Э. А. ЖЕЛУБОВСКАЯ (ответственный редактор), 4 страница

Крупнейшая, непреходящая заслуга французских историков эпохи Реставрации состояла в том, что они вскрыли антагонизм между бур­жуазией и феодальным дворянством. Но сделать следующий шаг поме­шала им буржуазная ограниченность. К социализму бывший ученик Сен-Симона относился с яростной враждебностью, боялся дожить до победы социалистов. «Что касается меня лично,— писал он в апреле 1848 г.,— то я предпочитаю, чтобы господь убрал меня из этого мира хотя бы от руки этих жестоких фанатиков» ¹¹⁴.

Потрясенный не предвиденным им ходом событий, О. Тьерри в пол­ном смятении писал в 1850 г. Анри Бодрильону: «Вопрос о судьбах третьего сословия является узловым во всей нашей истории, и он ка­зался мне до последнего времени совершенно ясным и неоспоримым: я разглядел тайну замыслов провидения по отношению к нам. Сейчас, я признаюсь, меня одолевают сомнения... Как с прежней уверенностью продолжать писать историю до 1789 года, историю, которую я довел от

¹¹¹ О. Тьерри. История происхождения и успехов третьего сословия. С вступительной статьей Р. Ю. Виппера. М., 1899, стр. 33—37.

¹¹² Там же.

¹¹³ Там же.

¹¹⁴ «La princesse Belgiojoso et Augustin Thierry».— «Revue des deux mondes», 1921, p. 371.

XII века до царствования Людовика XIV... На чем теперь может поко­иться уверенность в судьбах Франции, которую я полагал в союзе монархической традиции с принципами свободы, в конституционном правительстве? Вот сомнения, которые все больше меня охватывают и которые сменили мою прежнюю незыблемую веру» ¹¹⁵.

Но Тьерри ожидал еще один исторический переворот, который он тяжело перенес — установление Второй империи. Выросший в обста­новке ненависти к деспотизму Наполеона, несмотря на все триумфы, он относился с величайшим презрением к его жалкому преемнику. Кру­шение представительного режима он переживал чрезвычайно глубоко. В 1852 г. он писал: «Наконец, конституционная свобода, этот культ всех честных умов... исчез в том же кораблекрушении, что и демократиче­ские свободы, анархия и социализм 1848 года... Я видел, как исчез пар­ламентский режим — эта мечта моей молодости, предмет всех моих желаний как публициста». Как ни радовала Тьерри ликвидация соци­альной опасности, угрожавшей собственнической Франции, он никак не мог примириться с уничтожением политической свободы: «...Я нахо­жусь в положении человека, жизнь которого спасена, но который чув­ствует, что он потерял все, что придавало цену его жизни» ¹¹⁶.

Подлинным реквиемом, признанием крушения всех его историче­ских представлений является письмо Тьерри к его близкой приятельни­це, итальянке, княгине Бельджозо в октябре 1852 г., накануне провоз­глашения империи: «Мы приближаемся галопом к империи; нация уже закусила удила. Я не пророк, но на другой день после 24 февраля я сказал, что таков будет исход этого печального и невероятного безумия французской республики. Возможно, что ремесло историка меня обма­нывает, но я вижу во всем доказательство всемогущества истории по отношению к человеческим судьбам, которые, как многим казалось, управляются чистым разумом и логикой».

Так рушилась вся историческая концепция человека, который 30 лет назад уверенно поднимал знамя «исторической реформы». «Не­предвиденная катастрофа (революция 1848 г.— В. Д.) отрезала нас от всей нашей великой истории, истории, длившейся восемь столетий; мы не могли к ней вернуться... мы пришвартовались к маленькой исто­рии, к истории консульства и империи, и мы зацепились за нее со всем неистовством утопающих... Я могу остаться только таким, каким вы меня видели: приверженцем и плакальщиком по 1830 году» ¹¹⁷. В раз­витии исторической мысли мы знаем еще только одно такое же потря­сающее признание краха всех своих исторических предвидений — Фридриха Мейнеке в 1945 г.!

Установление империи привело Тьерри в совершенно подавленное состояние. Он писал княгине Бельджозо, бежавшей от итальянской реакции в Малую Азию: «Вы находитесь в пустыне и вы любите ее с непонятным для меня упорством; у меня пустыня внутри меня само­го. В настоящем нет ничего, за что я мог бы уцепиться, и — увы! —

¹¹⁵ A. Augustin Thierry. Augustin Thierry d'après sa correspondance et ses papiers de fa­mille, p. 226.

¹¹⁶ «La princesse Belgiojoso et Augustin Thierry».— «Revue des deux Mondes», 1925, p. 852— 853.

¹¹⁷ Ibid., p. 857—858. 31

ничего в будущем: я с трудом влачу свои дни» ¹¹⁸. Тьерри не мог боль­ше продолжать свой труд, он его оборвал и издал незавершенным: «Я приостановил свой труд,— писал он во введении к «Происхожде­нию»,— чувствуя упадок духа, который легко понять, и история, дове­денная мною до конца царствования Людовика XIV, не пошла даль­ше» ¹¹⁹.

Как раз тогда, когда перо выпало из рук Тьерри, Маркс писал свои знаменитые работы — «Классовая борьба во Франции» и «Восемнад­цатое брюмера Луи Бонапарта». В развитии исторической мысли от­крылась новая блистательная страница. Материалистическое понима­ние истории нашло замечательное подтверждение в ходе тех самых событий 1848—1851 гг., которые разрушили концепцию историков эпохи Реставрации.

¹¹⁸ «La princesse Belgiojoso et Augustin Thierry». — «Revue des deux Mondes», 1925, p, 859.

¹¹⁹ О. Тьерри. История происхождения..., стр. 37.

АНГЛИЙСКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА 30-40-Х ГОДОВ XIX в.

Н. А. Ерофеев

Насколько велик был интерес Маркса к истории, можно судить по его сочинениям, по конспектам и выпискам как изданным, так и неиздан­ным, по пометкам на книгах, по его личной библиотеке. Изучение всех этих материалов свидетельствует о чрезвычайной эрудиции, убеждает в том, что ему было известно все важное в области исторической мысли передовых европейских стран.

При всем том нельзя не отметить, что наши представления по этому предмету все же страдают известной неполнотой. В особенности это от­носится к 30—40-м годам: все наши сведения о книгах по истории, прочитанных Марксом в эти годы, составляют лишь небольшую часть того, что должно было оказаться в поле его зрения. Поэтому было бы неверно, говоря об исторических интересах Маркса в эти годы, ограни­чиваться только тем, что отражено в документах — выписках, каталогах его личной библиотеки и т. п. Для доказательства этого достаточно бро­сить взгляд на круг литературы — фактов, отсылок, намеков,— который прослеживается в сочинениях Маркса в эти годы.

Какое место в занятиях Маркса занимала английская историогра­фия? Мы не можем с достаточной точностью ответить на этот вопрос. При существующем положении с источниками было бы очень трудно установить, каких английских авторов Маркс прочел в подлиннике, с кем из них он познакомился в переводе, из каких книг он почерпнул те или иные сведения. Да это и не имеет решающего значения. Косвен­ные соображения позволяют нам с большой определенностью утверж­дать: история Англии и ее историография должны были занимать (после Германии и Франции) одно из первых мест в поле зрения Маркса.

Это легко понять. Передовое положение Англии в сфере промышлен­ности, торговли и финансов не могло не привлекать интереса к ее поли­тической и духовной жизни. В области техники и технических наук превосходство Англии было неоспоримым. Нет ничего удивительного, что во всех странах (и тем более в отсталой Германии) относились с большим вниманием ко всему английскому — от машин до идей.

Из сказанного ясно, что история Англии и английская историческая наука должны были привлекать к себе достаточно пристальное внима-

3 Маркс — историк 33

ние Маркса. Факты подтверждают эту догадку. Среди книг, внимательно прочитанных Марксом в начале 40-х годов, имеются общие работы по истории Англии, в том числе такие основательные труды, как сочине­ние католика Лингарда «История Англии от первого вторжения римлян до начала правления Вильгельма III» ¹, книга лорда Рассела по истории политических учреждений ², а также ряд работ историко-экономического характера У. Петти, Д. Чайльда, Давенанта и др. ³ Действительный спи­сок прочитанных Марксом книг и работ, имеющих отношение к англий­ской истории, был, разумеется, гораздо более обширным.

Наиболее характерной чертой английской исторической науки уже с конца XVIII в. было значительное внимание ее к фактам экономиче­ской жизни и экономической истории. Подобный интерес вполне поня­тен и легко объясним, если мы учтем широкий круг экономических ин­тересов английской буржуазии.

Еще в 1764 г. шотландец Адам Андерсон выпустил в свет большой трехтомный труд по истории мировой торговли. Успех этого сочинения побудил Макферсона переиздать его в 1805 г., продолжив изложение до конца XVIII в. ⁴ Стремительное экономическое развитие Англии нашло отражение также в издании ряда книг, рисующих прогресс от­дельных отраслей; в качестве примера можно указать на книги Шоу по истории гончарного производства, Бэйнса — по истории хлопчатобу­мажной и Бишофа — шерстяной промышленности ⁵.

Стремительные перемены в экономическом быте Англии, происхо­дившие под влиянием промышленной революции, влекли за собой глу­бокие сдвиги в социальной структуре и в отношениях классов. Подни­мающийся класс буржуазии громко заявлял о своих претензиях на участие в управлении страной: в результате изменений в экономике и в общественной жизни назревали изменения и в политической систе­ме. Сама жизнь постепенно подводила современников к пониманию огромной роли, какую играла экономика в жизни общества.

Отдельные английские историки давно уже высказывали догадки

о влиянии экономики на развитие общества. Шотландский историк Джон Миллар еще в 1787 г. в работе «Исторический взгляд на англий­ское правительство» высказывал мысль о влиянии собственности на

¹ J. Lingard. A History of England from the First Invasion of Romans to the Commence­ment of the Reign of William III, Vols. 1—7. London, 1819—1831. Маркс читал эту работу в немецком переводе в 1843 г. (См. его выписки.— ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 117).

² J. Russell. Essay on the History of the English Government and Constitution. London, 1823. С этой работой Маркс знакомился также в немецком переводе в 1843 г. (См. ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 115).

³ W. Petty. Several Essays on Political Arithmetik. London, 1699; J. Child. A Discourse Concerning Trade. London, 1689; Ch. D avenant. Discources on the Public Revenues. Lon­don, 1698. См. ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 158.

⁴ D. Macpherson. Annals of Commerce. Manufactures, Fisheries and Navigation, Vols. 1—4. London, 1805. См. ЦПА НМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 6216, 6217.

⁵ Ε. В а г n e s. History of the Cotton Manufacture in Great Britain. London, 1835; S. Shaw. History of the Staffordshire Potteries. Henley, 1829; J. Bischoff. A Comprehensive His­tory of the Woollen and Worsted Manufactures, Vols. 1—2. London. 1842.

форму государственного устройства: возникновение власти он прямо выводил из неравенства собственности ⁶.

Интересные мысли о закономерностях экономического развития об­щества встречаем мы в произведениях классиков английской полити­ческой экономии и прежде всего в работах Адама Смита. В лекциях, которые он читал в университете Глазго в 60-е годы XVIII в.— кстати, здесь он высказывал свои мысли значительно смелее, чем в позднейшем труде,— Смит говорил о происхождении государства: «Приобретение овец и крупного рогатого скота, которое явилось первой формой иму­щественного неравенства, было и причиной возникновения настоящей государственной власти. До тех пор, пока нет собственности, не может быть и государства, цель которого как раз и заключается в том, чтобы охранять имущих от бедняков» ⁷. Смит усматривал определенную за­кономерную связь между способами добывания человеком пищи и фор­мами развития человеческого общества. Он делил всю историю челове­чества на четыре периода — охотничий, пастушеский, сельскохозяйст­венный и торговый ⁸. Правда, в силу ограниченности своих взглядов он считал естественной только капиталистическую систему, отождествляя ее с «нормальным» обществом. От Маркса, внимательно изучавшего сочинения А. Смита, не укрылась и его историческая концепция.

Маркс был хорошо знаком с работами не только А. Смита, но и дру­гого крупного историка Адама Фергюсона (1725—1816), автора социо­логического исследования «Очерк истории гражданского общества» и трехтомного сочинения по истории Рима ⁹. Фергюсон, возражая про­тив взглядов Руссо на возникновение общества из «общественного договора», вслед за Монтескье высказывал мысли о стихийном процессе складывания государства под влиянием потребностей самого общества; при этом он подходил очень близко к материалистическим взглядам. Он подчеркивал также большую роль войны в истории человечества в древнейшие времена. К. Маркс высоко оценивал Фергюсона как исто­рика и мыслителя; об этом свидетельствуют его неоднократные ссылки в «Капитале» на этого писателя ¹⁰. В работе «Нищета философии» он называет его учителем Адама Смита ¹¹.

Маркс в своих занятиях политической экономией ознакомился с очень широким кругом английских экономистов и историков-экономи­стов. Об этом свидетельствуют выписки, сделанные им, а также упоми­нания в его сочинениях. В работах экономистов он находил ценные ма­териалы и глубокие догадки о роли экономического фактора в развитии общества, в частности английского. Позднее Маркс сам с большой точ­ностью определил то место, которое занимали английские экономисты

⁶ J. Millar. An Historical View on the English Government from the Settlement of the

Saxons in Britain to the Accession of the House of Stewarts. Edinburgh, 1787. ⁷ A. S m τ t ft. Lectures on Justice, Police, Revenue and Arms. Oxford, 1896.

⁸ A. Smith. Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations, Vols. 1—2. Lon­don, 1776. Manne читал эту книгу Смита во французском переводе в 1843 г. (См. ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 126).

⁹A. Ferguson. Essay on the History of Civil Society. Edinburgh, 1766; idem. History of the Progress and Termination of the Roman Republic, Vols. 1—3. Edinburgh, 1783. См. ЦПА ИМЛ, ф. 1, on. 1, ед. хр. 6216—6217.

¹⁰ К. Маркс и Φ. Э н г е л ь с. Соч., т. 23, стр. 366, 374, 375.

¹¹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 4, стр. 149.

в разработке им материалистического понимания истории. В письме к Вейдемейеру 5 марта 1852 г. Маркс писал: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование клас­сов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую ана­томию классов» ¹². Маркс имел здесь в виду, конечно, в первую очередь английских буржуазных экономистов.

Говоря о вкладе английских экономистов и историков-экономистов в разработку материалистического понимания истории, следует подчерк­нуть, что сами эти авторы в своем понимании общественных процессов не шли далее проницательных догадок. Несмотря на огромный эмпири­ческий материал, собранный в их произведениях, они не смогли под­няться до материалистического объяснения исторического процесса. Им мешала прежде всего их буржуазная ограниченность, их взгляд на капиталистическую систему отношений как на единственное «естествен­ное» состояние общества. Эта ограниченность присуща даже лучшим представителям классической политической экономии — А. Смиту и Д. Рикардо. Классики политической экономии, писал В. И. Ленин, «на­щупывали и нащупали целый ряд «естественных законов» капитализма, не понимая его преходящего характера, не видя классовой борьбы внут­ри его» ¹³.

Кроме того, взгляды английских экономистов на процесс обществен­ного развития страдали механицизмом. Они оставляли без ответа вопрос о происхождении общественных отношений и учреждений, допуская «изначальный толчок», и таким образом оказывались в плену идеализма и религии. Этой слабостью, как известно, страдала вообще вся наука XVIII в., которая, по выражению Энгельса, «повсюду ищет и находит в качестве последней причины толчок извне, необъяснимый из самой природы» ¹⁴.

На протяжении всей первой половины XIX в. основной формой исто­рического повествования оставалась по традиции политическая история, т. е. история королевского дома, парламента и внешней политики. Прав­да, эволюция политической жизни шаг за шагом вносила поправки в это традиционное изложение. Усиление политической борьбы и образование партий в XVIII в. заставило историков уделить больше внимания этой стороне. В первой четверти XIX в. в связи с обострившейся борьбой за реформу парламента внутриполитическая жизнь стала все больше ин­тересовать историков. Традиционная тематика истории постепенно рас­ширялась, включая все новые стороны общественной жизни буржуазной Англии. Политическая борьба, кипевшая в недрах английского обще­ства, накладывала свой отпечаток на буржуазную историческую науку.

Водораздел борьбы в среде имущих классов пролегал между партия­ми тори — консерваторов и вигов — либералов. Разногласия между ними, сосредоточившиеся на вопросе о политических реформах, нашли свое отражение в работах историков обеих партий.

¹² К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 28, стр. 424—427.

¹³ В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 25, стр. 42.

¹⁴ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 349.

Позиция тори заключалась в решительном противодействии всяким реформам: любое изменение сложившегося порядка, даже в деталях, рассматривалось ими как опасное покушение на всю существующую систему. В глазах торийских публицистов и историков граница между реформой и революцией представлялась неразличимой. Всякая реформа, говорили они, грозит обернуться революцией.

Наиболее отчетливо и откровенно эту позицию тори изложил историк Арчибальд Алисон (1792—1867). В своей большой работе «История Ев­ропы от начала Французской революции до реставрации Бурбонов» ¹⁵ Алисон рисует события революции в самых мрачных тонах, воспроиз­водит самые фантастические домыслы роялистской эмиграции. Автор на все лады чернит деятелей революции, приписывая им дьявольские замыслы. Он изображает Робеспьера кровожадным тираном, питавшим­ся кровью своих жертв. Король представлен невинной жертвой алчно­сти и корыстолюбия. В таком же духе нарисован и Наполеон. Алисон стремился доказать, что революция отнюдь не была неизбежной: ее мож­но было предотвратить, если бы все «благоразумные» люди объедини­лись для сохранения существующих порядков. Неразумие аристократии, выступившей с критикой власти, и привело страну на край гибели. Мысль Алисона ясна: все реформы, направленные к демократизации английского политического строя, опасны, это — игра с огнем. За рефор­мами неизбежно последует ниспровержение всех основ — революция.

Аналогичную позицию отстаивал и другой торийский историк Уильям Митфорд (1744—1827), но материалы для доказательств он искал в более отдаленном прошлом. В своей пятитомной «Истории Гре­ции» ¹⁶ Митфорд, рассказывая о событиях многовековой давности, по существу имел в виду современную ему Европу. Он решительно осуж­дал порядки афинской демократии, в которой усматривал прообраз рес­публиканской Франции. Несколько лучше, на его взгляд, было положе­ние в Спарте, но и здесь не все отвечало его вкусам и настроениям. Идеал политического устройства Митфорда — монархия Филиппа Ма­кедонского: то же мудрое сочетание сильной центральной власти монар­ха и просвещенной аристократии, которое он усматривал в современной ему Англии. Сочинение Митфорда, вышедшее в свет в самый разгар борьбы Англии против Франции, стало одной из наиболее популяр­ных книг торийского направления. В этом труде ораторы-тори на­ходили материал для нападок на французскую революцию, для ее об­личения.

Иную позицию в вопросе о реформах занимали виги. Они тоже боя­лись революции, но они считали, что отмена наиболее устарелых и об­ветшалых деталей политического организма может служить противо­ядием против нее. Этот подход сказывался, в частности, на отношении вигско-либеральных историков к французской революции; не менее ре­шительно, чем тори, осуждая ее, они усматривали путь к предотвраще­нию революционных переворотов в своевременном проведении отдельных реформ, а не в прямом отстаивании всего существующего. Видный дея­тель вигской партии и автор парламентской реформы 1832 г. лорд Джон

¹⁵ A. Alison. History of Europe from the Commencement of the French Révolution to the

Restauration of the Bourbons, Vols. 1—10. London, 1833—1842. ¹⁶ W. Mit for d. History of Greece, Vols. 1—S. London, 1784—1805.

Рассел (1792—1878) развивал эту идею в 1823 г. в уже упомянутом ранее сочинении «Очерки истории английского правительства и консти­туции». Единственно верный путь к «сохранению свобод», т. е. сущест­вующей политической системы, по мнению Рассела, состоит в преобра­зовании всего того, что созрело для перемен. Чрезмерное затягивание с проведением реформ — самый опасный путь, чреватый взрывом и ре­волюцией.

Теми же идеями о вреде «крайностей» и превосходстве «золотой се­редины» в политике проникнута и работа историка Генри Галлама (1777—1859), вышедшая в 1827 г. под названием «Конституционная история Англии от Генриха VII до смерти Георга II (1485—1760)» ¹⁷. Автор превозносит английский конституционный строй, позволяющий сочетать устойчивость основных положений с преобразованиями частно­стей. Вся английская история представляет собой пример строгого сле­дования этому принципу. На протяжении предыдущих двух столетий, по мнению Галлама, Англия всегда следовала политике «золотой середи­ны» и за все это время только два раза отклонилась от нее: первый раз при Генрихе VIII она качнулась в сторону деспотизма и второй раз — в годы революции — в сторону анархии. Однако он считает, что эти от­клонения были, к счастью, всего лишь кратковременными эпизодами. Все остальные годы Англия представляла собой счастливый пример по­литической устойчивости и экономического процветания.

С наибольшим талантом вигокая концепция истории изложена в ра­ботах историка Томаса Маколея (1800—1859), главным образом в из­вестной работе «История Англии от воцарения Якова II» ¹⁸. В ней рас­сматривается небольшой отрезок английской истории — с 1685 по 1702 г.— и в центре изложения находится «славная революция». Как из­вестно, по форме эта революция была политическим переворотом — она привела к замене одной династии другой, а на деле это был политиче­ский компромисс между землевладельцами и буржуазией. Маколей превозносит переворот 1688 г., противопоставляя его революции сере­дины XVII в. Последняя, по мнению Маколея, ослабила Англию, ввергнув ее в состояние гражданской войны и «анархии», вызвала смя­тение умов и крупные социальные сдвиги. Напротив, мирный переворот 1688 г. установил конституционный порядок и обеспечил устойчивость политического строя, а это, в свою очередь, явилось важнейшей предпо­сылкой для последующего успешного политического и экономического развития страны. Причину этой разницы Маколей усматривал в том, что в революции середины XVII в. массы играли самую активную роль, вторглись в деятельность парламента, посягнули на священную особу короля, а в событиях 1688 г. массы не принимали никакого участия, что обеспечило сохранение «порядка» и спокойствия. Для доказательства преимуществ «славной революции» Маколей не скупится на краски, не останавливаясь перед натяжками и прямыми подтасовками. Маркс, хорошо знакомый с сочинениями Маколея, писал позднее, что этот исто-

¹⁷ H. Hall am. Constitutional History of England from Henry VII to the Death of George II

(1485-Ί760). Vols. 1—3. London, 1827.
¹⁸ T. B. Macaulay. History of England from the Accession of James II, Vols. 1—5. Lon-

38 don, 1842-1859.

рик «фальсифицировал английскую историю в интересах вигов и бур­жуазии...» ¹⁹

Вигская концепция революции оказалась очень живучей. С различ­ными вариациями она сохранялась после Маколея более столетия, ожи­вая нередко даже в наши дни, после того как историческая наука сде­лала очень много для изучения фактической истории, в частности вскры­ла роль отдельных классов в ходе революции.

Виднейшим представителем буржуазно-радикального направления в английской историографии второй четверти XIX в. был Джордж Грот (1794—1871), автор многотомной «Истории Греции»: первые два тома вышли в 1847 г., хотя автор начал работу над ней более чем за 20 лет до этой даты; последний, двенадцатый, том увидел свет в 1856 г. ²⁰ Грот не был профессиональным историком: с 16-летнего возраста он работал в банковской конторе своего отца и мог уделять науке лишь свободное время. Только в 1830 г., став после смерти отца наследником и главою фирмы, Грот получил наконец возможность целиком отдаться исследо­вательской работе. Он принимал активное участие в борьбе за парла­ментскую реформу и после проведения последней в конце 1832 г. был избран в новую палату общин от лондонского Сити.

По своим политическим взглядам Грот примыкал к кружку так на­зываемых философских радикалов, руководимых И. Бентамом и Дж. Миллем: эта группа требовала нового преобразования парламента в интересах промышленной буржуазии. В качестве кандидата на выбо­рах 1832 г. Грот выступал за «свободу торговли», введение тайного го­лосования, сокращение срока деятельности парламента до трех лет, от­мену церковной десятины и облегчение налогового бремени, падающего на промышленность. Позднее радикализм Грота несколько потускнел. Так, он прекратил свои нападки на английские методы насильственного управления Ирландией. В 1870 г. он заявил: «Я пришел к убеждению, что Ирландией нельзя управлять иначе, как методами завоевания» ²¹.

Начиная свою работу над историей Греции, Грот, как он признавал­ся в предисловии, ставил своей целью опровергнуть пристрастные и не­справедливые нападки Митфорда на афинскую демократию. В действи­тельности, писал Грот, в Греции была создана «социальная система, ко­торая, впервые обеспечивая массе свободных граждан защиту, породила созидательные тенденции народного гения». Грот решительно оспари­вал утверждения Митфорда, будто афинская демократия была непосто­янна, неблагодарна, и отвергал обвинения ее в несправедливом отноше­нии к Мильтиаду, испытавшему тяжесть изгнания, несмотря на боль­шие заслуги перед отечеством. Грот утверждал, что политическая и ду­ховная жизнь Греции достигла наивысшего блеска в период господства демократии в Афинах, а завоевание Греции Филиппом Македонским совпадает с ее глубоким упадком. По своему научному уровню работа Грота явилась серьезным достижением английской историографии свое­го времени. После выхода в свет этого сочинения Митфорд окончатель­но утратил свое влияние.

¹⁹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 283.

²⁰ G.Grot е. Historу of Greece. Vols. 1—12. London, 1847—1856.

²¹ M. L. Clarke. George Grote — a Biography. London, 1962, p. 177

Грот был хорошо знаком с последними достижениями исторической науки на континенте. Опираясь на них, он отверг некритическое пере­ложение мифического периода в истории Греции; подлинную историю последней он считал возможным начать только с первой Олимпиады, т. е. с 776 г. до н. э. Оспаривая достоверность греческих мифов, Грот предлагал рассматривать их лишь как выражение психологии древних греков. Правда, встав на путь скептицизма, Грот заходил в этом от­ношении слишком далеко, отказываясь вообще от всякого анализа сви­детельств древней греческой литературы, рисующей материальный быт и культуру древней Греции.

Демократическое крыло в английской историографии представлял У. Коббет (1762-1835).

Уильям Коббет оказал огромное влияние на все мышление демокра­тического лагеря и по существу на протяжении почти трех десятилетий был его наиболее ярким и влиятельным представителем. Хотя он не дожил до возникновения чартистского движения, но влияние его взгля­дов сказалось на чартистской идеологии.

Биография Коббета очень сложна, не простым был и его путь в де­мократический лагерь. Сын фермера, необычайно талантливый и энер­гичный самоучка, Коббет испробовал профессии писца, солдата, учите­ля, прежде чем нашел свое призвание в литературе. Начав с крайнего торизма и нападок на французскую революцию, он постепенно перешел на левый фланг радикально-демократического движения. Из апологета официальной политики, состоявшего на службе правительства, он пре­вратился в смелого и опасного ее противника.

Основным рупором Коббета был его журнал «Политический обозре­ватель» («Political Register»), который начал выходить в 1802 г. на суб­сидии правительства; позднее он их, конечно, лишился. Начав с крити­ки отдельных сторон политической жизни, Коббет постепенно все рас­ширял поле обстрела, пока не пришел к осуждению всей политической и экономической системы современной ему Англии, ее внутренней и внеш­ней политики. Он был замечательным публицистом и обладал непрев­зойденным талантом обобщать, отталкиваясь от самых обыденных, каза­лось бы привычных фактов и вскрывая за ними более общие явления — пороки, произвол и коррупцию. Резкость обличений, широта наблюде­ний в сочетании с ясным и сочным народным языком сделали Коббета исключительно популярным в массах. В 1832 г. он был избран депута­том палаты общин, где продолжал свою критику правительства и его политики.

Дата добавления: 2015-08-27