Девушка слушала ее как зачарованная. До сих пор никто не проявлял к ней такого интереса.
— А как ее изменить, миссис Грей?
Лена посмотрела на нее и, подумав, дала несколько разумных советов, обойдясь без критических замечаний.
— Поиски работы — примерно то же, что проба на роль. Представьте себе, что вы актриса. Нужно проверить, годитесь ли вы на роль, которую хотите получить.
Когда Доун уходила, чтобы заняться ногтями, прической и прийти завтра на репетицию в костюме, она смотрела на Лену с благодарностью, которая граничила с любовью.
— У вас потрясающее агентство, — сказала она, остановившись на пороге. — Не агентство, а место, куда хочется прийти снова.
Значит, они на правильном пути.
Льюис стремительно взбежал по лестнице.
— Сегодня ночью я буду работать на приеме! — выпалил он.
— На приеме?
— Да. Кто-то заболел, меня произвели из швейцаров в ночные портье.
— Будешь работать всю ночь?
— Да. Для этого и существуют ночные портье. Неплохой скачок по служебной лестнице, правда? — Он вел себя как породистый щенок, требующий похвалы.
Лена казалась спокойной. Да, администрация гостиницы увидела в нем человека, способного принимать гостей и решать любые проблемы. Что в этом удивительного? Гораздо удивительнее, что сначала его обрядили в форму швейцара. Такой мужчина заслуживал более высокого поста.
— Ты вымотаешься.
— Да, но завтра у меня будет выходной, — сказал он. — Ты сможешь сказаться больной и составить мне компанию.
— Тебе надо будет отоспаться.
— Мой сон в твоих объятиях будет гораздо крепче.
— Посмотрим, — улыбнулась Лена.
Отпрашиваться с работы она не собиралась.
Они вместе подбирали рубашку, подходящую его новой должности.
— Ты будешь скучать? Тебе будет одиноко? — не унимался Льюис.
— На первых порах да, потом немного отдохну и пойду изучать окрестности.
— Но только ничего не делай… не принимай необдуманных решений.
Она поняла. Он просит ее не звонить домой.
— Не волнуйся, — ответила Лена, — все решения мы будем принимать вместе.
Ей показалось, что Льюис вздохнул с облегчением. А потом сбежал по лестнице так же быстро, как и поднялся.
Лена закурила и глубоко затянулась. Наконец-то она осталась одна. Впервые за весь день. Никто не будет ее отвлекать и мешать думать. Но ее давили стены, оклеенные розово-оранжевыми обоями. Она вспомнила графа Монте-Кристо, камера которого с каждым днем становилась теснее. Похоже, то же самое происходило и с ее комнатой. Расстояние между столом и окном заметно сократилось. Когда сигарета догорела, Лена поняла, что не сможет пробыть здесь ни минуты.
Нужно спуститься к Айви.
— Извините. Я не хотела вам мешать.
— Не говорите так, милочка. Я люблю компанию. — Айви заполняла лотерейные билеты, указывая возможные результаты футбольных матчей на ближайшую неделю. Она уделяла этому много времени, рассчитывая сорвать большой куш. Это изменит всю ее жизнь. Она купит большую гостиницу на берегу моря, наймет управляющего и будет жить в собственной квартире на верхнем этаже, как подобает леди.
— Как ты считаешь, Коврик, я права? — спросила она старого кота. Тот довольно замурлыкал в ответ.
Лена погладила его седую голову.
— Кошки очень успокаивают. Я обожала своего Фарука, хотя он прибился к нам сам. — Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль.
— Это было в детстве?
— Нет. Просто дома, — ответила Лена, впервые позабыв об осторожности.
Ее слова не ускользнули от внимания Айви, но она промолчала и стала заваривать чай. Лена почувствовала себя так же непринужденно, как в домике сестры Мадлен. Хотя более непохожие места найти было трудно.
Должно быть, в этот холодный вечер сестра Мадден сидит у камина и разговаривает с кем-нибудь из жителей Лох-Гласса. Например, с Ритой, мечтающей о своем будущем, или с Лапчатым — точнее, мистером Бернсом, который владел своим баром тридцать семь лет, но ни разу не выпил в нем кружки пива. Или с хозяйкой гаража, скорбящей вдовой Кэтлин Салливан, приходившей в отчаяние от всего на свете, в том числе и от своих непутевых сыновей. А рядом греется лиса, собака или индюшка, которую не зажарили на Рождество только потому, что ей повезло оказаться рядом с жилищем отшельницы.
Там никто не задавал вопросов и не пытался оправдать то, чему оправдания не было.
Как и в этой тесной комнатке, где не видно ни одного квадратного дюйма обоев. Все стены завешаны пейзажами и полками с безделушками. Большое зеркало было практически бесполезно, потому что в его раму было вставлено множество писем и открыток Тут были вазы из цветного стекла, гномики, рюмочки для яиц и сувенирные пепельницы. Но это место вызывало то же чувство. Здесь можно было не притворяться. Здесь никто не станет требовать объяснений. Объяснений, которых ты дать не в силах.
Все вышло само собой. Лена Грей начала рассказывать Айви Браун свою историю. Они наполнили чашки и открыли пачку печенья. А когда речь зашла о прошлом воскресенье, о статье в газете и звонке домой, Айви встала и молча достала бутылку бренди и две рюмки. Лена открыла сумочку и показала ей вырезку из газеты. Но маленькое морщинистое лицо Айви не выражало ничего, кроме сочувствия. Ни потрясения, ни недоверия. Даже тогда, когда они разгладили страницу и прочитали сообщение о смерти, которая огорчила весь городок, Айви восприняла это как должное. Необычность произошедшего ничуть не напугала ее.
Сестра Мадлен всегда согревала и утешала, не прибегая к объятиям и поглаживаниям. Айви Браун вела себя так же. Она стояла в дальнем конце гостиной, прислонившись к комоду, в котором хранились пластинки. Руки сложены на груди. Именно так выглядят на фотографиях в газетах все британские домохозяйки. Не хватало только бигуди. Цветастый передник был туго завязан на тонкой талии, губы сжаты так плотно, словно она слушала страшную сказку. Лена явственно ощущала исходившее от нее чувство поддержки. Оно не стало бы сильнее, если бы Айви прижала плачущую Лену к своей груди.
— Ну, милочка, — после долгой паузы сказала она, — вы уже приняли решение, не так ли?
— Нет, — удивилась Лена.
— Приняли, приняли. — Айви в этом не сомневалась.
— С чего вы взяли? Какое решение?
— Милочка, вы не собираетесь звонить им. Вот и все, правда? Пусть они думают, что вы умерли.
Время летело незаметно.
Лена рассказывала о том, как Льюис любил ее, а потом бросил. Как вернулся. Как началась жизнь, о которой она мечтала. Рассказала о Мартине Макмагоне — как ей казалось, правдиво. Еще вчера она говорила бы об этом человеке с уважением и восхищением. Чувствовала бы себя виноватой, несмотря на то, что выполнила свою часть сделки, хотя и в форме письма. Но дальнейшее поведение Мартина убило все чувства, которые она к нему питала. Наверняка он побоялся лишиться уважения жителей маленького городка.
Они разбирались в происшедшем так же тщательно, как прежде с Льюисом. Оценивали возможность того, что письмо не дошло до Мартина. И пришли к такому же выводу: это абсурдно. Но говорить с Айви было не в пример легче. Хозяйка не боялась огорчить ее. Она обладала душевной стойкостью.
Лена любила Льюиса Грея всю жизнь, ждала его тринадцать лет, и теперь они были вместе. И Айви, и Лена понимали, что это навсегда.
— А как же дети? — дрожащим голосом спросила Лена, чуть не плача.
— Что им даст ваше появление?
Наступившая пауза дала Лене возможность подумать. Она сможет обнять и поцеловать их, но это означает не давать, а брать. Заставить их почувствовать стыд. А потом она опять уедет.
— Зачем оставлять их дважды? — продолжала Айви. — Неужели одного раза недостаточно?
— Когда обшарят озеро и не найдут тело, то поймут, что я не умерла… начнут искать…
И тут Лена призналась себе, что в глубине души действительно уже все решила. Ее пугали лишь возможные проблемы.
— Вы говорили, что озеро глубокое.
— Да, это правда…
— Вы любите его, Лена. Скажите ему, что не вернетесь к прежней жизни. Что он может быть в этом уверен. Он не хочет, чтобы вы колебались и сомневались.
— Я полжизни только и делала, что колебалась и сомневалась. Благодаря ему.
— Да. Но вы его простили. И сбежали с ним. Неужели все было напрасно?
— Может быть, я гналась за мечтой. — Лена сомневалась в собственных словах и сказала это только для того, чтобы Айви ей возразила.
— Возможно, но не упускайте его.
Казалось, Айви хорошо знает, о чем говорит.
— Вы своего мужчину не упустили?
— В том-то и дело, милочка, что упустила. Это Эрнест из пивной. Он не такой красавчик, как ваш Льюис, но я любила его… и люблю до сих пор.
— Эрнест? Тот самый, с которым мы познакомились в пятницу?
— Тот самый, с которым я уже много лет вижусь каждую пятницу. Ради этого и живу всю неделю… А его жена по пятницам ездит к своей матери.
— Как же так вышло?
— Мне не хватило духу. Я струсила. — Сделав паузу, Айви наполнила рюмки. — Я начала работать в его пивной, когда разразилась война. Мой муж Рон ушел на фронт. Хорошее это было время. Конечно, глупо говорить, что война доставляла нам удовольствие, но вы меня понимаете… Люди были очень дружелюбны. Никто не знал, где окажется через неделю, поэтому все быстро находили общий язык Если бы не война, я бы никогда не узнала Эрнеста по-настоящему… Когда объявляли воздушную тревогу, все спускались в бомбоубежище. Там мы чувствовали себя как люди, покинувшие в шлюпке тонущий корабль.
Воспоминания заставили Айви улыбнуться.
— У Эрнеста было двое детей, а Шарлотта не спускала с него глаз, словно предвидела все заранее. В то время много говорили о храбрых парнях, сражающихся на фронте, и их женах-потаскушках, не теряющих времени даром. Это было очень неприятно.
— А вы любили Рона?
— Во всяком случае, совсем не так, как Эрнеста. Понимаете, тогда девушки рано выходили замуж А я, как видите, вовсе не красавица. Поклонников у меня было не много. Я была рада, что Рон сделал мне предложение. Когда мы поженились, мне было почти тридцать, а ему сорок. Рону была нужна хозяйка и кухарка. Мы никуда не ходили, детей у нас не было, но его это не волновало. Наверное, он думал, что они будут путаться под ногами и все пачкать. Я ходила к врачу, проверялась, но его заставить так и не смогла. Когда я предложила кого-нибудь усыновить, он ответил, что не станет растить ребенка другого мужчины.
— Ох, Айви… Как жаль…
— Тогда так жили многие. Судя по тому, что вы рассказывали, в вашем Лох-Глассе тоже по одежке протягивают ножки.
— Верно. Все, кроме меня.
— Что ж, у меня тоже был шанс, но я им не воспользовалась. Поэтому поверьте: я знаю, что говорю.
— Так это Эрнест? — спросила Лена.
— Да, он предлагал нам уехать вместе. Но я не хотела чувствовать себя виноватой. Мой муж воевал, защищая страну. У Эрнеста были жена и дети. И я боялась, что он пожалеет о содеянном и разлюбит меня. Боялась причинить боль Рону. И никуда не поехала.
— А что происходило в пивной?
— В пивной? Ах да… Сражение там было почище, чем на фронте. Шарлотта все знала, как будто у нее в голове был радар. Знала, что Эрнест уговаривал меня уехать с ним. Знала, что я отказалась. И, выбрав нужное время, сказала, чтобы я выметалась и больше не показывалась ей на глаза. Я ушла в тот же день.
— И что было потом?
— Вернулась домой и убиралась до тех пор, пока все не заблестело. Рон пришел с войны таким же, каким и ушел. Был недоволен всем. Говорил, что стране плевать на своих солдат. Его все раздражало. А потом драгоценная Шарлотта прислала ему письмо и описала мое поведение. Рон взбеленился. Обзывал меня последними словами и сказал, что не хочет больше меня знать. Невеселая история, правда, милочка?
— И на этом все кончилось?
— Нет. У меня остались мои пятницы.
— А как же Рон?
— Ушел. Через несколько дней после письма Шарлотты.
— А вы хотели, чтобы он остался?
— Какое-то время думала, что хочу. У меня никого не было. Никого и ничего, ради чего следовало бы жить. Но, конечно, он должен был уйти. Он ненавидел меня, а я его даже и не знала толком. Потом я переехала сюда. И началась другая жизнь. Сначала я убирала этот дом и другие дома. Копила деньги, а когда дом выставили на продажу, взяла ссуду в банке и купила его.
— Но это же чудесно! — Лены восхищалась этой женщиной.
— Слабое утешение. Поверьте мне, Лена, очень слабое. Когда я думаю о том, что могло бы быть…
— А если бы она… предположим, что она…
— Слишком поздно, милочка. Я приняла решение — и упустила свой шанс.
Наступила тишина.
— Понимаю, — наконец сказала Лена.
— У вас есть человек, которого вы любите и любили всегда. Если вы позвоните домой, то потеряете все.
— Значит, пусть думают, что я умерла?
— Вы оставили письмо, где объяснили свой уход. Вас нельзя осуждать за то, что они подумали.
— А Кит и Эммет?
— Во всяком случае, они будут вспоминать вас с любовью, а не с ненавистью.
— Я не смогу…
— Я видела, как вы на него смотрите. Сможете, — ответила Айви.
Льюис вернулся в половине восьмого утра. Настроение у него было приподнятое.
— Так ты возьмешь отгул и побалуешь меня? — спросил он, склонив голову набок и глядя на Лену с лукавой улыбкой, которую она так любила.
— Слишком мягко сказано, — ответила она. — Я затащу тебя в постель, замучаю до смерти, а потом уйду и дам тебе отоспаться.
Льюис хотел возразить, но Лена уже медленно снимала блузку. Он любил смотреть, как она раздевается.
— Ты не очень торопишься, — сказал он.
Лена начала расстегивать его рубашку…
Льюис уснул еще до того, как она вышла из квартиры.
— Вы всегда такая бодрая и жизнерадостная, миссис Грей, — с одобрением отметил мистер Миллар.
Польщенная Лена посмотрела на него с улыбкой…
Он, конечно, не может знать, как она на ходу оделась, как бежала по мокрым улицам, расталкивая людей, торопившихся на работу. Как она сходит с ума при мысли о том, что ее дети навсегда потеряют мать, а этот человек назвал ее бодрой и жизнерадостной.
В Лох-Глассе все отмечали, что у нее усталый вид. «Миссис Макмагон, у вас был грипп?» — спрашивали ее в мясной лавке Хики. «Давай я выпишу тебе тонизирующее», — часто предлагал Питер Келли. «Элен, любимая, ты такая бледная», — тысячу раз в год говорил ей Мартин. Сейчас Лена находилась в страшном душевном смятении, но жила с любимым человеком, и потому все говорили, что она выглядит цветущей и счастливой.
— Мистер Миллар, у вас такое замечательное агентство… Я рада, что могу работать с вами и мисс Парк.
На лицах мистера Миллара и мисс Парк было написано, что Лена Грей стала для обоих светом в окошке. Поняв это, она почувствовала себя лучше.
Шли дни. Иногда они пролетали так быстро, что Лена не успевала опомниться: пора было закрываться, а ей казалось, что наступил перерыв на ленч. А иногда тянулись еле-еле, словно время остановилось. Она обошла все лондонские распродажи, все магазины подержанных товаров и нашла чудесные шторы и индийские покрывала, которыми можно было накрыть обшарпанную мебель, стоявшую в их квартире. Купила Льюису кожаный чемоданчик и шлифовала медные замки, пока те не засверкали.
— Слишком шикарная вещь для швейцара гостиницы, — уныло заметил он.
— Не говори ерунды. Сколько раз ты уже дежурил ночью? Недолго тебе ходить в швейцарах.
Так и вышло. Вскоре Льюис начал исполнять обязанности ночного портье три раза в неделю. Постояльцы же недоумевали, почему этот представительный мужчина в другие дни носит их сумки.
Однажды вечером Лена пошла с ним. Ей хотелось посмотреть, как он работает.
— Это позволит мне лучше понять тебя.
Сначала Льюис не хотел об этом и слышать:
— Понимаешь, на работе я играю роль. Это не совсем я. Точнее, совсем не я.
— Я тоже в агентстве играю свою роль, — ответила Лена.
После этого он согласился.
Красивая темноволосая женщина, которую привел с собой ирландец, произвела огромное впечатление на управляющего.
— Теперь понятно, почему он вас так прятал! — воскликнул мистер Уильямс.
Лена знала, как ему ответить.
— Очень приятно слышать, мистер Уильямс, но это моя вина. Я еще плохо знаю Лондон…
Она сдавалась на его милость. Притворялась провинциалкой, не понимающей, как можно жить в таком громадном городе. Но не позволяла такой дерзости, как флирт. Тон был выбран безошибочно. Крупный и грубоватый мистер Уильямс тут же стал любезным и галантным.
— Надеюсь, вам обоим здесь понравится. Льюис — очень хороший служащий.
— О, уверяю вас, мы приехали надолго. В Лондоне столько возможностей…
— Не понимаю, как вы можете оставлять такую красивую женщину еще и по ночам… — не удержался мистер Уильямс.
У Лены и на это нашелся ответ.
— Я не возражаю, если Льюис будет работать портье и днем. Мы просто должны думать о будущем.
Они улыбнулись друг другу. Эта супружеская пара ни на что не жаловалась — она стремилась вперед.
Вскоре после этого Льюису Грею предложили должность помощника управляющего. Он был безукоризненно вежлив со своими бывшими коллегами и особенно со старшим швейцаром, который третировал его на первых порах.
Лондон украшали к Рождеству. Лена гнала от себя воспоминания о том, как заказывала у Хики индейку. Вряд ли в этом году на аптеке Макмагона загорятся цветные лампочки…
Как она и предполагала, Айви ни разу не упомянула о разговоре, который состоялся у них в унылый вечер вторника, когда Лена окончательно решила не звонить в Лох-Гласс. Айви понимала, каким трудным было это решение, но не подавала виду, если не считать нескольких дружеских жестов. Небрежно принесенной баночки джема. Пары пластинок, которые она больше не слушала. Лена поняла, что это подарок: наверное, Айви слышала, как Льюис говорил, что ему нравятся «Поющие под дождем».
Про Рождество Айви не упоминала, понимая, что для молодоженов со второго этажа это время будет нелегким. Иногда Лена думала о том, как отмечал этот праздник Льюис, когда они были в разлуке. Но они обещали друг другу не говорить о прошлом. Он не будет спрашивать, как она жила с мужем, а она не будет спрашивать про людей, города и годы, о которых ничего не знает.
Этот уговор соблюдался свято. У них был свой маленький мирок Иногда Льюис ходил с ней к воскресной мессе, иногда нет. Когда его не было, никто не мешал Лене покупать газету и читать о новостях Лох-Гласса и маленьких городков, находившихся в пятидесяти милях от него. О продаже и покупке земельных участков, рождении детей и смерти стариков.
Двадцать первого декабря Лена пришла в церковь на Куэкс-Роуд попросить Господа сделать так, чтобы Рождество было приятным для нее и Льюиса.
— Ты всегда был милостив к грешникам и, если мой единственный грех заключается в том, что я сбежала с Льюисом, прости меня. Я не поминаю Твое имя всуе, — говорила Лена, — не краду, не лгу — если не считать того, что говорю людям, будто мы с Льюисом муж и жена. Не злословлю. Не богохульствую. Не пропускаю мессу…
Конечно, она не знает, как отнесется к ее просьбе Господь. Впрочем, этого не знают и те, кто не живет в смертном грехе. Его ответы следует читать в собственной душе.
Затем Лена подошла к киоску, купила газету, в которой рассказывалось о доме, и прочитала, что ее тело нашли в озере. Что коронер вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая. Что на ее отпевании в приходской церкви Лох-Гласса присутствовало много народа. Сквозь слезы она видела, что главными скорбящими были муж покойной, лох-гласский аптекарь Мартин Макмагон, ее дочь Мэри Кэтрин и ее сын Эммет Джон. Их мать была похоронена на церковном кладбище.
И тут она поняла: такова Его воля. Наверное, Он услышал ее молитвы. Ничего решать больше не нужно.
И возвращаться домой тоже.
Глава четвертая
Лилиан Келли снова оседлала своего любимого конька:
— Я хочу, чтобы ты поговорил с Мартином. Пусть он приводит всех своих к нам на рождественский обед.
— Я предлагал…
— Всего лишь предлагал? Скажи ему, что это необходимо. А если он переживает из-за их кухарки, то пусть приводит и ее тоже. Она поможет Лиззи на кухне — та будет только рада. Нельзя им вечно сидеть дома, глядя друг на друга. Что случилось, то случилось.
— Лилиан, не надо ничего драматизировать, — сказал Питер Келли, как обычно читавший медицинский журнал и не обращавший на жену никакого внимания.
Лилиан обратилась к Море, которая приехала к ним на рождественские каникулы:
— Мора, скажи ему!
— Рано или поздно им придется к этому привыкнуть, — ответила Мора. — Это лучше, чем бежать от действительности.
Удивленный Питер поднял глаза:
— Именно так и сказал мне Мартин.
— Ну вот видишь! — воскликнула довольная Мора.
Дэн О’Брайен спросил Милдред, не хочет ли она пригласить Макмагонов на рождественский обед.
— Не стоит им надоедать.
— Почему надоедать? Это знак дружбы.
Дэну не улыбалось провести еще один праздник с молчаливыми женой и сыном. Может быть, присутствие Макмагонов заставит их раскрыть рот.
— Знаешь, я думаю, что они предпочтут обедать у себя, чтобы все выглядело как обычно, — предположил Филип.
Мальчик был бы рад, если бы за их столом сидела Кит, а он ухаживал за ней. Но, увы, рассчитывать на это не приходилось.
— Ну и ладно, — сказала Милдред О’Брайен.
Она никогда не любила эту кривляку Элен Макмагон. Кроме того, многие считали, что в ее смерти было что-то подозрительное, возможно, что она покончила с собой.
Миссис Хэнли крупно повздорила с Дейдрой.
— Где ты собираешься провести Рождество? — спросила она.
— Немного прогуляюсь. Навещу могилы…
— Какие еще могилы?
— Так поступают на Рождество. Приходят на кладбище и молятся за усопших, которые дороги.
— В данный момент у тебя нет никаких усопших. Смотри, как бы сама не отправилась на тот свет. Ты непременно кончишь этим, если не будешь осторожна.
— Какая ты бесчувственная!
— А ты за кого собираешься молиться в Рождество? Назови хотя бы одного человека.
— Ну, я могу помолиться за отца Стиви Салливана.
— Он похоронен не там, а в сумасшедшем доме, в тридцати милях отсюда! — ликующим тоном возразила миссис Хэнли.
— Ну, за мать Кит Макмагон.
— Тоже мне покойница! Брось, Дейдра. Ты просто хочешь встретиться с каким-то бездельником. Когда я выясню, с кем именно, у тебя будут большие неприятности. Можешь не сомневаться.
— Где ты видела в нашем городке бездельников? — со вздохом спросила Дейдра.
— Ты найдешь. Помни, дочь, я не спускаю с тебя глаз. Это сын Дэна О’Брайена?
— Филип О’Брайен! — В голосе Дейдры прозвучали ужас и искреннее отвращение. — Да он же ребенок Настоящий младенец.
Миссис Хэнли поняла, что искать подозреваемого нужно в другом месте.
Сестра Мадлен отказывалась от приглашений, но говорили, что ее праздничный стол будет самым богатым в Лох-Глассе. Люди тактично выясняли, что ей собираются принести остальные, поэтому блюда не повторялись.
Рита сказала, что принесет ей свежеиспеченный хлеб.
— По крайней мере, я знаю, что хлеб вы съедите сами. Потому что сливовый пудинг достанется цыганам, а индейка — лисенку или тому, кто появился у вас недавно.
— Хромая гусыня, — ответила сестра Мадлен. — С моей стороны было бы крайне невежливо кормить ее индейкой. Но ты права, хлеб я люблю.
— Четверг в нашем доме будет трудный, — заметила Рита.
— Не труднее всех остальных дней. — Как ни странно, сестра Мадлен не проявила ни капли сочувствия.
— Но по сравнению с предыдущими праздниками…
— Хорошо, что ее похоронили. Это приносит людям какое-то подобие успокоения.
— Сестра Мадлен, а вы когда-нибудь думаете о том, где найдете последнее пристанище?
— Нет, никогда. Но ведь я чудачка. Белая ворона. Сама знаешь.
— Как по-вашему, что я должна сделать?
— Не торопи события. Чему суждено быть, то и случится.
— Я хочу, чтобы они наконец заговорили о ней.
— Возможно, на Рождество они так и сделают.
* * *
— Брат Хили! Рада вас видеть. Они говорят, что в церкви Святого Джона нужно выставить рождественские ясли; мол, это укрепляет в вере, — пожаловалась мать Бернард.
— Во всем виноват этот малолетний преступник Кевин Уолл. Наверно, отшельница дала ему растения, сено и все прочее. Пути Господни неисповедимы, мать Бернард.
— Хорошо, что Господь помог найти тело бедной Элен Макмагон как раз вовремя, чтобы ее успели похоронить в освященной земле еще до Рождества.
Монахиня говорила так, словно Бог уладил очередную неприятную проблему, мешавшую достойно встретить праздник. Но брат Хили прекрасно понимал, о чем речь.
— Господь и в самом деле смилостивился над ней, — сказал он.
Учителя всегда слышат больше, чем следует, вот и брат Хили наслушался всякого. Особенно в школьном дворе. Существовала какая-то запутанная история о том, что лодку Макмагонов взял юный Уолл, а это означало, что мать Эммета упала в озеро вовсе не с нее. Потом поползли слухи о том, что у Элен был роман с каким-то цыганом. Может быть, она убежала с ним. Или цыгане спрятали ее в одной из кибиток.
Взваливать дополнительное бремя на плечи Шина О’Коннора из полицейского участка никто не собирался, а потому все обрадовались, когда тело нашлось. Мать Бернард была права: Господь совершил благое дело: многотрудная жизнь Элен Макмагон закончилась так же, как и всякая другая; бедняжку похоронили под пение псалмов, и отец Бейли проводил гроб на церковное кладбище.
— Что Эммет думает о Санта-Клаусе? — спросила Клио накануне Рождества.
— То же, что и мы.
— Может, он ждет какой-нибудь подарок, а твой папа забыл об этом?
— Это всегда делала мама. — Кит защищала свои воспоминания о добрых делах матери.
— Ох, извини!
— Все в порядке. Я сама позабочусь об этом. Положу что-нибудь рядом с камином.
— А кто позаботится о тебе?
— Наверно, папа принесет мне из аптеки кусок хорошего мыла, — нерешительно ответила Кит.
Выходило, что мать делала очень многое, и они принимали это как должное. На Рождество украшала дом веточками остролиста; отец каждый раз смеялся и говорил, что они живут как в лесу. Теперь он этого не скажет. Мать ездила в Тумстоун и покупала подарки задолго до Рождества, но найти их в доме было невозможно. Кит так и не узнала, как мать сумела незаметно пронести в дом велосипеды и проигрыватель. Неужели еще год назад все было хорошо?
Кроме того, мать знала толк в нарядах; в привезенной ею из Тумстоуна коробке для Риты всегда лежала какая-то обновка. Но Кит и ее отец не знали, какой размер у Риты, а спрашивать ее или снимать мерку было неудобно. У матери всегда был запас хлопушек и длинных бумажных гирлянд, которые развешивали на кухне крест-накрест. Кит понятия не имела, где они хранились. Во всяком случае, не на кухонных полках. Наверное, в каком-нибудь укромном уголке материнской спальни.
Но сейчас у них траур; может быть, даже елки не будет. Правда, понадобятся ясли с сеном. Не для праздника, а для встречи Младенца Христа. При мысли об этом Кит устало вздохнула.
Клио подумала о чулках для подарков.
— Знаешь, мы могли бы сделать их для вас. Папа и мама будут рады помочь… — со слезами на глазах сказала она.
Кит покачала головой:
— Нет, большое спасибо, я сделаю это сама. И потом, подарки — это еще не самое тяжелое…
— А что же?
— То, что мама не узнает, как я справляюсь со всем этим.
— Она увидит это с небес.
— Конечно, — тихо ответила Кит.
Несмотря на утешительные слова, которые отец Бейли произнес над гробом, Кит знала, что ангелы не встретят мать и не отведут ее в рай. Мать совершила великий грех. Грех, который не прощается. И ее ждет суровое наказание.
* * *
— Сочельник — это настоящий ад, — сказала Айви Лене. — Все бегают высунув язык и покупают подарки в последнюю минуту. Словно Рождество сваливается на них как снег на голову.
— Мы работаем до обеда… сама не знаю зачем. Кто станет искать работу в канун Рождества?
— Наверное, мистеру Миллару и Джесси Парк просто некуда пойти, — догадалась мудрая Айви.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Лена.
Для некоторых людей самое главное в жизни — это работа. Гостиница, в которой работал Льюис, оставалась открытой на Рождество, потому что ее сотрудникам было больше некуда податься. Мистер Уильямс сказал, что в четыре часа дня состоится праздничный обед для служащих. Он будет рад, если Лена присоединится к ним. Это решало все ее проблемы. Им не придется устраивать унылый праздник для двоих. Квартира была украшена, но торжественный обед, на который их пригласили, сильно упрощал дело.
— А что будете делать вы? — Лена посмотрела на Айви и поняла, что ей сейчас солгут.
— Ох, лучше не спрашивайте. Мне нужно успеть сразу всюду. В Рождество я тружусь как врач… слишком много старых знакомых, перед которыми я в долгу.
Лена сочувственно кивнула. Так было проще.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |