Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

ihtik.lib.ru, ihtik@ufacom.ru 115 страница



 

Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971; Кун Т. Структура научных революций. М., 1975; Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1980; Ивин А.А. Логика без принципа фальсификации // Философские науки. 1987. № 3; Он же, А.А. Теория аргументации. М., 2000.

 

 

ПАРАЦЕЛЬС (Paracelsus) Теофраст, псевдоним, настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм (1493—1541) — швейц. натурфилософ, естествоиспытатель, врач. Филос. и космологические взгляды П. основаны как на традициях гностицизма, герметизма и каббалы, преломленных в неоплатонических идеях Марсилио Фичино и Пико делла Мирандолы, так и на магических верованиях и практиках позднего Средневековья. Мир для П. — выражение и воплощение божества, проявляющего себя посредством «Великого Таинства», Misterium Magnum. Это первоначало, не-тварный центр Вселенной, из которого все вытекает, зародыш, скрывающий в себе все позже реализуемые возможности; Misterium то идентичен Богу, то равнозначен алхимической первоматерии. Первая его дифференциация или «коагуляция» — Илиастр («Звездная материя»), творческая и реализующая мощь, порождающая три субстанциональные силы мироздания (Sulfur, Mercurius, Sal, т.е. Серу, Ртуть и Соль), а также четыре первоэлемента (огонь, воздух, землю и воду). Сера — источник телесного роста первоэлементов, Ртуть — животворящая влага или жизненный дух, Spiritus vitalis, Соль — скрепляющий, формообразующий фактор; «Из Sulfur растет Corpus. Без Соли нет ничего осязаемого. Третье же есть Mercurius, сиречь Liquor». «Водяным» аспектом Илиастра является Аквастр («Водяная звезда»), сущность, одушевляющая и сохраняющая его телесные жидкости. Если Илиастр — динамический, духовный принцип, то Аквастр, в силу своей влажной природы, — начало «психическое», соприродное душе. К.Г. Юнг трактует последний как понятие, близкое к современным представлениям о бессознательном. Отрицательная, теневая сторона обеих сущностей — Кагастр («Дурная звезда»), причина ущерба и упадка всего материального. Человеческое тело, как и тело Вселенной, является кагастрическим продуктом грехопадения кагастрической личности, Евы. Все эти понятия содержат явный алхимический подтекст и перекликаются с учением о микрокосме, о тождестве процессов в природе и человеке: всякая металлическая материя, напр., жаждет стать золотом, всякий человек, пропитанный «божественной тинктурой», стремится к преображению, возвращению в Materia Spiritualis, «духовную материю». На том же учении основаны и медико-магические положения П.: врач должен иметь понятие не только о «внутреннем небе», т.е. о строении человеческого тела, но и о звездном небе: «Небо есть человек и человек есть небо, и все люди — одно небо, и небо — только один человек. Подходите ко всем инфекциям через звезды, ведь от звезд они переходят к людям, и что совершается на небе, то происходит и с человеком». Философия для П. — разновидность герметического метода, принципа «изумрудной скрижали»: «Что наверху, то и внизу»; человек подобен и небесному своду, и алхимической печи, атанору. Магическая Вселенная П. — «одно древо, одно первоначало, один корень, от одного ствола», человек обитает во всех четырех элементах и сам «населен» четырьмя элементами. Он их выражает, а потому является целостным и совершенным выражением мироздания во всех его формах и аспектах.



 

Мощное влияние и неповторимый духовный склад П. в большей или меньшей мере затронули ход развития европейской философии, естествознания, медицины, повлияв на мистические концепции Я. Бёме, натурфилософские взгляды Я.Б. Гельмонта и Ф.М. Гельмонта, на учение Г.В. Лейбница о монадах («жизненных духах»), творчество И.В. Гёте, Ф.В.И. Шеллинга и Новалиса, а также на «философию жизни» Л. Клагеса.

 

Samthliche Werke. Bd. 1-14. Munich; Berlin, 1922-1936; в рус. пер.: Парацельс Филипп Аврелий Феофраст. Химическая Псалтирь, или Философические правила о камне мудрых. М., 1784; Теофраст Парацельс. Об оккультной философии // Герметизм, магия, натурфилософия в европейской культуре ХШ-ХIХ вв. М., 1999.

 

Койре А. Мистики, спиритуалисты, алхимики Германии XVI века. М., 1994; Юнг К. Дух Меркурий. М., 1996; Гартман Ф. Жизнь Парацельса и сущность его учения. М., 1997.

 

ПАРЁТО (Pareto) Вильфредо (1848—1923) — ит. социолог и экономист. Все поступки делятся П. на логические и нелогические. В категорию нелогических поступков попадают те действия, которые субъективно или объективно не обнаруживают логической связи. В первой части «Трактата всеобщей социологии» П. исследует нелогические поступки, во второй части анализируются логические поступки и делается попытка воссоздания социального целого и синтетического объяснения общества.

 

По мнению П., обязанность логически-экспериментальной науки состоит в том, чтобы избегать любых экстра- или метаэмпирических понятий. Все употребляемые слова должны соотноситься с отмеченными или наблюдаемыми фактами, все понятия должны определяться относительно непосредственно установленных реалий или тех реалий, которые могут возникнуть в ходе эксперимента. Религиозным и иным понятиям, неприложимым к миру феноменов, нет места в логически-экспериментальной науке.

 

Метод П. сводится к фиксации множества проявлений чувств, действий, теорий, курьезного поведения, разновидностей религиозного опыта, магии, колдовства и т.д. и к установлению того, что, хотя все эти виды поведения различны и заключают в себе, как кажется, нечто вроде анархического изобилия, при более внимательном анализе они обнаруживают определенную устойчивость. В частности, во всех обществах люди испытывают отвращение к убийству; но в разные эпохи и в разных обществах они объясняют или оправдывают отказ от убийства разными мотивами. В некоторых случаях говорят, что Зевс запрещает преступления, в др. — что всеобщий Разум не допускает покушения на человеческое достоинство. Запрет обосновывается разными теориями, но есть константа: отказ от определенного поведения, и причиной отказа служит психическое состояние или чувство. Иррациональные, инстинктивные мотивы действия П. называет «остатками», указывая на их свойство «оставаться» после того, как произведена редукция всех рациональных соображений. «Остатки» — это чувства, инстинкты, страсти, импульсы, которые обусловливают поведение человека. П. пытается типологизировать «остатки» и производные от них духовные феномены, которые он называет «деривациями». Деривации — это переменные элементы системы, образуемой поведением человека и его словесным сопровождением.

 

П. рассматривает общество как сложную систему. В его социологии решающим является различие между массами и элитой. П. дает два определения элиты: широкое, охватывающее всю общественную элиту, и узкое, прилагаемое лишь к правящей элите. История, согласно знаменитой формуле П., — это кладбище аристократий, летопись преемственности привилегированных меньшинств, которые формируются, борются, достигают власти, пользуются ею и приходят в упадок, чтобы быть замененными др. меньшинствами. Циркуляция элит — основной аспект того, что П. называет общим строением общества.

 

П. стремится дать диагностику демократических обществ, которые он сам именует, однако, плутодемократическими, чтобы не забывалась их основная черта: существование тесной связи между политическим классом, или элитой в строгом смысле слова, и руководящими кадрами промышленности и финансов. «Трактат всеобщей социологии» вызвал весьма разноречивые оценки.

 

Trattato di sociologia generale. Milano, 1964. V. 1—2; Scritti sociologici. Toronto, 1966; Complendio di sociologia generale. Torino, 1978.

 

Арк Ф. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.

 

 

ПАРМЕНИД (ок. 540 — ок. 470 до н.э.) — др.-греч. философ, элеат (город-государство Элея). В своей филос. поэме «О природе» поставил проблемы бытия и небытия; сформулировал идею тождества бытия и мышления. Небытия нет, ибо оно немыслимо и несказанно, бытийно лишь мыслимое (мысль о предмете и предмет мысли — одно и то же). Не будучи разделенным небытием, бытие едино. Т.к. изменение и перемещение предполагает небытие (движущееся не находится там, где оно только что было, и его нет там, где оно сейчас будет), то бытие неизменно и неподвижно, вечно, вне времени, «все в настоящем». Эта истинная картина мира («путь истины») — плод разума. Чувственная же, пространственно-временная физическая картина мира с подвижностью, изменчивостью, множественностью — «путь мнения». Это мир борьбы активного, огненного и пассивного, темного начал, он управляем космической Афродитой и Эротом. Следовать истине может лишь тот, у кого бестрепетное сердце. В учении о неподвижности подлинного бытия П. противостоял Гераклиту с его «все течет». Последующие философы синтезировали обе картины мира в учениях о неизменности элементов и изменчивости и текучести их комбинаций.

 

Diets H., Kranz W. (Hrsg.). Die Fragmente der Vorsokratiker. Bd 1. Berlin, 1951.

 

ПАСКАЛЬ (Pascal) Блез (1623—1662) — фр. философ, ученый и публицист. Как публицист П. прославился прежде всего своими сатирическими «Письмами к провинциалу» (1656—1657), в которых вполне проявился его дар не только полемиста, но и превосходного писателя. Непосредственными объектами его критики стали иезуиты с их «облегченной» трактовкой христианской морали — последователи доктрины пробабилизма. В этой полемике П. выступал на стороне янсенистов — сторонников более суровой, августинианского толка, линии в католицизме, ставшей одной из религиозных предпосылок классицизма.

 

П. был одним из крупнейших ученых 17 в. — создателем первой счетной машины, глубоким исследователем теории вероятностей, автором трактатов о вакууме и равновесии жидкостей. При этом он довольно сдержанно (будучи в этом близок «позднему» Р. Декарту) оценивал познавательные возможности науки, которой недоступны как бесконечно малое природы, так и бесконечно большое. П. был одним из первых в своем веке, кто указал на зазор, существующий между наукой и нравственностью. Однако фр. просветители 18 в. (Вольтер, Кондорсе и др.) признавали П. именно как ученого, игнорируя его религиозную философию.

 

Деятельность П. как философа составила существенную альтернативу картезианству, выступившему в роли главного направления фр. мысли как в физике, так и в метафизике. Фундаментальное размежевание П. с Декартом и его последователями происходит на почве оценки роли экзистенциального фактора. Если для Декарта человек — это почти исключительно разум (правда, в «Размышлениях о первой философии» на первый план выходит воля), а его основной познавательный инструмент — интеллектуальная интуиция, то для П. человек — это еще и тело и душа (у Декарта душа и интеллект — зачастую синонимы). Реабилитация чувства происходит благодаря признанию П. основополагающей роли внутреннего чувства, интуиции «сердца», не просто конкурирующего с разумом, но являющегося единственным источником достоверного знания о пространстве, времени, движении, а главное — о Боге. Будучи «поврежденным» в результате грехопадения (что в особенности обнаруживается в нравственной и рациональной деятельности), человек, с т.зр. П., склонен концентрировать свое внимание на собственном «величии». Единственно верная нравственная позиция состоит, однако, в «ненависти к себе». Себялюбие (amour-propre) составляет основу самообмана человека, сознающего в глубине души собственное онтологическое ничтожество. Самозабвенная познавательная деятельность составляет один из наиболее основательных способов уйти от себя. Единственная причина, по которой мы можем любить себя, состоит в нашей способности любить других, в конечном счете — любить в человеке «образ Божий». Любовь образует автономное начало нравственного чувства, которое не может быть выведено ни из разума, ни из соображений пользы. Христианская нравственность обнаруживает себя в «бодрствовании», т.е. в отклике на непрекращающиеся страдания Христа. Любя другого, отзываясь на его боль, человек тем самым не предает забвению и собственный «чистый образ».

 

Согласно П., разум и сердце апеллируют к различным видам достоверности. Если первый адресует нас к знанию, то второй — к пониманию. Продукция разума нейтральна; она доступна всем, кто достаточно образован. Послание же сердца доступно только др. сердцу. Чтобы это произошло, адресату необходимо экзистенциально совпасть с отправителем, жить с ним в едином эмоциональном ключе. Наконец, если разум доказывает свои истины, то сердце убеждает в них. Одним из элементов такого рода убеждения был литературный талант П., сыгравший немаловажную роль в его полемике с иезуитами — людьми весьма эстетически одаренными.

 

Др. важными темами П. стали трагичность человеческого бытия, проявляющаяся в переживании человеком своей конечности, а также человеческое достоинство, обнаруживающееся в сознании (сравнение человека с «мыслящим тростником») собственного удела. П. во многом предвосхитил экзистенциально ориентированные направления позднейшей зап. философии (Ф.Г. Якоби, С. Кьеркегор, А. Камю и др.). Значительно его воздействие и на рус. мыслителей (Ф.М. Достоевский, Л. Шестов).

 

Oeuvres. V. 1—14. Р., 1904—1914; в рус. пер. — Мысли. М., 1994; Письма к провинциалу. Port-Royal, 1997.

Стрельцова Г.Я. Паскаль. М., 1979; Brunschvicg L. Pascal. Paris, 1932; Guitton J. Genie de Pascal. Paris, 1962; MesnardJ. Les Pensees de Pascal. Paris, 1976.

 

ПАТНЭМ (Putnam) Хилари (р. 1926) — амер. логик и философ. Проф. Гарвардского ун-та. Будучи одним из ведущих представителей аналитической философии, с сер. 1980-х гг. выступает с ее резкой критикой. Спектр филос. интересов П. включает философию и методологию науки, философию языка, философию сознания, гносеологию и логику. Выступая в защиту научного реализма, П. в 1960-е гг. совместно с С. Крипке и др. создает «новую», или «каузальную», теорию референции, согласно которой значение терминов естественных видов, составляющих большинство научных терминов, определяется гл.обр. присущей этим естественным видам внутренней природой, хотя учитываются и др., прагматические аспекты их употребления. Истолкованное т.о. значение имеет некоторое инвариантное «ядро», которое обеспечивает преемственность в развитии научных теорий. Последующие исследования природы референции и отношения соответствия между языком и реальностью вынудили П. отмежеваться от корреспондентной теории истины, лежащей в основе уязвимого для критики «метафизического» варианта научного реализма, и сформулировать в кн. «Разум, истина и история» (1981) концепцию «внутреннего реализма», где истина трактуется как идеализированная рациональная приемлемость, а мир оказывается расчлененным на объекты в соответствии с концептуальными схемами познающего субъекта. В работах 1980-х гг. П. развивает эту концепцию, дополняя ее требованием «реализма с человеческим лицом». Теперь уже «деревья и стулья» оказываются для него «образцами» реального, а существование объектов, постулируемых истинными научными теориями, становится вопросом конвенции. В дальнейшем единственную возможность обоснования реализма П. связывает с отказом от господствующей в современной философии «картезианской» трактовки ментального как некоторой области взаимодействия между нашими когнитивными способностями и объектами внешнего мира. К этой позиции подвели П. и его исследования по философии сознания. В нач. 1960-х гг. он предложил «функциональный» подход к решению психофизической проблемы, который представляет собой вариант «теории тождества», постулирующей тождественность наших ощущений и восприятий определенным состояниям мозга. В отличие от физикалистского варианта, функционализм отождествляет ментальные состояния не с физическими состояниями мозга, а с его «функциональными состояниями». Неоднократные попытки П. реализовать программу описания ментальных состояний в функциональных терминах натолкнулись на непреодолимые трудности и убедили его в необходимости иного подхода, который он теперь видит в отказе от «картезианского» взгляда на сознание и возврате к «аристотелевскому реализму без аристотелевской метафизики».

 

Философия сознания. М., 1998; Philosophical Papers. Vol. 1—3. Cambridge, 1975—1983; Reason, Truth and History. Cambridge, 1981; The Many Faces of Realism. LaSalle (111.), 1987; Realism with a Human Face. Cambridge, 1990.

 

Макеева Л. Б. Философия X. Патнэма. М., 1996.

 

 

ПАТРИСТИКА (от греч. pater, или лат. pater — отец) — термин, появившийся в 17 в. и обозначающий совокупность учений христианских авторов кон. 1 — 8 в., — т.н. отцов церкви. К кон. 5 в. были сформулированы три признака, отличавшие авторитетного «отца»: древность, святость жизни и ортодоксальность учения (впоследствии к ним был добавлен четвертый — одобрение церкви). Этим критериям соответствовали не все крупные христианские авторы; поэтому с современной т.зр. составной частью П. являются и те учения, которые христианская традиция не считаетвполне ортодоксальными, а «отцом» может быть назван почти всякий автор первых веков христианства.

 

В широком смысле П. — доктринальная форма построения христианской культуры, многоплановый синтез религиозных ценностей христианства и эллинского литературно-философского наследия. Особенностью П. как историко-философского феномена (во многом разделяемой со схоластикой) является декларативный отказ от свободного филос. поиска. В отличие отантич. философии, П. признает единую истину Откровения, которая нуждается не в разыскании и обосновании, а в разъяснении и истолковании, и становится корпоративным достоянием всего христианского сообщества. Христианская традиция считает П. единым учением, раскрытым разными авторами с различной глубиной: монотеистическая религия как тотальное духовное явление требует от философствующих адептов почти абсолютного теоретического конформизма. Авторитет, основополагающая константа П., иерархически структурируется (в порядке убывания): Откровение (абсолютный авторитет) — господствующая церковная норма, корпоративный авторитет — личный авторитет отдельного «отца». В истории европейской мысли П. является, т.о., первым, внутренне цельным и исторически длительным типом рефлексии, в большинстве отношений соответствующим гипотетическому понятию религиозной философии, которая по основным интуициям и посылкам тождественна религии, по объекту рефлексии — теологии, а по рациональным методам — «чистой» философии. На протяжении более десяти веков христианская теология была в Европе единственно признанным (и исторически возможным) стилем философствования, основной характеристикой которого является декларативно-непривилегированное положение разума и рациональных методик по отношению к авторитету.

 

Понятийная структура эллинской философии оказалась единственным средством, способным оформить религиозный опыт христианства и придать ему общезначимость в пределах тогдашней культурной ойкумены. Так из «ограничения» веры при помощи понятийного аппарата возникли христианские теология, космология и антропология. Вместе с тем ни одно понятие греч. философии не было способно с полной адекватностью выразить реалии религиозного сознания. Поскольку Писание выступало как источник истины и конечная объяснительная инстанция, христианское теоретизирование формировалось как экзегеза священного текста, т.е. как религиозная герменевтика, заимствовавшая антич. аллегорическую методику через Филона Александрийского. Наиболее высокий, метафизический вид экзегезы требовал осмысления важнейших парадигм греч. философии, в ходе которого кристаллизовались два основных типа теологизирования — апофатический («отрицательный») и катафатический («положительный»). Платоновское запредельное первоначало, стоящее выше бытия и категориальных различий, было идеальной объяснительной моделью для христианских представлений о непостижимости Бога. Но и традиционная апофатика, таившая в себе отказ от всякой попытки объяснить отношение Бога к миру и человеку, должна была получить противовес в виде катафатической теологии, содержательно гораздо более широкой (в ее сферу входят тринитарное учение, христология, космология, антропология и т.д.) и использующей помимо платонических перипатетические и стоические элементы. Эти взаимодополняющие типы теологизирования никогда не выступали в совершенно «чистом» виде, хотя один из них мог предпочитаться сообразно уровню учения и особенностям регионально-языкового менталитета.

 

Ранняя П., к которой принадлежат апостольские отцы и апологеты, по преимуществу катафатична и космологична. Ей импонировало стоическое учение о мировом разуме-логосе, позволявшее объяснить мироустроительные и провиденциальные функции Бога-Творца, раскрывающиеся в Христе-Логосе и божественной премудрости-Софии. Уже у апологетов встречаются первые апофатические высказывания (Бог непостижим и трансцендентен) в сочетании с катафатическим использованием платонических и перипатетических элементов (Логос присутствует в Боге-Отце как разумная потенция, получающая энергичное выражение в акте творения). Ориген, создавший первую систему филос. теологии, во многом сходную с неоплатонизмом, определил дальнейшие пути развития П. Возвышенное монотеистическое благочестие и глубина платонизма как нельзя лучше отвечали возросшим метафизическим потребностям зрелой П. и задачам тринитарной полемики, которая вывела онтологическую проблематику на первый план.

 

Формула Никейского собора («единство в трех Лицах») требовала отказа от схематически-рационалистического субординационизма (учения о неравно-сущности Лиц-ипостасей), которого придерживались апологеты, Тертуллиан, Ориген и которое пропагандировал Арий. Поскольку в апофатической проекции бытие Божье выше категориальных различий, вопрос решался в катафатической плоскости: трансцендентное единство нужно было представить как «явленное» в трех различных ипостасях.

 

Этическая проблематика со времен апологетов развивалась на фоне господствовавших полемических настроений. Если на Востоке доминировали традиционная моралистика и (со времен Оригена) переосмысленная в христианском духе традиционная же проблема обоснования моральной автономии при помощи теодицеи, то атмосфера зап. теоретизирования определялась персоналистической и волюнтаристической перспективой, особенно характерной для Августина: соотношение индивидуально-человеческой и Высшей воли. Учение Августина о спасении благодатью, даруемой не на основании заслуг, противоречило господствовавшей традиции и не было востребовано позднейшим католицизмом, но оказалось созвучным индивидуалистическому протестантскому сознанию. Вместе с тем необычное даже для П. внимание к индивидуальной психологии нашло выражение в моральной аналитике «Исповеди» Августина.

 

Космологическая тематика, намеченная уже апологетами, подчинена обоснованию креационистской модели мироздания (в противоположность стоическому пантеизму, а позже — неоплатоническому эманатизму): мир сотворен «из ничего» по переизбытку божественной любви (в отличие от гностического учения о «злом» демиурге); тварная материя не является злом или небытием.

 

Основные теоретические достижения П. стали достоянием средневековой зап. и византийской теологии; при этом нужно учитывать, что в силу ряда причин вост. П. более плавно эволюционировала к своим византийским формам, чем зап. — к схоластитке. Значительная часть энергии П. была затрачена на полемическую разработку теологической догматики и оформление традиции, которую последующая эпоха получила в относительно «готовом» виде. Поэтому схоластика (в первую очередь зап.) могла уделять гораздо большее внимание чисто филос. стороне предмета: эта «вторичная рефлексия» вкупе с решительной сменой методологических ориентиров позволяла ей постепенно освобождаться от ограничений конфессионального философствования. Вместе с тем некоторые теологические проблемы обрели вторую жизнь в эпоху Реформации.

 

Современными наследниками П. являются католическая мысль, определяющая себя как «религиозное пользование разумом» (Э. Жильсон), и связанное с вост. традицией православное богословие.

 

Patrologia syriaca. Paris, 1894—1926. Vol. 1— 3; Corpus scriptorum christianorum orientalium. Paris, 1903; Patrologia orientalis. Paris, 1903; Texte und Untersuchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur. Bd 1 — 15. Leipzig, 1882—1897; Patristische Texte und Studien. Berlin; New York, 1960.

Гарнак А. Сущность христианства. СПб., 1907; Болотов ВВ. Лекции по истории древней церкви. Т. 1—4. СПб., 1907—1917 (М., 1994); Флоровский Г.В. Восточные отцы IV века. Париж, 1931 (М., 1992); Он же. Восточные отцы V— VIII веков. Париж, 1933 (М., 1992); Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979; Зенъковский В.В. Основы христианской философии. М., 1992; Бычков В.В. Aesthetica patrum. Эстетика отцов церкви. М., 1995.

 

А.А. Столяров

 

 

ПАЦИФИЗМ РЕЛИГИОЗНЫЙ (лат. pacificus — умиротворяющий) — религиозная доктрина, отрицающая насилие и войны как способ разрешения социальных и межличностных конфликтов. В европейской культуре истоки П.р. выступают уже в Ветхом Завете, в котором содержатся заповедь десятисловия Моисея «Не убий» (Исх 20,16; Исх 32,19) и упоминание времени, когда люди перекуют «мечи на орала, и копии свои — на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать» (Исх 2,4). Миролюбивые мотивы отчетливо выражены в Новом Завете: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф 5,9). Поэтому некоторые «отцы церкви» (Климент Александрийский, Ориген и др.) оценивали войну как несовместимую с учением Христа. После превращения христианства в государственную религию Римской империи (4 в.) церковь принимает доктрину справедливой («священной») войны, которая последовательно разрабатывается Августином (5 в.), Фомой Аквинским (13 в.), Ф. Суаресом (16—17 вв.) и повсеместно применяется в средневековой Европе.

 

Идеологов ранней буржуазии отличает двойственное отношение к вооруженным конфликтам. Они осуждали их как препятствие для развития промышленности и торговли (фритредеры), но оправдывали, если войны велись против «тиранов», ради новых рынков сбыта, источников сырья и т.п. Эта амбивалентность проявлялась и в позиции основоположников протестантизма. Так, М. Лютер признавал «роль меча» для обеспечения гражданского порядка, а Ж. Кальвин установил террористическое правление в Женеве. К вооруженному насилию призывали и лидеры плебейского крыла Реформации (Т. Мюнцер, Иоанн Лейденский). Идеи П.р. впервые были высказаны христианскими гуманистами и противниками ранней протестантской ортодоксии (Эразм Роттердамский, С. Франк, С. Кастеллион, М. Сервет), осуждавшими войны как проявление варварства и жестокости.

 

Ряд гонимых протестантских сект, возникших в 16 в. (швейц. и чеш. братья, гуттерское братство, менониты и др.), апеллируя к этике Евангелия, категорически отказывались участвовать в любой деятельности, связанной с войной. Еще более решительную позицию защищали возникшие век спустя квакеры (Англия), или «друзья». В каждом человеке, утверждали они, незримо присутствует божественная субстанция («Внутренний Свет», «живой Бог», «Слово»), поэтому убийство любого человека, а тем более война — это не что иное, как «богоубийство», которое не может быть оправдано никакими «человеческими» (политическими, юридическими, гуманистическими и т.п.) соображениями. Аналогичные размежевания совершались и в России, где начиная с 17 в. возникали сектантские образования (духоборцы, некоторые разновидности молокан, позже толстовцы, пятидесятники, адвентисты-реформисты и др.), противопоставлявшие себя православной доктрине «священной войны» за «веру, царя и Отечество».

 

До 20 в. последователи П.р. постоянно подвергались репрессиям со стороны как светских властей, так и церковных лидеров. Решающий поворот обозначило наступление ядерной эры. Если раньше религиозные пацифисты отвергали всякую войну как «богоубийственную», то ядерная война могла рассматриваться как самоубийственная для человеческого рода в целом. Тем самым П.р. получал возможность стать фрагментом светской социальной мысли, обрести аргументы, основанные на научных расчетах. Начиная с 1950-х гг. на Западе возникает массовое движение т.н. ядерного пацифизма, объявляющего святотатством войну с применением средств массового уничтожения — ядерного, химического, биологического, лазерного оружия. Ныне эту позицию разделяют практически все крупнейшие христианские церкви. Сторонники «ядерного пацифизма», как правило, признают справедливость применения обычного оружия для национальной самообороны, однако программы, подобные квакерской, по-прежнему остаются активным ферментом современного антивоенного движения, ее конечным идеалом.

 

Вместе с тем в 20 в. возросла роль религиозного фактора в национально-этнических конфликтах. Сами по себе они вызываются конкретными социально-экономическими, геополитическими факторами и могут быть предметом заинтересованных переговоров и возможных компромиссов. Однако их сакрализация неизбежно рождает фанатизм соперничающих сторон и сводит до минимума шансы на разумную договоренность. Примерами могут служить противостояние иудаистского, христианского и исламского «миров» на Ближнем Востоке, конфронтация мусульман и индуистов в Кашмире, суннитов и шиитов в исламе, терроризм «араб. фундаменталистов», учащающиеся призывы к джихаду на Сев. Кавказе и т.д. При всей своей социологической наивности П.р. служит влиятельным фактором и залогом выживания человечества, прообразом торжества гуманных цивилизованных отношений между народами.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.017 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>