтверждающий, что Кристенсену платил Хартманн.
— Да проснитесь же вы! Хольк мог подделать любой документ. Он с самого начала подставлял Хартманна. У Холька белый «универсал», который никто не видел с того дня, как погиб Олав.
— Это ничего не доказывает.
— Я дал Лунд адрес Холька! Она сейчас там одна. Отправьте туда патруль.
— А как же Хартманн?
— При чем тут Хартманн! Нам нужно вытаскивать Лунд! Вы не знаете ее. Она куда угодно пойдет.
Долгая пауза. Майер бросил машину вправо, объезжая неповоротливый фургон, вдавил сигнал, вынуждая встречные автомобили съехать на обочину.
— Я пошлю одну машину, — сказал Брикс. — Держите меня в курсе.
Леннарт Брикс снова вызвал Хартманна в комнату для допросов, велел ему сесть.
— С вами связывалась мой адвокат?
— Я хочу спросить вас о Йенсе Хольке.
— Да что же это такое. Я рассказал вам все, что знаю. Сейчас идет важное голосование в городском совете, и…
— Хольк мог подменить вашу документацию?
— О чем вы говорите, черт возьми? Какую документацию?
— Такую, которая показывает, что выплаты Олаву Кристенсену назначены вами.
— Так теперь вы думаете, что это сделал Йенс?
— Отвечайте на вопрос.
— Да, такое возможно. Но я глава департамента, бухгалтерией не занимаюсь.
Посмотрев в свои записи, Брикс спросил:
— Вы не замечали странностей в его поведении?
— Что это за вопрос?
Брикса отвлек телефонный звонок.
— Ее нет по тому адресу, который я вам дал, — сказал Майер. — Этот дом выставлен на продажу.
— Возможно, она в мэрии.
— Нет. Я звонил. Нужно объявить розыск.
— Это же не первый раз, когда Лунд пропадает.
— Вы слышите меня, Брикс? Она одна, а я голову даю на отсечение, что Хольк — тот, кого мы ищем.
— Вы и раньше были уверены.
— Вы поможете или нет?
Брикс отнял мобильный телефон от уха, посмотрел на Хартманна:
— Где в настоящее время проживает Йенс Хольк?
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |