— Из-за вашего проклятого следствия Троэльс рискует выборами, карьерой!
Майер остановился наконец и уставился на них в холодном гневе:
— Вы лгали нам, Хартманн. А вы… — Он направил палец в лицо Скоугор. — Вы обеспечили ему ложное алиби. Не надо делать вид, будто мы вам чем-то обязаны.
— Меня больше не подозревают? — добивался своего Хартманн. — Вы теперь им занимаетесь, не мной? Это все, что мне нужно знать.
Лунд уже была впереди, но Майер задержался еще на секунду:
— Знаете что? Я понял, чем парни вроде вас тут занимаются. Вы говорите, говорите, говорите. И никогда не слушаете.
Потом он развернулся и припустил вслед за Лунд. Оба полицейских быстро удалялись в направлении кабинета Бремера.
— Я это запомню! — крикнул Хартманн им вслед.
Поуль Бремер был спокоен и самоуверен, но пребывал в недоумении.
— Вы виделись с Олавом Кристенсеном незадолго до его смерти? — спросила Лунд.
— Я никогда не был знаком с этим молодым человеком, насколько мне известно. Я просто шел по парковке, когда он вдруг выпрыгнул из-за угла и набросился на меня с какими-то требованиями.
Майер, положив ноги на изящный кофейный столик, вел запись беседы.
— Вы утверждаете, что встреча была незапланированной.
Бремер направил на нее стальной взгляд серых глаз:
— Я мэр Копенгагена. Я не провожу встречи на парковке. Как уже говорилось, с этим человеком я никогда раньше не имел никаких дел.
— Что он вам сказал? — спросил Майер.
— Нес какую-то чушь. Сказал, что помогал мне.
— В чем помогал?
— Я так и не понял. Он еще говорил про ключи от квартиры.
— Какой квартиры?
— Не представляю. Я тогда пришел к выводу, что он путает меня с кем-то.
— Вы — мэр Копенгагена, — сказала Лунд.
— Я не был знаком с этим человеком. И не понял, что он там кричал. Филлип…
В комнату вошел высокий бородатый мужчина в строгом костюме и галстуке.
— Это мой личный секретарь Филлип Брессау, — сказал Бремер. — Поскольку вы придаете нашей беседе большое значение, я счел, что ему следует поприсутствовать. А вообще, я не совсем понимаю. — Бремер потряс головой. — Почему столько вопросов из-за несчастного случая?
— Это не было несчастным случаем, — сказал Брессау. — Если я правильно понял, вы расследуете убийство Нанны?
— Правда? То есть его убили?
— Мы разбираемся, — сказала Лунд.
— Проклятье. Такая уклончивость недопустима. Что здесь происходит?
— Когда Кристенсен говорил с вами, он называл какие-либо имена?
— Нет! Он понял, что ошибся. И тогда ушел.
Лунд подождала, давая собеседнику возможность добавить что-нибудь. Бремер молчал.
— Каждый месяц, — наконец заговорила она, — ему платили пять тысяч крон сверх зарплаты.
Бремер, озадаченный, обернулся к Брессау.
— До сих пор мне никто не сумел пояснить, за что выплачивались эти суммы, — продолжала Лунд.
— Этот служащий работал в департаменте образования, — перебил ее Брессау. — Вам следует адресовать свои вопросы его главе.
— Кто-то убедил Кристенсена, что он оказывал услуги вам, Бремер, и услуги эти касались представительской квартиры либералов на Сторе-Конгенсгаде и девушки, которую впоследствии убили.
— Что?
Старый политик в пухлом кожаном кресле был потрясен.
— Это обвинение? — спросил Брессау.
Майер закрыл лицо руками и чертыхнулся.
— Мы лишь задаем вопросы, — сказала Лунд. — Я пытаюсь найти связь. Нам нужна ваша помощь…
Поуль Бремер о чем-то напряженно думал.
— Так он упоминал какие-либо имена? — вернулась к своему вопросу Лунд.
— Минутку. Вы сейчас говорите о нас или о Троэльсе Хартманне?
Майер запрокинул голову и громко застонал. Это произвело впечатление — и Бремер, и Брессау замолчали и посмотрели на него.
— Мы сейчас говорим об убийстве, — рявкнул полицейский. — Девятнадцатилетнюю девушку изнасиловали, бросили в багажник машины, а потом утопили заживо. — Он не сводил красных от недосыпания глаз с обитателей ратуши. — Мы пытаемся узнать, что с ней случилось, а вы, такие прекрасные и важные господа… — он взмахом руки обвел шикарно обставленный кабинет, — озабочены только тем, как спасти свои задницы.
— Помогите нам, — попросила Лунд.
Майер вытащил сигарету и закурил, не обращая внимания на яростные протесты Бремера. Он выпустил струю дыма под мозаичный позолоченный потолок.
— Делайте, что вам говорит Лунд, — сказал он. — А то здесь всю ночь просижу.
Поуль Бремер больше не выглядел похожим на свои предвыборные плакаты. Стало видно, что он стар, что кожа на лице вся в красных прожилках, а в глазах застыла бесконечная усталость.
— Скажите Брессау, что вам нужно, и он этим займется, — выговорил он. — Держите меня в курсе на постоянной основе, это приказ.
Они не шелохнулись.
— Этого недостаточно? — спросил он.
Майер снял ноги со стола, зажал сигарету губами, поднялся:
— Там видно будет.
Пернилле Бирк-Ларсен сидела в одиночестве на кухне и слушала по радио новости, прикрутив звук, чтобы не мешать детям, играющим в своей комнате.
— После телеобращения матери в деле об убийстве Нанны Бирк-Ларсен появилось сразу несколько новых свидетелей. Полиция тем временем произвела обыски в доме Троэльса Хартманна и в офисах либералов, а также допросила самого Хартманна.
Вошла Лотта, вернувшись из магазинчика на углу с пакетами готовой еды. Пернилле смотрела, как сестра открывает коробки. Ей не очень хотелось видеть Лотту после того, как она узнала о ее роли в жизни Нанны. Но после ухода Тайса она не осмелилась бы просить о помощи родителей, они всегда недолюбливали зятя, а выслушивать от них нотации в стиле «мы же тебе говорили» было выше ее сил.
— Завтра мы пойдем на кладбище, я договорилась с похоронным бюро, — шепотом сказала она сестре.
— Хорошо.
Лотта достала тарелки, ложки и вилки.
— Папа с мамой придут?
— Будем только мы.
— Мы?
— Ты и я. И мальчики.
— А как же Тайс?
Пернилле сжала губы.
— Я знаю, ты злишься на него. Но вам нужно поговорить. Нельзя же просто взять и все зачеркнуть.
Молчание.
— Ну да, ему не следовало убирать все из комнаты Нанны, не спросив тебя. Но…
— Тебя это не касается.
— Но он же не хотел тебя огорчать, наоборот! Он хотел помочь!
— Помочь?
— Вам нужно оставить прошлое и жить дальше. Разве ты сама не видишь? Если ты разрушишь то, что у вас еще осталось…
— Нанну кто-то убил! — яростно зашептала Пернилле. — Это не вчера случилось. Не месяц назад, не в прошлом году. — Она ткнула пальцем себе в голову. — Это происходит сейчас. Каждый день. Ты не…
Она не ощущала голода, не хотела даже смотреть на еду.
— Да, конечно, его должны найти, это важно, — сказала Лотта. — Но еще важнее вы с Тайсом и мальчики.
Пернилле чувствовала, как внутри нее вскипает гнев, и это чувство нравилось ей все больше. Она оценивающе посмотрела на свою сестру. Лотта по-прежнему оставалась красавицей. У нее никогда не было детей, не было этих бесконечных забот и тревог. Не было мужа, вообще не было никого, кто задержался бы надолго.
— Кто ты такая, чтобы учить меня? — спросила Пернилле. — С чего ты взяла, что имеешь право указывать мне, что делать?
Лотта заплакала, но это не имело никакого значения.
— Я твоя сестра…
— Нет ничего важнее. Ни я. Ни Тайс. Ни мальчики. Ни ты…
— Пернилле…
— Если бы ты сказала мне, что происходит с Нанной, может, я бы сумела остановить ее!
Лотта поникла у стола, молчаливая, плачущая, с опущенными глазами.
— Я больше не доверяю ни тебе, ни ему. После того, что вы сделали, как я могу верить вам?
Из спальни донеслись смешки. Может, хотя бы сегодня кровать Антона останется сухой, подумала Пернилле.
— Антон! Эмиль! Идите ужинать!
Ее призыв был встречен радостными воплями.
— Я не хочу, чтобы они видели твои слезы, Лотта, — сказала она. — Прекрати или уходи.
Лотта ушла в ванную, вымыла лицо. Подумала о кокаине в сумочке и за одну эту мысль испытала отвращение к себе. Потом она вернулась в кухню и без аппетита поела, слушая веселую болтовню детей и наблюдая за Пернилле, которая не отрывала глаз от экрана телевизора.
В восемь тридцать она спустилась в гараж. Там был Вагн Скербек, он в панике обзванивал всех подряд.
Он не мог найти Тайса. Не мог придумать, где еще его искать.
— Кому ты звонил?
— Всем, кому доверяю. Просил не болтать лишнего, нам не нужно, чтобы весь Вестербро об этом знал.
Он и Тайс были как братья. Тайс всегда верховодил, но все же эти двое были очень близки. Если кто и способен найти его…
— Я проедусь по округе, — сказал Скербек. — Вспомнил тут пару мест…
— Что он сказал, когда заходил к тебе?
Скербек уже натягивал куртку — черную, как у Тайса, но подешевле.
— Да ничего он не сказал.
— Ну как же, наверняка хоть что-то…
— Ничего! Я сидел дома, смотрел телик, вдруг он позвонил в дверь. Пробормотал что-то насчет того, что во всем виноват он.
— И ты отпустил его?
— А что мне было делать? Стукнуть в лоб? Ты бы сама рискнула?
— Вагн…
— Я же не знал, что она так прищемила ему яйца. Пошел на кухню за пивом, а вернулся — его уже нет.
В гараже было холодно. Лотта в короткой маечке, в которой она ходила в клуб, обхватила себя руками, дрожа всем телом.
— Он знает, что завтра будет погребение урны?
— Да. Наверное. Если Пернилле ему говорила.
Она не знала, что еще придумать.
Вагн Скербек взял ключи от машины:
— Так я поехал. Я найду его. — И буркнул под нос, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней: — Мне не впервой.
Поуль Бремер сидел перед лидерами политических групп и настаивал на том, чтобы в ближайшее время было проведено официальное расследование поведения Хартманна.
— Я всегда восхищался Троэльсом, он трудолюбивый и умный политик. Но сейчас все улики против него, а он, похоже, не в состоянии предоставить внятных объяснений. Все это крайне печально… — Бремер посмотрел на каждого из них, задержав взгляд на Хольке дольше, чем на остальных. — У нас нет иного выхода. Мы должны проголосовать за то, чтобы он предстал перед избирательной комиссией. Он обязан объясниться.
— Против Хартманна не выдвинуто обвинений, — заметил Хольк. — Пусть этим вопросом занимается полиция.
— Мы все знаем Троэльса. И все прекрасно к нему относимся…
— Если бы Хартманн публично обвинил учителя, как вы хотели, то весь городской совет сейчас был бы перед судом, — добавил Хольк. — А теперь вы хотите, чтобы мы обвинили его самого.
— Я знаю Троэльса дольше, чем любой из вас. Мне понятны ваши чувства, поверьте. — Улыбка политика вспыхнула на его лице. — Я также понимаю сложность вашего положения, ведь вы практически заключили с ним альянс. — Он обошел стол и, дойдя до Холька, похлопал его по плечу. — Не так ли, Йенс? Но забудем о наших партийных разногласиях, наш долг поддерживать у населения уверенность в безупречности политического строя. Давайте спросим у самих себя: как долго мы готовы терпеть эту ситуацию, когда столь видного члена нашего совета чуть ли не ежедневно допрашивают в качестве подозреваемого по делу об убийстве? Если бы нам…
Распахнулись двери, и в помещение ворвался Хартманн:
— Прошу прощения, я не помешал?
— Вас не приглашали, Троэльс.
— Нет, — ядовито усмехнулся Хартманн, — я и не ожидал приглашения. Хотел только уточнить: вы, случайно, не забыли сообщить собравшимся, что полиция теперь ведет расследование здесь, в ратуше? Вы сказали, что подозрение падает на правительственных чиновников? Что к вам также приходили с вопросами?
Бремер пытался удержать позиции:
— Это закрытая встреча. Вы были предметом обсуждения, поэтому вас и не пригласили.
Хартманн оглядел группу людей, сидящих за столом:
— Если у вас есть вопросы, задавайте их. Не слушайте этого старого плута. Спрашивайте меня!
Бремер рассмеялся.
— Ну, если это то, чего хочет народ! Давайте, выскажитесь. Пока у вас есть такая возможность.
— Я знаю, вы обеспокоены тем, что происходит и как это может повлиять на мнение общественности о всех нас. Но ставить перед избирательной комиссией вопрос о дисквалификации моей кандидатуры бессмысленно. Я не имею отношения к расследуемому делу…
— Об этом мы узнаем от полиции, — вставил Бремер.
Его телефон зазвонил. Он отошел, чтобы ответить на звонок, потом направился к факсу в углу кабинета.
— Кто-то покупал услуги Олава Кристенсена и его молчание, — продолжал Хартманн, — за счет средств городского бюджета. Сейчас это предмет полицейского расследования.
Бремер возвращался от факсового аппарата к столу и внимательно читал полученное сообщение. Речь Хартманна была в полном разгаре.
— Мэр не счел нужным упоминать о вышеизложенном, хотя был прекрасно обо всем осведомлен. Он хочет избавиться от меня, чтобы выиграть выборы.
— Ах, Троэльс, — проговорил Бремер. — Вы так громогласно обвиняете других, но когда приходит время отвечать за себя, вы немы как рыба.
— Я не…
— Мы проследили, откуда Олав Кристенсен получал деньги. — Он помахал перед собой только что полученным факсом. — Филлип Брессау нашел основание для платежей, спрятанное среди документов за прошлые годы. Вот копия, и он уже уведомил обо всем полицию. Ну как, довольны вы теперь тем, как я излагаю факты?
Он положил листок на стол, чтобы все могли ознакомиться.
— Это верно, что деньги перечислялись из средств города, — добавил он. — И предположительно, они были оплатой за подготовку отчетов о состоянии окружающей среды. Для городских школ. Деньги за так называемые консультации выплачивались напрямую из бюджета департамента образования.
Хартманн выхватил бумагу из рук читавшего ее Йенса Холька.
— Какой-то вздор! Во-первых, я не знаю всех тех, кому платят из нашего бюджета! Так же как и вы не знаете. Абсурдно обвинять меня в этом. — Хартманн оказался не готов к такому повороту и «поплыл». — Это ошибка. Полиция все выяснит.
Сидящие вокруг стола политики молчали и старались не встречаться с ним взглядом.
— Если бы я использовал этого человека, — крикнул в отчаянии Хартманн, — разве стал бы я платить ему из денег департамента? Документ сфабрикован.
Бремер занял свое место во главе стола и снисходительно слушал сбивчивые попытки Хартманна оправдаться.
— Это подделка, — повторил Хартманн тише. — Как и все остальное. С самого начала… Йенс…
Он протянул руку к Хольку.
— Ты же знаешь, я не играю в такие игры!
Хольк не шелохнулся.
— Кто-то подменил документы. Здесь кто-то…
Дверь снова открылась. На пороге появился Майер с кислым небритым лицом и большими ушами.
Все обернулись к нему и молча ждали, что последует.
— Ради бога… — начал Хартманн.
Майер побарабанил по блестящей древесине створки.
— Пора на выход, Троэльс, — сказал он.
У выхода уже собралась толпа репортеров. Слепили фотовспышками, оглушали вопросами. Майер велел самому шустрому оператору исчезнуть. Свендсен положил на затылок Хартманна ладонь, когда заталкивал политика в патрульную машину, припаркованную в мощеном дворе.
Риэ Скоугор и Мортен Вебер остались у ворот, когда стая журналистов помчалась вслед за синим автомобилем с белой надписью «Полиция» на борту. Хартманн ссутулился на заднем сиденье, пока его везли в Управление полиции — опять.
— На этот раз, Хартманн, — обернулся к нему Майер, — вам придется выложить нам всю правду или провести веселую ночку в камере.
Тем временем в ратуше, в зале для заседаний, Бремер подошел к Хольку, который стоял у окна с сигаретой во рту и наблюдал за царившей у входа суматохой.
— Если хочешь что-то значить в политике, Йенс, — шепнул он на ухо Хольку, — ты проголосуешь за меня.
Хольк был бледен и встревожен. Он жевал потухшую сигарету и ничего не говорил.
— А если ты умен, то заставишь и остальных членов вашего так называемого альянса с Хартманном поступить так же. Я мог бы прямо сейчас распустить все ваши партии и править здесь единолично.
— Поуль…
— Нет, Йенс, ничего не говори.
У старого мэра появился шанс, и он, беспощадный и мстительный, не собирался упускать его.
— Он уже не раз выпутывался, — тем не менее рискнул возразить Хольк.
— Только не сейчас. Но выбирать тебе, конечно.
Бремер заговорил громче. Остальные главы комитетов снова смотрели на него как раньше — с робким смирением.
— Все вы, — сказал Бремер, — должны сделать выбор. И будьте поумнее на этот раз.
Из коридора Лунд видела, как Свендсен оформляет арест Хартманна. Стандартная процедура, совершаемая здесь ежедневно. Но не часто задержанным бывает человек в дорогом костюме, политик уровня Хартманна.
Свендсен перечислял личные вещи. Семьсот с чем-то крон. Двадцать евро. Две кредитки и мобильный телефон.
— А теперь снимите пиджак и положите его на стул.
Сотрудник в форме записывал.
— Ваш галстук, — сказал Свендсен.
Все молча ждали.
— Ботинки на стол.
Хартманн сделал это.
— Поднимите руки. Я должен обыскать вас.
Сотрудник в форме поднялся и закрыл жалюзи на окнах.
Больше Лунд ничего не видела.
Позднее, у себя в кабинете, она и Майер разговаривали с Бриксом, который сидел за столом и просматривал последние данные по делу.
— Значит, мы можем доказать, что за выплатами тому чиновнику стоял Хартманн? — спросил он.
— Тут все не так просто, — сказал Майер. — Но если верить сведениям, что раскопал тот тип Брессау, то да, похоже на то.
— Он что-нибудь сказал?
— Ни слова.
Брикс вопросительно посмотрел на Лунд.
— Нужно сосредоточиться на человеке, который сбил Кристенсена, — сказала она. — Мы знаем, что это не мог быть Хартманн.
— Я хочу, чтобы вы занимались убийцей девушки. А это Хартманн, не чиновник.
Лунд взяла документ, полученный от личного секретаря Бремера.
— Я говорила с людьми из департамента Хартманна. Там никто ничего не слышал об этих выплатах. И тем не менее этот Брессау смог раскопать бумаги за пять минут неизвестно где.
— Ну, значит, Хартманн обделал все по-тихому, — сказал Майер.
— Хартманн пытался уволить Олава! Он сам дал нам его имя!
Бриксу этого было мало.
— Если он невиновен, то почему не докажет это? И почему молчит?
— Я не знаю. Но здесь что-то не складывается.
— Тогда пусть им займется прокурор, — решил Брикс. — Может, это развяжет ему язык. Так или иначе, он у нас заговорит.
Она играла с машинкой Майера, слушая писк сирены.
— Чего мы хотим? Найти убийцу Нанны Бирк-Ларсен или заработать политические очки для человека, который возглавляет мэрию?
Брикс улыбнулся. Пока Лунд нечасто доводилось видеть его улыбку.
— Один раз я готов простить вам подобное высказывание, Лунд, но только раз. У меня складывается ощущение, что, когда речь заходит о Хартманне, вы теряете присущую вам объективность.
— И как прикажете это понимать?
Брикс обернулся к Майеру за поддержкой. Тот уставился в бумаги.
— Спасибо, — бросила ему Лунд. — Отличная у нас команда.
С этими словами она подхватила свою сумку и ушла, хлопнув дверью.
Брикс проводил ее взглядом.
— Вы и сами с этим справитесь, Майер. Действуйте. — И он снова растянул губы в улыбке. — Хорошая работа.
— Но может, нам стоит прислушаться к ее словам, шеф?
— Почему?
— Когда у Лунд возникает идея, то обычно не на пустом месте. Вы еще не замечали?
Леннарт Брикс посмотрел на него с сожалением:
— Ай-яй-яй. У вас вроде все шло неплохо.
— Что?
— Два шага вперед, один шаг назад. Вам больше нельзя спотыкаться.
По пути к выходу Лунд остановилась, чтобы дать указания ночной смене.
— Обзвоните все автомастерские, узнайте, не обращался ли к ним водитель белого «универсала» с повреждениями спереди и по левому боку. О результатах сообщите мне.
В коридоре ее ждал Мортен Вебер.
— Умоляю вас выслушать меня, Лунд. Дело вышло из-под контроля.
— Говорите с Яном Майером, расследование ведет он, а не я.
— Хартманн не убивал ту девушку. Это просто абсурд.
— Тогда ему следует рассказать, где он был. Не так уж это сложно.
Вебер явно мучился в нерешительности, и Лунд стало интересно.
— Сложно.
— Почему?
— Он гордый человек. Он дорожит своей честью. Звучит пафосно, я знаю, но ничего тут не поделать. И это не делает его убийцей.
Лунд внимательно смотрела на него, и он продолжил:
— Троэльс совсем не так силен и уверен, как кажется. Вы и сами это знаете, Лунд, ведь вы разбираетесь в людях.
— Мы сейчас говорим не о моих талантах.
— Иногда он ведет себя как дурак. Я не понимаю, почему я до сих пор мирюсь с этим.
— Попробуйте сказать это судье. Но я не думаю, что это окажется полезным. Во всяком случае, мне ваши слова ничем не помогли.
Она двинулась к выходу, Вебер поспешил за ней.
— Позвольте мне поговорить с ним, — взмолился он.
— Исключено.
— Господи, Лунд! Его вот-вот вышибут из списка кандидатов! А в этом смысл его жизни.
Она остановилась:
— Слушайте, а мы тут что, по-вашему, шутки шутим? Девушка мертва. Ее изнасиловали и убили. И каждый раз, когда мы задаем вам вопрос, вы нам или лжете, или уходите от ответа.
Вебер, к чести его, смутился.
— Ну так что насчет шуток? — требовала ответа Лунд. — Хотите посмотреть на фотографии, Мортен? — Она взяла его за руку. — Пойдемте посмеемся вместе.
Лунд дала выход эмоциям, что случалось нечасто.
— А еще у нас есть снимки по результатам вскрытия, не желаете?
— Перестаньте, Лунд. Не унижайте себя.
— О каком унижении вы говорите? — Ее яркие глаза впились в Вебера. — Ничто не сможет унизить меня, если это поможет мне найти убийцу Нанны Бирк-Ларсен. Если вы знаете, где был Хартманн, скажите. Или уходите. Не отнимайте у меня время.
Вебер молчал несколько секунд в нерешительности, но потом качнул головой:
— Не могу. Извините.
— Спокойных снов, — сказала она и открыла ему дверь на улицу.
Лунд забрала Марка с вечеринки и повезла его к Вибеке. В машине работало радио. Передавали новости об аресте Хартманна по подозрению в убийстве Нанны и о том, что вопрос о снятии его кандидатуры с предстоящих выборов будет поднят на ближайшем заседании избирательной комиссии.
— А можно сделать потише? — буркнул Марк.
Она выключила радио.
— Хорошо повеселился?
Ее мозг никак не мог отвлечься от дела Бирк-Ларсен.
После долгой-долгой паузы он наконец выдавил недовольно:
— Угу.
— Я знаю, что всю эту неделю ты не ходил в школу. — Она оторвала на мгновение взгляд от дороги, глянула на сына, ожидая какой-нибудь реакции, которой не последовало. — Понимаю, тебе нелегко возвращаться в класс после того, как со всеми попрощался. Прости, что так вышло. Но уроки пропускать нельзя. Марк?
Он уставился в окно, в проносящуюся мимо них дождливую ночь.
— Я не потерплю этого, понятно?
Он что-то взвешивал в уме.
— А можно мне поехать к папе на пару дней?
Она смотрела на черную мокрую дорогу перед собой.
— Когда ты говорил об этом с Карстеном?
— Можно?
— Нет, нельзя. Когда ты с ним говорил?
— Но почему нет? Я же и так все время с бабушкой, а не с тобой.
— Ты знаешь своего отца. Он обещает, а потом… забывает.
Он вздохнул и уставился на приборную доску.
— А ты потом огорчаешься. Я этого не хочу. И к тому же они только-только переехали, у них своих забот полно.
— Он сказал, что не против.
— Когда вы разговаривали об этом? Скажи мне когда?
— Я не твой подозреваемый.
— Где ты был всю неделю? Чем занимался?
Он снова отвернулся к окну:
— У папы в доме уже все устроено. И у них есть комната для меня.
— Все равно этого не будет.
Марк демонстративно съехал на сиденье вниз, обхватил себя руками. Что поделаешь — переходный возраст.
— Я понимаю, Марк, тебе пришлось нелегко. Но ты не переживай, скоро я разберусь с делами. Ничего не изменилось, мы все те же.
— Все изменилось! Ты отлично это знаешь.
— Марк…
— Я не хочу больше говорить об этом.
— Марк…
— Это моя жизнь! — крикнул он пронзительно. — Я не принадлежу тебе!
Суббота, 15 ноября
В девять утра Марк стоял перед домом Вибеке со своими вещами. Лыжи, хоккейная клюшка, спортивные сумки и небольшой чемодан. Руки в карманах, на вид старше своих двенадцати лет. Лунд не смогла удержаться, подошла к нему, аккуратно застегнула доверху молнию на куртке, поправила воротник.
— И так хорошо, мам.
— Не хорошо. Сегодня холодно.
Все явственнее ощущалась зима, ветер кусал лицо. Еще один год подходил к концу. Марк рос, отдалялся от нее. Он не уклонился от ее прикосновения, и за это она была ему благодарна.
Сын не отрываясь смотрел вдаль, ему не терпелось уехать.
— Папа едет.
Блестящий красный «сааб». Спортивные шины, тонировка на окнах — мужские игрушки. Марк с радостной улыбкой смотрел на машину.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |