Широкое понимание К. как противоположности П. необходимо при обсуждении общих проблем становления и развития К. и, в частности, проблемы видения П. конкретными К. Это понимание является в известном смысле классическим, хотя оно не единственно возможное.
Еще Г. Риккерт настаивал на том, что понятие П. может быть точнее определено только через противоположное ему понятие К.: «Продукты природы — то, что свободно произрастает из земли. Продукты же культуры производит поле, которое человек вспахал и засеял. Следовательно, природа есть совокупность всего того, что возникло само собой, само родилось и предоставлено собственному росту. Противоположностью природы в этом смысле является культура, как то, что или непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или оно уже существовало раньше, по крайней мере сознательно взлелеяно им ради связанной с ним ценности». Сходным образом определял К. позднее П.А. Сорокин: «В самом широком смысле культура обозначает совокупность того, что создано или модифицировано сознательной или бессознательной деятельностью двух или более индивидов, взаимодействующих друг с другом или воздействующих на поведение друг друга».
А. Крёбер и К. Клакхон попытались проанализировать и классифицировать концепции и определения К. Все известные определения К., (в обзоре их более 150) подразделяются на шесть основных типов (от А до F), большинство из которых подразделяется на подтипы. В частности, к типу А относятся т.н. описательные определения, примером которых может служить определение Э. Тайлора: «Культура, или цивилизация, — это знания, искусства, нравственность, законы, обычаи и некоторые другие способности и привычки, усвоенные человеком как членом общества». Очевидно, что это — очень узкое определение, охватывающее лишь часть духовной К. Узким является и определение К. как социально унаследованного комплекса способов деятельности и убеждений (тип В, «исторические определения»). Еще одно крайне узкое определение опирается на идею образа жизни: К. — это совокупность стандартизированных верований и практик (тип С.. «нормативные определения»). Узкими являются и структурные «определения», напр.: К. это сочетание наученного поведения и поведенческих результатов, компоненты которых разделяются и передаются по наследству членами данного общества.
Все указанные определения касаются только духовной К. и никак не затрагивают материальную К., с которой первая всегда неразрывно связана. Напр., наука — это не только система идей и методов их обоснования, но и совокупность тех, иногда чрезвычайно сложных устройств и приборов, без которых невозможно научное исследование; живопись и скульптура — это, кроме всего прочего, и определенные материальные объекты, и т.п.
Определения типа: К. — это то, что отличает человека от животного, или: К. — результат организации специфичной для человека способности символизации (типы F-IV и F-III) являются попросту неясными.
Речь не идет, конечно, о том, что приведенные и подобные им определения К. никуда не годятся. Они вполне могут оказаться полезными в каких-то узких контекстах, при обсуждении отдельных сторон К.., не затрагивающем К. как единое взаимосвязанное целое. Ситуация здесь аналогична попыткам определения, напр., человека. Существуют десятки определений понятия «человек», но нет единственно верного и применимого во всех обстоятельствах определения данного понятия.
Зиммель Г. Философия культуры. М., 1996; Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996; Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998; Никитина И.П. Культура и природа. Интерпретация природы в западноевропейской средневековой культуре. М., 2000; Sorokin P. Social and Cultural Dinamics. New York, 1937. Vol. 1; Kroeber A., Kluckhohn С. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge, 1952.
И.П. Никитина
КУЛЬТУРА ПОЛИТИЧЕСКАЯ — система исторически сложившихся политических традиций, убеждений, ценностей, идей и установок практического политического поведения, обеспечивающая воспроизводство политической жизни общества на основе преемственности.
В политической науке этот термин появился достаточно поздно, в 1950-е гг., благодаря работам амер. политологов Г. Алмонда и С. Вербы. К.п. выполняет в обществе целый ряд важных функций: когнитивную (политические знания), эмоциональную (политические чувства), оценочную (политические ценности и идеалы как основа политических оценок), регулятивную, коммуникативную, защитную, интегративную.
При сравнении политических культур разных цивилизаций серьезную проблему представляет создание таких общих моделей, которые позволили бы проводить такое сравнение и интерпретацию, не внося опасных упрощений в сложную структуру цивилизационных феноменов. До последнего времени зап. политологи предпочитали выстраивать иерархию мировых политических культур, ставя зап. (особенно часто, амер.) модель на первое место в качестве мирового эталона и даже общечеловеческой перспективы. Напр., Алмонди Верба выделили четыре основных типа К.п.:
• англо-американские (основные черты: светский, прагматический характер, понимание политики как процесса столкновения интересов, которые всегда можно примирить; общенациональный консенсус по поводу основополагающих ценностей, что придает культуре выраженную гомогенность; тяготение электората к политическому центру; линейный характер политического времени);
• континентально-европейскую (поляризованный политический спектр, ценностно-ориентированный электорат, циклический, прерывистый характер политического времени, сочетание гетерогенных начал в политике);
• авторитарно-патриархальную (в политике воспроизводится патриархальный архетип «большой семьи» во главе с «царем-батюшкой», высокотрадиционный характер, ценностная ориентация);
• тоталитарную (ключевой характеристикой является «механизм» и идеал специфической «рациональности», при котором человеческое поведение уподобляется автомату; полный (тотальный) политический контроль над всеми сторонами жизни общества; использование насилия в качестве инструмента политического регулирования).
Введение всеобщего эталона в мир политических культур подразумевает культурный редукционизм, сведение всего культурного многообразия к единому шаблону, что обедняет политическую палитру человечества. Начиная с 1980-х гг. в современной политологии постепенно укрепляется концепция неиерархичности политических культур, признание самоценности политического разнообразия мира. Современный опыт развития Японии, Китая, Южной Кореи, Гонконга и др. стран Азиатско-Тихоокеанского региона свидетельствует о том, что формы зап. К.п. не являются неизбежным следствием перехода к высокосовременному обществу.
Зап. индивидуализм, введение светского образования, признание особой роли средних классов, защита прав человека и множество др. особенностей, которые неотделимы от уклада жизни и культурных традиций Северо-Зап. Европы и США, следует рассматривать как одну из возможных альтернатив перехода к постиндустриальному обществу, но не обязательно как более совершенную или более нравственную. В разных политических культурах сходные результаты могут достигаться разными способами. При этом каждая культура разрабатывает свою концепцию определенной согласованности между «правилами игры» и политическими действиями, с одной стороны, и тем, что ожидает от них народ, что он признает легитимным — с другой.
КУЛЬТУРОЛОГИЯ — комплексная дисциплина, возникшая в 20 в. на стыке истории, философии, политологии, теории искусства, социологии, социальной психологии и др. наук о культуре и исследующая происхождение и сущность культуры, ее разновидности и типы, место человека в культуре, эволюцию культуры, причины революций в культуре и культурных деградаций, соотношение внутренней и внешней культуры, культуры и цивилизации, культуры и контркультуры, культуры и природы.
Впервые проблематика философии культуры появилась в трудах Дж. Вико, Ж.Ж. Руссо, Ф. Шиллера, в частности, в рассуждениях Шиллера о наивной и сентиментальной поэзии и о двух фазах развития культуры. Проблемы К. поднимались в трудах И.Г. Гердера и нем. романтиков. Философия культуры начинается с Ф. Ницше, с его учения о трех началах культуры (дионисийском, аполлоническом и сократическом), с критики современной ему рационалистической культуры. В кон. 19 в. в трудах В. Виндельбанда и Г. Риккерта выдвигается идея особой науки, которая бы занималась культурой, появляется деление всех наук на науки о природе и науки о культуре. Культура, с т.зр. Риккерта, это то, что создано человеком, действующим сообразно осознанным им целям. Во всех явлениях культуры мы всегда находим воплощение какой-то признанной человеком ценности, ради которой эти явления и были созданы. Наоборот, то, что возникло само по себе, есть природа. Если от объекта культуры отнять ценность, он станет частью природы. Значительное развитие К. получает в учении О. Шпенглера о культуре как прафеномене истории, о зарождении и умирании культуры, о невозможности преемственности между культурами, о противопоставлении культуры и цивилизации. История у Шпенглера распадается на ряд самостоятельных культурных организмов, имеющих свое время жизни. Каждая культура как организм проходит одну и ту же трансформацию — от зарождения до превращения в цивилизацию и умирания.
Представители рус. философии также внесли существенный вклад в К. Это прежде всего касается разработки концепций происхождения культуры, социологического и органического кризиса культуры, сверхкультуры. П.А. Флоренский считал, что культура этимологически указывает на свое происхождение от культа, ядром и корнем своим она имеет культ. Natura — то, что рождается присно, cultura — что от культа присно отщепляется, как бы прорастание культа, побеги его, боковые стебли его. Святыни — это первичное творчество человека; культурные ценности — это производные культа, как бы его отслаивающаяся шелуха, подобно сухой кожице луковичного растения. Согласно Н.А. Бердяеву, культура возникла в храме и вокруг храма и в ее органический период была связана с религиозной жизнью. Так было и в великих древних культурах, в культурах греч., средневековой, раннего Возрождения. Культура благородного происхождения, она несет на себе иерархический отпечаток культа. Она всегда идет сверху вниз, ее путь аристократический. Благородство всякой культуры, по Бердяеву, определяется тем, что культура есть культ предков, почитание могил и памятников, связь сынов с отцами. Она основана на предании. И чем древнее культура, тем она значительнее и прекраснее. Она всегда гордится древностью своего происхождения, неразрывной связью с великим прошлым. Сущность культуры более наглядно выступает при ее сопоставлении с цивилизацией. Цивилизация не имеет благородного происхождения. У нее нет связи с символикой культа. Она родилась в борьбе человека с природой, вне храма и культа. Переход от культуры к цивилизации имеет общие признаки у всех народов, прежде всего материальные — использование железа и т.п. Культура же всегда своеобразна и неповторима. Цивилизация всегда имеет такой вид, словно она возникла вчера или сегодня. В ней все новое, все приспособлено к удобствам сегодняшнего дня.
Существенно дополнили К. психоаналитические интерпретации. Вся исторически развивающаяся человеческая культура есть, согласно З. Фрейду, обуздание сексуальной жизни, и первые собственно культурные законы направлены сначала на запрет сексуальных отношений между родственниками, а потом и на ограничение сексуальной жизни вообще, напр. браком. Но многочисленные запреты, наложенные на сексуальное наслаждение со стороны культуры, сказались и в том, что позднейшее разрешение его в браке уже не давало человеку полного удовлетворения. Правда, и неограниченная половая свобода не приводила, по Фрейду, к лучшим результатам. Ценность любовной потребности тотчас понижалась, если удовлетворение становилось слишком доступным. Культура всегда находится в разладе с сексуальной жизнью. Поэтому невозможно найти равновесие между требованиями полового влечения и культуры, ибо иначе в будущем человеческий род вообще прекратится в силу его необычайно мощного культурного развития. Человек не удовлетворен культурой, которая резко обуздывает его свободу, в т.ч. и сексуальную, не дает ему возможности полного удовлетворения своих сексуальных потребностей. Но именно эта невозможность становится, по Фрейду, источником величайших культурных достижений, ибо половая энергия переходит в культурную деятельность. Какие еще мотивы могли бы заставить людей находить др. применение своим сексуальным импульсам, если бы люди в половой деятельности могли быть полностью счастливы? Полностью счастливый человек ничего не стал бы делать для развития культуры.
К. не может обойти стороной и теорию культур П.А. Сорокина с его анализом современного культурного кризиса.
Современные эсхатологические ожидания, неизбежные на рубеже тысячелетий, порождают особо пристальный интерес как к проблемам К., так и к проблемам философии культуры.
МольС. Социодинамикакультуры. М., 1973; Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992; Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия. М., 1992; Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993; Культурология. XX век. Антология. М., 1995; ИонинЛ.Г. Социология культуры. М., 1996; Ивин А.А. Введение в философию истории. М., 1997; Губман Б.Л. Западная философия культуры XX века. Тверь, 1997; Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М., 1997.
Е.Н. Некрасова
КУМАРИЛА БХАТТА (санскр. Kumarila Bhatta) — наиболее значительный и влиятельный философ мимансы, основатель одной из двух ее основных школ, сыгравший первостепенную роль в ренессансе раннесредневекового индуизма и в вытеснении буддизма из Индии. К.Б. — постоянный оппонент др. ведущего мимансака, его современника Прабхакары. Деятельность К.Б. приходится на 7 в., местом его рождения считается Юж. Индия. К.Б. принадлежат четыре сочинения — стихотворные комментарии к «Мимансасутра-бхашье» Шабарасвамина.
«Шлокаварттика» («Истолкование в стихах») первой части I раздела «Мимансасутра-бхашьи» — капитальный труд в 25 главах. «Тантраварттика» («Истолкование учения») и «Туптика» («Золотое истолкование») — представляют собой стихотворные комментарии к «Мимансасутра-бхашье»: первый охватывает первые три раздела сутр мимансы, второй — девять остальных. К.Б. отстаивает безначальность Вед, которая гарантирует их истинность, приводит новые обоснования в пользу «природного» характера связи между словом и референтом, анализирует значение предложения. К.Б. подвергает критике основные доктрины буддистов, в т.ч. учение о мгновенности сущего (как отрицающее причинность), а также теорию значений слов как отрицаний др. значений и отождествление средства и результата познания (см.: Дигнага). В противовес най-яикам, отстаивавшим опосредованный критерий истины (логическая верификация), К.Б. настаивает на ее самодостоверности (уверенность в истине не требует никаких «внешних» обоснований). Вопреки вайшешикам, видевшим в соотношении универсалии и конкретного предмета реляцию присущности, он предлагает считать здесь актуальным отношение тождества-в-раз-личии. Однако многое К.Б. и заимствует у вайшешиков — прежде всего их категориальную систему (см.: «Падартхадхармасанграха»). К.Б. разрабатывает учение о двух ступенях восприятия — первоначального отражения и конкретной перцепции, включающей номинацию объекта, — снова вопреки буддистам, проложившим между чувственным и дискурсивным познанием непроходимый ров. Восприятие мира дает в принципе правильную его картину, которая не отменяется ошибками, являющимися результатом лишь некорректных субъектно-предикативных реляций. Ни один источник знания, по К.Б., не позволяет убедиться в существовании Божества (атомы могут «собираться» в протяженные тела и без его участия — действием автономного закона кармы), но все они позволяют обосновать существование Атмана как необходимого субстрата внутренних состояний и действий. К.Б. демонстрирует, вопреки своему фундаментализму, и относительно «широкий подход»: сама широта разномнений является полезной для поисков истины, выявляемой в сопоставлении различных воззрений.
Дхарма — это набор правил, которые изложены в священных текстах и рассматриваются в зависимости от времени, места и особых условий, т.е. контекстно, а потому не могут быть дедуцированы из общезначимых предписаний. Над священными текстами нет стороннего арбитража, даже в виде общезначимых норм типа императива невреждения-ахимсы (в перспективе которых ведийский ритуализм подвергался критике джайнами, буддистами и санкхьяиками) потому, что эти тексты являются «источником дхармического сознания»: обет бодхисаттвы, при всей его «этичности», есть лишь самообман и нарушение дхармы. Вместе с тем К.Б., как последовательный апологет ведизма, пытается показать, что даже эти ложные учения имеют истоки в Ведах: сама идея ахимсы прослеживается в ведийских предписаниях, а буддисты с джайнами, как неблагодарные дети добродетельных родителей, не признают их заслуг и расхищают их наследие.
К.Б. написал также «Брихаттику» («Великий комментарий»), фрагменты которого цитируются в «Таттвасанграхе» буддиста-виджнянавадина Шантарак-шиты (VIII в.). К.б. — основатель влиятельнейшего направления в мимансе, школы «бхаттов».
D'Sa F.X. Sabdapramanyam in Sabara and Kumarila. Vienne, 1980.
B.K. Шохин
КУМУЛЯТИВИЗМ (от лат. cumulatio — увеличение, скопление) — общая для ряда направлений в логике, методологии и философии науки эпистемологическая модель роста научного знания, согласно которой эволюция науки сводится к постепенному непрерывному накоплению абсолютно достоверных, непроблематичных (или высоковероятных) атомарных истин (теорий). Впервые кумулятивистскую модель роста научного знания выдвинул Г. Галилей, который считал, что по своему достоверному содержанию человеческое познание равно божественному, уступая ему лишь с экстенсивной стороны, т.е. по отношению к множеству познаваемых объектов. Поэтому процесс человеческого познания правомерно представить в виде бесконечного линейного накопления частных, «атомарных» истин. Как бесконечно малые части всеобщей абсолютной истины такие частные истины совершенно не зависят от дальнейшего экстенсивного развития знания. Поскольку эмпиризм традиционно верил в абсолютную надежность «фактуальных утверждений», образующих эмпирический базис науки, а рационализм рассматривал положения научных теорий как безусловно всеобщие и необходимые истины, то неудивительно, что кумулятивистская модель оставалась доминирующей концепцией роста знания в классической эпистемологии 17—19 вв. Даже в кон. 19 в. многим ученым казалось, что основная задача науки будет состоять, как и ранее, лишь в дальнейшем экстенсивном расширении наличного знания, в достижении все большего уровня систематизации, в повышении точности измерений, а потому «будущие открытия надо искать в шестом десятичном знаке» (А.А. Майкельсон).
Научная революция на рубеже 19—20 вв. поставила под сомнение правомерность К. независимо от его эпистемологических оснований. Попытку дать ему новое эмпиристское обоснование предприняли в 1920—1930-х гг. представители логического эмпиризма, отталкиваясь от стандартной (т.е. сформулированной в терминах языка первопорядковой логики) гипотетико-дедуктивной модели научных теорий. Согласно этой модели, научная теория, успешно преодолевшая достаточное число эмпирических проверок, приобретает высокую степень подтверждения относительно своей первоначальной области применения и оказывается застрахованной от опасности дальнейшего опровержения. Если эта теория окажется не в состоянии предсказать какие-то новые виды явлений, то их открытие потребует новых технических средств для ее проверки, которые следует ввести как дополнительные правила соответствия. Однако это означает замену исходной теории на тесно связанную с ней новую теорию, которая т.о. оказывается подтвержденной. При этом ее последующие ошибочные предсказания вполне могут рассматриваться только как неподтверждение этой новой теории. Тогда научный прогресс будет состоять в выдвижении последовательности теорий, между которыми имеет место отношение редукции. Ничего при этом не теряется — старые теории не отбрасываются, их вытесняют более исчерпывающие теории, к которым они могут быть в принципе редуцированы. Однако, как оказалось, при редукции теорий (гомогенной и гетерогенной) не выполняется условие смысловой инвариантности. Поэтому редукция одной теории к другой остается лишь логически возможным, а исторически весьма маловероятным вариантом отношений между следующими друг за другом научными теориями.
Др. попыткой вдохнуть новую жизнь в кумулятивистскую модель роста науки, но уже с позиции пантеоретизма, предприняли в нач. 20 в. сторонники классического конвенционализма, ссылавшиеся на правомерность т.н. холистской догмы (см.: Индивидуализм и холизм). По их мнению, достаточно изобретательный ученый всегда будет в состоянии т.о. перестроить научную теорию или т.о. переинтерпретировать противоречащие ей результаты экспериментов, что последние окажутся ее подтверждением. Такой процесс согласования теории и экспериментов теоретически мог бы продолжаться до бесконечности, и поэтому фундаментальные теории принципиально нефальсифицируемы ни экспериментальными данными, ни отдельными изолированными гипотезами. Но это фактически означало бы, что адаптация фундаментальных теорий к результатам экспериментов не имеет никаких естественных границ, обусловленных системными законами организации и развертывания их концептуальных структур.
Отвергая К. как универсальную эпистемологическую модель роста науки, современные направления в философии науки, как правило, допускают преимущественно кумулятивный характер накопления научных знаний лишь в пределах системно организованных комплексов теорий или их непрерывно связанных последовательностей — напр., научных исследовательских программ, научных парадигм и т.д.
И.П. Меркулов
КУН (Kuhn) Томас Сэмюэл (1922—1995) — амер. историк науки и философ, один из лидеров исторического направления в философии науки. Первая его книга посвящена коперниканской революции. Наибольшую известность К. принесла кн. «Структура научных революций» (1962), отразившая переломный этап в развитии современных зап. эпистемологии и историографии науки, связанный с преодолением основных догм неопозитивизма. Концепция К. в значительной мере сложилась под влиянием историков науки — прежде всего А. Койре, Э. Мейерсона, Э. Мецжер, А. Майер. Работа пол. ученого Л. Флека «Возникновение и развитие научного факта» оказала влияние на разработку центрального для книги К. понятия парадигма. Концепция научной революции как изменения взгляда на мир и идея несоизмеримости парадигм во многом стимулировались работами в области гештальтпсихологии, лингвистики (гипотеза Б. Уорфа), логики (концепция онтологической относительности У. Куайна). Наиболее оригинальным вкладом К. является рассмотрение когнитивного аспекта науки в неразрывной связи с динамикой научного сообщества. Основной единицей измерения процесса развития науки у К. выступает парадигма — концептуальная схема, признаваемая в течение определенного времени научным сообществом в качестве основы его практической деятельности. Научная революция вызывается полной или частичной заменой парадигмы. Общий ритм этого процесса представляет собой диахроническую структуру, включающую ряд последовательных этапов: генезис науки (допарадигмальный период), нормальную науку (парадигмальный период), кризис нормальной науки, научную революцию (смена парадигм). Допарадигмальный период характеризуется соперничеством различных школ и отсутствием общепринятых концепций и методов исследования. На определенном этапе эти расхождения исчезают в результате победы одной из школ. С признания парадигмы начинается история научной дисциплины, представляющая собой развитие и совершенствование научной традиции. Парадигмальный период с определенными нормами и образцами научной деятельности К. называет «нормальной» наукой. Однако постепенно накапливаются различного рода «аномальные факты», которые не поддаются решению средствами принимаемой парадигмы. Это порождает состояние резко выраженной профессиональной неуверенности — кризис парадигмы. Банкротство существующих правил стимулирует поиск новых. Результатом является научная революция — полное или частичное вытеснение старой парадигмы новой. В «Дополнении» к новому изд. книги (1969) К. признал, что понятия «научное сообщество» и «парадигма» фактически определяются друг через друга. Чтобы избежать логического круга, К. счел целесообразным отделить понятие парадигмы от понятия научного сообщества. Анализ парадигмы должен начинаться с определенной группы ученых, занятых проведением научного исследования. Научное сообщество состоит из специалистов, связанных общими традициями образования и работы в определенной области. Парадигма (или семейство парадигм) обеспечивает прочность профессиональных связей членов научного сообщества и относительное единодушие их суждений и оценок. Учитывая отмеченную критиками неясность и расплывчатость термина «парадигма», К. в дальнейшем попытался эксплицировать его значение посредством понятия «дисциплинарная матрица». Такая матрица определяет, во-первых, принадлежность ученых к определенной дисциплине и, во-вторых, систему правил научной деятельности. Понятие дисциплинарной матрицы позволяет ответить на вопрос, каким образом осуществляется проецирование символических конструкций на сферу опыта. Абстракции могут соотноситься с реальностью посредством аналогий, т.е. использования уже решенных задач в качестве эвристических моделей для решения задач в др. областях науки.
Структура научных революций. М., 1975, 1977; Замечания на статью И. Лакатоса // Структура и развитие науки. М., 1978; Объективность, ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки. М., 1994; Copernican Revolution. Cambridge, 1957; Sources for History of Quantum Physics. Philadelphia, 1967; The Essential Tension. Selected Studies in Scientific Tradition and Change. Chicago; London, 1977.
B.C. Черняк
КЬЕРКЕГОР (Kierkegaard) Серен (1813-1855) -дат. философ, теолог и писатель. В своих работах «Или — или» («Наслаждение и долг») и «Болезнь к смерти» он говорит о трех стадиях развития личности: эстетической, этической и религиозной. Эстетическая стадия — жизнь непосредственная, когда человек живет минутой, не задумываясь о смысле своего существования, о последствиях, живет прежде всего чувственными удовольствиями. Ложная беззаботность, ложное довольство жизнью — все это больше похоже на состояние животного, в лучшем случае, ребенка. Большая часть людей, считает К., за всю свою жизнь не выходит из состояния детства или юности, т.е. из непосредственной жизни, подкрашенной малой толикой рефлексии о себе самом. Непосредственный человек никогда не приходит к сознанию того, что он есть дух, никогда не замечает и не ощущает в глубине существования Бога. Однако человек, живущий внешней непосредственной жизнью, постоянно испытывает чувство тревоги, дисгармонии, страха перед неизвестным. Это его человеческая природа выдвигает перед ним требование — быть духовным. Человек должен выбрать: оставаться ему в своем поверхностном бездумном существовании, по мере возможности получая эстетическое наслаждение от жизни, или выбрать свою собственную природу, стать человеком нравственным. Путь к этому второму уровню существования идет через отчаяние. Отчаяние — не средство утешения или состояние, но подготовительный душевный акт, требующий серьезного напряжения всех сил души. Именно он дает победу над миром. Не вкусивший горечи отчаяния не в состоянии схватить истинной сущности жизни. Однако этическое существование, к которому человек приходит через отчаяние, не является высшим уровнем развития человека. Если нравственный закон общезначим, то это, по К., — доказательство его безнравственности. Если говорят, что смысл в неуклонном выполнении человеком долга, то это псевдоэтическое мировоззрение, потому что его проповедники становятся к долгу во внешнее отношение. Но нет долга вообще, есть только долг по отношению к самому себе, у каждого свой — долг быть самим собой, обрести себя. Когда человек прорывается к вере, то здесь, на религиозном уровне, отчаяние уже грех, и противоположностью отчаяния является не добродетель, а вера. Вера в то, что для Бога все возможно. Бог может даже сделать бывшее небывшим. Только тот, чье существо так потрясено, что он становится духом и понимает, что все возможно, только тот подходит к Богу. Вера у К. выступает как высшее напряжение, как состояние крайней разорванности, как высшая страсть, как наслаждение и мучение. Вера в то, что для Бога все возможно, — это парадокс, это особое измерение мышления, которое «нормальному» рассудку представляется безумием. Эта вера открывается человеку, дошедшему до края, когда для него не остается никакой другой человеческой возможности. Отсутствие возможности означает, что либо все стало необходимым, и тогда нет смысла вообще говорить о человеческой свободе, о спасении, либо все стало обыденным. Обыденность господствует везде, где человек полагается только на свои силы, на свой разум. Истинная вера является выходом и спасением не для каждого человека. К. различает обычный эстетизм, в котором человек живет минутой, когда он является «природно-непосредственным существом», не подозревающим о своем истинном предназначении, и эстетизм демонический, когда человек сознательно делает зло, сознательно грешит и упивается своей греховностью. Такой человек, отрицающий духовность, как бы сознательно заключил союз с дьяволом. Если для победы над своим животным началом достаточно обратиться к этическому, то для победы над дьяволом одной этикой не обойдешься, здесь может помочь только Бог. Своими слабыми силами человек ничего сделать не может. К. приводит библейский пример с Авраамом, которому Бог велел убить собственного сына. И тот заносит нож над сыном, веря, что Бог в последний момент остановит его руку. С т.зр. этики поступок Авраама, решившегося убить сына и верящего, что Бог этого не допустит, просто абсурден. Но точно так же абсурдна и настоящая вера с т.зр. разума, с т.зр. законов морали. Истинно верующий всегда, согласно К., должен жить в таком состоянии, никогда не успокаиваясь, всегда мучаясь своей греховностью, несовершенством, нечистыми помыслами, всегда подозревая себя в союзе с дьяволом и пытаясь от этого союза избавиться. Только такая позиция, а не этические постулаты, может сделать человека рыцарем веры. К. долгое время был неизвестен в Европе и лишь в 20 в. он начинает переводиться на многие европейские языки, а экзистенциалисты объявляют его своим предтечей. Большое влияние К. оказал на протестантскую диалектическую теологию.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |