|
Рыжова скрипнула зубами: какая же ты сволочь, Сусанка! Ведь знала все заранее, спланировала под руководством Хамата и без зазрения совести наврала подружкам с три короба, притащила их на гильотину под видом экзотического отдыха!
Подошел Хамат, сел рядом с Женей:
— Полотенце, пожалуйста, дай.
Та не только подала, но еще и вытерла ему плечи, грудь, спину.
— О чем речь? — спросил он, поцеловав девушке руку.
— Сусанна открыла нам тайну. Твою, — улыбнулась, преданно заглядывая ему в глаза.
— У меня нет тайн от тебя.
— Как это? А наше появление здесь? — влезла Надя. — Мы только что узнали, именно вы организовали нашу поезду сюда. Правда, из-за вашей любви к Жене. Зачем же двоим билеты оплачивали?
Взгляды девушки и парня встретились и они поняли, что друзьями не будут никогда. Ясно стало и другое: Хамат не потерпит, чтоб его планы кто-то нарушал, просто и изящно раздавит помеху, без всяких сантиментов и скидок на пол и возраст.
Надя отвернулась, понимая, что не ей с ним тягаться. Пока. Здесь.
— Женя одна бы не поехала, и потом, у меня две подруги, — пожала плечами Сусанна. — И я очень рада, что вы довольны отдыхом.
— Еще как, — посмотрела на Хамата Женя, сплела его пальцы со своими.
Он поцеловал ее руку:
— Я счастлив, что мы, наконец, встретились. Предлагаю вечером сходить в ресторан, отметим прекрасно проведенный день. Посидим в тесном кругу, покурим кальян, посмотрим танец живота – будет потом о чем рассказывать дома.
Надю последнее замечание несколько успокоило: раз так говорит, значит, далеко идущих планов нет. Тешится мальчик белой игрушкой. Неприятно, но пережить можно, главное, чтоб без последствий домой вернуться, а там обычная терапия: кучу забот и дел на голову, разом и разум Жени вернется на место.
Она согласно кивнула и подняла руку:
— Я – за! Хоть на всю ночь.
Заведение было скромным снаружи и пышным внутри. Хамат снял полукруглый номер с персидскими коврами и массой подушек на полу, обитый изумительной материей. Сначала на ковре устроили достархан, потом раскурили кальян и пригласили танцовщицу. Под бодрую мелодию девушка с вуалькой на лице начала накручивать бедрами так, что затряслись все украшения на ее теле. Полы газовой, блестящей юбки трепыхали, а мелкие монетки и камешки на низком широком поясе подпрыгивали в такт.
Необычный танец и удивительно красивый, как и его исполнительница, девушка с шикарной фигуркой и обворожительной пластикой.
Женя сидела, обнимая Хамата, и ловила его взгляды, устремленные на танцовщицу. Сердце сжималось от них и ныло.
— Тебе очень нравится?
— Да, какому мужчине не понравиться подобный танец? Только мертвому, — улыбнулся ей Хамат. — А ты сможешь как она?
— Смогу, — заверила Евгения и, встав, закружилась рядом с танцовщицей, повторяя за ней движения не так искусно, но не менее грациозно. Глаза Хамата заблестели, губы изогнула улыбка – он, не отрываясь, смотрел на девушку, любуясь каждым ее движением, фигурой, что была, словно специально создана для него, четко по его вкусу, от изящных кистей рук, пышной, уютной груди до обворожительных ножек. Он смотрел на нее, как на чудо, и был горд, что оно – его. Женя же чувствовала радость и трепет от поощрительного и сладострастного взгляда Хамата.
Надя смотрела на пляску двух гурий и спускающего с них взгляда парня и чувствовала омерзение. Женя плясала перед ним, из кожи вон лезла, чтоб показать себя и так и эдак, словно дрессированная обезьянка на потеху публики.
— Хороша игрушка, правда? — не сдержалась девушка. Поддалась к нему, неприязненно глядя в глаза, спросила. — Нравится унижать?
Парень с полминуты рассматривал ее и выдал.
— Если б я хотел унизить – унизил бы. А танец живота - целое искусство, овладеть которым дано не каждому. Женя смогла. Она великолепна.
— Унизилась, чтоб покрутить бедрами перед своим падишахом. Приятное для вас зрелище.
— Надя, был бы на моем месте менее цивилизованный мужчина, вам бы отрезали язык за подобные слова, за пренебрежительный тон. Откуда столько яда, что я вам сделал?
— Мне? Жене. Вы играете ею. Каким-то образом поработили и властвуете.
— Вы многого не понимаете, Надя, и спешите с выводами. Я люблю вашу подругу и ни за что не обижу, как не дам обидеть другому. Вы не знаете, что такое унижение и власть. Если б не этот аспект, вы могли бы предъявлять мне претензии.
Женя перестала танцевать, видя, что Хамат не обращает на нее внимания и разговаривает с Надей, и подсела к нему, обняла, предостерегающе глядя на подругу. Выглядело это как ревность и заявление своих прав на мужчину. Парень, хитро улыбнувшись со значением, посмотрел на Надежду: поняла? А та хлопала ресницами, не понимая, как Женя могла допустить мысль, что она посягает на ее араба?
— Ты ненормальная, — качнула головой. — Очнись, подруга!
— Ты о чем? — млея под рукой Хамата, перебирающей ее волосы, спросила девушка. Надя закрыла рот и отвернулась, не зная, что сказать. Настроение совершенно испортилось.
— Покури кальян, расслабься, — посоветовала Сусанна, закидывая в рот виноградины. — Кстати, не каждая женщина может покурить его. Хамат немало заплатил, чтоб вы попробовали восточной экзотики.
Сыта я вашей экзотикой! — посмотрела на нее.
— Может, обойдемся? В номер пора.
— Куда спешить?
— Завтра рано вставать.
— Встанем. В машине выспимся.
— А ты как, Женечка? — спросил у любимой Хамат.
— Как скажешь.
— Тогда покури кальян и в гостиницу, — протянул ей трубку.
— В гостиницу, — повторила как эхо, не спуская с него глаз, блестящих от предвкушения длинной, томной, как атмосфера в кальянной, ночи. И взяла трубку, спеша, неумело затянулась.
Сусанна довольно улыбнулась.
Надя чуть не заплакала: ее подруга была похожа на кого угодно, только не на Евгению Борисову.
Женя, совершенно одурманенная кальяном и умелыми ласками Хамата, не понимала, где, кто, зачем. Не видела ночи, не слышала шума работающего мотора, не понимала, что находится в машине.
— Хамат, Хамат… — шептали губы, призывая продолжать ласки, не останавливаться.
— Я здесь моя пэри, моя любовь… Не спеши, удовольствие нужно растягивать.
— Я хочу тебя…
— Рано… Я научу тебя длить удовольствие, любить любовь, — его пальцы пробежали по ее лицу, задержались на губах, чтоб они привыкли к их вкусу. — Ты горячая… Я разбудил твое тело, но этого мало.
— Хамат!...
— Я приготовил тебе сюрприз.
— Какой?
— Узнаешь в номере, — прошептал в ушко, легонько ущипнув его, прижавшись к ее груди, лаская кожу под кофточкой. — Любовь – искусство. Есть масса тонкостей и с одной из них я познакомлю тебя. После ты сможешь противиться мне, но не сможешь себе, желанию, что будет переполнять тебя, памяти тела, инстинкту.
Они поднялись в номер, но Женя даже не заметила, как это случилось, не видела подруг, не обратила внимания на укоризненный и расстроенный взгляд Нади. Она видели лишь лицо Хамата, его ласковые глаза, теплые, нежные губы.
Он завел ее в номер и, раздев, уложил на постель. Достал инкрустированную баночку с душистым маслом.
— Что это?
— Сейчас узнаешь, — улыбнулся лукаво и начал медленно втирать его в кожу Жени, пробегая от щек, шеи до стоп, кончиков пальцев. — Слушай себя, просто слушай себя, — прошептал, перевернув ее, втер масло в ягодицы. — А теперь закрой глаза, полежи, — отстранился, убрал баночку.
Женя послушно закрыла глаза и поплыла. От острого, душистого запаха масла голова закружилась, в груди стало тесно и жарко. Кожа, сначала чувствующая лишь прохладу, начала гореть. Ей показалось, что разожгли огонь в каждой клеточке ее тела и пламя пошло в глубь, охватило все ее существо, запульсировало внизу живота.
Хамат только прикоснулся к ней, легонько пробежав пальцами от шеи до бедер, как Женя, задрожав, вскрикнула, получив первый всплеск наслаждения. Ее кожа превратилась в источник блаженства. Чего бы ни касались руки Хамата, девушку мгновенно топила волна сладкого, острого удовольствия.
Эта ночь превратилась в счастье и муку. Женя, обезумев от страсти, целовала парня, впитывала губами вкус его кожи и ластилась, гнулась под его руками, стонала от радости, молила о продолжении, кричала, заполненная Хаматом.
И не заметила, как заснула, подмятая под него, упоенная ласками, утомленная сладкой, непрекращающейся дрожью внутри.
Глава 8
В номер постучали.
— Кто это? — приподнялась Женя, сонно щурясь.
— Я узнаю. Спи еще, — поцеловал ее Хамат в щеку. Встал и, одев брюки, приоткрыл дверь. На пороге стояла Надя:
— Мы куда-нибудь едем или нет? — спросила вместо приветствия.
— Едем, — кивнул сухо, оглядев девушку. — Но сначала мы позавтракаем.
И захлопнул дверь.
— Кто там? — опять спросила Женя, сев на постели, сонная, взъерошенная и такая милая, что Хамат не удержал ласковой улыбки:
— Ты само очарование, пэри.
— Почему пэри?
— Волшебница, самая прекрасная женщина на свете. В детстве я любил слушать сказки про пэри, в которых влюбляются смелые мужчины с первого взгляда, и верил, что такое возможно в жизни. Не ошибся, — сказал, беря трубку, набирал номер обслуживания. — Завтрак в номер… Да.
Положил ее на столик и подошел к Жене, поцеловал в плечо:
— Нужно вставать. Твоя подруга вне себя от нетерпения.
— Хорошо, я пока в душ.
— Позавтракаем…
— И в путь, — улыбнулась, потягиваясь, положила руки на плечи Хамата. — Я тебя обожаю.
— Правда? — прижал ее к себе. — Выйдешь за меня?
— Ты шутишь, — рассмеялась.
— Нет, — взгляд парня стал серьезным, пристальным. Девушка замерла: ей хотелось сказать да, но что-то мешало, губы не слушались, не давали сорваться опрометчивому согласию.
— Ладно, — отодвинулся Хамат, помрачнел. — Иди в душ…
— Хамат, я…
— Иди в душ и подумай, — тон был холоден и ранил. Женя, расстроившись, поспешила скрыться в ванной комнате, надеясь, что за время ее отсутствия парень смягчится.
Завтракали молча. Хамат не смотрел на Женю, держался холодно и отстраненно, не разговаривал. Девушка чуть не плакала, совершенно расстроившись.
— Хамат, — умоляюще посмотрела на него, погладила по руке. Он ласково, но твердо убрал ее. — Ну, прости, ну, пожалуйста. Хамат!
Парень продолжал молчать и делать вид, что Жени нет в природе.
— Хамат, ну пойми ты, заключение брака очень серьезный поступок, нельзя решать это скоропалительно, на ходу. Мы мало знаем другу друга. Ты…Ты прекрасен, ты удивителен, я без ума от тебя и сделаю все, чтобы ты только не обижался. Но выйти за тебя я не могу. Может оказаться, что мы совершенно не подходим друг другу. Сейчас нами правит страсть, но она пройдет и что останется?
— Значит, ты думаешь, что я легкомысленный юнец?
— Нет…
— Способен принимать неразумные решения?
— Нет…
— Ты не уверена в моей любви, я не достаточно ясно показал свое отношение к тебе?
— Нет, Хамат…
— Тебе неприятны мои ласки, я?
— Что ты, я …
— Тогда не уверена в себе?
Женя вздохнула:
— Нет, мне никогда не забыть тебя, но жизнь переменчива.
— Как твое отношение ко мне?
— Хамат, я обожаю тебя…
— Докажи.
— Как? — пожала плечами.
— Я дам тебе время подумать, проверить себя и понять, насколько я тебе нужен. Но ты должна сделать для меня кое-что.
— Что, говори.
Хамат встал, порылся в сумке Жени и достал купленную еще в Алеппо длинную шелковую юбку:
— Иди сюда.
Женя послушно подошла, не понимая, что он хочет, но предчувствуя что-то запретное и приятное.
— Сними юбку и трусики. Сегодня ты будешь без них.
Девушка дрогнула, почувствовав знакомы и жар желания. Сняла белье, как он просил, под пристальным взглядом. Хамат обнял ее и, открыв заветную баночку, почерпнул масла, втер его в промежность девушки, глядя ей в глаза:
— Чтоб помнила обо мне.
Отстранился, добившись сладкого вскрика Жени, и подал ей юбку. Лично уложил ее вещи и вывел из номера, не обняв, как всегда, а всего лишь взяв за руку. Ее попытка прижаться к нему ни к чему не привела. Парень явно решил держать ее на расстоянии.
— Хамат, не злись, пожалуйста, — взмолилась Женя, понятия не имея, как она проживет и минуту без его близости, ощущения нужности, что дарили его сильные руки.
— Не злюсь. Я даю тебе возможность подумать, насколько дорог тебе, сможешь ли ты без меня.
— Не смогу. Я уже не могу, — прошептала, с мольбой заглядывая ему в глаза, желая прижаться к его телу и не смея. Его холодность отпугивала, недовольный взгляд страшил немилостью, что сейчас, когда в промежности ныло и горело от желания, была подобна смерти.
— Хамат! — всхлипнула Женя.
— Ты хотела проверить себя? Я дал тебе возможность. Это твое желание, а не мое, ты неуверенна, а не я.
Он вывел ее за руку из лифта и потянул на стоянку. Женя чувствовала себя сейчас самой несчастной, настолько, что вся масса жизненных неприятностей, с которыми ей доводилось встречаться, меркли перед этим горем. По ее щеке скатилась слеза.
— Хамат!
Парень без слов открыл перед ней дверцу и подтолкнул в салон, где уже сидели подруги.
— Жень, ты чего? — растерялась Надя, увидев расстроенную до слез девушку.
— Поссорились? — удивилась Сусанна.
Хамат сел на переднее сиденье и покосился на подруг. Женя испугалась, что он сейчас скажет: расстались. Но он промолчал, лишь кивнул водителю: поехали.
За всю дорогу Хамат не сказал ей и слова, не посмотрел. Женя сидела ни жива, ни мертва от горя и все поглядывала на него, мысленно моля его сменить гнев на милость, мечтая о взгляде, тепле его губ. Красоты края за окнами ее не интересовали – перед ней была красота профиля Хамата. Разговоры подруг не занимали, и хоть она старалась отвлечься, вникнуть в их суть, мало что понимала. В голове мутилось от тоски и страха, что Хамат не простит ее и больше никогда не обнимет, не подарит блаженство своих ласк. И останется лишь память о тех ночах, о сладкой истоме и сильном мужчине, что властвовал над ней.
В промежности не было покоя. Женя ерзала, пытаясь найти себе место и избавиться от желания, но оно лишь нарастало и разливалось от резкого движения, встряски. Машины шли по грунтовой дороге, пассажиров нещадно болтало, на горе девушки.
Душевный дискомфорт, сплетясь с невыносимым физическим влечением, превратил дорогу в пытку, и сладкую и больную.
— Женя, что с тобой? — шепотом спросила ее Надя, видя ее бледность, испарину выступившую на лбу, затравленный взгляд с лихорадочным блеском и судорогу, что пробегала по лицу подруги.
— Ничего, — буркнула глухо, не сводя взгляда с затылка Хамата.
В пригороде Дамаска Сусанна решила сделать пару снимков и предложила девушкам прогуляться.
— Женя, ты идешь? — спросила Надя.
— Нет, — качнула та головой. Куда она пойдет, если Хамат остался в машине и послал водителя за фруктами и соком. Пусть пару минут, но он будет рядом с ней, наедине.
— Что происходит с Женей? — спросила Надя у Сусанны, отходя от машины.
— То же, что и со мной, когда меня приручал Самшат, — загадочно улыбнулась та. — О, они знают, как привязать женщину крепко - накрепко.
Надя с ужасом покосилась на нее:
— И ты этому рада?
— Конечно. Женя будет счастлива и я. И никуда ей теперь не деться, поверь. А вставать поперек не думай. У Хамата такие связи, что тебя и Интерпол не найдет.
— Это ты говоришь мне?! — возмутилась девушка.
— Как подруге. Чтоб глупости в голову не лезли. Женя больше не принадлежит себе, и той, что ты знала, больше нет и не будет. Бесполезно что-то делать. Поверь, абсолютно бесполезно. Только хуже будет. Поэтому расслабься и наслаждайся красотами, прелестями отдыха. А Женю оставь. Она принадлежит Хамату. Он слишком долго ждал ее, желал, чтоб позволить кому-то встать на его пути. Ей ничего, кроме счастья быть любимой женой обеспеченного человека, не грозит, так что, не переживай.
— Мы скоро улетим!...
— И ничего не изменится. Вспомни меня, — рассмеялась Сусанна.
— Какая же ты сволочь, Сусанка! — в сердца выдохнула Надя.
— Наоборот, я устроила счастье подруги. Мы будем вместе.
— Хамат, — неуверенно позвала его Женя. Парень не повернулся, и девушка пододвинулась ближе, прижалась грудью к спинке сиденья, взглядом моля Хамата повернуть к ней голову, удостоить взглядом.
— Хамат, я не могу больше.
— Что не можешь? — спросил, не поворачиваясь.
— Я не могу без тебя. Прости, я согласна.
— Почему? Прошло всего лишь несколько часов.
— Пытки.
— А в чем пытка?
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет, расскажи.
— Хамат, ты жесток.
— Жесток? Что ты знаешь о жестокости, о пытке? Что ты чувствуешь, опиши?
— Желание, — прошептала. — Я хочу тебя. Я никогда никого так не хотела, не горела от одной мысли о тебе. Хамат, прости меня, я согласна стать твоей женой. Не мучай меня больше…
— Это страсть. Она временна. Так ты сказала.
— Хамат, — дотронулась до него. — Не злись, прошу тебя, умоляю, прости.
— Ты горишь всего лишь несколько часов, а я горел годы, — повернулся к ней парень. — Твоя пытка ничто по сравнению с той, что перенес я. Изо дня в день, из ночи в ночь грезить тобой, помнить каждую черточку лица, каждый изгиб, знать, что твоя женщина где-то, возможно с кем-то… А когда мы встретились, ты заявляешь мне, что это всего лишь страсть и мое предложение скоропалительно, необдуманно.
— Ты винишь меня в том, что мы жили врозь эти годы, что я не помню тебя? Но это неправильно. В чем я виновата?
— Ни в чем. Разве в своем неверии, сомнениях. Думай…
— Я уже подумала и согласна. Хамат!
— Нет, Женя. Подумай еще. Я хочу слышать твердое ‘да’. Чтоб потом ты не говорила мне, что передумала, поспешила, и наша связь мимолетна, а чувств нет вовсе.
— Хамат! — всхлипнула умоляюще. Парень повернулся к ней и, заглядывая в глаза, провел пальцами по раскрытым губам. Женя застонала, пытаясь задержать их поцелуем, и Хамат дал ей эту возможность.
— Ты очень страстная женщина. Кто, кроме меня сможет понять тебя и подарить наслаждение? Подумай об этом, — прошептал, и отвернулся. В машину возвращались подруги. За руль сел водитель, подав Хамату пакет с фруктами и соком, который он передал девушкам.
— Подкрепитесь.
И снова дорога, тряска, нелепые разговоры и молчание Хамата. Женя прибыла в Дамаск совершенно измотанная. Влечение сошло на нет, одарив ее болезненным состоянием неудовлетворенности. Она хмуро смотрела на улицы столицы Сирии и не имела ни малейшего желания ходить по ним, смотреть достопримечательности, разрекламированные Сусанной музеи и базарчики. Надя в столь же отвратном настроении поглядывала вокруг и мечтала как можно скорее поставить точку на поездке не то, что в Дамаск – в Сирию.
Хамат, видя состояние девушек, объявил о паручасовой сиесте и велел водителю ехать в отель.
— Покушайте, отдохните, а через два часа встретимся у машин и съездим в центр. Сегодня музеи, исторические памятники и вечерний Дамаск, сказочный по красоте, а завтра сук[1] Хамидийе, Бзурия, Саруджа, — сказал девушкам, поднимаясь с ними на этаж, к снятым номерам.
— А когда домой? — поинтересовалась Надя. Лицо Жени при этом вопросе стало до жалости несчастным. Хамат сделал вид, что не заметил этого, улыбнулся Наде:
— Завтра к вечеру или с утра послезавтра. Как захотите.
— Завтра, — попросила девушка и подумала: еще лучше - вчера.
— Ты как, Сусанна?
— Лучше послезавтра, — улыбнулась деверю.
— Женя?
Та вздрогнула от его обращения к ней: неужели Хамат больше не сердится? И выдохнула, с надеждой глядя ему в глаза:
— Как скажешь.
Надя шумно вздохнула, выказывая неудовольствие:
— Лучше завтра. Устали уже все.
— Я не устала, — заверила, глядя на Хамата, в глубину его завораживающих зрачков: неужели ей достанется еще две ночи блаженства? И отказаться от них? О, нет! — Я бы осталась на пару дней.
— Решено, остаемся, — кивнул он, порадовав девушку своей довольной улыбкой. Женя уже размечталась, что он сейчас обнимет ее, увлечет в свой номер, но парень, остановившись у дверей, открыл номер девушек, передал ключи Сусанне и, обойдя выжидательно глядящую на него Женю, пошел к следующей двери.
— Пойдем, — потянула ее в номер Надя, но та с тоской смотрела на открывающего дверь Хамата. Он глянул на Надю, потом на Женю и, распахнув дверь, поманил девушку:
— Иди ко мне.
Женя, вырвав руку из ладони подруги, поспешила к нему.
‘ Любые твои усилия тщетны. Я для нее авторитет, а не ты’, — сказал Наде взгляд Хамата.
— Я не могу на это смотреть, — сглотнув ком в горле, прошептала Надежда, опустившись без сил на диван. — Она в его полной власти. Как марионетка, как зомби! Это ужасно. Что он с ней сделал?
— Перевел на голый инстинкт, — улыбнулась Сусанна, любуясь открывающимся в окно видом.
— Ты рада…
— И не скрываю. И поверь, Женя тоже рада, даже больше – она счастлива.
— Как голодная собачка, которой хозяин бросает кость.
— Любовь Хамата далеко не кость. И Женю собакой он не считает. Он без ума от нее и это видно. Он отдает ей себя и уверена, бросит к ее ногам весь мир.
— Ты завидуешь? — насторожилась Надежда.
— По хорошему.
— Конечно… А скажи честно, тебя упросили заманить сюда Женю не говоря зачем или прямо поставили в известность о планах?
— А план был прост: свести влюбленного с предметом его страсти.
— И только? Твоя-то выгода какая? Благодарность деверя?
— И особняк.
— Что?
— Особняк, в котором мы живем. Он принадлежит Хамату, как и весь бизнес. Этот калым за невесту огромен для нас с Самшатом, но мелочь для Хамата. Он любимчик и везунчик и всегда, всегда получает, что хочет. Нет, Женя не пропадет с ним. И нам хорошо и ему радость. И вся семья довольна.
— А Женя? О ней ты не думала? Слушай, Сусанка, а вы не подпоили ее случайно? — заподозрила Надя. Теперь, когда ей стало ясно, что подруга далеко не подруга, а самая натуральная змея, она допускала любую, самую бредовую мысль.
Сусанна покосилась на нее и девушка поняла, что попала в точку.
— Боже мой!... Ну ты и… Сама поила? Чем если не секрет.
— Ах, Надя, не лезла бы ты в это, целее б была. Есть на свете такие вещи, что просто не укладываются в голове, не имеют объяснения в физическом плане.
— Магия, да? А не боишься, что ваши чары спадут и Женя плюнет тебе в морду?!
Женщина беззаботно рассмеялась:
— Нет, не боюсь. Потому что знаю, о чем речь, а ты – нет. И потом, Хамат очень умный мужчина и не полагается лишь на магию, хоть и абсолютно доверяет ей. Он страхуется, порабощая Женю на самых низменных, глубинных инстинктах. И что бы ни случилось, они будут превалировать над ней и гнать к нему.
— Вы страшные люди, — качнула головой Надя. — Но я уверена, и на вас найдется управа.
— Ты не в России, — усмехнулась Сусанна и пошла открывать двери: прибыл заказанный обед.
— Ты простил меня? — спросила с надеждой Женя, как только закрылась дверь в номер. Он долго смотрел на нее, не торопясь с ответом, но взгляд был горячим и возбуждал.
Девушка осторожно положила ладонь на его грудь, отодвигая ворот рубашки:
— Разреши? — прошептала и, получив милостивый кивок, прильнула губами к его коже, принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Сняла ее с плеч не двинувшегося с места парня. Принялась нежно целовать его руки, грудь, живот и все заглядывала в его глаза. Они поощряли ее и радовали этим. Она перестала сдерживаться: начала ласкать его руками, вылизывать кожу, пробуя ее на вкус.
— Разденься, — приказал хрипло Хамат. Женя не сдержала улыбки и поспешила избавиться от одежды, но как только двинулась к нему, он отлип от стены и качнул пальцем. — Не подходи.
Девушка подумала, что опять чем-то рассердила его и замерла, глядя как он подходит к кинутым на диван вещам, склоняется над пакетами. Его мышцы на обнаженном торсе в полумраке зашторенной комнаты казались вылитыми из стали, кожа шоколадной и сладкой. От парня веяло силой и она привлекала, возбуждала воображение, мешая мечту о будущем блаженстве, что он подарит, с памятью о прошедшем.
— Хамат, — неуверенно позвала девушка, напоминая о себе. Но тут послышался стук, и девушка отошла к стене, чтоб скрыть свою наготу от нескромных глаз.
Хамат подошел к двери, забрал понос с обедом и, поставив его на стол, сказал Жене:
— Закрой дверь на ключ и иди сюда.
Нужно ли было просить ее два раза? Уже через минуту Женя стояла перед Хаматом. Он усадил ее к себе на колени и достал из-под диванной подушки заветную баночку с отделкой из финифти. Девушка дрогнула, сообразив, что он искал в пакетах и что хочет сделать. Ее дыхание участилось, а сердце бешено забилось, когда ладонь Хамата легла ей на грудь и принялась нежно втирать масло в полукружие холмов. Женя, чувствуя блаженство от его ласк, гладила его, играла с волосами, перебирая локоны, пропуская их меж пальцев. Когда же его пальцы спустились ниже, напитывая маслом промежность, девушка, не сдержав стона, припала к его плечу, невольно впилась в них пальцами, задрожав от острой, долгожданной волны тепла и радости. Ей хотелось, чтоб это продолжалось бесконечно, но Хамат закрыл баночку и, отодвинув девушку, пересадил ее на диван рядом с собой. Пододвинул поднос с восточными яствами, изогнутым кувшином:
— Кушай, — разлил чай в пузатые чашки.
Женя не понимала что происходит: ее топило желание и неудовлетворение, которое никак не могло совместиться с обедом, о котором у нее и мысли не возникло. Она чувствовала сильнейший голод, но иного рода.
— Кушай, — повторил Хамат, пресекая любые возражения, вопросы. Положил ей в рот кусочек лепешки и протянул чашку с чаем.
— Хамат, я хочу совсем другое.
— Я тоже Женя, — сказал, любуясь высокой грудью девушки, идеальным изгибом бедер.
— Так в чем дело? — качнулась к нему и была мягко отстранена:
— В том, что время твердого и окончательного решения еще не пришло. Твоего решения, Женечка.
— Хамат, но я же сказала да! — воскликнула девушка, опять поддавшись к нему.
— Я не поверил. Пока, — придержал ее за руки. — Все твои слова пока лишь порывы. Посиди спокойно, покушай и думай. Взвесь все за и против. И не спеши.
Какой не спеши? — всхлипнула Женя, чувствуя опять тот острый сумбур мыслей и ощущений, что благодаря Хамату посетил ее утром. И только она пережила его, только пришла в себя и порадовалась возращению прежних отношений, размечталась, воспылала, как парень вновь отверг ее.
— Что ты хочешь? Хамат, скажи, что ты хочешь? — взмолилась, еле сдерживая слезы. — Ты же видишь, я не могу без тебя. Я хочу тебя.
— Мне нужно не плотское желание, Женя, а твоя любовь. Безоговорочная. Я не был женат, Женя, я не разменивался на пустячные связи, потому что ждал тебя. И у меня будет одна жена. Одна и навсегда. И будешь ли ею ты – решать тебе.
— Но почему сейчас, Хамат? Почему столь серьезный вопрос нужно решать сейчас здесь? Это невозможно.
— Вот об этом и речь, — со значением посмотрел на нее парень. — Вот оно твое – да.
— Ты специально сводишь меня с ума! — вскочила девушка, принялась одеваться, пряча расстроенное, растерянное лицо. — Когда любят, так не поступают!
— Куда ты собралась? — встал Хамат, в упор посмотрев на девушку.
— Вон! Куда угодно, подальше от тебя!
— Без меня ты не выйдешь из номера!
— А кто ты такой?! Любовник! Дикарь!
Хамат рывком подтянул девушку к себе и тихо, с проступающей ноткой ярости сказал:
— Значит всего лишь любовник? Дикарь из дикой страны. И как муж не подхожу? А чем я плох? — Его голос дрогнул. Губы побелели от злости, а глаза превратились в узкие щелочки, но Женя смотрела на искаженное яростью лицо Хамата и вопреки трепыхающемуся от страха сердцу, чувствовала влечение к парню, желание, острое, как никогда. — Я всего лишь экзотика для тебя. Возможность скинуть маску холодной, самостоятельной и порядочной девчонки, и пусть на пять, десять дней стать собой, горячей, живой, живущей. Познать страсть с тем, кто никогда не напомнит о своем существовании, останется позади, как забавный экспонат, кадр на флешке твоего фотоаппарата!... А я человек, очень уважаемый человек, Женя, и мужчина. Влюбленный в тебя настолько, что забыл обо всем на свете. И мне ничего не надо, я сам все отдам тебе… за любовь… всего лишь за искреннее: я люблю тебя, Хамат.
— Но это не так…
— Знаю… Но я терпелив, — его ладонь легла на ее щеку, а палец потрогал припухлые губы. — И ты будешь моей, Женя… Женой… Будешь. Холодной со всеми, пылкой – со мной. С твоим мужем. Роль любовника не для меня, как не для тебя роль любовницы.
— Через четыре дня я уеду, — напомнила и сама огорчилась: неужели так скоро?
Хамат кивнул, отводя взгляд. И вдруг впился ей в губы, сжал в объятьях до боли, словно испугался, что отъезд уже настал, и он теряет ее. Ладонь скользнула по бедру, поднимая юбку, раздвинула ноги девушки и только задела промежность, как Женя вскрикнула и забилась. Хамат отстранился и выставил на обозрение девушки влажные пальцы:
— Вот твое ‘уеду’. Ты уже огонь и горишь, как я. И никто не успокоит твой жар, только я, и никто не утолит мой – только ты. Я покажу тебе, как это плавиться от желания, умирать от него, как умирал я по тебе. Ты еще не познала эту боль, не познала глубину желания. Все что было, всего лишь мираж. Я покажу тебе ад, в котором жил эти годы. А после вернемся к разговору.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |