Лондон, вечеринка, устроенная романом абрамовичем в честь покупки футбольной команды

На элитные пьянки меня стали приглашать года с двухтысячного. Тогда народ окончательно очухался после кризиса, стал богатеть, покупать недвижимость в других странах и именно туда приглашать друзей, и именно там справлять юбилеи и свадьбы. Я вел дни рождения и на Лазурном Берегу, и в Монако, и вот однажды меня пригласили поработать в Лондоне на «Русском вечере в "Челси"».

Пригласили не только меня. Нас было очень много. Целый зафрахтованный самолет артистов, а также их подтанцовка, обслуживающий персонал, порядка полутора сотен человек. В отличие от других артистов, я летел туда впервые и чувствовал себя скованно, но, тем не менее, сразу уселся в салоне первого класса, искренне считая, что «если не я – то кто же. Кто же, если не я»?! Рядом с Катькой Лель: единственной, которую знал, и стал изучать окружающих.

– Катька, а это кто?

– Орбакайте.

– Да ладно. В жизни бы не сказал. А че у нее нос не длинный?

– Так она же операцию сделала. Ты что, прессу вообще не читаешь?

– Читаю. Но только когда про меня пишут... А это кто? Галкин?

– Конечно.

«Какая замечательная мысль, свести меня на сцене с Галкиным. Он, типа, хороший; а я, типа, плохой. Он – приличный, я – не очень. Он, типа, красавица; а я, типа, чудовище», – все это я думал, решив, что мы вместе будем вести программу. Ну а что мне еще думать, если я конферансье? Не танцевать же меня пригласили.

Тут вдруг выяснилось, что Галкину в салоне первого класса места не досталось. Причем в своем райдере он указал, где хочет получить место, но так как в самолете они не были распределены, каждый садился куда хотел. Галкин остался без кресла. Он начинает качать права, ругаться со стюардессой, а я понимаю, что, по всей видимости, место, которое предназначалось «великому», занял «ужасный». Прикинувшись пьяным, я отвернулся к окну и захрапел. Кого‑то вывели из первого класса и посадили в бизнес. Я по‑ прежнему усиленно изображал спящую красавицу. Когда все устаканилось, я «неожиданно» протрезвел и, проснувшись, уткнулся в книгу. Но почитать не удалось, звезды усиленно общались между собой. Бродили из салона в салон, громко разговаривали и мешали сосредоточиться. Один немолодой джентльмен, на вид добрый и очень культурный, искал собутыльника. Поняв, что почитать все равно не удастся, присоединился к нему. Он представился как Валерка. Время пролетело почти незаметно.

Выйдя из аэропорта, все потянулись к машинам. За мной не приехал никто. Обратившись к администратору, я поинтересовался, а какая машина для меня?

– А какую вы прописывали в райдере?

– Никакую. У меня и райдера нет.

...Если кто из читателей не знает, райдер – список того, что требуется артисту на гастролях. Ну, например: отдельная гримерка для звезды и еще три для разнополых танцоров. В гримерке звезды, размером 2 на 2 километра, фрукты (только красного цвета), шампанское (и к нему восемнадцать бокалов), три зеркала, две пачки презервативов, стеклянный столик для кокаина, сам порошок (5 кг), десять забитых косяков, четыре зажигалки. Также восемь блядей, четыре из которых блондинки, встречающие тебя на лимузине (24 метра не меньше, с правительственными номерами и мигалками) прямо у трапа. И еще четыре с разноцветными волосами (красный, синий, зеленый и фиолетовый в крапинку), ждущие тебя в президентском номере отеля (не меньше восьми звезд), где ты и будешь жить. Стоит обратить особое внимание на выбор 28‑ми охранников. Чтобы все были блондины с голубыми глазами, ростом в пределах от двух метров тринадцати сантиметров до двух метров четырнадцати сантиметров. На площадку должны вынести новый микрофон, при тебе же распечатанный (чтобы никто в него еще не пел). А звуковиком должен быть мальчик с длинными волосами и сорок шестым размером ноги, одетый в полосатые кожаные джинсы. Перед выходом на сцену девочка с сороковым размером одежды и бюстом пятого размера, метр девяносто девять ростом, половина головы которой выкрашена в белый цвет, а половина – в черный, должна поднести вам бокал мартини с водкой, «встряхнутого, но не размешанного». После концерта на сцену должны вынести четыре корзины роз (белые, красные, коричневые и серо‑буро‑малиновые в крапинку). Две девушки во время концерта должны кинуть вам свои лифчики и один парень порезать вены прямо на сцене с криками «Ты мой кумир!». Выступление должно быть освещено ста двадцатью четырьмя глянцевыми журналами, с тиражами не менее четырех миллионов экземпляров. И на обратном пути у трапа самолета должна стоять толпа из 999 мужчин, 253 женщин и 57 детей с надувными шариками фирмы «Дюрекс», кричащих «Мы тебя никогда не забудем!» до тех пор, пока самолет не разовьет крейсерскую скорость и не поднимется на высоту 9 756 метров.

В случае невыполнения хотя бы одного из пунктов считается, что принимающая сторона не выполнила свои обязательства. И вследствие этого артист свободен от выполнения своих.

Гонорар не возвращается.

Затраты на райдер иногда могут превышать гонорар артиста в несколько раз.

...Надо вам сказать, что мне и в голову не приходило заказывать определенный автомобиль, президентские апартаменты или блядей. Нормальные люди всегда сами нормально встречают. А к ненормальным я не езжу. Вот и сегодня готов был поехать на практически любой машине, присланной Абрамовичем. Но не было никакой.

– Что же мне делать?

– Садись в автобус к персоналу или к «Дискотеке "Авария"», – предложил сердобольный администратор.

На автобусе с челядью мне не хотелось. А «Дискотека»... «Неужели они тоже летели с нами? Че же я их не узнал‑то? – думалось мне. – По телевизору‑то я их видел. А вживую всего раз десять, и то на пьяную голову».

И вот тогда мною было принято волевое решение применить правило профессионального тыка. Подойдя к одному прилично одетому джентльмену, поинтересовался, на чем он едет.

– На автобусе. А за вами что, не приехали?

– Нет.

– Попробуйте с «Дискотекой».

– А где они?

– Да вон.

И я помчался в указанном направлении.

– Привет, Ромка, – начали они. – Ты с нами едешь?

– Если можно.

– А что, у других места нет?

– Вроде нет.

– Ну садись.

Проведя полчаса в приятной беседе с интеллигентными людьми, приехал на место выступления. Зайдя в спортивный комплекс «Челси», я успел заметить, что «Валерик» зашел в гримерку с надписью «Меладзе».

«Так вот это кто!» – подумал я. И пошел искать свою грим‑уборную. Ее не было. Я обратился к администратору с вопросом, где же мне переодеваться.

– Где хотите. Ведь вы в райдере не указали, что вам нужна отдельная гримерка.

– Так у меня и райдера нет.

– А что же вы тогда от меня хотите?

Решив, что ничего от него уже не хочу, переоделся прямо в коридоре. И пошел остопариться и закусить в специально накрытый для артистов зал. Здесь было все так же богато, как и в зале для гостей, только менее пафосно. Кухня‑то одна. Французская... Что в основном зале, что здесь... что в Москве. Поскольку вечера русские – то и поваров‑французов, и официантов привезли сюда из очень известного московского ресторана.

– Что делаешь? Пьешь? – поинтересовался администратор.

– А че еще делать?

– Готовиться!

– А где Галкин?

– Зачем тебе Максим? Ты выступаешь один. Блоком на десять минут. Артистов очень много, поэтому все по десять минут, и до свидания.

– Материться можно?

– Ты что, упал? Конечно нет!

– А что же мне тогда делать?

– Что хочешь.

Хмель сняло как рукой. Я стал судорожно соображать, чем же мне удивить достопочтенную публику.

Подумалось так: у меня есть парочка приличных песен, один стишок – это на четыре минуты. А дальше проведу конкурс анекдотов еще на шесть. И все в ажуре.

Минут за десять до своего выхода я переместился в «предбанник» перед сценой, где тусовался Галкин, который вел программу. Мы познакомились, человек он оказался совсем не плохой. Что он подумал про меня, мне неизвестно. А вот про публику сказал, что тяжелая.

... На сцене я понял, насколько он прав. Публика была еще та. В зале полным ходом шла своя жизнь: люди пили, закусывали, о чем‑то болтали. Обилие российских звезд отнюдь не приводило их в трепет. А Абрамович, увидев меня, и вовсе решил свалить.

– Роман, куда вы? Останьтесь. Я материться не буду.

– Точно? – строго спросил он.

– Честное слово. Я обещал.

Лучше бы я матерился!

Он уселся за столик, а я объявил первую песню, которую тут же и спел. Обычно она пользуется успехом, но сегодня пошла как‑то вяло. Вторую решил не исполнять. Юмористический стишок был прочитан при гробовой тишине. «Меня не слышат – это минус. Но и не гонят – это плюс!» – попытался я сам себя взбодрить и перешел к заключительной части Марлезонского балета – конкурсу анекдотов.

– Ну, кто хочет со мной сразиться? Можно даже на деньги. Минимальная ставка – сто долларов.

У людей, по всей видимости, не было денег... только фунты. Тишина.

– Ну смелее!

И здесь одна добрая душа в женском обличье поднимает руку, я подхожу. Дама рассказывает какую‑то

полную хрень. Потом вторая – то же самое. Третья... Наконец, я обращаюсь с призывом к мужчинам посоревноваться: «Есть ли в зале мужчины, ибо дамы, как вы только что убедились, не компетентны в этом вопросе?» И тут вижу поднятую вверх мужскую руку. Подхожу, прошу представиться. Зал смеется.

– Гена, – отвечает джентльмен, – а вас как?

Тут я с ужасом понимаю, что это Хазанов, которого я просто не узнал и, стало быть, нажил себе злейшего врага.

– Роман, – потупив взор, ответил я.

– Очень приятно, чем занимаетесь?

– Да, собственно говоря, тем же, чем и вы.

– А‑а‑а, вы тоже в гостях?

– Нет... Я... это... работаю. Не желаете ли анекдот рассказать?

– Желаю.

– Итак, господа и дамы! Битва титанов!

– Второго не вижу, – ехидно замечает он.

– Это же вы, Геннадий Викторович, – парирую я, четко понимая, что теперь мне точно кранты.

– Итак, встречаются Галкин с... Как, извините, ваша фамилия?

– Трахтенберг.

– Встречаются Галкин с Трахтенбергом, встречаются... Прошу!

– Что‑то я про себя анекдотов не слышал. По‑моему, их вообще нет.

– А про меня есть... Так что? Не знаете?

– Нет.

– Встречаются‑встречаются... А пожениться никак не могут.

Я перевожу взгляд на Галкина. Он сидит за столиком в зале и смеется. То есть в его лице поддержки я не найду.

– Геннадий Викторович, а при чем здесь я‑то? За Галкина не отвечаю, но я не такой. Вы просто решили меня развести.

– Ну хорошо, другой анекдот. Сын вернулся из Оксфорда, подходит к отцу и говорит... Знаете?

– Пока нет.

– Да вы не пока не знаете, вы вообще ничего не знаете.

– Геннадий Викторович, вы продолжайте. Не отвлекайтесь.

– Так вот. Сын говорит: «Папа, я закончил Оксфорд, что дальше?»... Роман, вы знаете, что дальше?

– Пока нет. Продолжайте.

– Продолжаю: «Сынок, ты теперь не просто мой сын, а и компаньон. Тебе принадлежит пятьдесят процентов всех моих акций. Какие у тебя мысли на этот счет?..» Роман, какие у вас мысли на этот счет?

К своему ужасу, я понимаю, что анекдота не знаю. Пытаюсь спасти ситуацию:

– Осталась последняя фраза?

– Последняя‑последняя, не волнуйтесь. Вам сейчас лучше переживать о том, что вам делать дальше. Ибо как артист – вы...

– Геннадий Викторович, давайте лучше закончим анекдот.

– Не закончим, а закончу. Вы же его не знаете?

– Не знаю.

– А что вы вообще знаете?

– Итак! «...Какие мысли у тебя на этот счет»?

– Это вы о чем?

– Я про анекдот.

– А, так вы его точно не знаете?

– Не знаю, не знаю.

– А зачем вы тогда вообще вышли на сцену? Кто вас вообще приглашал?

– Итак! «...Какие мысли у тебя на этот счет»?

– Папа, купи мою долю! – победоносно завершает он. И увидев у меня на груди звезду Давида, усыпанную бриллиантами, спрашивает: «Это у вас что такое?»

– Магендовид.

– А‑а‑а, вот на него мы и играли.

Бурные овации в зале. Люди следят, кто же все‑таки кого. А чего тут следить‑то? Я не просто проиграл. Я раздавлен и убит. Не просто сбит с коня, но еще и засыпан землей. Это провал. У меня их не было.

Но теперь зато – есть. Остается только повернуться к публике и попытаться хоть как‑то сгладить ситуацию.

– Ну что ж. Я так всегда и думал: для того чтобы стать чище, не нужно часто мыться. Достаточно просто обосрать соседа. С вами был Роман Трахтенберг. Пока.

Ухожу со сцены под вялые хлопки и бодрое вступление Сердючки. Нервно закуриваю, тут же из зала подходит один из гостей и говорит: «Роман, мы вас очень любим. Не расстраивайтесь. А что вы такого сделали Хазанову? Бабу, что ли, у него увели?»

– Да вы что? Я с ним даже не знаком.

– А чего же он так?

– Не знаю.

– Не расстраивайтесь. В этом случае он просто мудак.

Я пошел в накрытый зал, шлепнул триста граммов вискаря. И, не переодеваясь, как был в концертном костюме, вышел на улицу под проливной дождь. Поймал такси и отправился в отель. На душе было погано.

...Назад летели той же компанией». Смотреть артистам в глаза было стыдно. Спасибо Катюшке Лель и Меладзе – единственные, кто поддержали меня. Посоветовали не брать в голову. А я не мог выбросить это из башки, сидел и думал, как же так?

Я на его шутках воспитывался, заучивал его монологи. Это человек – эпоха, время которой, к сожалению, ушло. На последних хазановских концертах я не улыбнулся ни разу. Он – пародия на молодого самого себя. В свое время про него складывали анекдоты и небылицы. Он и сейчас легенда, которой, к сожалению, я не являюсь.

Поразило не то, что он меня обосрал. Хотя и это поразило: мы с ним не были соперниками по площадке. Но он решил показать ху из ху. И сделал это зло и некрасиво. После этого везде он рассказывает про меня, что «люди без образования заполонили российскую эстраду...». Так у меня же есть образование. Я пришел к ним в гости. Играл по их правилам, а он меня обгадил. Будь он не артистом, а просто бизнесменом, все бы тогда порадовались, что он не только богатый, но и умный, а Трахтенберг, дескать, пытался жопу пальцем напугать. Но здесь была другая ситуация – артист обосрал артиста, что непозволительно. Я сам могу задирать кого угодно, если он на сцене и я на сцене. Но зрителям не отдам на растерзание даже своего потенциального конкурента.

Дата добавления: 2015-10-28