|
После третьей сицилийской поездки П. задумывает монументальные трилогии, но только отчасти осуществляет свои замыслы: из трилогии «Тимей», «Критий», «Гермократ» второй диалог не завершен, последний — вообще не написан; из трилогии «Софист», «Политик», «Философ» написаны только первые два диалога. Сократ перестает быть ведущим участником беседы («Тимей» представляет собой монолог пифагорейца Тимея о создании мира и человека, «Критий» — монолог Крития об Атлантиде), а в «Законах» Сократа вообще нет. На диалогах этого периода сказываются новые требования к методической оснащенности философии, выдвигаемые в Академии Аристотелем. Единственный традиционный сократический диалог этого периода — «Филеб», где под именами Филеба и Протарха П. вывел Евдокса и Аристотеля. Гибелью Диона (в 354) вызвано написание VII Письма — первой в европейской литературной традиции автобиографии. Параллельно неведомые нам ученики Академии пишут «Гиппий Больший», «Гиппархий», «Сизифий», «Миносий», «Демодокий» и ряд писем, а также «О добродетели» и «О справедливости».
Основные проблемы платоновской философии. П. поддержал основные тенденции предшествующей философии, возникшей в школе Пифагора, принципиально осознавшей свою предметную область в школе Парменида, получившей развитие в школах софистов, Сократа и сократиков. От пифагорейцев П. унаследовал противопоставление божественной и человеческой мудрости, учение о бессмертии души и осознание необходимости должным образом воспитать философа и сформировать образ его жизни, поскольку душа не берет с собой на тот свет ничего, кроме «воспитания и образа жизни» («Федон» 107d). От Парменида — противопоставление подлинного бытия-ума сфере становления и связанного с ним мнения. От софистов и Сократа — необходимость «воспитывать людей» путем изучения определенного набора дисциплин, обеспечивающих переход от мира становления к миру подлинного бытия, а также особое внимание к происхождению гос-ва и права.
Исходное пифагорейское понимание философии как «любви к божественной мудрости» П. трансформировал в образе Сократа, подвергающего испытанию человеческую мудрость по предписанию божества в Дельфах и на основании указаний божественного голоса: Сократ в этом отношении оказался таким же воплощением философии, как демон Эрот, олицетворяющий вечное стремление находящейся здесь души к миру подлинного бытия и знания («Пир»).
Учение о душе и гос-ве. Сама человеческая душа сравнивается П. с колесницей, в которую запряжены белый и черный кони (благородное и низменное начала в человеке), управляемые возничим (разумом). Когда возничему удается смирить низменное начало, душа может подняться и вместе с богами созерцать подлинное бытие. П. разрабатывает учение о самодвижной душе и насчитывает помимо душ богов девять разрядов человеческих душ: мудреца, царя, практического деятеля, врачевателя тел, прорицателя, поэта и художника, ремесленника, софиста, тирана, а также души животных («Федр» 248 b-е).
Структура души может быть более строго описана на основании анализа трех ее начал: вожделения, пыла и рассудительности, которым соответствуют добродетели: здравомыслие, мужество и мудрость. Справедливость согласует их и в отдельной человеческой душе, и в гос-ве, которое устроено аналогичным образом: ради удовлетворения разнообразного рода людских потребностей в нем трудятся ремесленники, их защищают мужественные воины, а управляют всеми мудрые правители-философы («Государство»). Поэтому душа и гос-во равно образуются с помощью правильно построенного педагогического процесса: его граждане получают благодаря искусству грамоты, пения и игры на кифаре элементарное мусическое и благодаря учителю гимнастики и врачу хорошее физическое воспитание, а лучшие по своим природным задаткам должны изучать военное и полководческое искусство, а также арифметику, геометрию, астрономию и музыку; венчает этот набор искусств диалектика, подводящая философов-правителей к постижению беспредпосылочного начала, или подлинного сверхсущего блага, каковое есть благо каждого отдельного существа, гос-ва и мира в целом (там же, 504е—5 Не) и позволяющее им справляться с искусством законодателя и судьи. В отличие от них мнимые искусства, или негодные сноровки (рассмотренные в «Горгии»), вредят телу (поваренное и косметическое искусства) и душе (софистика и риторика).
В зависимости от того, какие начала в нем доминируют, гос-во может быть правильным (монархия и аристократия) или неправильным (тимократия, олигархия, демократия, тирания). Образцом всякого гос-ва служит жизнь прежних поколений при Кроносе, когда родом людей управляло божество посредством демонов, пасших отдельные группы людей, и не было ни войн, ни раздоров, но все имели возможность философствовать («Политик» 271с—272с). Но живущему «в царстве Зевса» П. приходится в «Законах», во-первых, рассмотреть исторически существовавшие типы государственного устройства (Спарты, Крита, Илиона, дорийцев, Лакедемона, Персии, Аттики — 1625с— 628а, III 682а—70Id) и, во-вторых, продумать чрезвычайно подробное законодательство, которое хотя и опирается на основные принципы мысленно выстроенного П. идеального гос-ва — добродетель и справедливость, однако вносит в прежний мысленный проект существенные коррективы.
Три основные начала души рассматриваются теперь П. как нити, за которые божество дергает людей-кукол ради неясной им цели (I 644d—645с; VII 803с— 804b). П. значительно подробнее регламентирует воспитание начиная с младенческого возраста, но диалектика, венчавшая иерархию наук в «Государстве», исчезает (VII 788а—820е). Наконец, П. подчеркивает наличие не только добрых, но и злых побуждений в индивидуальной человеческой душе и постулирует существование злой души для мира в целом (X 896с—897а). Результатом этого оказывается в тонкостях продуманная система наказаний и полное отрицание индивидуальной инициативы, не санкционированной законом.
Иерархия бытия. Основная идея Парменида, противопоставившего мир истинного бытия и становления, нашла у П. разработку в виде ряда иерархических структур. В «Пире» рассмотрена иерархия красоты, уводящая нас от плотской красоты к красоте души, нравов и обычаев, наук и прекрасного самого по себе, выше которого только благо и которому причастны все прочие виды прекрасного (210а—211с). В «Федоне» (108с—111с) здешней земле (подобию) противопоставлена истинная (образец). В «Государстве» (50ба— 517с) бытие, ум, образец, идея в качестве прекрасного подчинены благу, которому в чувственном мире соответствует Солнце. В «Тимее» благой демиург, тождественный сфере ума-парадигмы, представляющей область нетварного вечного бытия, творит (рождает) мировую душу и поручает богам создание отдельных душ, осуществляя тем самым переход к сфере становления и времени. Здесь же идет речь о материи, которая понимается как необходимое связующее звено между миром вечного ума-образца и подчиненного законам необходимости мира времени и становления.
П. ясно показывает, что зло возникает в тварной природе и тогда уже становится самостоятельной силой. Поразительна четкость, с какой он фиксирует этапы своих размышлений: Бог был благ и потому создал мир («Тимей»); когда сотворенный мир остается сам по себе, он проявляет самовольное бесчинство («Политик»); но это не значит, что Бог перестает опекать мир; просто в мире, как и в человеке, нужно говорить скорее о двух душах: доброй и злой («Законы»).
Критерий и метод познания. Догматическое изложение всех этих вопросов не удовлетворяет школу П., и в ходе академических дискуссий возникает потребность установить онтологический и гносеологический статус тех вечных образцов, к которым относится и идея красоты, и превосходящая ее идея блага, а также идеи-образцы для всего чувственного мира. В связи с этим уже в «Теэтете» П., анализируя мир мнения и погруженность человека в стихию ощущений, когда каждый оказывается мерой всех вещей, их существования и несуществования, говорит о некоем странном существовании небытия, или становлении бытия, благодаря которому наряду с неправильными мнениями возможны и правильные.
Критерий, позволяющий правильно ориентироваться в этом мире объективных чувственных данностей, П. задолго до И. Канта формулирует так: «...не во впечатлениях заключается знание, а в умозаключениях о них, ибо, видимо, именно здесь можно схватить сущность и истину, там же — нет» («Теэтет» 186d). Ни ощущения, ни правильные мнения, т.е. представления, возникающие в нас благодаря восприятию чувственной или мысленной данности, ни объяснения в связи с правильными мнениями не дают нам еще знания как такового, хотя они и необходимы для подступа к нему. Над ними стоит в процессе познания рассудочная (дискурсивная) способность, а ее превосходит созерцающий подлинное бытие ум. Этой иерархии познавательных способностей соответствуют инструменты познания: имя, словесное определение, мысленный образ вещи, т.е. возникающее в нас представление о ней, или ее идея, независимое от нас бытие которой от века мы предполагаем; пользуясь ими и составляя суждения, душа сама с собой ведет разговор об этом и стремится подойти к подлинному бытию; но когда проблема критерия и метода достижения знания выходит на первый план, тогда оказывается, что общих прекрасных рассуждений о диалектике, подводящей нас к подлинному бытию, недостаточно.
Из «Кратила» мы узнаем, что диалектиком называется тот, кто умеет задавать вопросы и давать ответы (390с). В «Государстве» П. говорит о том, что «диалектика подобно венцу находится над всеми знаниями» (534е); что «диалектиком называется тот, кто постигает понятие каждой сущности» (534b). Но о «диалектическом методе» (533с) мы узнаем только, что он, освобождаясь от предположений, подходит к самому исходному принципу каждой вещи, высвобождает нашу душу, как бы зародившуюся в некоей варварской грязи, и влечет ее ввысь. Но как он это делает, в чем, собственно, состоит этот метод и как мы постигаем сущность каждой вещи, мы ниоткуда не узнаем.
Не лучше обстоит дело и с идеями. До «Парменида» П. ни разу не говорит об идеях систематически, а в «Пармениде» он вынужден приступить к обсуждению проблем, возникших в ходе школьных дискуссий относительно онтологического статуса идей и их гносеологической функции. Но, во-первых, неясно, у каких здешних вещей-подобий есть идеи-образцы, у каких нет. Напр., мы можем говорить об идее подобия и неподобия; но предположить для сора или грязи «существование какой-то идеи было бы слишком странно» («Парменид» 130c-d). Проблема существования идей вызывает множество и др. трудностей. Вещи не могут приобщиться к идее в целом, потому что они раздробят ее; не могут приобщиться и к ее части, поскольку тогда единая идея окажется многим. Если мы принимаем, что общим между великими предметами будет некая идея великости, то сами великие вещи и идея великости должны иметь в качестве общего между ними еще некое великое, и мы т.о. будем вынуждены бесконечно умножать число промежуточных сущностей. Многие вещи должны быть причастны сразу нескольким противоположным идеям: напр., нечто малое больше своей части, и то, к чему добавляется малая часть малого, становится больше, а не меньше прежнего.
Вызывает затруднение и само понимание идеи как образца: вещи не могут уподобиться ей в главном, т.е. в том, что она — идея. Идеи соотносятся с идеями и как таковые подобны одна другой, а не вещам; точно так же и вещь в качестве вещи будет подобна другой вещи, но никак не идее. Поэтому, обладая опытом вещей, мы ничего не сможем сказать об идеях, а от идей никак не перейдем к вещам.
Рассматривая все эти вопросы в «Пармениде», П. говорит о необходимости сохранить идеи для рассуждения, а диалектику — как основной метод упражнения в философии. Но отсутствие у него строгой системы рационального знания все более остро ощущалось и в Академии, и им самим. С появлением Аристотеля критика идей принимает сокрушительный характер, а после сведения им диалектики только к области вероятностных рассуждений П. в «Законах» изымает ее из образовательной программы и начинает искать верифицируемый метод филос. исследования.
Но П. плохо даются онтологически ненаполненные конструкции. В «Софисте» и «Политике» он разрабатывает метод диерезы: разделения рода до неделимых далее видов, в основе которого лежит не технический прием, а пристальное вглядывание в сущность вещи, при котором, по замечанию Аристотеля (I Анал. 1, 31), то, что должно быть показано, постулируется, и которое есть как бы бессильный силлогизм. В «Филебе» П. предлагает глубокомысленный метод смешения, при котором все, допускающее «больше» или «меньше», рассматривается в своих проявлениях как то или иное сочетание беспредельного и предела. Но он не мог победить в споре с Аристотелем, подвергшим эти методы сокрушительной критике, специально рассмотревшим всю сферу языковых выразительных средств и создавшим соответствующие науки (топику, аналитику, риторику, учение о языковом выражении и категориях). При этом победа Аристотеля была всего лишь одним из явлений школьной практики Академии при жизни ее первого схоларха.
П. четко продумал и письменно зафиксировал два своих грандиозных проекта: идеального государственного устройства и законодательства, которому «вряд ли когда-нибудь выпадет удобный случай для осуществления» («Законы» 745е). Он подвел итог опыту предшествующей философии и заново создал ее как узнаваемый феномен европейской культуры. Параллельно с этим он создал филос. школу и противопоставил ее софистическим и риторическим школам. Школа П. единственная просуществовала до конца античности (закрыта эдиктом Юстиниана в 529), затем платоники продолжали непрерывно учить вплоть до 10 в. в Каррах (в Месопотамии, недалеко от Эдессы). Тем самым платонизм вместил и сохранил все реальные достижения антич. философии не только для зап. Средневековья и Византии, но и для арабо-мусульманской традиции, и тем самым обеспечил сущностное единство не только антич. но и всей европейской мысли.
Лучший греческий текст в серии Collection Bude (Les Belles Lettres. Paris, 1921). Издание воспроизведено в Оксфордской университетской серии (ed. I. Burnet. Т. 1—5. 1956—1962). См. также в серии Loeb Classical Library: Vol. 1 — 12, Cambridge (Mass.), 1921 — 1966. Рус. пер. в серии «Философское наследие» (Сочинения под ред. А.Ф. Лосева и В.Ф. Асмуса. М., Мысль. 1968—1972. Т. 1—3. Диалоги / Под ред. А.Ф. Лосева. М., 1986 — есть переиздания).
Ю.А. Шичалин
ПЛАТОНИЗМ — 1) в узком смысле — направление позднеантич. философии 1 в. до н.э. — нач. 3 в. н.э.; более точное его обозначение в современной литературе — средний П. в отличие от неоплатонизма; 2) в широком смысле — всякое филос. направление, опирающееся на учение Платона. Необходимый элемент П. — противопоставление чувственному миру мира сверхчувственного. В дуалистических системах П. материя понимается в качестве самостоятельного начала небытия и зла наряду с нематериальным первоначалом всякого бытия, с благом, а в монистических идеалистических — как результат самоограничения и дробления этого первоначала. В античности П. представлен Древней, Средней и Новой Академией, средним П., неоплатонизмом, а также системами неопифагореизма, гностицизма и герметизма, эксплуатировавшими ряд понятий и представлений П. В Средние века и в Новое время вплоть до 19 в. П. выступает преимущественно в виде неоплатонизма и его ответвлений.
ПЛЁСНЕР (Plessner) Хельмут (1882—1985) — нем. философ, один из родоначальников философской антропологии. В своих основных работах «Ступени органического и человек» (1928), «Смех и плач» (1941), «По эту сторону утопии» (1974) попытался обосновать филос. антропологию как специальную филос. дисциплину. П. стремился к всестороннему охвату феноменов человеческого существования, подчеркивая, что если филос. антропология хочет постичь человека во всей его полноте и быть адекватной опыту его существования, то она не должна ограничиваться человеком только как личностью, как субъектом духовного творчества и моральной ответственности. Ей надлежит постичь природную сферу, располагающуюся на одной высоте с личностной жизнью.
Сущность человека в том, что он способен дистанцироваться от своей собственной «жизненной середины», способен осознать себя как Я в теле и как Я вне тела. Я представляет собой находящийся вне человека пункт, из которого он способен созерцать сценарии своей внутренней жизни. В силу этого человек по природе своей, на основании формы своего существования искусственен. Как эксцентрическое существо, лишенное равновесия, своего места и времени, пребывая в ничто, лишенный родины, человек должен стать чем-то и создать себе равновесие. Будучи вне места и времени, он делает возможным переживание самого себя и одновременно переживание своей безместности и безвременности как стояния вне себя. Он положен в свои границы и потому переступает их, ибо как всякое живое, он не удерживается в границах. Человек устроен таким образом, что всегда стремится стать иным, не таким, каков он есть в данный момент. Он не знает покоя, нигде не ведает пристанища, переходит от одного превращения к др. Даже в осуществлении мысли, чувства и воли человек находится вне себя самого, не находится в «здесь и теперь», но — позади этого «здесь и теперь», без места, в ничто. Его «действительный внутренний мир» — это разлад с самим собой, из которого нет выхода, нет компенсации. Жизнь человека снова и снова рассыпается у него в руках, он постоянно носит в себе раскол, перелом, пустоту, зияние, пропасть, конфликт и т.п.
П. формулирует три закона человеческого существования: закон естественной искусственности, закон опосредованной непосредственности и закон утопического места — все они подчеркивают специфическую, эксцентрическую природу человека. Осознание безосновности себя и мира в целом наталкивает человека на идею Бога. Из неустойчивости ему остается только «прыжок в веру». Ссылаясь на М. Шелера, П. утверждал, что антропоморфизму сущностного определения абсолюта необходимо соответствует теоморфизм сущностного определения человека. Последнюю связь и упорядочивание, место жизни и смерти, укрытость и примирение с судьбой, истолкование действительности, родину способна подарить лишь религия. Поэтому между нею и культурой, полагал П., существует абсолютная враждебность, несмотря на все исторические мирные договоры и заверения в откровенности и открытости друг другу, столь излюбленные, напр., ныне. Кто хочет домой, на родину, в укрытие, должен принести себя в жертву вере. Но кто водится с духом, не возвращается. Однако поскольку человек — прежде всего духовное существо, дух отвращает человека и вещи от себя. Его знак — прямая нескончаемость бесконечности, а его элемент — будущее.
Идеи П. оказали большое влияние на последующее развитие филос. антропологии.
Gesammelte Schriften. Bd 1—6. Frankfurt am Main, 1980— 1984.
Кимелев Ю.А. Современная буржуазная философско-религиозная антропология. М., 1985; Hengstenberg H.E. Philosophische Antropologie. Stuttgart. 1957; Philosophische Antropologie heute. Munchen, 1972; Rothaker E. Philosophische Antropologie. Bonn, 1996.
Губин В.Д.
ПЛЕХАНОВ Георгий Валентинович (1856—1918) — рус. общественный и политический деятель, первый пропагандист марксизма в России, литературный критик, философ. В 1874—1876 учился в Петербургском горном ин-те; с 1875 —участник народнического революционного движения. В 1883 создал в Женеве социал-демократическую группу «Освобождение труда»; после раскола Российской социал-демократической рабочей партии на большевиков и меньшевиков стремился сохранить «внефракционность», но чаще оказывался на стороне меньшевиков.
П. — не просто первый теоретик российской социал-демократии, он претендует и на статус ее главного философа. Не ограничиваясь интерпретацией, систематизацией и изложением идей К. Маркса и Ф. Энгельса, он сформулировал фактически самобытную филос. концепцию, расходившуюся во многом с филос. посылками основоположников марксизма. Вместо марксовско-энгельсовской идеи приближения «конца философии» как системы и науки наук по мере проникновения диалектики в положительные науки Плеханов предложил концепцию марксистской философии именно как системы, ведущей за собой науку. Он соглашался с А. Лабриолой, что философия, в отличие от теологии, занимается теми же задачами, что и наука. При этом философия стремится или опередить науку, предлагая гадательные решения, или резюмирует и подвергает дальнейшей логической обработке решения, найденные наукой. Т.о., философия ведет за собой естественные и общественные науки, освобождая их от противоречий; в будущем точные науки настолько встанут на ноги, что гипотезы философии сделаются бесполезными. Философия доходит до сущности вещей, изучает мир как целое, науки же изучают этот мир по частям. Марксистская философия представляет собой систему идей, объединяющих совокупность человеческого опыта на данной ступени интеллектуального и общественного развития, синтез познанного бытия в данную эпоху. Основные составные части этой философии: диалектика как метод и универсальная теория развития («душа» системы), философия природы и философия истории (исторический материализм).
Избр. филос. произв.: В 5 т. М., 1956.
Чагин Б.А. Г.В. Плеханов и его роль в развитии марксистской философии. М.; Л., 1963; Пустарнаков В.Ф. «Капитал» К. Маркса и философская мысль в России. М., 1974; Baron S.H. Plehanov, the Father of Russian Marxism. Stanford, 1964; Steila D. Genesis and Development of Plekhanov's Theory of Knowledge. A Marxist Between Antropological Materialism and Physiology. Dordrecht; Boston; London, 1991.
ПЛОТИН (Plotinos) (204/205—270) — греч. филосов-платоник, основатель неоплатонизма. Учился в Александрии, с 244/245 жил в Риме, преподавал философию; после десяти лет устных бесед начал записывать свое учение.
Как и представители платонизма, П. прежде всего толкует Платона, но не комментирует отдельные его диалоги, а на основе ряда платоновских текстов строит некое подобие системы. Подчеркнутое почтение к Платону сопровождается у П. острой критикой всей послеплатоновской философии, которой П., однако, многим обязан.
Традиция среднего платонизма и неопифагореизма, к которой тяготел П., исходила из противопоставления чувственного космоса умопостигаемому, посредствующим звеном между которыми признавалась мировая душа. Новым у П. явилось учение о первоначале всего сущего, едином, которое само выше сущего, или, по Платону, «за пределами сущности». При этом последовательность ум — душа — космос, т.е. вся сфера бытия, оказывалась только проявлением, осуществлением первоначала, тремя его ипостасями: ум и душа — осуществление единого в вечности, космос — во времени. Единое, начало всего сущего, как и у Платона, именуется у П. благом и сравнивается с солнцем. Ему противоположна темная и лишенная вида материя, принцип зла. Но такова только собственно материя, низшая граница, замыкающая иерархию бытия; однако материя есть и в умопостигаемом. В принципиальном смысле материя у П. — бестелесный неаффицируемый субъект, относительное неопределенное подлежащее. П. использует здесь также пифагорейский комплекс представлений о неопределенной двоице, первом различии и «дерзости», ставшей причиной перехода единого во множество. Ум дерзнул отпасть от единого, душа — от ума, а наиболее дерзкая часть души прозябает вплоть до растений. Т.о., материя у П. провоцирует высшее к переходу в низшее. Она — зеркало, отражаясь в котором высшее порождает низшее в качестве своего подобия. Итак, сфера сущего охвачена, по П., мощью сверхсущего единого и ограничена немощью не-сущей материи. Структуру бытия у П. задает противопоставление «тамошнего» и «здешнего». «Там» — истинно сущее, ум, который и есть первичные сущности; в уме мысль и предмет мысли совпадают. Поэтому ум обладает недоступной низшему способностью: осуществлять свои замыслы без посредства орудий и в материи, которая не отличается от него самого. «Образы», творимые умом, есть первообразы, тогда как в «здешнем» мире нам приходится довольствоваться подобиями. Однако принцип подражания П. проводит не механически. П. исходит из того, что только чувственный космос находится в определенном месте, тогда как умопостигаемый мир — повсюду. Поэтому душа в человеке не есть подобие некоей души-в-себе; знания, получаемые ею от ума, — подлинные. Сфера истинного бытия всегда открыта для души, ей нужно только уметь вернуться к себе самой, познать свою истинную природу. Возможность такого возвращения обеспечена тем, что душа не целиком выступает из умопостигаемого космоса; ее рождение в теле означает «дробление» единой души, ибо «там» — все души нераздельны. Достигается это возвращение на путях очищения души и уподобления ее божеству.
Универсум П. статичен. Всякая низшая ступень в нем вечно рождается от высшей, причем высшая вечно остается неизменной и, порождая, не терпит ущерба. Единое вечно сияет в своей сверхпрекрасной благости, вечно прекрасен созерцающий сам себя ум, вечно душа устремляется к единому и оглядывается на созданный ею космос. Космос вечно движется круговым вращением и в подлунной части его вечно чередуются возникновение и гибель. Вечно взаимное истребление животных, вечны войны и убийства среди людей. Вечно и неизбежно зло в мире. Это, однако, не делает П. пессимистом. Здешний мир для него — игра в театре. Ничто не властно над благой душой, даже рок, которому подвластна вся сфера времени. Из того, что в мире есть зло, не следует, будто божество не заботится о мире, что мир лишен разумного плана: ведь и в драме не все герои, но есть и рабы. Разнообразие, вносимое злом, только украшает пьесу, а наша истинная отчизна — всегда рядом с нами. Пусть душа, презрев «здешнее», вернется к своему истинному отцу и любит его чистой любовью. Это ироническое отношение П. к настоящему и «здешнему», его устремленность к прошлому и «тамошнему» как единственному пристанищу для затерянной в просторах космоса души — характерные черты не только позиции П., но и того последнего этапа в развитии антич. философии, который открывается им.
П. оказал огромное влияние на последующее развитие философии, нередко — анонимно и опосредованно (ср. т.н. «Теологию Аристотеля», являющуюся в действительности извлечением из «Эннеад», а также широкое проникновение идей П. в западноевропейскую средневековую культуру через посредство Макробия и особенно Августина). Прямое знакомство с П. происходит в 15 в. (М. Финчино и платоновская Академия во Флоренции); под влиянием П. находится Дж. Бруно. Позднее особый интерес к П. характерен для Дж. Беркли, представителей нем. классического идеализма, а также для мыслителей и эпигонов нем. романтизма.
Opera. V. 1—3. Bruxeles; Leiden, 1973; То же. Vol. 1—2. Oxford, 1964—1977; в рус. пер. Избр. трактаты // Вера и разум. 1898. № 8, 9, 11, 13, 14, 17, 19; 1899. № 2, 6, 11-15; 1900. № 18—21;Антология мировой философии. М., 1969.Т. 1.4. 1.
Блонский П.П. Философия Плотина. М., 1918; Лосев А.Ф. Диалектика числа у Плотина. М., 1928; Он же. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 1980; Baladi N. La pensee de Plotin. Paris, 1970; Moreau J. Plotin ou La gloire de la philosophie antique, Paris, 1970; Sleeman J.H., Pollet G. Lexicon Plotinlanum. Leiden, 1980.
Ю.А. Шичалин
ПЛЮРАЛИЗМ (лат. pluralis — множественный) — позиция, в соответствии с которой имеется не одна (монизм), не две (дуализм), но много сущностей, субстанций, существований и т.п. Термин «П.» введен X. Вольфом. П. являлись, напр., учение о четырех элементах — воздухе, земле, огне и воде, — из которых слагается все существующее; иерархия монад Г.В. Лейбница; философия У. Джеймса; философия жизни; неотомизм и др.
ПОДОРОГА Валерий Александрович (р. 1946) — специалист в области истории философии, культурологии и политологии, доктор филос. наук. Окончил филос. факультет МГУ (1970), аспирантуру ИФ АН СССР (1974). С 1974 — в ИФ АН СССР (РАН), в настоящее время зав. сектором аналитической антропологии. Докторская диссертация — «Выражение и смысл. Коммуникативная стратегия философии культуры 19—20 столетий» (1992). Руководитель серий «Ad marginem» и «Ессе Homo». Основной предмет исследования П. — философия тела, телесности. На базе концепции телесности анализируются произведения литературы, искусства филос. методом постструктуралистской феноменологии. Цель П. — подготовить категориальный инструментарий для осмысления отечественной традиции интеллектуальной истории и попытаться построить общую археологию чувственности или перцептивности рус. культуры.
Проблема языка в негативной философии Адорно // Вопросы философии. 1979. № 11; Ницше и стратегия маргинальной философии // Критический анализ методов современной западной философии. М., 1986; Фундаментальная антропология М. Хайдеггера // Философская антропология в XX веке. М., 1986; Знаки власти // Киносценарий. 1991. № 3, 4; Евнух души. Позиция чтения и мир Андрея Платонова // Вопросы философии. 1989. № 3; Художник и власть // Искусство кино. 1990. № 5; Театр без маски (попытка философского комментария) // Человек. 1990. № 1; Метафизика ландшафта. М., 1993; Выражение и смысл. Коммуникативная стратегия в философии культуры XIX—XX столетий. М., 1995; Феноменология тела. М., 1995.
ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ — слой сознания, прикрытый сознанием и обнаруживающий себя явно только в особых случаях (сновидения, гипнотическое состояние, оговорки, описки, др. ошибочные действия и т.п.). П. влечения могут, по З. Фрейду, выявляться и ставиться под контроль сознания с помощью техники психоанализа.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |