— Сусанна, ты специально это делаешь? — возмутилась Надежда.
— Они взрослые люди и разберутся сами. Посмотри на себя – ведешь себя как ненормальная. Что на тебя нашло?
— На меня?!
— Ну, не на меня же.
— Твой родственник плохо влияет на Женю, а ты поощряешь! Сама ведешь себя подозрительно. Тебе нравится, что он ухлестывает за Женькой…
— А тебе не нравится, потому что не за тобой?
Надя побледнела: второй раз ее обвиняют в том, о чем у нее и тени мысли не мелькало. Но если двое говорят об одном, значит, она действительно ведет себя так, что можно подумать ревнует или завидует. И на это намекают ей не кто-то, а близкие подруги, от которых она подобных укусов за все время знакомства не получала.
Нет, пора разобраться, поговорить откровенно.
— Знаешь что, Сусанна, я тоже во многом тебя подозреваю.
— В чем, интересно?
— В том, что тебе нравится, как Хамат окручивает Женю.
— Что в этом плохого? Он красивый, умный, богатый мужчина. Он кладезь самых элитных достоинств, и я рада, действительно очень рада, что и Женя оценивает его разумно. Они прекрасная пара…
— Пара? — развернулась к ней Надя, уставилась с подозрением и раздражением. — Ну, конечно, твоя мечта была переманить сюда подруг. Одной скучно в гареме…
— Здесь нет гаремов! Ты ничего не знаешь и судишь с точки зрения чьих-то слов, скудных знаний. К твоему сведению, Самшат и Хамат не просто мусульмане, они алавиты. Они не совершают хадж, не насилуют своей догматикой и считают измену высшим грехом. У них самые либеральные взгляды на жизнь. Я, к твоему сведению, не меняла вероисповедание, и никто даже не намекнул мне на подобное кощунство. Мою веру уважают так же, как меня. А еще, к твоему сведению, у них не принято принуждать женщину к сожительству, замужеству – все должно происходить по обоюдному согласию. И женщины здесь не настолько бесправны, как ты себе навыдумывала. А унижать, оскорблять, тем более бить женщину по их обычаям недопустимо. Так что ни тебе, ни тем более Жене ничего не угрожает кроме приятного отдыха. И вообще, у местных мусульман здесь нет привычки зариться на чужих жен и разводить гаремы! Верх неприличия пялиться на чужую женщину, уделять внимание другой, когда у тебя есть своя!
— То-то я смотрю, о нас все глаза вытерли.
— Потому что одеты слишком вызывающе, нескромно. Но на Женю, если ты заметила, никто не смотрел, как и на меня, потому что рядом Хамат и всем ясно – эти женщины его, я явно родственница, потому что не хожу полуголой как ты…
— А паришься в робе. Здорово, — кивнула вконец расстроенная Надя, плюхнулась на диван. — А раньше о форме одежды ты сказать не могла? Как о статусе своего мужа, деверя. Не хотела!
— О форме одежды принятой на Востоке, знают все. А остальное…Я не лезу в чужие дела и тебе не советую.
— Даже если этот араб, что-нибудь утворит с твоей подругой? Или она уже не подруга, как и я?
Сусанна взяла сок и подала Наде, села рядом:
— Давай поговорим спокойно. Вы были, есть и останетесь моими подругами. Да, у нас идут трения на почве непонимания. Вы ведете себя, как когда-то вела себя и я, еще не зная всех нюансов дела. Восток многообразен и невозможно загнать его под планку четкого определения. Здесь настолько много тонкостей, что ты просто представить себе не можешь. Здесь люди делятся не только на нации, но и так сказать общности, в зависимости от вероисповедания. Но нет нации – сириец. Нет! Есть араб, курд, армянин. И ваше представление, что все восточные мужчины сластолюбцы, коварные и мерзкие типы, неверно…
— Восток коварен …
— Не больше, чем север или юг!
— Ты говоришь так, потому что вышла замуж за Самшата. Ты теперь его подобие.
— Что в этом плохого? Да я люблю Самшата и живу по принятым здесь нормам, традициям, я принимаю его Родину, как свою.
— И готова оправдать любой его поступок, способствовать в любом деле?
— Да! Это долг любой нормальной жены!
— Рабы!
— Перестань! Мне уже не смешно это слушать, а печально. Ты хочешь жить как жила – ради Бога, но я живу иначе. И мне нравится моя жизнь, как тебе твоя. Возможно, и Жене понравится здесь, и она примет Хамата, полюбит. Что плохого в том, что мужчина желает сделать женщину счастливой? Какой криминал ты выискала в их связи? Они нравятся друг другу и это видно со стороны, пусть сами разбираются. Ничего плохого с Женей не случится. Хамат не насильник, не хам, не урод. Он замечательный человек и искренне влюблен. А ты знаешь, что такое страсть такого мужчины, как он?
— Предполагаю, поэтому и опасаюсь за Женю, а не питаю иллюзии в угоду своим новоявленным родственникам, как ты. Ты не желаешь портить с ним отношения…
— Повода не вижу.
— А я вижу. Он ненормально липуч, он глаз с Женьки не сводит.
— Он влюблен.
— Не-ет, это не любовь, это мания, и что он в своей маниакальной страсти ей уготовит, огромный вопрос, а если учесть его состояние, а значит возможности, я не исключила бы ни один вариант, даже насилия.
— Не смеши! Насилие! Хамат! Зачем ему кого-то насиловать? Ему! Пальцем помани, сами прибегут. Он давно самый завидный жених.
— Я не в прямом смысле о насилии, а в плане давления.
— Надя, они сами разберутся. Никаких коварных планов у Хамата нет, они ему не нужны. Ты мыслишь с точки зрения мало, а нередко, неправильно информированного человека и представляешь себе угрозу везде, во всех и во всем, только потому, что это не Россия. Но, Наденька, вспомни, как нас рисовал себе обыватель в той же Америке? Мужик - лапотник, грубиян, простофиля, и обязательно дебошир, алкоголик, способный только медведя на веревке по ярмаркам водить. А разве это так? Пропаганда.
— Ты меня не успокоила.
— Я и не собиралась. Всего лишь пыталась объяснить элементарное. Давай зайдем с другой стороны: разве вы плохо отдыхаете?
— Нет…
— Разве к вам плохо отнеслись или чем-то вам угрожают, в чем-то ущемляют?
— Нет, Сусанна, — Наде даже стало неудобно перед подругой. — Наоборот, все очень мило и приятно, спасибо. Но Сусаночка…
— Надюшь, — обняла та подругу, снисходительно улыбнувшись. — Твои страхи абсолютно пусты и беспочвенны. Приедешь домой и сама поймешь, посмеешься, но и пожалеешь, что тратила время и нервы на ненужные, вообще не имеющие места быть вещи. Жалко ведь будет. А я хочу, чтоб вы и потом приезжали, когда захотите. Я очень скучала по вам. Поэтому, пожалуйста, не забивай голову ерундой, это все всего лишь несходство двух мировоззрений, норм воспитания, менталитетов. Но от вас ничего не требуется, кроме терпимости, которую проявляют те же Бен-Хаджары. Осталось девять дней отдыха вместе, не омрачай эти дни глупыми, беспочвенными ссорами. Я очень расстраиваюсь. И, пожалуйста, не лезь к Хамату и Жене, пусть они сами разбираются. Подумай, ну, образовался у подруги роман, ну и что? Девять дней всего им и отмеряно, а что будет там, потом выяснится.
— Свихнется, как ты на Самшате, — вздохнула Надя.
— Женя? — Сусанна вздохнула и отодвинулась, хмуря брови, но усиленно отворачиваясь от подруги, чтоб та не увидела ее озабоченность данным вопросом. — Ты ее знаешь, дома голову не теряла, а здесь тем более. Она ведь, как ты, забита предрассудками.
— Да, в этом плане Женя молодец – как бы ни пылала, а голова всегда на месте, — кивнула Надя. — Но все равно что-то не так, — протянула через пару минут, вспомнив поведение девушки, те нестыковки, что исходно показались обеим странными: панику Жени, когда она поняла, что ее влечет к Хамату, твердое желание держаться от него подальше и поцелуй, потом ночь…
Сусанна не стала больше развивать тему и направилась в душ:
— Как ужин принесут, стукни мне.
— Хорошо.
— Да поспать надо, завтра рано вставать. А может, ты первая пойдешь?
— Давай, я быстро, — вскочила Надя.
Хамат обнял Женю, но та вывернулась, прошлась по номеру, держась подальше от парня.
— Я не нравлюсь тебе? — спросил он, огорчившись.
— Не в этом дело. Только не обижайся, хорошо? Я ничего не имею против тебя, но есть вещи, которые не перешагнешь. Я благодарна тебе за ту ночь, она была замечательна, но это не значит, что мы с тобой влюблены или обязаны. Ты слишком навязчив, это не может не отталкивать.
— Разве любовь может быть навязчивой? — подошел к ней парень.
— Причем тут любовь? — пожала плечами Женя, отходя от него: глупейшее положение. — Я не люблю тебя и не любила.
Горькая пилюля.
Хамат помрачнел и потемнел лицом, словно получил пощечину:
— Мне казалось, я нравлюсь тебе.
— Нравишься и люблю - разные вещи.
— Но, возможно, все впереди? — заглянул в ее глаза. Женя вздохнула: тоскливый взгляд парня навевал неуютное чувство вины, хотя она совершенно не понимала, в чем может быть виновата. Они провели ночь, и Хамат, словно юный неопытный мальчишка воспылал страстью и решил, что это роковая, единственная в его жизни любовь? Бред! Он слишком опытный, искусный и умный парень, чтоб мнить всякую ерунду на пустом месте, находя ненужные неприятности.
— Я думала, ты вышел из возраста розовых очков и романтических иллюзий.
— Что такое: розовые очки?
— Не слышал это выражение?
— Нет.
— Странно.
— Да, все странно… Женя, выходи за меня замуж.
— Что? — девушка подумала, что ослышалась. Но не может же в самом деле взрослый человек проявлять подобное легкомыслие, если не хуже – недалекость и глупость.
— Я прошу тебя стать моей женой. Я богат, имею огромные связи. Наш род очень уважаем…
— Ты серьезно? — нахмурилась Женя.
Парень молча вытащил из нагрудного кармана бархатную коробочку, открыл перед девушкой. На синем бархате лежало великолепное колечко с бриллиантом, обрамленным сапфирами. Женя смотрела на безумно дорогущую вещь и понимала, что связалась с ненормальным. И что теперь делать? Как корректно, но доходчиво объяснить, что его траты, как и желания, тщетны? Дура, какая же она дура, раз допуская невменяемость Хамата, все-таки сблизилась с ним. Чертова страсть и любопытство грозили ей большими неприятностями.
— Я подумаю, — выдавила улыбку, быстро схватив коробочку. Захлопнула ее и сунула парню обратно в карман. Хамат перехватил ее руку и, не спуская взгляда с лица девушки, спросил:
— Сколько будешь думать?
— Я не могу, как ты, скоропалительно решать, пересматривать свою жизнь и устраивать крутые повороты в ней. Предлагаю на сегодня закончить разговор. Ты подумай о том, что делаешь. Я уверена, завтра ты уже изменишь свое решение. Вокруг очень много хороших девушек твоего вероисповедания…
— Моя бабушка христианка. Армянка из Советского Союза. Моя прапрабабушка русская, и не первая в роду. Ветвь Бен-Хаджаров имеет в предках и пророков и французских рыцарей. Завтра поедем в Латакию, где сохранилось множество замков крестоносцев, и посмотрите на родину наших предков.
— Не хочешь ли сказать, что твой род пошел от крестоносцев?
Хамат посмотрел в глаза Жени:
— Наш род много древнее крестоносцев, но имеет в своем генеалогическом древе пару французских веток наравне с армянскими и русскими. Мы уважаем веру некоторых наших предков наравне со своей верой. Ваши 12 апостолов и наши 12 пророков имеют общие корни. Тебе не придется менять веру, молиться, ходить в мечеть…
Женя даже побледнела, сообразив, что Хамат абсолютно серьезен и не просто предложил ей замуж, а уже все обдумал, решил. Девушке стало нехорошо потому, что стало ясно: оттянуть с ответом до отъезда вряд ли получится. Парень смотрел на нее так, словно готов был схватить и умчать на край света или закидать всякими подарками, или встать на голову – лишь бы она сказала: да.
— Спасибо, но я не собиралась. Знаешь что, давай оставим этот разговор раз и навсегда. Я не выйду за тебя замуж. Одна ночь это не любовь. И вообще, брак меж нами был бы безумием. Я не Сусанна, меня не прельщает замужество с представителем другой нации и жизнь в другой стране даже за все богатства мира. Меж нами ничего не может быть. Ни-че-го! Мне жаль, если я обидела тебя или разочаровала, но согласись лучше сказать неприятное сейчас и прямо, чем юлить, лгать и манить несбыточными мечтами. Я не знаю, что ты себе надумал, но ты неправ.
— Ты категорически отказываешь мне? — он явно еще на что-то надеялся.
— Да, — отрезала Женя. — Извини. Я пойду. Спокойной ночи.
Она вышла из номера, плотно прикрыв за собой дверь.
Хамат даже не повернулся. Внутри него клокотала буря. Не обида на Женю, а скорей обида на себя и весь мир, что устроен настолько пошло и грязно, что нет возможности выжить и получить желаемое честным путем. И даже любовь должна подчиняться этим законам. И хуже нет осознавать себя ненужным, неприемлемым не как мужчина и человек, а как иноверец, иноземец. Его отвергли из-за глупейших условностей, от незнания и неверия, от предвзятости, в угоду чужим мнениям.
Парень скривился от острого, жгучего чувства омерзения, вытащил коробочку с кольцом и сжал ее в ладони так, что она хрустнула.
— Не любишь?... Не нужен?...
Отпустить, потерять женщину, которой он грезил столько лет? Женщину, которую искал и ждал, приложил массу усилий, чтоб встретиться, горы свернул – через себя переступил! И узнал, что не любим и не нужен.
Он с силой отшвырнул коробочку с кольцом в стену, давая выход ярости.
Права бабушка Мириам, права…
Ладонь Хамата легла на грудь, нащупала в кармане маленький пузырек с шариками.
Что ж, похоже, у него нет иного выхода, потому что ни смириться с отказом, ни терять он не собирается. Еще есть способы и есть выходы. Раз не помогают мелкие ухищрения, не помогают честность, посулы, подарки и самые слабые, безобидные в общем-то снадобья, в ход пойдут серьезные средства из арсенала бабушки.
Мудрая женщина предусмотрела этот вариант и предупреждала внука. Ну, недаром она хранит род Бен-Хаджаров…
Подруги болтали до полуночи о всякой приятной их сердцу ерунде, как в старые добрые времена, лежа в постели, в темноте не видя лиц друг друга, шептались, откровенничали, делились впечатлениями. Одно нынче было не так – девушки говорили о чем угодно, кроме того, что у каждой на душе. Свои тревоги и заботы каждая оставила при себе, и не лезла с расспросами к другой, старательно избегая скользких тем.
На душе каждой появился осадок грусти от осознания, что прошлое уже не вернешь, и они изменились настолько, что уже с трудом находят понимание. Особенно заметно изменилась Сусанна, а ведь еще полгода назад она была совсем другой: веселой, открытой, искренней. Замужество, жизнь в другой стране сильно и быстро изменили ее, превратив в слишком уж серьезную женщину.
А может, это не так плохо? — решили подруги, переглянувшись.
И кто знает, какие перемены ждут их, как сложится их жизнь. Какой ее поворот приведет к переосмыслению, изменению в их личностях, в какую сторону?
Главное-то не в этом, главное, чтоб они по-прежнему оставались близкими подругами, теми, на кого можно положиться, кому можно верить.
Глава 7
— Что у нас сегодня по плану? — спросила Женя, расчесывая влажные после душа волосы.
— Латакия, — улыбнулась Сусанна, усаживаясь за сервированный стол.
— И пляжи Средиземного моря! — добавила Надя, закидывая в приготовленную сумочку последнюю вещь – пудреницу.
— Значит завтрак и вперед.
— Опять шаурма?
— Нужно плотно позавтракать, чтоб не останавливаться для перекуса в сомнительных ресторанчиках и кафе, — пояснила Сусанна.
— Угу, — взяла горсть инжира Женя. — Лучше б кофе заказала.
— Ну его. Какое ни заказываешь, приносят одно и тоже – с кардамоном. Бр-р! — Передернуло Надю.
— А по-моему, вкусно. Мне нравится больше, чем чай. В нем сахара больше, чем воды.
— Здесь вообще все сладкое, ты заметила?
— Зато сок натуральный.
— А что ты хочешь? В Сирии с водой плохо, поэтому соки и не разбавляют.
— Не заметила, что плохо с водой, — бросила Надя.
— Потому что живешь у нас, — пояснила Сусанна.
— Так кофе будет или нет? — спросила Женя.
— Хамат сейчас занесет. Я уже сказала, что для тебя кофе, для Нади сок, а мне чай.
— Он с нами будет завтракать?
— Ты недовольна?
— Да нет, — пожала плечами Женя, изобразив безразличие на лице.
— Повздорили вчера? — спросила Надя.
— А что нам вздорить? Он мне кто? Муж, сват, брат? Так, поговорили о прописных истинах.
— К чему пришли?
— Надеюсь, к пониманию.
— У! — закидывая в рот виноград, кивнула Надя, хитро покосившись на подругу. — Значит друзья?
— И только!
— Узнаю Борисову. Рада видеть вас вновь в полном здравии.
— Я и не болела.
— Нет, была хвороба на голову. Затмение.
— Оно всегда явление временное…
— Коротковременное, — засмеялась Надя.
— В отличие от тебя – да.
— На что намек?
— На Заманкина. Когда определитесь, наконец?
— Да звонил с утра, соскучился, — с загадочной улыбкой поведала Надя. — Созрел, похоже.
— Значит, с одной свадьбы едем на другую? Ура! Сусанна, отпрашивайся у Самшата, летишь с нами.
— Угу, — буркнула женщина, поглощая шаурму.
Хамат преградил охраннику с подносом дорогу в номер. Посмотрел на маленькую чашечку дымящегося кофе. Кинул в него приготовленный шарик, тщательно размешал.
И толкнул дверь в номер.
— Доброе утро, — щедро улыбнулся девушкам Хамат, проходя в номер, а за ним охранник с подносом наперевес. Поставил его на стол, и испарился. Парень подал Жене чашку кофе, молча и не глядя на нее.
Женя, чувствуя себя неуютно и немного виновато после вчерашнего, тоже старалась не смотреть на парня, но выглядеть ничуть не смущенной, наоборот, доброжелательной и приветливой.
— Спасибо, — хлебнула кофе. Хамат кивнул:
— На здоровье, — сел в кресло рядом с ней и принялся завтракать, не обращая на девушку внимание.
Женя пила кофе большими глотками, желая быстрее закрыть мизансцену и двинуться в путь. Ей было неуютно в обществе Хамата, который обижен на нее и не скрывает, так и не сообразив, что обижаться не на что. Виновной Женя себя не чувствовала и все же испытывала некоторую неловкость. Искоса поглядывая на парня, не могла не признать его привлекательности и того, что ей нравится даже его угрюмость, заострившая черты лица, превратив мягкого мальчика в жесткого мужчину. Ей стало отчего-то жаль его, хоть она и на минуту не поверила словам, тому, что он влюблен в нее, и все же понимала: отвергнутый человек должен испытывать самые болезненные ощущения, которых она искренне не желала никому. Нелепая ситуация, если разобраться, но такова жизнь и нужно философски относиться к ударам, потерям, разбитым мечтам, недостигнутым целям.
Женя вдохнула удивительно душистый аромат кофе, допила его уже не спеша, видя, что торопиться некуда, да и бежать, собственно не от кого. Подруги еще не закончили завтракать, а Хамат и вовсе только приступил к трапезе. Она поставила опустевшую чашку, взяла персик и, наслаждаясь вкусом спелого фрукта, смотрела на Хамата, невольно любуясь вьющимися прядями за ушами, профилем, осанкой, плечами.
Девушку бросило в жар: ей вспомнилось тепло и гладкость его кожи, рельеф мышц на груди и властная нежность рук, что сейчас подбирали лепешкой поливу с тарелки, а совсем недавно доставляли ей блаженство.
Внутри Жени словно что-то лопнуло и прошла волной сладкая дрожь, ударила в голову, туманя разум. Персик выпал из ослабшей руки.
Хамат поймал его и подал, глядя в глаза девушки. Женя взяла, судорожно улыбнувшись: ее парализовало от понимания того, что она испытала оргазм от одного взгляда на Хамата, от одной мысли о нем. Парень улыбнулся ей внимательно и, как ей показалось, призывно глядя в глаза, и Женя почувствовала, как внутри вновь начинает пульсировать и нарастать жгучее, острое до боли желание.
— Ну, что? Собираемся? Пошли? — спросила Надя, отодвигая опустевший стакан сока. Женя недоуменно посмотрела на нее:
— Что? А! Да, пошлите, — вскочила, спеша стряхнуть с себя наваждение, зов плоти, что оказывается сильнее разума и проявляется самым неожиданным образом в самые неподходящие минуты. Девушка почти возненавидела себя за случившееся, и как ни пыталась понять суть происходящего с ней – не могла.
Она уже схватила сумку с ноутбуком и стояла у дверей, мечтая быстрее вылететь на улицу и новыми впечатлениями развеять желание, отвлечься. А взгляд- предатель следил за Хаматом, впитывая его образ, следя за каждым жестом.
Парень вытер губы салфеткой, не спеша выпил чай, встал. Надя взяла сумочку, Сусанна подхватила ее под руку и вывела из номера, опережая замешкавшуюся Женю. Ее перехватил за талию Хамат и развернул к себе. Миг взглядов и губы девушки раскрылись для поцелуя, и она его получила, горячий, страстный, но до горечи обиды – короткий. Она бы так и прижималась к нему, гладила кожу, целовалась, но Хамат отстранился и спросил:
— Поедешь со мной?
— Да, — сорвалось без раздумий, и голос был хриплым от желания и радости, что они будут вместе долгую, желательно вечную дорогу. Парень улыбнулся и вывел девушку из номера. Так они и спустились к машинам, не разнимая рук.
Надя, открыв рот, смотрела на проплывающую мимо их машины, Женю, с любовью и обожанием заглядывающую в лицо Хамата. Складывалось впечатление, что она вообще никого и ничего больше не видит.
— Эй? — выглянула девушка из салона, помахала подруге ладонью – ноль. А вот Хамат увидел – глянул в лицо Нади с нехорошим прищуром и захлопнул дверцу, чтоб она не смогла выскочить.
— Мы с Женей поедем в другой машине, — объявил.
— Женя?!
— Да, да, — закивала та, как овечка на веревке, бредя за парнем.
Надя, ничего не понимая, вопросительно посмотрела на Сусанну:
— Помирились, — пожала та плечами и отвернулась к окну, пряча довольную улыбку.
Машины тронулись в путь.
Женя тесно прижалась к Хамату и зажмурилась от блаженства. Аромат, исходящий от него, туманил разум, губы стремились ощутить вкус его кожи, жадно приникли к его шее. Пальцы с трепетом проникли в распахнутую на груди рубашку.
Жени не было дела до водителя, она и не думала о том, что он есть. Она плыла в дурмане нежности Хамата и плавилась от его близости, счастья чувствовать его, ласкать в ответ на ласки, целовать. Девушка смотрела в окно, но не понимала, куда они едут и зачем, не воспринимала картинки пейзажа. Все, что ее волновало, все, что было нужно – Хамат, его объятья, его ласки, поцелуи, длинные, томные, до пика желания, до стона, а потом тепло дыхания и нежность его голоса:
— Смотри. Это Латакия, наша гордость. Видишь? Развалины замка крестоносцев. Остановимся?
— Не знаю.
— Могут получиться прекрасные снимки.
— Могут. Но для этого нужно выйти, покинуть тебя, а я не хочу.
— Я с тобой, я навсегда с тобой, — ласково коснулся губами ушка.
Они даже по развалинам бродили в обнимку. Женя и на минуту боялась потерять его объятья, выйти из круга его рук. И не фотографировала, отдав технику Суссане. Та, словно фоторепортер увлеклась съемкой и без конца щелкала Женю и Хамата, веселых, пьяных от счастья. Вот они целуются. Вот Женя, смеясь, обнимает его за шею, вот он взял ее на руки, вот закружил, вот обнял через талию, прижав к себе спиной, и два улыбающихся лица влюбленных людей, смотрят в объектив.
Наде было не до смеха, не до развалин и снимков. Она смотрела на подругу и не узнавала ее. Женька светилась от счастья и не отходила от Хамата ни на шаг, то и дело заглядывала ему в глаза, с готовностью подставляла губы для долгого слишком страстного поцелуя. Это можно было объяснить как-то иначе, чем любовь, но вспыхнувшая за несколько минут и часов? И Женька, потерявшая не только голову, но и стыд? Ни естественного смущения, ни обычного внимания к подругам – будто никого и ничего нет вокруг, вот льнет к Хамату, щурится под его руками как довольная кошка. А тот и рад. И словно полонянку из рук ее не выпускает, обнимает, целует то в висок, то в губы.
Сусанна крутится рядом, смееться, вторя смеху голубков, старается, щелкает их счастливые лица. Перед деверем лебезит?
Надя стояла у машины, с тревожно бьющимся сердцем наблюдая за происходящим, бледнела, мрачнела, понимая, что Женька попала в беду. Неизвестно каким образом этот араб прибрал ее к своим рукам, поработил и, судя по всему, не собирался выпускать.
Встревать, возражать, орать на Женю, взывая к разуму, обвинять Хамата или Сусанну – бесполезно и даже опасно. Девушка не в себе, Сусанна же теперь, ясно, на стороне Хамата. Надя, взвесив все за и против, решила сделать вид, что все хорошо, и она абсолютно спокойна и довольна, но как только они вернутся в особняк Бен-Хаджаров, где остались их билеты на самолет, она схватит Женьку в охапку и хоть козьими тропами, хоть вплавь, хоть ползком, отправится домой. И уже там будут разбираться, что к чему и сколько, чего и кому.
Они остановились в отеле на берегу моря, в белоснежной, шикарной высотке, где были сняты три номера: для сопровождающих, Нади и Сусанны, Хамата и Жени, которая в этот раз и слова против не сказала.
— Встретимся на пляже? — выдавив улыбку, спросила Надя.
— Да. Вы идите, а мы чуть позже подойдем, — ответил за нее Хамат, увлекая девушку к дверям номера. Женя же согласно кивнула, спеша за ним.
Какой пляж, какой загар, какая Латакия?
Поцелуй Хамата вынес все мысли из головы о чем-то другом, кроме него. Он впился в ее губы прямо у дверей и принялся раздевать ее, а она его. Чертов ремень на его брюках никак не расстегивался, и Женя застонала от разочарования. Хамат сдернул его сам, разделся, не прекращая целовать ее, и прижался плотью к ее животу. Женя поняла, что умрет, если он не возьмет ее прямо здесь, сейчас. И Хамат взял, исторгая крик радости из горла любимой, даря приятную дрожь телу, а потом истому.
— Мы сошли с ума, — прошептала Женя, без сил прильнув к груди парня.
— Разве это плохо сойти с ума от любви? — улыбнулся он, подхватывая ее на руки. Уложил в постель и принес стакан холодного сока.
— На пляж пойдем?
— Как скажешь, — пожала плечами, не спуская взгляда с его лица, фигуры. — Ты очень красивый, — провела ладонью от шеи до бедер.
Хамат перехватил ее руку, поцеловал кончики пальцев, и Женя вздрогнула, опять почувствовав нарастающее желание. Парень забрал стакан с соком и лег рядом с девушкой:
— На пляж всегда успеем, правильно? — прошептал, касаясь пальцами ее губ.
— Правильно, — лизнула его палец, завороженно глядя в зрачки Хамата. Принялась целовать его ладонь. Парень смотрел на нее и любуясь, и удивляясь. А рука уже ласкала грудь, наслаждалась податливым жарким телом.
На пляже они все же появились.
Женя легла рядом с подругами, подставляя загару спину и пряча умиротворение на лице под широкие поля шляпки.
— Пойду, искупаюсь, — пожал ее руку Хамат и направился к воде, просвеченной солнцем. Девушка извернулась, чтоб полюбоваться его фигурой, и вздохнула, блаженно посмотрев на Надю:
— Он удивительно красивый.
— И опытный? — поддела, но неудачно – Женя не заметила издевки, призналась искренне:
— Да. Удивительный мужчина. Я просто счастлива девочки. Он настолько ласковый, что я с ума схожу от него. Понятия не имела, что такое бывает.
Надя во все глаза смотрела на подругу, умницу- разумницу, которая сейчас с пространным взглядом и блаженной улыбкой откровенно признавалась в том, что в экстазе от горячего араба. Наде так и хотелось рявкнуть в ухо – очнись, дура! Но рядом лежала Сусанна и с хитрой улыбочкой наблюдала за подругами.
— Я рада за тебя, — пропела.
— А я благодарна тебе, что ты нас познакомила. Он милый, остроумный, обаятельный.
— И еще около ста прилагательных, — буркнула Рыжова, кипя от негодования. Но на нее не обратили внимания. Сусанна приподнялась, опираясь на локти, чтоб лучше видеть Женю и сообщила, словно великую тайну поведала, архиважную:
— И влюблен в тебя.
— Правда? — Лицо Жени стало глупым от восторга и Надю перекосило: в кого девчонку превратили?! А главное, когда, как? Это не выходило у нее из головы, но не имело внятных объяснений.
— Честно. Помнишь Москву?
Надя села, хмуро уставившись на Сусанну, Женя, во все глаза глядя на нее, замотала головой.
— Ты по делам редакции ездила.
— А-а!
— Причем тут та командировка почти шестилетней давности? — спросила Надя.
— Хамат тогда тоже в Москве был. Случайно увидел Женю и влюбился.
— Но я его не помню.
— А вы и не знакомились. Ты мимо прошла.
— Как жаль. Мы потерялись на целых шесть лет!
— Фыр! — легла обратно Надя. — Красивая сказочка!
— Главное нашлись…
— Ты помогла, да? — Покосилась Надежда на Сусанну.
— Я просто показывала фотографии, Хамат увидел на одном снимке Женю. Он в статую превратился, говорить с минуту не мог, а потом пристал: кто, где живет?
— Ну, ты и поведала добрая женщина!
— Почему нет? Хамат признался мне, что влюблен в Женю много лет. И вообще, что плохого помочь влюбленным найти друг друга?
— Сусанна, ты чудо! Я так тебе благодарна! — заблажила Женя.
— А поездку сюда тоже он организовал? — подозрительно прищурилась на Сусанну Надежда.
— Да, он очень богатый человек. Дом в Иордании, особняк на Кипре. Акции нефтяной компании. Богат, как Крез, умен как Нобель…
— Коварен, как Мефистофель! — бросила Надя, но кто б ее слушал.
— Тебе повезло, Женечка.
— Я знаю. Ой, я так счастлива девочки!
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |