'highly recommended' - deepak chopra 2 страница

- Когда мы уже будем там?

Я тут же подумал: "Где еще может быть лучше, чем именно здесь и именно сейчас?" - и сам себе ответил: "Нет такого места". Нет никакого там, где было бы больше красоты, благоухания и мира, чем здесь. Здесь и прямо в это мгновение.

Конечно, Вики ничего этого не видела. Подобно большинству из нас, она настолько привыкла к жесткому прессингу времени, что если eй приходилось несколько минут просто посидеть, то у нее возникало ощущение, что она транжирит драгоценное время; это похоже на чувство греха, объясняла она мне впоследствии. Она так привыкла нестись на предельной скорости, часто выполняя несколько работ одновременно, что замедление оказалось болезненным и она буквально не могла видеть чарующего зрелища вокруг себя, не могла ощутить покоя даже в этой атмосфере мира и блаженства. Она так свыклась с напряженным графиком, что, даже решившись уехать, "сбежать от этого всего", она взяла "это все" с собой - постоянное чувство, что необходимо торопиться, чтобы ни одна минута не пропала даром. Она испытывала чувство вины за потраченное время, мучительное беспокойство по поводу упущенной возможности сделать что-то еще. Подобно большинству из нас, Вики разогнала свою повседневную жизнь до третьей скорости и не могла ума приложить, как ее сбавить и хоть немного расслабиться, хотя отчаянно мечтала об этом и действительно в этом нуждалась.

Беда Вики - это всеобщая беда; беспорядочные отношения с временем стали главным признаком современного образа жизни. Если вы приобрели эту книгу, то, возможно, почувствуете, что у вас никогда не бывает достаточного количества времени и что вы являетесь участником какой-то беспрерывной гонки. Этот нескончаемый бег обкрадывает нас, похищает спокойствие нашего рассудка и самые большие радости, данные нам от роду; он лишает нас того времени, которое мы могли бы посвятить настоящему общению с другими людьми, неспешной трапезе, игре и смеху, свободному и приятному одиночеству; он отнимает нашу способность испытывать красоту окружающей жизни.

Представьте себе мир без часов.

В лучшем случае мы растеряемся. В худшем - рухнет вся организация нашей жизни.

Почти каждый из нас ежедневно перед сном ставит будильник, чтобы быть уверенным, что проснется точно тогда, когда, как он считает, следует проснуться - чтобы приготовить завтрак, не опоздать на работу и убедиться, что дети не опоздали на школьный автобус. Те, кто может позволить себе роскошь просыпаться без будильника, все-таки первым делом смотрят на часы, если намерены хоть как-то сообразоваться с течением дня; если уже поздно, они бормочут: "Что-то я переспал", - как будто не заметить, что прошла часть дня, означает некий грех.

Без часов мы не знали бы, когда начинается киносеанс, отправляется поезд, открывается ресторан, начинается заседание или наступает дата, которую необходимо отметить. Служащие компостируют рабочие карточки; если фиксируется опоздание, им урезают зарплату, да и работа идет не так гладко. Мы работаем от девяти до пяти (за сверхурочные доплачивают), забираем детей домой в три, ужинаем в семь, смотрим новости в одиннадцать. Выпускникам предоставляется три часа на выполнение вступительных тестов, профессиональным баскетболистам - двадцать четыре секунды на бросок, бегуны устанавливают мировые рекорды с точностью до сотых долей секунды, специалисты НАСА выверяют момент пуска ракеты миллисекундами, физики оперируют наносекундами.

Вся жизнь подчинена часам, на сегодняшний день настолько точным, что по ним можно определять скорость субатомных частиц. Мы носим часы на запястьях, как ручные кандалы, и двигаемся под их неумолимый счет.

Время стало тем, чем мы измеряем наши жизни: секунда, минута, час, сутки, год, десятилетие, продолжительность жизни. Все мы зависим от часов, потому что мы стали рабами времени.

А вот в средние века часов не было. Даже песочные часы, не слишком точный измерительный прибор, вошли в употребление лишь в конце тринадцатого века. Мы почему-то никогда не задумываемся над тем, что наши предки воспринимали время иначе. Мы относимся к времени как к феномену, находящемуся вне нас, текущему мимо нас под равномерное тиканье каких-то всемирных часов. Но те, кто жил раньше нас, ощущали время как поток, совершенно отличный от стремительного бега современной жизни.

Даже и сегодня у некоторых народов Африки и у папуасов Новой Гвинеи отсутствует представление о времени, как его понимаем мы. Во многих языках нет слов, означающих "час", "минута", "секунда". Когда солнце взошло - это день, а когда зашло - ночь; времена года определяются по тому, прорастают посевы или зреют, и никто не знает, сколько лет было его родителям, когда они умерли, - просто они были старыми, а смерть - неизбежное и благословенное событие.

Что за отсталый народ, можем мы подумать. Какие дремучие представления. Но я сомневаюсь, что папуасы согласятся с нами; и я вовсе не уверен, что некто, живший в средние века, сочтет, что наше общество такое уж передовое. На самом деле, они могут посмотреть на нас с жалостью. Что за сумасшедший народ, подумают они. Что за сумасшедшие времена...

Обе стороны, конечно, правы.

Это бесспорный факт, что, поскольку западные люди живут в индустриально-атомно-космическом мире, точное время является частью нас; это нечто такое, что следует оценивать и использовать. Но если мы хотим вкушать жизнь более полно, то должны научиться владеть и другим видом времени.

Если мы не научимся контролировать время в своей жизни, то наши стрессы будут только усиливаться. Мы попадаем под ливень всех требований нашего общества - двигаться быстрее, делать больше, производить больше, покупать больше и, главное, никогда не сидеть спокойно, просто наслаждаясь бытием. Пока мы не научимся сознательно контролировать время, наша жизнь все так же будет убегать от нас и мы даже замечать не будем ни события, ни красоту вокруг нас. Останется лишь непрерывное чувство утраты: что-то исчезает, чего-то не хватает. Как Вики на палубе - можно оказаться хоть в самом Раю, да так и не понять этого.

Меня волшебство времени очаровало еще в те годы, которые я едва помню. Мне понадобилось много лет, чтобы понять, что, будучи младенцем и не имея еще сознательной памяти, я ел, спал и учился по собственному графику, без часов. Вот тогда я бывал по-настоящему доволен, я был хозяином времени.

Мне было около шести лет, когда мой дедушка, изобретатель и страстный любитель механики, подарил мне часы и рассказал, как они работают. Он проводил со мной много времени: мы открывали мир чисел, их отношение к времени и отношение времени к нам. Вначале меня не так интересовал циферблат часов, как их внутреннее устройство. Но вскоре я понял, что информация, которую сообщали стрелки, - время дня - особенно важна для всей нашей семьи.

Отец очень строго следил за временем, потому что его работа - он был врачом - требовала четкого расписания. Мать тоже не забывала о времени и учила нас использовать его продуктивно. "Время дорого, - говорила она. - Не разбазаривайте его".

По расписанию я закончил школу и медицинский колледж. Родители были довольны. Доволен был и я сам. Я использовал свое время наилучшим образом.

И все же во мне нарастало какое-то беспокойство, даже мятеж, отчасти разделявшийся и моими родителями. Я искал чего-то другого, отличного от моей разлинованной и расписанной жизни. И вот в 1973 году, перед самой защитой медицинской диссертации, я совершил поездку в Индию. Эта поездка изменила и мое понимание, и мое поведение.

Примерно в это же время я перечитал написанную в самом начале 70-х годов книгу "Быть здесь и сейчас", которая неожиданно приобрела для меня новый смысл; ее автор, Рам Дасс, стал с тех пор моим самым лучшим другом и учителем. Книга фокусирует внимание на "быть", а не "делать", на существовании в настоящем мгновении, а не в прошлом или будущем. Несмотря на то что многие считают эти идеи ересью, полагая, что следовать им означает просто поставить себя вне общества, я увлекся ими. Я был полон решимости внедрить эти идеи в свою жизнь и врачебную практику.

После защиты докторской диссертации я сосредоточился на холистической медицине, которая на то время считалась новейшей научной концепцией на Западе. В круг моих практических интересов входили проблемы хорошего самочувствия, предупреждения болезней, долголетия, а также взаимосвязи между телом и духом в условиях стресса и болезней. Я преподавал методики упражнений, питания, снятия стрессов и релаксации - и при этом стал замечать, хотя и не мог еще выразить в форме теории, ту роль, которую играет время во всех аспектах здоровья.

Последствия временнОй бедности становились все более очевидными в моей работе с пациентами. Один за другим жаловались они на "нехватку времени", их тревога и угнетенность бросались в глаза; иногда они просто говорили, что в сутках не хватает часов, чтобы успеть сделать все, что они должны. Я выслушивал их с сочувствием, предписывал упражнения и здоровую диету и - с самодовольством, при воспоминании о котором я теперь вздрагиваю, - думал гордо о себе: вот я работаю вдвое больше, чем любой из них, а у меня куда меньше, а то и вовсе нет тех симптомов, от которых страдают они.

Но я стал замечать и кое-что другое. Подобно многим преуспевающим людям, я выработал для себя стратегию: так как жизнь заканчивается смертью - по крайней мере в моем распоряжении только этот срок, - то лучшим способом прожить свои годы будет наполнение их как можно более активной деятельностью. Я думал, что чем больше я сделаю, тем полнее проживу свою жизнь.

Когда мне перевалило за тридцать, я, однако, стал ощущать некую пустоту, неудовлетворенность. Несмотря на то что я делал как можно больше, чтобы и испытывать как можно больше, я ощущал, что фактически испытываю все меньше. У меня появилась мучительная догадка, что я промахнулся.

Я действительно промахнулся, потому что на самом деле я не присутствовал в своей жизни, не мог присутствовать -слишком быстро она мчалась мимо.

"Похоже, мне нужно делать еще больше, - подумал я. -Мне необходимо повысить темп".

Однако, как мы увидим дальше, справедливо как раз обратное. Нам необходимо научиться заставлять время замедлять свой бег. Нам необходимо включиться, реально поселиться в своей жизни, чтобы замечать все, чтобы уделять внимание каждому мгновению, а не просто нестись вперед.

В 1977 году я основал Институт Холистических Исследований "Омега" в Райнбеке, штат Нью-Йорк. Он задуман как центр, где люди могут развивать свое умение становиться более живыми в обыденной жизни. С самого начала ключевой целью Омеги было создание по-настоящему здорового и живительного окружения, где люди жили бы в атмосфере духовности и единства. Для этого мы отыскали подходящее местечко в долине реки Гудзон, где лес, сады и звуки природы наилучшим образом соседствуют с учебными занятиями, позволяют участникам сбавить темп и почувствовать комфорт. Пребывание в Омеге - это сочетание отпуска с учебой, которое дает возможность позабыть на время постылую ежедневную гонку.

Предложенные Омегой формы отдыха сразу же встретили массовое признание. Сейчас на протяжении года в наших программах участвует около двадцати тысяч людей, и это число продолжает возрастать. Омега стала оазисом для тех, кто ищет живой связи с другими людьми, с природой и, в конечном итоге, с собственной сокровенной сущностью.

Я считаю, что секрет такого успеха - роль времени и ритма. В Омеге люди попадают в естественную среду. Здесь нет строгой привязки к часам, зато поощряется внимание и подстройка к ритмам природы - ритмам, которыми мы пренебрегаем в своей трудовой жизни, но которые составляют значительную часть нашего существа. В этой обстановке переключение времени происходит не просто безболезненно: оно дает целебный и оздоровительный эффект.

Я и сейчас работаю в Омеге; но я уже не тот человек, каким был в 1977 году.

Меня изменило время. Я имею в виду не только то, что время прошло. Да, конечно, я стал на восемнадцать лет старше и накопил соответствующее количество мудрости и глупости. Я хочу сказать, что изменилось мое понимание времени; изменилось мое использование времени.

В Америке время - враг. Мы говорим: "тратить время", "проводить время", "убить время", "найти время", - и дошли до того, что пугаемся, когда нам нечего делать, и обставляем себя звуковыми колонками и телевизионными ящиками, чтобы заполнять тишину. Я жил по-американски, веруя, что могу делать одновременно два или даже три дела: готовить лекции и присматривать за детьми, жарить яичницу и слушать последние известия. Но произошло несколько событий, которые изменили мой способ мышления, перевернули весь мой образ жизни, сделали время главной темой моих занятий - и привели меня к этой книге.

Первое событие было, на первый взгляд, обыденным: я увидел, как идет человек.

Конечно, человек это был особенный, и его поступь не похожа была ни на что виденное мною до сих пор. Это был вьетнамец Тич Нхат Хан, буддийский монах и активист движения за мир; он оказал высокую честь Омеге, согласившись стать одним из ее внештатных преподавателей.

В тот день он проводил занятия по медитации, а я обсуждал служебные дела с одним из сотрудников. Окна моего кабинета выходили в наш сад, и вот там, в саду, я увидел Тич Нхат Хана. Я мгновенно забыл о делах и о посетителе; я стоял у окна, ошеломленный, и смотрел, как идет по саду Тич Нхат Хан, сопровождаемый доброй сотней людей.

Он шел так, словно целовал землю каждым своим шагом. Он присутствовал полностью, он был всецело и очевидно погружен в акт ходьбы. Я почти почувствовал, как он смакует каждое мгновение, я почувствовал траву под ногами, почувствовал единство его тела в каждом движении.

Он присутствовал в своей ходьбе. В тот момент ничто другое не имело значения; он жил только в теперь. Даже сегодня, вспоминая ту сцену, я ощущаю себя полностью присутствующим в том своем переживании его ходьбы.

В тот вечер, направляясь к ужину, я внезапно остановился. Я осознал, что моя голова занята незаконченным обсуждением в кабинете и что я забыл позвонить по телефону, так что придется звонить после ужина. Другими словами, я существовал в прошлом и в будущем, но не в настоящем. В тот вечер, как и во все предыдущие вечера, я не сознавал, что я иду, не сознавал своего дыхания, не замечал сияния освещенных окон в столовой института.

Я стал думать о Тич Нхат Хане и - по мере того как я давал себе входить в свой настоящий момент - осознавать свои действия в этот момент и вместе с этим избавляться от утомительных мыслей о прошлом и будущем, - я начал замечать, как меня охватывает глубокое умиротворение. Казалось, все мое существо переходит в состояние релаксации. И еще я понял, что могу испытывать это состояние в любое время. Все, что для этого требовалось, - это ввести себя в настоящий момент и быть здесь. И я мог оставаться в этом состоянии сколько угодно! Я научился контролировать - то есть создавать - время!

Медленная и осознанная ходьба, с обычной точки зрения бедняков времени, выглядит "тратой" времени. Однако и я, и мои бесчисленные студенты установили, что даже несколько мгновений такого присутствия настолько успокаивают и освежают, что еще долго в течение дня мы наслаждаемся миром и душевным комфортом.

Как мы увидим дальше, когда вы налаживаете мирный ритм вашей жизни - медитация ходьбы, выгуливание собаки, отдельное время для игры с детьми, искренняя беседа с другом, - это помогает выровнять, сбалансировать ход жизни. Удивительно и неожиданно то, что короткие периоды сознательного замедления не только не похищают ваше обычное время, но наоборот, создают вам время, отплачивая вам тем, что я называю "свободой во времени", на протяжении всего дня. Это и есть переключение времени (Англ. timeshifting - букв, "сдвигание времени".).

В 1986 году мы развелись с женой. Сейчас мы друзья, вместе работаем в Омеге, но тогда разрыв был горьким и болезненным. В поисках противоядия я ринулся в работу с удвоенной энергией. Омега быстро расширялась. Я набрал больше частных пациентов. Я заполнял свои дни и ночи деятельностью - любой, лишь бы избежать сидевшей внутри боли.

Я упорно работал, но мне хотелось работать еще упорнее. Несмотря на то что на мне по-прежнему лежало руководство Омегой, несмотря на полный объем врачебной деятельности, я взялся за создание огромного курортного комплекса на минеральных источниках в Леноксе, штат Массачусетс. Проект потребовал многих миллионов долларов и закончился для меня катастрофой, которая оказалась еще одним поворотным пунктом в моих личных отношениях с временем.

Я знал, что уже и так слишком много взял на себя, и все же позволил себе соблазниться этим проектом, моей давней мечтой. Я знал также, что если все получится, то я стану богатым. К тому же во мне проснулся игрок: друзья подпевали, что если кто-то и может потянуть такую махину, то только я.

Однажды, торопясь на какое-то заседание, я поймал себя на том, что стучу кулаком по приборному щиту автомобиля. Такого со мной раньше не бывало. Внутренний голос требовал прекратить нездоровое перенасыщение своей жизни активной работой - но кто прислушивается к внутреннему голосу, когда диктует логика? Я мчался вперед на полной скорости.

А время для курортного строительства было совершенно неподходящим. В Америке начался экономический спад, у нас возникла масса проблем, и вскоре все наше предприятие рухнуло. Конечно, оглядываясь теперь назад, я могу говорить, что мечтал об успехе - кто же мечтает о неудаче? - и что мне страстно хотелось сделать несколько миллионов долларов. Но по зрелом размышлении я понял, что, как ни дорого обошелся мне урок, именно он-то и был мне необходим. Поистине, банкротство стало моим благословением в неявном виде.

Вместо того чтобы притормозить и почувствовать боль личной утраты и дать этой боли как-то разрешиться, я очертя голову бросился в новое дело, только лишь бы занять себя полностью. Я пришпоривал себя, чтобы промчаться мимо страдания, но мчался при этом мимо драгоценных мгновений с детьми и Друзьями, мгновений, о которых теперь остается только сожалеть. Моя жизнь была плоской дорогой, и я несся по ней вне всякого ритма. Только большое потрясение могло разбудить меня и заставить осознать, что пора что-то изменить. Таким потрясением и стало банкротство.

Очнувшись после кризиса, я безжалостно пересмотрел свою жизнь и свои взаимоотношения с окружающим миром. Мне стало очевидно, что если я буду следовать все тем же курсом, то есть ставить работу на первое место и стремиться сделать как можно больше, то будет нарастать и ощущение, что важнейшие в жизни вещи ускользают от меня, независимо от того, насколько я "преуспею".

После тех событий я постепенно стал осваивать совершенно новое восприятие времени и изменять свои отношения с ним. Я научился испытывать полное спокойствие и глубокое удовлетворение в самые обычные мгновения жизни - для этого вполне достаточно сбавить темп настолько, чтобы можно было посмаковать их. Я и сейчас, если уж работаю, то работаю упорно и, когда нужно, двигаюсь быстро. Но я учусь забывать о своей работе, когда не работаю, и сбавлять темп, когда захочу. Я умею расслабиться и радоваться просто тому, что я живу, радоваться так, как мне и не снилось во времена моей беспрерывной гонки.

Разве это не привлекательно?

Эта книга содержит определенную систему понятий, помогает лучше понимать время и, вместе с тем, учит искусству переключать его. Я покажу вам, каким образом время влияет на ваше ощущение себя, на ваши отношения с людьми, на ваше переживание работы, игры, здоровья, старения, умирания, общества, будущего.

Понимать время мозгом очень важно, но недостаточно. Когда вы научитесь воплощать время, когда вы сможете переключать его по собственной воле, тогда вам откроется переживание целостности и свободы - свободы во времени, о которой вы никогда даже не мечтали.

Глава 2

СОНАСТРОЙКА И РИТМ ЖИЗНИ

К Артуру Рубинштейну обратился один из его пылких поклонников:

- Скажите, как вам удается так здорово управлять нотами?

- Нотами я управляю нисколько не лучше, чем многие другие музыканты, - отвечал пианист, - но вот паузы между ними - о, это действительно искусство.

Все движется в ритме: атомные частицы, сгустки электронов, молекулы в древесине и камне, трава и деревья, амебы, млекопитающие, птицы, рыбы и рептилии, Земля, Луна, Солнце и звезды... и мы сами. Всюду царит ритм.

У нас, как и у всех млекопитающих, самым заметным ритмичным органом является сердце; но и кровь, которую оно качает, и все органы, мышцы и жилы, питаемые кровью, тоже движутся ритмически, независимо от того, сознаем мы это или нет. Наше дыхание, наиболее явный показатель внутреннего состояния, ускоряется или замедляется в зависимости от настроения или уровня психического возбуждения.

Таким образом, мир живет мириадами ритмов. Сонастройкой (entrainment) мы будем называть процесс синхронизации этих ритмов друг с другом.

Сонастройка ритмов - один из величайших организующих принципов вселенной, столь же неизбежный, как закон всемирного тяготения. Он объясняет, каким образом один ритм сочетается с другим и как различные сущности, от молекул до звезд, входят в ритм столь же автоматически, как пульсирует сердце или трепещут крылья мотылька.

Если вы установите рядом двое несинхронизированных маятниковых часов, то через сутки они будут идти одинаково; создается впечатление, что они хотят двигаться синхронно друг с другом. Когда вы вращаете ручку настройки радиоприемника, происходит перестройка внутреннего генератора в приемнике, и, при достаточном приближении его частоты к частоте сигнала радиостанции, между ними внезапно возникает связь, они начинают колебаться согласованно, и приемник оказывается точно настроенным на нужную программу.

Явление сонастройки (В технической литературе более привычны термины захватывание и затягивание. - Прим. перев.) частоты колеблющихся тел было открыто голландским ученым Христианом Гюйгенсом в 1665 году. С тех пор это представление вошло в естественные и технические науки, и его дальнейшая разработка привела к фантастическим успехам технологии.

Но мы еще только начинаем понимать, что явление сонастройки относится и к человеку. В сущности, почти каждый из нас считает его настолько само собой разумеющимся, что как-то даже не осознает до конца. А если и осознает его существование, то не дает себе времени понять как следует.

Наша сонастройка - то есть наше вхождение в синхронизм с другим человеком, объектом, звуком, настроением, ритмом - может быть кратковременной или длительной. Она может принимать форму ответной улыбки, сольного или парного танца, любовного акта, напряженной дискуссии, коллективных действий в спорте, на производстве, в экстремальных ситуациях; это может быть чувство единства с целым городом или со всей страной по поводу общего дела или общего врага - вспомните, как плакала вся страна, когда умерла Криста Мак-Олифф, или как радовалась, когда Нейл Армстронг ступил на Луну; это может быть чувство родства с природой, возникающее в лесу или на тихом озере; и даже ощущение единства с великими тайнами мироздания - ритмами сфер, пульсом вселенной, потоком времени.

Женщины, живущие вместе в студенческих общежитиях, нередко замечают, что их менструальные циклы начинают совпадать. Матери и их младенцы в утробе живут общим ритмом. Попробуйте не улыбнуться, когда вам улыбается годовалый малыш. Или представьте себе любовный акт, когда партнеры сонастраивают - или не сонастраивают - свои ритмы: в первом случае - блаженство, во втором - разочарование и злость.

Фридерик Эриксон, сотрудник Лаборатории взаимных воздействий в Пенсильванском университете, показал, что сонастройка происходит даже за обеденным столом. В разговоре членов семьи отмечается один и тот же ритм следования ударяемых слогов речи; когда разговор прекращается, ритм не исчезает: кто-то взял соль, кто-то стукнул ножом по тарелке - все в том же ритме; закончив еду, все расходятся, и звуки шагов продолжают тот самый ритм.

Великие ораторы хорошо знают, как важен ритм их речи для воздействия на слушателей. Члены конгрегации Мартина Лютера Кинга-младшего рассказывают, что, слушая его речь, они ощущали себя частицами огромной человеческой волны, вздымающейся навстречу его словам. Этой способностью владел Джон Кеннеди, владел ею и Гитлер. Сама по себе сонастройка ни хороша, ни плоха; она просто существует, это естественная шла. (Писатель Рене Домаль в своей "Mount Analogue" сказал об этом так: "Нож ни плох, ни хорош, но тот, кто держит его за лезвие, несомненно ошибается".)

Африканец с барабаном, великий скрипач, играющий Брамса, оратор, политический деятель - все применяют сонастройку. Все они владеют ритмом музыки или слов, все они улавливают отражение этого ритма в аудитории, его обратные волны. Я знаю, что поймал свой ритм, когда я настолько присутствую на собственном семинаре, что мне уже нет нужды сознательно контролировать каждое свое слово: я просто пребываю в потоке речи. В таких случаях у меня появляется ощущение, почти осязание слушателей: они со мной, и точно так же я с ними.

При всем том, сонастройка по существу не связана со словами или звуками. Знаменитый баскетболист Билл Рассел в автобиографической повести "Второе дыхание" рассказывает о тех игровых моментах, когда товарищи по команде и противники играют на максимальном пределе своих способностей: возникает сонастройка не просто друг с другом, но с самой игрой. В такой игре, говорит Рассел, победа или поражение не имеют никакого значения. Баскетбольное действо обретает священный смысл, а игроки - высочайшее единство.

Древние религиозные лидеры и шаманы знали власть ритма, преображающую банальное, обыденное время в священное время, когда спешка уступает место созерцанию, когда на смену привычному всеобщему времени приходит безвременность. Церемонии и религиозные ритуалы всегда совершались под барабанный бой или хоровое пение, функция которых - внушить присутствующим состояние с замедленным ритмом, с более глубоким и более духовным переживанием бытия.

В некоторых культурах состояние транса вызывается ритуалом барабанного боя. Антрополог Майкл Харнер изучал многие различные культуры и установил, что особые, весьма специфичные виды барабанного боя индуцируют единый ритм всей группы участников; этот ритм считается священным, поскольку открывает вход в "другой мир". Шаман говорит о барабане как о каноэ, с помощью которого они переплывут на другой берег.

В Африке барабан использовался, да и сейчас используется не только в религиозных ритуалах, но также в танцах и других церемониях для создания ритма, который отражает некоторое событие, историю или аспект окружающей действительности. Если нет письменного изложения, то историю излагает барабан и сопровождаемый им танец. Засуха или жатва, рождение ребенка или война - всему барабан посвящает соответствующий ритм. Это не равномерный бой, привычный у нас на Западе, а гибкий ритм, отражающий перемены в естественном окружении. Он создает пространство для сонастройки всех участников. Даже в наше время нередко каждое село имеет собственные танцы и ритмы, отражающие особенности отдельных общин и указывающие на автономную сонастройку внутри каждого населенного пункта. Свои особые ритмы существуют даже в больших городах: темп жизни, скажем, в Сиэтле отличается от темпа Лос-Анжелеса.

Барабан звучит на Африканском фестивале. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее, снова медленно, снова ускорение ритма... Замкнутое кольцо танцующих движется вокруг костра, соразмеряя свой темп с барабанными ударами. Одни зрители, захваченные ритмикой танца, притопывают ногами в такт барабану, другие хлопают в ладоши. Через некоторое время все участники, зрители, не говоря уже о танцующих и барабанщиках, перестают осознавать окружающую реальность; в сущности, никакого осознания, думания нет вообще: есть сонастройка с ритмом, в котором действительно содержатся все биения, все ритмы мира.

Барабанщик, достигая состояния высшего вдохновения, настраивается на ритм момента, ритм вселенной, он сам становится инструментом, который передает этот ритм толпе. Баба Олатунджи, тот самый Баба, который познакомил Запад с африканским барабаном, сказал мне однажды, что ритм идет через него, но у него самого не возникает никакого ощущения верховенства или власти: ему всего лишь дано быть посланцем.

В западных сообществах с древних времен также использовались ритмы песен для определения и регулирования темпа жизни. Пели землепашцы в полях, танцевали гости на свадьбе, отбивали часы колокола, с песней налегали гребцы на весла. Устраивались многолюдные фестивали - как религиозные, так и светские. В древней Греции Гомер пел - а не рассказывал -свои повествования. В средние века в Германии у каждой гильдии была собственная песня и зафиксированный в ней собственный ритм.

Всегда и всюду музыка была и продолжает оставаться наиболее эффективным средством сонастройки; она никогда не бывает сплошным звуком: звук чередуется с тишиной, и эта последовательность звуков и пауз составляет ритм. Власть музыки грандиозна. Мой отец рассказывал о представлении бетховенского Фиделио в Зальцбурге, когда дирижировал Тосканини: публика - масса почтеннейшей элиты - была в таком восторге, что танцевала в проходах между рядами, к великому удивлению певцов.

Трубач Майлз Эванс говорил мне: "Майлз Дэвис создал великую музыку: он открыл пространство между нотами и вошел в него". А ударник Тони Вакка выразился так: "Если ты не можешь найти свой ритм, то не найдешь и свою душу".

Дата добавления: 2015-08-28