Отличает и отграничивает определяемый предмет от всех иных. Приведенное О. термометра позволяет однозначно отличить термометры от всех предметов, не являющихся приборами, и отграничить термометры по присущим только им признакам от всех иных приборов. О. раскрывает сущность определяемых предметов, указывает те основные признаки, без которых они не способны существовать и от которых в значительной мере зависят все иные их признаки. Напр., О. человека как животного с мягкой мочкой уха или как существа, способного смеяться, отграничивает людей от всех иных животных, но не раскрывает глубокой сущности человека. Более удачным в этом смысле является О. человека как разумного животного или как животного, производящего орудия труда. О. может быть более глубоким или менее глубоким, и его глубина зависит прежде всего от уровня знаний об определяемом предмете. Необходимо также учитывать известную относительность сущности: существенное для одной цели может оказаться второстепенным с т.зр. др. цели. Напр., в геометрии могут использоваться разные, не совпадающие между собой О. понятия «линия», и вряд ли можно сказать, что одно из них раскрывает более глубокую сущность этого понятия, чем другие.
Конкретные формы, в которых реализуется операция О., чрезвычайно разнообразны. Прежде всего необходимо отметить различие между явными и неявными О. Первые имеют форму равенства двух имен, вторые не имеют такой формы. К первым относятся, в частности, наиболее употребительные, родовидовые О., называемые также «классическими», ко вторым — контекстуальные, остенсивные, аксиоматические и др. О. Принципиально важным является различие между реальными и номинальными О. Первые представляют собой описания определяемых предметов и являются истинными или ложными, вторые представляют собой предписания (нормы), говорящие о том, какое значение следует придавать вновь вводимым понятиям, и не имеют истинностного значения.
Относительно О. иногда высказывается общий принцип: «Об определениях не спорят», или: «О словах не спорят». Однако мнение, будто по поводу О. неразумно или даже бессмысленно спорить, — явно ошибочно. Оно не согласуется с общим представлением об О. и его задачах в обычной жизни и в научном исследовании. Это мнение противоречит также тому очевидному факту, что споры об О. являются обычным делом. За указанным принципом стоит, судя по всему, предостережение, что споры о реальных О. и споры о номинальных О. принципиально различны. Реальное О. есть описание какой-то совокупности объектов, и проверка его правильности заключается в сопоставлении его с описываемым объектом. Адекватное описание — истинно; описание, не соответствующее действительности, — ложно. Споры относительно реальных О. — это обычно споры по поводу истинности описательных (дескриптивных) высказываний. Номинальное О. не описывает что-то, а требует нечто реализовывать. Поэтому спор здесь идет не об истинности некоторого описания, а о целесообразности, правомерности и т.п. выдвигаемого требования. Положим, кто-то определяет «бегемота» как «хищное парнокопытное млекопитающее отряда нежвачных». На такое О. можно возразить, что оно неверно, поскольку является ложным: бегемоты — не хищники, а травоядные животные. Но, допустим, кто-то говорит, что он будет отныне называть «бегемотами» всех представителей отряда пресмыкающихся, включающего аллигаторов, гавиалов и настоящих крокодилов. В данном случае нельзя сказать, что О. ложно. Человек, вводящий новое слово, ничего не описывает, а только требует — от себя или от др., — чтобы рассматриваемые объекты именовались этим, а не др. словом. Но спор возможен и уместен и здесь. Аллигаторов, гавиалов и настоящих крокодилов принято называть «крокодилами», нет смысла менять это устоявшееся имя на «бегемот», тем более что последнее закрепилось уже за совсем иными животными. Такая замена нецелесообразна, она не принесет пользы. Хуже того, неизбежная в случае переименования путаница принесет прямой вред. Возражения сводятся, т.о., к тому, что предложение — или даже требование — переименовать крокодилов в бегемотов нецелесообразно и неэффективно. О. любого вида в принципе может быть предметом спора. Но споры об О.-требованиях ведутся иначе, чем об О.-описаниях.
Одна из особенностей языка философии заключается в обилии в нем размытых, недостаточно определенных в отношении своего содержания понятий. Отсюда в философии сравнительно немного О. При этом большая их часть относится к контекстуальным, раскрывающим содержание понятия путем указания его многообразных связей с др. понятиями, встречающимися в тексте. Характерно, что философия коллективистических обществ тяготеет к наиболее простым, родо-видовым О. и полна ожесточенных споров по поводу таких О. (см.: Индивидуалистическое общество и коллективистическое общество).
О. является эффективным средством против неясности понятий и рассуждений. Вместе с тем невозможно определить все, точно так же как невозможно доказать все. О. сводит неизвестное к известному, не более того. Оно всегда предполагает, что есть вещи, известные без всякого О. и разъяснения и не требующие дальнейших уточнений с помощью чего-то более очевидного. «Неясное» и «неопределимое» не одно и то же. Как раз наиболее ясное, само собой понятное и очевидное меньше всего нуждается в О., а зачастую и просто не допускает его.
О. действуют в довольно узком интервале. С одной стороны, он ограничен тем, что признается очевидным и не нуждающимся в особом разъяснении, сведении к чему-то еще более известному и очевидному. С др. стороны, область успешного О. ограничена тем, что многое остается пока еще не настолько изученным и понятным, чтобы дать ему точную характеристику. Попытка определить то, что еще не готово для О., способна создать только обманчивую видимость ясности.
Наиболее строгие О. встречаются в науках, имеющих дело с абстрактными объектами. Легко определить, напр., квадрат, совершенное или нечетное число. С трудом даются О. конкретных, реально существующих вещей, взятых во всем многообразии присущих им свойств. Напр., хотя с момента открытия электрона прошло не так уж много времени, ему давались уже десятки разных О.
В художественной литературе нет никаких О., если не считать определенности каждого слова его окружением. В философии и науке О. не так часты, как это может показаться, если составлять представление о филос. и научном творчестве только по учебникам. Цельность и ясность как художественным произведениям, так и филос. и научным теориям придают не столько разъяснения и ссылки на более ясное и очевидное, сколько многообразные внутренние связи понятий. Ясность и обоснованность той целостной системы, в которую входит понятие, являются гарантией и его собственной ясности.
Попа К. Определение. М., 1976; Горский Д. П. Определение. М., 1985; Ивин А.А. Логика. М., 1999.
А.А. Ивин
ОПРОВЕРЖЕНИЕ в логике — рассуждение, направленное против выдвинутого утверждения, предположения или доказательства и имеющее своей целью установление его ложности или недоказанности. Различают прямое и косвенное О. При прямом О. из выдвинутого положения выводят следствия до тех пор, пока не получат следствия, прямо противоречащего некоторой известной истине. В таком случае мы должны признать данное следствие ложным, но это означает, что ложно и то положение, из которого оно получено. При косвенном О. доказывают истинность положения, противоречащего выдвинутому утверждению. Если выдвинутое утверждение противоречит доказанной истине, то оно должно быть признано ложным. Напр., пусть выдвинуто утверждение «Все медведи являются бурыми». Для его опровержения мы формулируем противоречащее ему положение: «Некоторые медведи не являются бурыми». Затем находим в Арктике белого медведя и тем самым доказываем это положение, опровергая т.о. первоначальное утверждение. Если для опровергаемого утверждения формулируется доказательство, то О. может быть направлено либо против аргументов предъявленного доказательства, либо против логической связи аргументов с тезисом доказательства. В этом случае при О. стараются показать, что какие-то из приведенных аргументов ложны или необоснованны, либо стремятся обнаружить ошибку в выводе тезиса из аргументов, т.е. показать, что между тезисом и аргументами нет логической связи. В обоих случаях О. показывает, что выдвинутое утверждение не было доказано, хотя, конечно, оно и может быть истинным.
В философии науки под О. некоторого закона или теории понимают установление их ложности на основе их расхождения с эмпирическими данными. Пусть «Т» — некоторая теория, «А» — ее эмпирическое следствие. Если при эмпирической проверке оказалось, что истинно не утверждение «А», а его отрицание «не-А», то «А» следует признать ложным. Это ложное следствие мы получили из теории «Т», следовательно, эта теория ложна и опровергнута. Рассуждение при этом протекает по схеме:
Т —> А
не-А
не-Т.
Это не что иное, как modus tollens традиционной логики, дающий достоверный вывод. Совершенно очевидно, что здесь мы имеем дело с частным случаем логического опровержения.
Опираясь на схему modus tollens, К.Поппер предположил, что в случае расхождения теории с фактами мы с уверенностью можем утверждать, что теория опровергнута и должна быть отброшена как ложная. Однако в реальной научной практике дело обстоит не так просто. Во-первых, всегда возможны сомнения в чистоте эксперимента и надежности установленного факта. Во-вторых, для вывода эмпирического следствия к теории присоединяются дополнительные редукционные предложения, которые могут оказаться ошибочными. Наконец, в результате небольших модификаций теории обычно можно устранить ее расхождение с фактами. Поэтому реальный процесс опровержения научной теории часто растягивается на долгие годы и даже десятилетия (см.: Фальсификация, Пара-фальсифицирующая логика).
Лакатос И. Доказательства и опровержения. М., 1967; Ивин А.А. Логика. М., 1999.
ОПТИМИЗМ (от лат. optimus — наилучший) — один из двух основных видов восприятия мира, выражающий позитивное, доверительное отношение к нему; противостоит пессимизму. В обыденном понимании — это склонность видеть и подчеркивать во всех жизненных событиях положительные стороны, не впадать в уныние из-за неурядиц, верить в успех, в счастливый исход любого начинания и конечное благополучие.
В филос. умозрении следует отличать гносеологический О., считающий мир целиком поддающимся познанию, и О. этический, основными чертами которого является указание на действенность добра и бессилие зла, убеждение в окончательном торжестве добра над злом, справедливости над несправедливостью, разума над хаосом. Для религиозно-метафизического О. характерна онтологизация добра, вера во вселюбящего, всеблагого Бога или в могущество мирового Разума (Логоса), чьи проявления вносят в мир созидающее и светлое начало. В деистических, секулярных, по преимуществу рационалистических, филос. системах О. опирается не на веру в Божественный Промысел, а на веру в способность человека поступать согласно его природе или его разуму. При этом всякого рода «метафизические допущения» считаются ненужными и даже вредными, ибо сковывают свободную волю индивида.
Для античности нельзя провести строгого разделения мировоззрений на оптимистические и пессимистические. Мир, где властвует судьба и все изменения происходят по ее воле, воспринимался греками целостно, без явного неприятия к.-л. его явлений и без явного преобладания унылых или радостных настроений. Христианская философия, напротив, строго отделила оптимистические и пессимистические мотивы, которые диалектически сочетаются в ней. Хотя она и наполнена трагическими переживаниями падения человека и мира в бездну греха, но постоянно подчеркивает свой радостный, оптимистический пафос. Это выражается в евангельских представлениях о божественном начале, живущем даже в самой заблудшей душе, о возможной победе человека над смертью, благодаря искупительной жертве Богочеловека, о преображении твари и о торжестве Царствия Божьего. Оптимистический пафос характерен для эпохи Возрождения, где появляются представления о непрерывном развитии и накоплении знания (Г. Галилей), о неограниченных возможностях человека в постижении мира. Стремление мыслителей Ренессанса проникнуть в тайну творения привело в Новое время к идее возможного достижения человеческим разумом божественного всеведения. В системах Р. Декарта, Б. Спинозы, Г.В. Лейбница, И. Канта, Г.В.Ф. Гегеля разум, не замутненный волевым началом, признается совершенным мерилом жизни. Радикальным метафизическим О. отличается философия Лейбница, согласно которой наш мир есть наилучший, ибо Бог при творении держал в уме бесконечное число возможных миров и, в силу своей абсолютно доброй воли, остановился на наилучшем варианте. В философии Просвещения, а также в позитивизме светский этический О. достигает своей вершины. Идея прогресса в знании распространяется на социальную сферу (А.Р.Ж. Тюрго, М.Ж.А. Кондорсе), и отныне считается, что человечество движется от менее совершенных форм общества к более совершенным. На деятельном преобразовании реальности и прорыве к справедливому социуму настаивали социалисты-утописты (К.А. Сен-Симон, Ш. Фурье) и марксизм, видевший завершение мировой истории в построении коммунизма — формации, где люди смогут освободиться от вековой экономической зависимости и разовьют все творческие способности.
Философия 20 в. в свете мировых войн и революционных потрясений была вынуждена внести коррективы в оптимическое мировоззрение. Экзистенциализм говорит об абсурдности жизни (А. Камю), о «страхе», «тревоге», «покинутости» (Ж.П. Сартр, П. Тиллих), о «заботе» (М. Хайдеггер), которые стали основными настроениями эпохи. Но человек не должен впадать в отчаяние, напротив, в условиях, когда пошатнулись метафизические ценности, он получает «абсолютную свободу» (Сартр) и должен утверждать идеалы милосердия и гуманизма.
В современном мире оптимистическая вера в неограниченные возможности науки, техники, в прогресс общества и в благотворное влияние на человеческие качества политико-правовых ин-тов, хотя существенно подорвана мировыми войнами и революциями, остается одним из самых влиятельных умонастроений.
«ОПЫТ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕ» — основное филос. сочинение Дж. Локка. Первое издание вышло в Лондоне в 1690, было еще три прижизненных издания с исправлениями и дополнениями. В сочинении изложены теория познания Локка, его психологические воззрения и философия языка. Работа состоит из четырех книг, которым предпосланы посвящение Т. Герберту, графу Пемброку и обращение к читателю.
В первой книге дается критика учения о врожденных идеях и принципах (т.е. изначально присущих человеческому уму до всякого опыта). Локк доказывает, что ни положения логики и математики, ни правила морали, ни идея Бога не являются врожденными.
Во второй книге излагается теория происхождения знания из чувственного опыта — внешнего и внутреннего, из ощущения и рефлексии. Они являются источниками, снабжающими ум идеями, под коими Локк понимает все то, что ум воспринял в себя и чем он может затем оперировать. Исходный материал знания — простые идеи, из них ум посредством присущей ему деятельной способности соединения, сопоставления и абстракции образует сложные и общие идеи. Локк различает идеи первичных и вторичных качеств, т.е. идеи, сходные с теми качествами тел, которые вызывают эти идеи (протяженность, фигура, плотность, движение), и не сходные (цвет, звук, запах, вкус). Среди сложных идей он различает идеи модусов, субстанций и отношений. Идеи бывают ясные или смутные, реальные или фантастические, адекватные или неадекватные, истинные или ложные.
Третья книга содержит философию языка. Здесь излагается концептуалистический взгляд на природу общих понятий и имен.
Четвертая книга посвящена анализу познавательного процесса и проблеме истины. Всякое познание есть восприятие соответствия или несоответствия идей. По степени достоверности установления такого соответствия или несоответствия познание делится на интуитивное, демонстративное и чувственное. Последнее оценивается Локком как наименее ясное и достоверное, что вносит в его эмпирическую концепцию познания рационалистический элемент. Знание истинно тогда, когда идеи соответствует действительности. Истина — это соединение (или разъединение) идей или их знаков сообразно соответствию (или несоответствию) обозначаемых ими вещей. В четвертой книге также рассматриваются вопросы реальности и объема познания, основания и степени вероятного знания, природы и основания веры, или мнения.
Это сочинение Локка оказало решающее влияние на филос. мысль века Просвещения, оставаясь одним из самых известных произведений этой эпохи.
Соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 1-2.
ОРГАНИЦИЗМ (от лат. organismus — живое тело) — истолкование духовных, исторических, политических и др. образований по аналогии с живыми организмами. При этом подчеркиваются такие черты последних, как их сложность, целостность, связь с окружающей средой, динамическая упорядоченность, создание ими нового бытия и т.д. Предполагается, что народы, культуры, языки, течения в философии и искусстве, научные теории и т.д., подобно организмам, в определенное время рождаются, достигают зрелости, а затем старятся и умирают. Аналогия с живым нередко оказывается полезной, однако, как и всякая аналогия, она ставит на место исследуемого объекта некоторый иной объект, а потому провоцирует опасность некритического их отождествления.
ОРИГЕН (Origenus) (ок. 185 — 253 или 254) — христианский теолог, философ и ученый, представитель ранней патристики. Изучал антич. философию (по некоторым сведениям, в школе Аммония, из которой вышел также Плотин). С 217 возглавлял христианскую школу в Александрии, но в 231 подвергнут осуждению со стороны александрийской и др. церквей, после чего перенес свою преподавательскую деятельность в Палестину (в г. Кесарию). Во время очередной волны антихристианских репрессий был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам, от которых вскоре умер.
Перечень соч. О. включал около 2000 «книг» (в антич. смысле слова). В работе по критике текста Библии О. выступил как наследник александрийской филологической традиции и одновременно как основатель библейской филологии. Философия О. — стоически окрашенный платонизм. Чтобы согласовать его с верой в авторитет Библии, О. вслед за Филоном Александрийским разрабатывал доктрину о трех смыслах Библии — «телесном» (буквальном), «душевном» (моральном) и «духовном» (философски-мистическом), которому отдавалось безусловное предпочтение. Сотворение мира Богом О. толковал как вечно длящийся акт: прежде этого мира и после него были и будут др. миры. Эсхатологический оптимизм О. отразился в учении о т.н. апокатастасисе, т.е. о неизбежности полного «спасения», просветления и соединения с Богом всех душ и духов (как бы независимо от их воли), включая дьявола, и о временном характере адских мук. Доктрина О. об аскетическом самопознании и борьбе со страстями оказала сильное влияние на становление монашеской мистики в 4—6 вв., а выработанная им система понятий широко использовалась при построении церковной догматики (у О., напр., впервые встречается термин «богочеловек»). В эпоху расцвета патристики приверженцами О. были Евсевий Кесарийский, Григорий Назианзин и особенно Григорий Нисский. Др. теологи резко осуждали О. за «еретические» мнения (учение об апокатастасисе) и за включение в состав христианской догмы несовместимых с ней тезисов антич. философии (в частности, платоновского учения о предсуществовании душ). В 543 О. был объявлен еретиком в эдикте императора Юстиниана I; однако влияние его идей испытали многие мыслители Средневековья.
В рус. пер.: Творения Оригена. Казань, 1899; Против Цельса. Казань, 1912. Ч. I.
Болотов В. Учение Оригена о святой Троице. СПб., 1879; История философии. М., 1940. Т. 1; Volker W. Das Vollkommenheitsideal des Origenes. Tubingen, 1931; Danielou J. Origene. Paris, 1948.
ОРТЕГА-И-ГАСЕТ (Ortega у Gasset) Xoce (1883—1955) — исп. философ, теоретик искусства, публицист. С начала гражданской войны в Испании (1936) жил во Франции, Португалии, в 1939 эмигрировал в Латинскую Америку; в 1945 вернулся на родину.
Получил известность своими попытками переосмыслить природу западноевропейской культуры, и прежде всего философии. Теоретические взгляды О.-и-Г. складывались под влиянием марбургской школы неокантианства, к которым впоследствии философ относился критически. Основной недостаток творчества представителей нем. классической философии, и в особенности Г.В.Ф. Гегеля, О.-и-Г. усматривал в «оптимистическом благодушии», подпитывавшемся ощущением гарантированности прогресса и проявившемся в торжестве рационально-конструктивного осмысления человека и истории. Подобное воплощение филос. самодовольства, по мнению О.-и-Е, было лишено «подлинной и горькой искренности», взволнованного духа творчества и потому оставляло за рамками исследования поиски ключа к нашему существованию, «столь же загадочному, сколь и ненадежному». С именем исп. теоретика связана попытка выработать новое понимание философии как особого рода творчества, возможного только в единстве с реальной жизнью человека, а не как собрания готовых истин, которые индивиду предстоит лишь усвоить. Учение О.-и-Г. стало составной частью общей идейной переориентации европейской философии 20 в.: отразило ее антропологическую ориентированность, глубокое внимание к онтологической проблематике.
Одной из центральных тем, пронизывающих большинство работ О.-и-Г. («История как система», 1935; «Идея начала у Лейбница», 1947, и др.), стала проблема взаимодействия рациональных и «жизненных» начал в человеке. Жизнь человека — это целостность такого рода, которая неподвластна теоретическому анализу рационального мышления. Для жизни, определяемой философом как «единство драматического динамизма между Я и миром», характерны незаданность, необусловленность и незавершенность. Исходя из определения жизни как «драмы», О.-и-Г. разрабатывает принцип ситуационности в исследовании человека, ставший основным в инструментарии экзистенциально-феноменологической философии. Отсюда и стремление увидеть жизнь человека в ее изначальной реальности («человек — это то, что с ним произошло»), желание видеть жизнь очищенной от каких бы то ни было тенденциозных интерпретаций (см.: «В поисках Гёте»). О.-и-Г. критикует рационалистическую философию прежде всего за то, что для нее мир выступает в виде «моделей мира», в то время как подлинная задача разума состоит в том, чтобы помочь человеку освободиться от внешних абстрактных конструктов, парализующих мышление. Жизнь требует от человека постоянных самостоятельных ее интерпретаций, выработки личных убеждений, регулирующих его решения, поведение, все существование. Необходимо, чтобы эти мнения действительно принадлежали человеку, пробивались сквозь наслоения смыслов, которые социум наложил на те или иные явления мира. Только проделав эту трудную работу, человек начинает ориентироваться в тревогах, заботах и опасностях, рождаемых «неоспоримой очевидностью жизни».
Жизненная ситуация, когда человек в конце концов может жить и без истины, когда его отношения с истиной — внешние и случайные, описана О.-и-Г. через анализ феномена массовой культуры и массового человека («Восстание масс», 1929; «Человек и люди», 1927): «Архаические черты, живущие в глубине человека, празднуют свою победу в феномене массового искусства. Что ждет этого человека, какой жизнью ему суждено жить? Да никакой. Он обречен представлять собой другого, т.е. не быть ни собой, ни другим. Жизнь его неумолимо теряет достоверность и становится видимостью. Игрой в жизнь, и притом чужую».
Эстетические исследования О.-и-Г. вдохновляла мысль, что ни один тип художественного видения в истории культуры не может быть понят как вневременная норма искусства. В одной из центральных работ — «Дегуманизация искусства» (1925) — он проводит идею о преходящем характере любых художественных стилей и приемов; постоянным и абсолютным при этом остается процесс самопознания человека, стремящегося на каждом витке истории рассмотреть себя в более масштабной системе координат. О.-и-Г. обосновывает необходимость перевода художественного восприятия с принципа «ближнего видения», на принцип «дальнего видения». Последнее освобождает художественные смыслы от прямого взаимодействия с вещами, с реальной предметностью. В конечном счете, убежден О.-и-Г, искусство должно быть озабочено не тем, чтобы хранить и умножать свои языковые накопления, а тем, чтобы используемые им приемы были максимально адекватны глубинным состояниям человека в ту или иную историческую секунду. Творчество О.-и-Г. оказало существенное влияние на новейшие тенденции развития социологии, эстетики, философии культуры, на способы осмысления «неклассических» форм художественного творчества.
Эстетика. Философия культуры. М., 1991; Что такое философия? М., 1991; Философия. Эстетика. Культура. М., 1993; Этюды об Испании. Киев, 1994; Веласкес. Гойя. М., 1997; Размышления о «Дон Кихоте». СПб., 1997; Избр. труды. М., 1997.
Зыкова А.Б. Учение о человеке в философии X. Ортеги-и-Гасета. М., 1978; Деревянко Е.В. Неизбежность аристократии духа: учение X. Ортеги-и-Гасета об общественном идеале // Социологические исследования. 1992. № 6; Хайдеггер М. Встречи с X. Ортегой-и-Гасетом // Философские науки. 1994. № 1-3.
О.А. Кривцун
ОРТОДОКСИЯ (от греч. orthos — правый, прямой и doxa — мнение) — православие или правоверие, дословно «исповедание правого (или верного) мнения». Сам термин появляется довольно поздно как антоним к слову «гетеродоксия», которым обозначались «иные», или нецерковные, богословские взгляды разного рода еретиков и тех учителей, мнения которых церковь по к.-л. причинам отвергала. Термин «О.» впервые встречается у Евсевия Кесарийского (265— 340) в «Церковной истории», где Ириней Лионский и Климент Александрийский названы «послами церковной ортодоксии». Со времени Юстиниана (527— 565) слово «О.» начинает употребляться достаточно широко для обозначения богословских взглядов, относительно которых существует мнение, что они точно соответствуют Евангелию и учению церкви. С 843 первое воскресенье Великого поста получает наименование дня Торжества Ортодоксии, или Православия. После 1054 термин усваивается за учением Константинопольской и др. вост. церквей, отказавшихся от общения с католическим Римом. Слово «О.» широко употребляется в переносном смысле для обозначения религиозной или филос. позиции, о которой заявляется, что она в точности соответствует букв. и первоначальному пониманию того или иного учения. В этом смысле говорят об ортодоксальных иудеях, лютеранах, марксистах и пр.
ОРУЭЛЛ (Orwell) Джордж (псевд., настоящее имя и фамилия Эрик Артур Блэр (Blair) (1903—1950) — англ. писатель и публицист, давший одно из самых ярких и глубоких описаний тоталитарного общества. Оказал значительное влияние на понимание современной социальной философией двух основных версий радикального социализма — коммунизма и национал-социализма. В молодости О. искренне верил в близкое всемирное торжество социализма, участвовал в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев, был ранен. Разочаровавшись в революционных идеалах, перешел на позиции либерального реформаторства. Большое влияние на творчество О. оказали Дж. Свифт, С. Батлер, Д. Лоренс, Е.И. Замятин.
Известность О. связана с его сатирой «Ферма животных» (1945) и с романом-антиутопией «1984» (1949), в котором изображена социалистическая система, пришедшая на смену капиталистической. Новое общество полностью отрицает свободу и автономию личности. Для него характерны: мобилизация всех сил для реализации глобальной цели; концентрация власти в руках одной партии, направляемой вождем; безраздельная монополия на средства коммуникации; считаемая единственно верной идеология; полный контроль за общественной и частной жизнью; жестокое насилие в отношении всех инакомыслящих и несогласных; постоянные поиски врагов, с которыми ведется непримиримая война; материальная нищета и всеобщий страх.
Вместе с тем коллективистическое общество, описываемое О., ориентировано не на углубление социалистического (коммунистического) образца общественного устройства, а на простое воспроизведение в условиях современного индустриального общества древнего коллективистического образца. Социализм, боровшийся за власть, пишет О., долгое время прибегал к помощи таких слов, как «свобода», «справедливость» и «братство». Революции устраивались под знаменем равенства. «Однако все варианты социализма, появлявшиеся после 1900 года, более или менее открыто отказывались считать своей целью равенство и братство. Новые движения, возникшие в середине века... ставили своей целью увековечение несвободы и неравенства... Целью их было в нужный момент остановить развитие и затормозить историю». Стабилизация общества и нерушимое неравенство — идеалы как раз древнего коллективизма.
Поскольку общество, рисуемое О., основывается не на любви и справедливости, а на ненависти и стремится вытравить у своих индивидов все чувства, кроме страха и самоуничижения, такое общество может существовать только в атмосфере жестокой борьбы с внутренними и внешними врагами. Один из идеологов этого общества говорит: «Никогда не прекратятся шпионство, предательство, аресты, пытки, казни, исчезновения. Это будет мир террора — в такой же степени, как мир торжества... Ереси будут жить вечно. Каждый день, каждую минуту их будут громить, позорить, высмеивать, а они сохранятся... У нас всегда найдется еретик — и будет здесь кричать от боли, сломленный и жалкий, а в конце, спасшись от себя, раскаявшись до глубины души, сам прижмется к нашим ногам».
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |