Сестра Мадлен смотрела на него, понимая, что мальчик хочет сказать что-то еще. И Эммет Макмагон промолвил:
— Ну, если так, то ей не из-за чего переживать. Конечно, мы справимся.
Увидев Макмагонов на воскресной мессе, отец Бейли быстро произнес слова сочувствия скорбящим родным, далеко не в первый раз объяснив им, что такова Господня воля.
Но чем больше он слышал, что говорят прихожане, тем меньше верил в то, что здесь свершилась Господня воля. Скорее всего, в данном случае свершилась воля этой бедной неприкаянной женщины, Элен Макмагон, которая пришла к нему в последний раз на исповедь, преклонила в темноте колени и призналась, что у нее тяжело на душе. Можно ли отпустить ей такой грех? Отец Бейли часто давал этой женщине отпущение, которого она на самом деле не искала. Ах, если бы люди знали, как похожи и неразличимы грехи, в которых они признаются исповеднику… И все же кое-что из этой исповеди ему запомнилось. Элен Макмагон считала, что не властна над своей жизнью. Обвиняла себя в рассеянности, высокомерии, говорила, что чувствует себя во всем не участницей, а посторонней. Но не последовала его совету вступить в группу, занимающуюся созданием цветочных композиций, или вместе со всеми готовить угощение для участников благотворительных ярмарок.
После мессы он по традиции приветствовал каждого из прихожан.
— Привет, Дэн. Холодный выдался денек, верно?
— Верно, отец. Может быть, зайдете в гостиницу и выпьете чего-нибудь согревающего?
— Я бы с удовольствием, но после завтрака мне нужно навестить нескольких больных.
Больше всего на свете отец Бейли любил посидеть в отдельном кабинете гостиницы «Центральная» и выпить три порции бренди, чтобы согреться. Но экономка уже накрыла завтрак, а потом ему нужно было идти в монастырь матери Бернард, где захворала пожилая монахиня, после чего нести на дальнюю ферму Святые Дары человеку, который ни разу в жизни не ступал на порог церкви, а теперь, умирая от рака, вдруг пожелал, чтобы церковь пришла к нему.
Но куда бы он ни приходил, люди спрашивали его, что будет, когда найдут тело Элен Макмагон. Он всегда отвечал туманно и неопределенно, говорил, что все должны надеяться и молиться за бедную женщину.
Он сделал над собой усилие и тепло пожал руку Мартину Макмагону:
— Молодец, Мартин. Образец силы, вот вы кто. Я каждый день молюсь, чтобы Господь укрепил вас в вере…
Лицо у Мартина было бледное и измученное. Отец Бейли невольно подумал, что его молитвы пропали даром.
— Спасибо, отец.
— И Кит с Эмметом. Молодцы, молодцы.
Священник понимал, что его слова ни к чему. Но чем он мог их утешить? Лишь тем, что, когда найдут тело, коронер посмотрит на это дело сквозь пальцы и признает несчастным случаем. Трагическим стечением обстоятельств. После чего Элен Макмагон можно будет похоронить по обычаям церкви, к которой она принадлежала.
Сестра Мадлен тоже была на мессе. Она тихо сидела в задних рядах, закутав худые плечи в серый плащ.
— Приходите к нам обедать, — сказала подошедшая к ней Кит.
— Спасибо, детка, не могу. В гостях я чувствую себя неловко.
— Вы нужны нам!
— У тебя есть отец и брат. А у них — ты.
— Да, но сейчас этого мало. Дни слишком длинные. Мы только и делаем, что сидим и смотрим друг на друга.
— Почему бы тебе не пригласить кого-нибудь из друзей? Клио… или молодого Филипа О’Брайена из гостиницы?
— Моя подруга — это вы. Пожалуйста, приходите!
— Спасибо. Очень мило с твоей стороны, — ответила сестра Мадлен.
Рита резала мясо — большой кусок говядины от Хики.
— Никогда в жизни не видела столько мяса, — изумилась сестра Мадлен.
— Ничего особенного. Часть мы съедим сегодня горячим, часть завтра холодным, фарш пойдет на вторник, а если что-то останется, в среду испечем пирог с мясом. — Рита гордилась своим умением вести хозяйство.
Сестра Мадлен обвела взглядом кухню. Чувствовалось, что в дом пришла беда: словно какая-то тяжесть висела в воздухе.
— Знаете, цыгане продолжают поиски, — сказала она. Казалось, сидевшие за столом вздрогнули: гостья заговорила о том, чего все остальные тщательно избегали. — Они обходят берега, надеясь что-нибудь найти.
Наступила полная тишина. Когда кто-то говорил о том, чему были посвящены их мысли, Макмагоны лишались дара речи. Сестра Мадлен ждала. Она не боялась пауз и не торопилась заполнить их словами.
— Очень любезно с их стороны… проявлять такую заботу, — наконец выдавил Мартин.
Похоже, сестра Мадлен не обратила внимания на его тон.
— Элен была очень учтива с ними во время своих прогулок. Помнила имена и взрослых, и детей. Часто расспрашивала, как им живется, интересовалась их обычаями.
Кит смотрела на отшельницу с изумлением. Она этого не знала. Но сестра Мадлен говорила совершенно искренне. Она не рассказывала сказку, придуманную, чтобы приукрасить жизнь покойной.
— Они знают, что человек должен быть достойно похоронен, — продолжила сестра Мадлен. — Часто проезжают через всю страну, чтобы попрощаться с усопшим, который будет покоиться на церковном кладбище.
— В том случае, если… — начала Кит.
— Если Элен найдут? — прервала сестра Мадлен. — Конечно, найдут. Или цыгане, или кто-нибудь другой. И тогда вы сможете молиться на ее могиле, — решительно закончила она.
Вечером Кит, сидя с отцом, задумчиво сказала:
— Прошло столько времени… больше месяца. От бедной мамы ничего не останется. Что мы будем хоронить?
— Вчера я опять спрашивал об этом Питера Келли. В баре Лапчатого. Он сказал, что мы не должны об этом думать. Мол, в ту ночь ее душа воспарила на небеса, а бренные останки не имеют значения.
— Наверное, он прав.
— Наверное, Кит. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Мать Бернард вызвали в коридор, и в классе тут же начался галдеж. Страсти были накалены тем, что старшеклассницу Дейдру Хэнли видели в кустах со Стиви Салливаном. Причем они не просто целовались: дело обстояло куда хуже. Девочек так интересовали подробности, что они не заметили возвращения матери Бернард и вздрогнули, услышав ее скрипучий голос, прозвучавший как щелчок кнута:
— Я думала, такие большие девочки смогут продолжать урок самостоятельно. Но я ошиблась. Жестоко ошиблась.
Пристыженные школьницы вернулись за парты. Лицо матери Бернард побелело. Похоже, она действительно очень рассердилась.
— Но пусть это останется на вашей совести. Каждая возьмет тетрадь и напишет страницу о Рождественском посте. Времени ожидания прихода Спасителя.
Девочки посмотрели друг на друга с отчаянием. Целую страницу! Что можно сказать о Рождественском посте, кроме того, что хуже этого времени только Великий пост?
— Причем без клякс и больших пропусков между словами. И чтобы таким сочинением мы все могли гордиться.
Тон матери Бернард был грозен. Все взялись за ручки, так как знали, что она не шутит. Во всяком случае, про новости о Дейдре Хэнли надо забыть.
— Кэтрин Макмагон, подойди ко мне на минутку, — сказала мать Бернард.
Брат Хили сказал Кевину Уоллу, что тому очень повезет, если выдастся день, когда его не отхлещут линейкой по рукам. Если мальчишка и испугался, то не слишком. Во всяком случае, это не помешало ему скатывать шарики из промокашки, пропитанной чернилами.
Брата Хили вызвали из класса.
— Я вернусь через пять минут. Ясно? — рявкнул он.
И пошел искать маленького Эммета Макмагона, чтобы сообщить ему неизбежное. Никакая подготовка в таких случаях не спасает. Брат Хили вздыхал, шелестел рясой и шел по коридору во второй класс брата Дойла, который еще ничего не знал.
К вечеру об этом знал весь Лох-Гласс.
В камышах нашли сильно разложившееся тело. Не было ни малейшего шанса, что кто-то сможет его опознать. Все в один голос говорили, что Мартину не следует смотреть на то, что осталось от его красавицы жены. Судебный патологоанатом, приехавший из Дублина, придерживался того же мнения. Говорили, что на процедуру уйдет несколько дней.
Часть озера была огорожена. Люди говорили друг другу, что слышали, как приехала «скорая помощь». Но какой от нее толк через месяц после смерти? Только отвезти останки несчастной женщины в морг при больнице?
У каждого было что рассказать о происходящем в семье Макмагонов.
Кэтлин Салливан сказала, что в их доме всю ночь горел свет. Должно быть, никто из них не ложился. А Клио Келли — что теперь у них все будет нормально. Миссис Хэнли поведала, что ходила выразить им свои соболезнования, но эта полоумная служанка не впустила ее: мол, хозяин на грани нервного срыва. Миссис Диллон сказала, что все бросились на почту за открытками. Теперь, когда вопрос с похоронами практически решен, каждый хочет заказать мессу за упокой души Элен Макмагон.
Сержант Шин О’Коннор был вынужден признать, что двое парней, приехавших из дублинской полиции, — самые симпатичные ребята из всех, с кем ему доводилось иметь дело.
Они сказали, что сержант правильно оформил все бумаги и может не волноваться из-за того, что тело так долго не могли обнаружить. Мол, местность здесь глухая. Дикий Запад, как выразился один из них. Они не понимали, как можно жить в такой дыре. Шину О’Коннору их слова не понравились — он счел их обидными, но его тут же успокоили, что и в Дублине есть свои недостатки.
А еще они просидели с ним у Лапчатого почти до утра и дружески кивали всем жителям Лох-Гласса, пришедшим выпить в самое неподходящее для этого время.
— Ты знаешь здесь всех, — обратился к Шину один из дублинцев.
— Не просто всех, но всё про всех.
— И про покойницу тоже?
— Конечно.
— Как ты думаешь, почему она это сделала?
— Ну, во-первых, мы не знаем, сделала ли… — Количество выпитых пинт на осторожность Шина О’Коннора не повлияло.
— Знать не знаем, но подозреваем. Как ты думаешь, что могло довести ее до этого?
— Городок наш ей не подходил. Она не смогла прижиться здесь, ходила как неприкаянная. Может, она была слишком хороша для нас.
— У нее был любовник?
— О господи! У нас в Лох-Глассе замужние женщины любовников не имеют. Даже одиноким здесь приходится тяжко, потому что все на виду…
— Значит, на роман, внебрачного младенца или что-нибудь в этом роде нет и намека?
— Нет… — Внезапно сержант О’Коннор встревожился. — А что, вы обнаружили что-нибудь?
— Нет, — весело ответил младший из дублинцев. — Думаю, для этого уже слишком поздно. Даже если что-то и было. Ну что, еще по пинте?
Филип О’Брайен пошел к Макмагонам узнать, не хочет ли Кит, чтобы он немного посидел с ней.
— Как в тот вечер, когда твоя мать потерялась, — сказал он.
Глаза Кит наполнились слезами. Как деликатно он выразился: «Когда твоя мать потерялась».
— Большое спасибо, Филип. — Она погладила его по щеке. — Ты очень милый и добрый. Но я думаю, что мы…
Он прервал ее:
— Понимаю. Я только хотел, чтобы ты знала: я всегда рядом. В соседнем доме.
Мальчик спускался по лестнице, прикрывая ладонью щеку, к которой прикоснулась Кит Макмагон.
В доме наступило странное умиротворение; такого покоя здесь не испытывали уже целый месяц. Макмагоны понимали, что на улаживание формальностей уйдет несколько дней, так что похороны состоятся только в следующий уик-энд. За это время можно успеть сделать последнее для Элен — устроить ей хорошие проводы.
— Папа, ты не жалеешь, что ее нашли? Может быть, ты надеялся, что мама куда-то уехала или ее похитили? — спросила Кит.
— Нет, нет. Я знал, что это не тот случай.
— Значит, хорошо, что ее нашли?
— Да. Так намного лучше. Очень тяжело думать, что любимый человек неизвестно где. А теперь мы сможем ходить на ее могилу… — Повисла долгая пауза. — Кит, ты ведь понимаешь, что это был несчастный случай.
— Конечно, — ответила она, уставившись на краснозолотистые языки пламени, лизавшие дрова в камине.
Те, кто считал, что формальности не займут много времени, оказались правы. Поскольку местный врач доктор Келли опознал тело, дублинский патологоанатом ограничился короткой беседой с ним. О мошенничестве или подлоге здесь не могло быть и речи. О самоубийстве тоже не было сказано ни слова.
Если кто-то и сомневался в том, что за прошедший срок тело могло так сильно разложиться, то держал свои мысли при себе. Да, Элен Макмагон пробыла в озере всего месяц, но время зимнее, рыбы в этой части озера хватает… Словом, размышлять на данную тему никому не хотелось. И потом, кто еще это мог быть? Никто из здешних жителей не исчезал.
Коронер, оформлявший бумаги, подчеркнул, что все внутренние водоемы Ирландии нуждаются в очистке: в прибрежных частях озер, заросших камышами и водорослями, происходит слишком много несчастных случаев со смертельным исходом.
После этого тело Элен Макмагон выдали родственникам для погребения.
В день похорон к Кит пришла Клио.
— Я принесла тебе мантилью.
— Что это?
— Черная кружевная вуаль. Ее прикалывают к волосам испанки и все правоверные католички, если не хотят надевать шляпу, а косынка для такого случая не подходит.
— Я должна надеть ее в церковь?
— Если хочешь. Это подарок от тети Моры.
— Она очень добра.
— Да. И она всегда знает, что нужно делать.
Кит кивнула. Это была правда. Вчера вечером Рита рассказала, что приходила сестра миссис Келли и посоветовала ей попросить мясника мистера Хики приготовить окорок. Рита ответила, что они никогда так не делали, но тетя Мора была непреклонна: согласно местному обычаю, окорок всегда готовят в мясной лавке. А Хики будут рады помочь. Пусть принесут окорок в воскресенье во второй половине дня, до прихода людей с кладбища. Рита не возражала. Ведь тогда ей не придется стоять весь день у плиты и дом не пропахнет едой. Она попросит кого-нибудь испечь хлеб и займет у мистера О’Брайена три дюжины бокалов.
И все же Кит ощущала легкую вину перед матерью. Зачем тетя Мора так помогала им? Мама не любила ее, хотя никогда открыто не говорила этого… О господи, что за бред? С чего она взяла, что ради памяти матери должна держаться подальше от этой женщины?
А что мама сказала бы о мантилье? Кит застыла на месте. Думала ли мама о своих похоронах перед тем, как уйти? Представляла ли себе, как весь Лох-Гласс будет ее хоронить?
— Что с тобой? — встревожилась Клио.
— Ничего. Все в порядке.
— Тетя Мора сказала, чтобы я не приставала к тебе, если ты захочешь побыть одна, — неуверенно произнесла Клио.
Кит охватило раскаяние. Подруга делала сейчас все, чтобы помочь ей, а она по-прежнему пытается выпустить иголки.
— Я буду рада, если ты останешься. Ты нужна мне, — сказала она. Клио радостно улыбнулась. — А у тебя будет мантилья?
— Нет. Тетя Мора дала ее только тебе. — Кит надела вуаль. — Потрясающе. Тетя Элен гордилась бы тобой.
Тут Кит в первый раз дала себе волю и разрыдалась на глазах у подруги.
Псалмы, которые поют на похоронах, всегда печальны. Но в то сырое зимнее утро, когда с озера дул ледяной ветер и в церкви нещадно сквозило, отцу Бейли казалось, что они никогда не звучали печальнее.
Возможно, в этом было виновато неказистое круглое лицо Мартина Макмагона, ошеломленного и не верившего в происходящее. Или двое детей: девочка в испанской вуали и мальчик, который вылечился было от заикания, а теперь говорил хуже, чем прежде.
Отец Бейли обвел взглядом церковь. Как обычно, собралась вся паства. Хор пел «Псалом Марии», а затем к нему присоединилась вся община. Кашляя и запинаясь, они пели, оплакивая женщину, которая утонула в озере.
Накануне вечером отец Бейли думал о смерти Элен Макмагон. Допустим, она лишила себя жизни. Но даже если так, Господь не ждал от него, что он примет на себя обязанности судьи, присяжных и палача. Он всего лишь священник, который должен отслужить погребальную мессу и направить тело к месту его упокоения. Сейчас 1952 год, а не Средние века. Пусть покоится с миром.
Салливаны стояли вместе. Кэтлин и два ее сына. Стиви не сводил глаз с Дейдры Хэнли, а Кэтлин испепеляла его взглядом. Церковь — не то место, чтобы пялиться на девушек. А похороны — не то время. Майкл пинал носком ботинка треснувшую плиту, пытаясь отколоть от нее кусочек. Кэтлин яростно ткнула его локтем в бок.
В последнее время Майкл тревожил ее. Он слонялся вокруг и задавал странные вопросы, на которые не было ответов. Например, как быть, если ты знаешь то, чего другие не знают? Предположим, все думают одно, а ты знаешь другое. Нужно ли говорить им об этом? Кэтлин Салливан склонностью к абстрактному мышлению не отличалась. В прошлый уик-энд она сказала Майклу, что понятия не имеет, о чем идет речь, и посоветовала обратиться к старшему брату. Она была уверена, что это как-то связано с сексом и что Стиви сумеет сообщить ему основные сведения. Казалось, после этого Майкл немного успокоился. Кэтлин надеялась, что Стиви говорил со знанием дела. Ей не нравилось, как старший сын смотрел на эту бесстыжую девчонку Дейдру, которая слишком взрослая для него. Что бы там ни считала ее чванливая мамаша.
Кевин Уолл думал, что если бы его мать съели рыбы, он этого не пережил бы. А именно это случилось с матерью Эммета Макмагона. Подумать только, она утонула в тот самый вечер, когда они с Майклом Салливаном удрали на озеро. Возможно, они были совсем рядом с ней. Майкл очень переживал. Мол, нужно рассказать, что именно они отвязали лодку. Кевин был против: их выдерут так, что своих не узнаешь. Майкл, у которого не было отца, способного его выдрать, твердил, что незачем полиции и всему городку искать мать Эммета Макмагона, если та и не подходила к лодке. Мальчики играли в ней, потом отвязали и таскали на буксире туда-сюда, а затем Майкл выпустил веревку, лодка отплыла от причала, и они не смогли ее достать. Ветер выгнал лодку на середину озера, а волны перевернули. Кевин говорил, что все это ерунда, но Майкл жутко перепугался.
Он говорил, что, раз в дело вмешалась полиция, их могут посадить в тюрьму. Однако все обошлось. Кевин, решивший держать язык за зубами, оказался прав. А Майкл Салливан — просто чокнутый. Еще бы, ведь его отец умер в сумасшедшем доме. Но об этом тоже следовало помалкивать.
Мора Хейз и ее сестра Лилиан стояли в добротных темных пальто и траурных велюровых шляпах. Во время заупокойной мессы Питер несколько раз громко высморкался. Маленькие Клио и Анна стояли рядом с ними и готовились спеть последний псалом.
— Кит хорошо держится, — с одобрением сказала Лилиан, обращаясь к старшей дочери. — Собралась с силами и даже не плачет.
— Она много плакала. Наверное, все слезы кончились, — ответила ей Клио.
Лилиан посмотрела на нее с удивлением. Клио до сих пор не отличалась особой чувствительностью. Возможно, с возрастом это пройдет.
Когда толпа вышла на улицу, продуваемую ледяным ветром, Стиви Салливан сумел оказаться рядом с Дейдрой Хэнли.
— Ты придешь ко мне домой, когда… ну, когда все закончится?
— К тебе домой? Ты с ума сошел!
— Моя мать в это время будет напротив. У Макмагонов.
— Да. И моя тоже.
— Мы увидим из окна, когда они выйдут, и ты сможешь незаметно вернуться домой.
— Из какого окна? — Она облизала губы.
— Моей спальни…
— Ты шутишь?
— Кровать лучше, чем диван, правда?
— Во всяком случае, лучше, чем сиденье автомобиля.
У могилы матери Кит спросила сестру Мадлен:
— Теперь ее душа успокоится?
— Она давно успокоилась, — ответила сестра Мадлен. — Успокоимся и мы, потому что похоронили ее с миром.
Перед взором Кит возник белый конверт с надписью — «Мартину».
Сестра Мадлен крепко сжала ее руку:
— Прошу тебя, помни о том, что Элен хотела видеть свою дочь сильной и смело смотрящей в будущее, а не в прошлое. — Кит взглянула на сестру Мадлен с изумлением. Мать действительно хотела этого и выражала свое желание почти теми же словами. — Вот о чем тебе отныне следует думать. Твоя мать будет покоиться с миром, зная, что ты стала такой, какой она мечтала тебя увидеть.
Кит осмотрелась по сторонам. Жители Лох-Гласса готовились прочитать десять молитв за упокой души Элен Макмагон. И это стало возможным благодаря ей, Кит.
Девочка расправила плечи.
«Мама, я сделаю все, что в моих силах», — пообещала она и потянулась к большой холодной руке отца и маленькой дрожащей ладошке Эммета.
Они стояли у могилы. Шел дождь.
Глава третья
Элен Макмагон закурила вторую сигарету. Ей нужно было успокоиться и подумать.
Такого она от Мартина не ожидала. Она полностью сдержала данное ему обещание. Сказала, что не сможет любить его всей душой, потому что не сумеет забыть Льюиса Грея. Сказала, что будет верна Мартину и постарается быть ему хорошей женой, если он позволит ей делать то, что она считает нужным, и не принимать участия в скучной жизни маленького городка.
Поклялась, что если уйдет от него, то обязательно объяснит причину. И все подробно описала в письме, оставленном перед уходом в его спальне. Написала о ребенке. О новой встрече с Льюисом, сказавшим, что их разлука была ошибкой. И что они должны воспользоваться своим шансом на счастье. Написала, что ничего не возьмет с собой. Ничего из того, что дал ей Мартин.
На это письмо ушла целая неделя. Неделя, предшествовавшая уходу. Пусть Мартин объяснит всем причину ее отсутствия как хочет: ушла к другому, уехала к родственникам, заболела и нуждается в лечении. Выбор за ним. Впрочем, если задуматься, обмен получался неравноценный. Она давала ему возможность спасти свою репутацию, но брала куда больше.
Элен сообщила Мартину адрес и телефон лондонской организации, оказывающей помощь беременным ирландкам. Написала, что будет там каждый день с четырех до шести. Если Мартин захочет ей что-то сообщить, пусть позвонит.
Они приехали 30 октября, во второй половине дня, промокшие и уставшие. Элен тошнило. Она выполнила обещание и просидела у телефона четыре дня. Но звонка не было.
Элен написала, что не станет сама обращаться к Мартину, пока тот не решит, как быть. Конечно, ему понадобится время, чтобы все осмыслить. Торопить его она не будет. Она двадцать раз пыталась рассказать ему все, но он каждый раз либо мило увиливал, либо отпускал свои глупые детские шуточки. Поэтому сообщить о своем чрезвычайно важном решении она могла только одним способом: в письменной форме.
Хотя Элен мучительно хотелось сейчас узнать, что Мартин сказал о ней детям, но обещание есть обещание. Теперь слово за ним.
Первые дни совместной жизни с Льюисом Греем, которого она любила всегда, были омрачены ожиданием. Элен копила силы и искала доводы для нелегкого разговора с Мартином, который наверняка станет уговаривать ее вернуться.
Он скажет, что только чудовище может бросить своих детей. Но теперь у нее другой ребенок, за будущее которого она отвечает. Конечно, Мартин не унизится до того, чтобы привлечь к делу детей. Он не станет обращаться с ними как с пешками. Если Мартин сохранит спокойствие и благоразумие, она даст ему совет. Элен заранее отрепетировала фразу о том, что со временем все забывается. Многие люди покинули Лох-Гласс по той или иной причине, и никто о них не вспоминает. Несколько недель люди будут задавать вопросы, а потом скандал утихнет. Мартин перестанет вызывать жалость и насмешки.
Она перед мужем в долгу, а потому сделает все, что будет в ее силах.
Элен ждала его звонка, но тщетно.
— Позвони ему сама, — советовал Льюис.
— Нет, — неизменно отвечала она.
— О господи, Елена, уже понедельник. А ты уехала в среду. Его тактика сведет нас с ума.
— Тактика тут ни при чем, Льюис. Мартин не такой.
Пышные темные волосы обрамляли лицо Льюиса, побледневшее от усталости. На нем был темно-синий пиджак в тон глазам. Элен смотрела на Грея и думала, что красивее его нет никого на свете.
Стоило Элен увидеть Льюиса, как все остальные мужчины перестали для нее существовать. Она до сих пор не могла поверить, что Льюис вернулся. Когда Грей сказал, что просто дал волю алчности, уйдя к богатой женщине, Элен поняла, что это правда.
На лице Льюиса появились морщины. Они делали его еще красивее, но это были морщины печали. Он был счастлив, что Элен сумела простить его. Забыть измену и предательство.
— Я не заслуживаю тебя, — твердил Грей после их новой встречи. — Не понимаю, почему ты меня не прогнала.
Прогнала? Прогнать Льюиса Грея? Мужчину, о котором она мечтала с двадцати трех лет и продолжала мечтать, несмотря на то что в двадцать пять вышла замуж за Мартина Макмагона? Мужчину, о котором она думала каждый раз, когда с закрытыми глазами отдавалась Мартину?
Прогнать? Если бы Элен знала, что может его вернуть, она обошла бы для этого весь свет. Но Льюис сам нашел ее, тайно приехав в Лох-Гласс. Он понял, что Элен — его единственная любовь. И он совершил ошибку, сойдясь с другой женщиной. Отсюда следовало, что Элен тоже совершила ошибку, попытавшись полюбить Мартина Макмагона — доброго, честного аптекаря из Лох-Гласса. Обоим было ясно, что нужно бежать отсюда. Это доказывали короткие часы счастья, украденные весной и летом в лох-гласских рощах. Беременность Элен только ускорила ход событий.
Они грезили о предстоящих приключениях, как влюбленные подростки, которым надоело прятаться от любопытных взглядов жителей маленького городка. Как они будут жить в Лондоне? А вдруг столкнутся с кем-нибудь из обитателей Лох-Гласса? Например, с Лилиан Келли, тайно приехавшей удалять волосы с лица, или с миссис Хэнли, разыскивающей что-нибудь необычное для своего магазина? Они насмешничали, говорили, что все это бред, но сразу после приезда Элен пошла в парикмахерскую и сделала новую прическу. Правда, это было не столько попыткой изменить внешность, сколько символом начала новой жизни.
Элен следила за тем, как летели на пол ее длинные темные волосы, и чувствовала, что вместе с ними с нее спадают даром прожитые годы. Она становилась моложе и сильнее. Льюис любил ее. И это было важнее всего на свете. Вряд ли кто-нибудь увидел бы их в этой части Лондона. Ирландцев можно встретить на Пикадилли-Серкус, Оксфорд-стрит или у родственников, в Кэмдене, но не в Эрлс-Корте.
Им удалось найти квартиру. Точнее, комнату. Дом еще строился; хозяйка успела обставить только первые этажи. А когда у нее дойдут руки до других, Элен и Льюис будут далеко отсюда. Переселятся в дом, более подходящий для семейной жизни. Для супружеской пары с ребенком. Но пока что их дом здесь. Комната в Эрлс-Корте, Лондон, Юго-Запад, 5. Элен повторяла этот адрес снова и снова. Этот город так велик, что приходится говорить людям, в какой его части ты живешь. И добавлять к ее названию номер. После долгих тринадцати лет, прожитых в городке с одной улицей и несколькими переулками, спускавшимися к озеру.
Комната была маленькая, с раскладным диваном. Стены украшали две картины Элис Спрингс, оставленные предыдущими жильцами-австралийцами. Столик, два деревянных стула, потертый ковер, комод с выдвижными ящиками. Мрачные обои, запах плесени. Раковина с ржавыми подтеками, капающий кран, полочка, заменяющая туалетный столик Сливное отверстие, заткнутое куском клеенки.
И все же это их дом. Тот самый дом, в котором ей всегда хотелось жить с Льюисом Греем.
Прошло всего четыре дня, а Элен уже забыла резную мебель, стоявшую в ее спальне, платяные шкафы красного дерева, принадлежавшие родителям Мартина, изящный туалетный столик с круглыми ножками, заканчивавшимися когтистыми лапами. Все это осталось в прошлом. Точнее, осталось бы, если бы Мартин позвонил и сообщил о своем решении.
Льюис не скрывал своих чувств:
— Я не осуждаю его. Честное слово. Мы заставили его страдать, а теперь он отвечает нам тем же. Если бы кто-то увел тебя у меня, я поступил бы точно так же.
Элен не стала спорить. Она прожила с Мартином тринадцать лет и знала, что заставлять людей страдать не в его характере. Больше всего на свете Элен боялась, что он позвонит и начнет плакать. Пообещает стать другим человеком. Таким, как она пожелает.
— Как ты думаешь, он получил письмо? — внезапно спросила она.
— Ты же сказала, что оставила письмо там, где он не сможет его не заметить.
— Так и было.
— А кто-нибудь другой не мог его взять? На конверте было его имя?
— Никто другой его взять не мог. — Элен уже думала об этом. И чтобы сменить тему, тихо сказала: — Я люблю тебя, Льюис.
— И я тебя, Елена…
Он всегда называл ее так. Как-то Элен помогала Кит делать домашнее задание по истории. Остров, на котором Наполеон отбывал ссылку, назывался Святая Елена.
«Как мое имя», — заметила она. «Тебя зовут Элен», — резко поправила ее Кит, словно чувствовала в другом имени матери какую-то угрозу.
— Может, сходим куда-нибудь?
Элен улыбнулась, надеясь, что выглядит не такой старой и усталой, какой себя чувствует.
— Конечно.
Льюис помог ей надеть плащ и протянул красную шаль. Элен завязала ее как цыганка — весело и беспечно.
— Ты такая красавица!
Элен закусила губу. Она часто мечтала, чтобы Льюис вернулся. А теперь, когда они вместе, не могла в это поверить.
Они спустились по лестнице, миновав ванную, которую делили с тремя другими жильцами. На ее стене висели правила, обтянутые целлофаном, чтобы написанное не выцвело от пара. Горячая вода оплачивалась отдельно. В помещении следовало поддерживать порядок, губки не оставлять. Но Элен не жалела об удобной большой ванной над аптекой Макмагона, где мягкие полотенца согревались на батарее, а на полу лежал пушистый коврик, чтобы не зябли ноги.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |