|
Читайте также: |
«Все в порядке». — Джон опустил взгляд на футляр в ее руке. — «Что это?»
Хотя, он уже и так знал ответ… Срань Господня, неужели она ее достала…
— То, что нам требовалось найти.
В приступе паники Джон с ног до головы принялся тщательно осматривать Хекс, выискивая признаки травм, но ничего не обнаружил. Она вошла в логово Банды Ублюдков и вышла оттуда в целости и сохранности.
Неосознанно Джон рванул вперед, сгреб Хекс в охапку и крепко прижал к себе. Когда она обняла его в ответ, он почувствовал, как к спине прижался футляр с винтовкой и был просто… чертовски рад, что Хекс жива и здорова. Джон был так чертовски рад…
Черт, он сейчас расплачется.
— Ш-ш-ш, Джон. Все нормально. Я в безопасности. Со мной все в порядке…
Пока Джона колбасило, Хекс прижимала его к себе со всей имеющейся у нее силой, удерживая их вместе, обволакивая его именно той глубинной любовью, которую потерял Тор.
Почему кому-то везет, а кто-то несчастлив — что это за чертова жестокая лотерея.
Джон, наконец, разорвал объятия, вытер лицо и показал жестами:
«Ты придешь на церемонию Забвения Велси?»
Никакого колебания.
— Однозначно.
«Тор сказал, что ему хотелось бы, чтобы мы сделали это вместе».
— Хорошо, это хорошо.
В этот момент вышли Вишес и Тор, и взгляд обоих тут же устремился к футляру.
— Ты просто фан-мать-твою-тастична, — протянул Ви с благоговением.
— Придержи свой порыв целовать меня в зад — я не смогла его открыть. — Хекс протянула футляр Брату. — Замок открывается по отпечатку пальца. Мне понадобится твоя помощь.
На губах Ви появилась злорадная усмешка:
— Не в моих правилах отказывать в помощи даме. Приступим.
Когда Ви с Хекс поставили футляр на кухонную стойку, Джон оттянул Тора в сторонку. Кивнув на урну в бархатном чехле, он показал:
«Хочешь, чтобы я остался подольше?»
— Нет, сынок, оставайся со своей женщиной… вообще-то, мне нужно ненадолго отойти. — Тор погладил бархат. — Но для начала мне бы хотелось отнести ее в свою комнату.
«Что ж, ладно. Супер».
Тор кратко и крепко обнял его, а затем скрылся за дверью в туннеле.
Из кухни послышался голос Хекс:
— Как ты собираешься… ладно, это сработает.
Джона окутал запах жженого пластика. Ви снял перчатку и положил указательный палец своей горящей руки на механизм замка, от которого начали подниматься темно-серые клубы отвратительного едкого дыма.
— Мои отпечатки подходят к любым замкам, — сострил Брат.
— Ясно, — пробормотала Хекс, положив руки на бедра и наклонившись вперед. — Когда-нибудь пробовал этой штуковиной приготовить барбекю?
— Только из лессеров… но они совсем не съедобны.
Оставаясь позади, Джон смотрел перед собой и просто… да ладно, он был просто потрясен своей женщиной. Кто, черт возьми, еще мог сделать подобное дерьмо? Наведаться в скрытое логово Банды Ублюдков. Обшарить его, найти винтовку, как само собой разумеющееся. И вернуться, как ни в чем не было, словно не сделала ничего более невероятного, чем 1111111 заказ в «Старбаксе».
Почувствовав на себе его взгляд, она обернулась.
Всецело открывшись эмоционально, чтобы между ними не осталось никаких барьеров, Джон передал ей все, что чувствовал…
— Ну вот, — объявил Ви, затем отнял светящуюся руку и снова натянул на ее перчатку.
Повернув футляр с оружием к Хекс, Брат произнес:
— Как насчет того, чтобы мы оказали тебе честь.
Хекс сосредоточилась на футляре и приоткрыла то, что притащила в дом, отпирая покореженный механизм замка.
Внутри оказалась пара винтовок, покоящихся на черной подушке, а также оптический прицел.
— Вот оно, — выдохнула она.
«Она это сделала», подумал Джон. Он был готов отдать свое левое яйцо, что одна из тех винтовок окажется оружием, из которого ранило Рофа.
«Охренеть, она это сделала».
В его внутренностях начал зарождаться оглушительный гул гордости, согревающий все его тело. Губы растянулись в такой широкой улыбке, что свело щеки. Глядя на свою женщину и на результат критически важной миссии, который она принесла в семью, Джон хотел бы оказаться в тени, потому что весь так и светился.
Он был так неимоверно… горд.
— Это чертовски многообещающе. — Ви закрыл футляр. — У меня в клинике есть оборудование, которое нам понадобится вместе с той самой пулей. Приступим.
— Минуту.
Хекс повернулась к Джону и подошла к нему. Когда она заключила его лицо в ладони и заглянула в его глаза, Джон знал, что его женщина прочитала все, что накопилось внутри него.
Поднявшись на цыпочки, она прижалась к нему губами и сказала три слова, которые он никак не ожидал снова услышать так скоро.
— Я люблю тебя. — Она снова поцеловала его. — Я так сильно люблю тебя, мой хеллрен.
ГЛАВА 69
Переводчики: Stinky, lorielle
Вычитка: lorielle, Светуська
По ту сторону Гудзона, к югу от особняка Братства, в темноте хижины сидела Женщина. Она оставалась в таком положении с наступления ночи. Осень усилием воли отключила свет, и отсутствие освещения заставляло снежный пейзаж в лунном сиянии казаться ярким, как днем.
С того места, где она сидела, открывался вид на широкую реку — недвижимое пространство, несмотря на то, что вода замерзла только у берегов.
Но, похоже, она была полностью погружена в свои мысли, прокручивая эпизоды из ее жизни, и панорама ее мало интересовала, да и видно было не так немного.
Прошло много часов с тех пор, как ее навестила Хекс. Луна сменила свое положение на небе, как и черные тени, отбрасываемые деревьями на белоснежной земле. Во многих отношениях время не имело значения, но имело свое воздействие: чем дольше Осень размышляла обо всем случившемся, тем более ясно видела себя. То, что она осознала раньше, больше не шокировало ее, и она все дальше погружалась в…
В осознание того, что она сама начала меняться после…
Сначала темная вспышка, появившаяся на зимнем пейзаже, показалась ей всего лишь еще одной тенью, отбрасываемой стволом дерева на краю владений Хекс. Вот только она двигалась.
Была живой.
И… не животным.
Это был мужчина.
Внезапный приступ страха заставил Осень вскочить на ноги, но опередивший инстинкт, тут же поведал ей о том, кто там находился. Это был Тормент.
Тормент пришел сюда.
Первой мыслью Осени было спуститься в подземное убежище и сделать вид, что она его не заметила… а учитывая то, как Брат выжидающе стоял на лужайке, предоставляя ей достаточно времени его опознать, казалось, что он поддерживает ее отступление.
Однако Осень не собиралась сбегать. Она уже достаточно набегалась. На протяжении своих нескольких жизней.
Осень поднялась с кресла, подошла к двери, которая открывалась в сторону реки, отперла замок и распахнула ее. Скрестив руки на груди, защищая себя от холода, она вздернула подбородок и ожидала, когда подойдет Тор.
И он так и сделал. Хрустя тяжелыми ботинками по насту, Брат медленно подошел. На его лице читалась мрачная решимость. Тор выглядел как обычно: высокий, широкоплечий, с густыми волосами с седой прядью, но его красивое, серьезное лицо отметили новые линии.
«Как странно примечать на нем какие-то метаморфозы», подумала Осень.
Очевидно, тому виной было собственное изменение.
Когда Тор остановился перед ней, Осень прочистила горло, сбивая першение в горле от горьковатого морозного воздуха. Однако первой так и не заговорила. Это должен был сделать он.
— Спасибо, что вышла, — проговорил Тор.
Осень кивнула, не желая облегчать то небрежное извинение, которое он мог ей предложить. Нет, она больше не станет облегчать ему это действие… или кому-либо еще.
— Я хотел бы поговорить… если у тебя найдется минутка?
Чувствуя, как холодные порывы ветра треплют ее одежду, Осень кивнула и отступила внутрь дома. Хотя ранее в хижине Хекс не ощущалось тепло, сейчас же тут было как в тропиках. И стало тесно.
Осень опустилась в кресло, предоставив Тору выбор: стоять или тоже присесть. Он выбрал первое, встав прямо перед ней.
Тор сделал глубокий вздох, словно ему требовалось время собраться перед каким-то решением, и заговорил четко и лаконично, словно заранее отрепетировал речь:
— Мне не принести достаточно извинений за все те слова, что тебе наговорил. Это было абсолютно несправедливо и непростительно. Да, этому нет прощения, поэтому даже не буду пытаться как-то оправдываться. Я просто…
— Знаешь что? — перебила она его ровным голосом. — Часть меня желает сказать тебе катиться к черту… забрать свое извинение и со своим грустным выражением глаз и тяжелым грузом на сердце больше никогда и не при каких обстоятельствах не приближаться ко мне.
После долгого молчания Тор кивнул:
— Что ж. Понятно. И вполне это уважаю…
— Но, — снова оборвала его Осень, — я провела всю ночь в этом кресле, раздумывая над твоими откровениями. Вообще-то, ни о чем другом я больше не думала с тех пор, как тебя покинула. — Она резко перевела взгляд на реку. — Должно быть, ты похоронил меня ночью, подобной этой.
— Верно. Вот только тогда шла метель.
— Должно быть было трудно копать замерзшую землю.
— Трудно.
— Да, и мозоли тому доказательство. — Осень сосредоточила взгляд на Торменте. — Честно говоря, когда ты покинул мою послеоперационную палату в тренировочном центре, я оказалась близка к саморазрушению. Мне важно, чтобы ты это понял. После твоего ухода я не думала, не чувствовала, только дышала, и то потому, что тело делало это за меня.
В его горле зародился звук, словно из-за сожаления Тор не мог обрести голос, чтобы что-то произнести.
— Я всегда знала, что ты любишь только Велси, и не только потому ты в самом начале сказал мне об этом… а потому что это все время было очевидно. И ты оказался прав: я влюбилась в тебя и пыталась это скрыть, по крайней мере, сознательно потому что знала, что это принесет тебе лишь нестерпимую боль… мысль, что ты позволяешь приблизиться к себе какой-то женщине… — Осень покачала головой, словно представив, какое это оказывало на него воздействие. — Я действительно хотела оградить тебя от еще большей боли, и честно хотела помочь освободить Велси. Ее место нахождения волнует меня, так же как и тебя… и дело совсем не в том, что я хотела себя наказать, а в том, что я действительно любила тебя.
Дражайшая Дева-Летописеца, он был таким неподвижным. Едва дышал.
— Я слышала, что ты продаешь ваш с ней дом, — продолжила она. — И раздаешь ее вещи. Думаю, тем самым ты пытаешься предпринять еще одну попытку перемещения Велси в Забвение, и я надеюсь, что это сработает. Надеюсь, что для вас двоих это сработает.
— Я пришел сюда, чтобы поговорить о тебе, а не о ней, — тихо произнес Тор.
— Ты очень добр, но знаешь, я сворачиваю разговор на вас с ней не потому, что чувствую себя жертвой какого-то неудачного романа, который плохо закончился, а потому, что наши отношения в этот период всегда были основаны на тебе. Может, тут была и моя ошибка, но также и характер того цикла, который мы завершили.
— Цикла?
Осень поднялась, желая быть с Торментом на равных.
— Как и у природы, у нас есть цикл. Когда впервые пересеклись наши пути, все дело было во мне, моем эгоизме, моей зацикленности на переживаемой мной трагедии. В этот раз все дело в тебе, твоем эгоизме, твоей трагедии, через которую пришлось пройти тебе.
— О, Господи, Осень…
— Как ты сам подчеркивал в разговорах со мной, мы не можем отрицать истину, поэтому не следует и пытаться. И полагаю, что никто из нас больше не станет это оспаривать. Теперь мы пришли к какому-то подобию согласия между собой, наши прегрешения друг против друга — прощены и забыты, и слова уже сказаны, которые никто из нас не сможет уже забрать назад. Я всегда буду сожалеть о положении, в которое поставила тебя, использовав твой кинжал так много лет назад, и можешь не говорить мне, что чувствуешь глубокую скорбь, стоя теперь предо мною — я вижу, это написано на твоем лице. Ты и я… составили полный круг, и он завершился замкнувшись.
Он моргнул, пытаясь удержать на ней взгляд. Затем коснулся большим пальцем брови и потер лоб, словно ее слова причинили ему боль.
— Ты ошибаешься в том, что сказала в конце.
— Я не понимаю, как можно спорить с тем, что вполне очевидно.
— Я тоже много думал. И не собираюсь спорить с тобой об этом, но хочу, чтобы ты знала — я был с тобой для большего, чем просто ради Вэлси. Я не понимал этого в то время — или не мог себе позволить… твою мать, я просто не знаю. Но я твердо уверен, что в огромной степени это было так и из-за тебя, и после твоего ухода, это окончательно прояснилось…
— Тебе не нужно извиняться…
— Речь не об извинении. А о том, как я проснулся и потянулся за тобой, желая, чтобы ты оказалась как можно ближе ко мне. О том, как я подумал о заказе второй порции еды на тебя, а потом, вспомнил, что тебя нет, чтобы я мог тебя покормить. О том, что даже вовремя упаковки одежды моей покойной пары, я думал о тебе — слишком много, на мой взгляд «О том» было не просто ради Вэлси, Осень, и думаю, я понял это во время твоей Жажды, поэтому и сорвался. Я полтора дня провел сидя на заднице, уставившись в темноту, пытаясь все это осознать, и не знаю… думаю, я, наконец, нашел в себе мужество быть абсолютно откровенно честным с самим собой. Потому, что не так просто, когда любишь кого-то, а потом раз и этого человека уже нет, а затем вдруг приходит кто-то другой и занимает всю ее территорию в твоем сердце. — Он поднял руку и ударил себя кулаком в грудь. — Это было ее, и только ее. Во веки веков. Или, по крайней мере, я так думал… но потом случилось все это дерьмо, а затем появилась ты… и этот круг с тобой… черт, я не хочу его замыкать.
Теперь пришла ее очередь чувствовать себя и выглядеть полностью потрясенной, ее тело застыло, пока она прилагала усилия в попытке постичь его слова.
— Осень, я люблю тебя — именно поэтому я и пришел сегодня сюда. Мы должны быть вместе, и ты должна была это узнать, и я хотел, чтобы ты услышала это от меня. А также хочу сказать, что я в этом абсолютно уверен, потому что…, — он глубоко вздохнул. — Хочешь знать, почему Вэлси забеременела? Не потому, что я хотел малыша. Потому, что она понимала, что каждую ночь, когда я уходил из дома, то мог не вернуться, погибнув на поле боя, и, как она сказала, она нуждалась в чем-то, ради чего смогла бы продолжать жить. Если бы я умер первым? Она хотела строить свою жизнь дальше самостоятельно и… странное дело, но я бы хотел, чтобы она так и сделала. Даже если в ее жизнь вошел бы кто-то другой. Полагаю я понял, что… она бы не хотела, чтобы я оплакивал ее вечно. И хотела, чтобы я двигался дальше… и у меня кто-то был.
Осень открыла рот, чтобы ответить, но у нее ничего не вышло.
Неужели она действительно правильно расслышала все, что он только что ей сказал…
— Алли-мать-вашу-луя!
Когда Осень издала испуганный писк, а Тор выхватил черный кинжал, в центр комнаты вплыл Лэсситер.
Ангел пару раз хлопнул в ладоши, а затем поднял их к небесам, как проповедник.
— Наконец-то!
— Господи, — прошипел Тор, убирая кинжал в ножны. — А я-то думал, что ты уже исчез!
— Хорошо-то как, почти как рождение того парня в яслях. И, поверь, я пытался зарегистрировать свою отставку, но Творец не заинтересовался в том, что я собирался ему сказать. Как обычно.
— Я пару раз вызывал тебя, но ты не появился.
— Ну, сначала я безумно был зол на тебя. А затем просто было вломак к тебе приходить. Я знал, что ты пришел к какому-то знаменателю. — Ангел подошел к Осени и положил руку ей на плечо: — Ты в порядке?
Она кивнула и попыталась выдавить из себя что-то близкое к «Угу».
— Так все о'кей, да? — переспросил Лэсситер.
Тор качнул головой:
— Ни к чему не принуждай ее. Она свободна делать свой выбор, как было всегда.
Сказав это, он развернулся и пошел к выходу. Но прежде чем открыть входную дверь и выйти, он оглянулся через плечо, и его синие глаза сфокусировались на ней:
— Церемония прощания с Вэлси состоится завтра вечером. Я хотел бы, чтобы ты была там, но я пойму, если ты все же не захочешь прийти. И, Лэсситер, если уж собираешься остаться с ней, то надеюсь, ты окажешься полезным и напоишь ее чаем с тостами? Она любит хлеб на закваске обжаренный с обеих сторон со сладкими сливками, желательно взбитыми, и немного клубничного джема. О, и она пьет «Эрл Грей» с одной чайной ложкой сахара.
— Я что… похож на дворецкого?
Тормент просто посмотрел на нее долгим взглядом, тем самым давая ей возможность увидеть, что он абсолютно уверен и его уверенность неизменна и обоснована им же — твердо и веско, но никоим образом не имела ничего общего с бременем обязательств, и все, что было сказано — шло из его души.
Он на самом деле преобразился.
Кивнув напоследок, Тор вышел на заснеженную лужайку… и дематериализовался в плотном воздухе.
— У тебя телик здесь есть? — услышала Осень вопрос Лэсситера, грохотавшего дверцами шкафчиков на кухне.
— Тебе вовсе не обязательно тут оставаться, — пробормотала она, все еще в смятении глядя себе под ноги.
— Просто скажи, что у тебя тут есть телик, и я счастливчик.
— Да, есть.
— Ура, тогда сегодня мой счастливый день; и не парься, я постараюсь не дать нам заскучать. Спорим, я смогу нам найти марафон «Настоящих домохозяек»[81].
— Что? — спросила она.
— Надеюсь, что это будет Нью-Джерси. Но сойдет и Атланта. Или Беверли Хиллз.
Встряхнувшись, она предприняла попытку взглянуть на него, но смогла только моргать, потому что практически ослепла от включенного им света.
Ой, стоп, — это он сам так сиял.
— Ты это серьезно? — спросила она, находя невероятным, что мужчина собирается обсуждать человеческие телесериалы в такой ситуации.
Стоящий за кухонной плитой Ангел улыбнулся с туманным намеком и подмигнул ей:
— Только представь — если позволишь себе поверить Тору и откроешь ему свое сердце, вы сможете избавиться от меня насовсем. Все, что тебе для этого требуется — это отдать себя ему: ум, тело и душу, детка, и я буду паинькой и тут же исчезну, и тебе не придется вникать, что это еще за Настоящие Домохозяйки такие.
ГЛАВА 70
Переводчики: lorielle, Stinky, Carlotta, ianina, Amelia, ВикиТори
Вычитка lorielle, Светуська
Следующим вечером, как только на город опустилась ночь, Эссэйл, сын Эссэйла, прошел через свой стеклянный дом к гаражу. Проходя мимо задней двери особняка, он взглянул на замененные еще осенью стекла.
Ремонт был проделан до последнего гвоздя тщательно и чисто. И никто не смог бы сказать, что здесь вообще когда-либо случалось что-то жестокое.
Чего нельзя было сказать о событиях произошедших той кошмарной ночью. Хотя в соответствии с календарем дни шли за днями, сменялись времена года, луна возрастала и убывала, но не исправить произошедшего, не возместить тот ущерб.
Он предполагал, что Кор добивался не этого.
Более того, этой ночью он собирался узнать, насколько далеко зашло дело.
Глимера была до смешного чертовски медлительна.
Эссэйл включил систему сигнализации отпечатком большого пальца, направился в гараж, открыл его и побрел мимо «ягуара». У «рендж ровера», стоявшего в дальнем конце гаража, были огромные шины с когтеобразными шипами — эту его новую игрушку, наконец, доставили на прошлой неделе. Как бы сильно Эссэйл ни любил «ягуар» XKR, он устал от ощущения, что управляет жирной коровой на льду.
Оказавшись внутри усовершенствованного внедорожника, Эссэйл нажал на кнопку открытия ворот гаража и начал ждать. Затем завел двигатель, выехал наружу, развернулся и подождал, пока ворота опустятся на место.
Элан — сын Ларекса — был настоящим куском дерьма, аристократом, который реально действовал Эссэйлу на нервы: слишком близкородственные браки в семье и слишком много денег напрочь изолировали его от реалий жизни. Без атрибутов своего положения мужик был способен ориентироваться в жизни не более, чем несмышленый младенец, а если короче — был просто больным на всю голову отморозком.
И все же, волею судьбы, этот парень занимал положение, благодаря которому мог привнести больше изменений, чем был достоин. После лессеровских рейдов, не являясь членом Братства, он стал самым высокопоставленным членом Совета, за исключением Ривенджа, который так сильно снюхался с Братством, что уже вовсю мог носить черный кинжал на груди.
В силу этих обстоятельств Элан и созвал это маленькое ночное неофициальное собрание.
Которое не включало в себя присутствие Ривенджа. И, скорее всего, на котором будет обсуждаться мятеж.
Не то, чтобы кто-то столь высокоинтеллектуальный, как Элан назвал бы это именно так. Нет, предатели, носившие шейные платки и шелковые носки, были склонны описывать свои действия куда как большим количеством усовершенствованных терминов, но вряд ли формулировка что-то меняла.
Хоть Эссэйл и мчался на приличной скорости, поездка до имения Элана заняла добрых сорок пять минут, несмотря на то, что дороги были посыпаны, а улицы расчищены. Естественно, он мог бы сэкономить время, дематериализовавшись, но, если дела пойдут из рук вон плохо, и окажется ранен и не сможет исчезнуть самостоятельно, он должен быть уверен, что у него будет возможность себя обезопасить и благополучно ретироваться.
Его брали для обеспечения безопасности только единожды, и то это было давно. И впредь не повторялось. К тому же, Братство было очень умно. Не поступало ни одного сообщения, будет ли сегодня вечером совершен набег на вновь возникшую интригу — тем более, если там должен был появиться сам Кор.
Убежищем Элана служил милый кирпичный особняк в викторианском стиле, украшенный резными деревянными кружевами, отмечающими каждый пик и угол. Расположенный в небольшом сонном городишке с населением всего в тридцать тысяч человек, он находился вдали от переулка и рядом с рекой, протекавшей вдоль одной из стен имения.
Выйдя из машины, он не стал застегивать черепаховые пуговицы своего пальто из верблюжьей шерсти и надевать перчатки. А также не стал застегивать на все пуговицы свой двубортный пиджак.
Его пушки хранились практически у сердца и он не хотел ограничивать себе доступ к ним.
Эссэйл неспешно приближался к парадной двери, негромко постукивая своими дорогими черными ботинками по расчищенной от снега дорожке, в то время пока дыхание изо рта вырывалось белыми клубами пара. Над головой светила яркая, как галогенная лампа и полная, как обеденная тарелка луна, отсутствие облаков и влажности позволяли ее свету с истинной силой дождем проливаться с небес.
Шторы на всех окнах были задернуты, поэтому он не мог сказать в сборе ли все, но его бы не удивило, если бы они уже все собрались, дематериализовавшись прямо к месту сбора.
Недоумки.
Только он ударил кулаком по дверному звонку, как дверь тут же распахнул чопорный доджен-дворецкй, согнувшийся в низком поклоне.
— Господин Эссэйл. Добро пожаловать. Могу я взять ваше пальто?
— Нет, не можешь.
Это вызвало небольшое замешательство, по крайней мере, до тех пор, пока Эссэйл не посмотрел на слугу, подняв бровь.
— Ах, ну конечно же, мой господин… прошу, проходите сюда.
Слуха Эссэйла достигли мужские голоса, аромат корицы и сидра наполнили его ноздри. Следуя за дворецким, он позволил сопроводить себя в просторную гостиную, обставленную мебелью из красного дерева той же эпохи что и сам дом. И среди всего этого антиквариата расположились с десяток мужчин во главе с хозяином сие имения — все в идеальных, соответствующих случаю костюмах, с галстуками или повязанными на шеях шейными платками.
При его появлении в разговоре образовалась заметная пауза, а это показывало, что не все ему здесь доверяли.
И это, вероятно, была единственная мудрая вещь в этой компании.
Хозяин дома отделился от группы гостей и приблизился к нему с самодовольной улыбкой:
— Как любезно с вашей стороны почтить нас своим присутствием, Эссэйл.
— Благодарю за приглашение.
Элан нахмурился:
— Где мой доджен? Он должен был принять у вас пальто…
— Я предпочел оставить его. И хотел бы занять место вон там. — Он кивнул в один из углов, из которого обеспечивался наиболее широкий обзор. — Надеюсь, мы сможем начать как можно скорее.
— Несомненно. С вашим приездом мы ожидаем только еще одного гостя.
Эссэйл кинул прищуренный взгляд на мелкие бисеринки пота, покрывающие кожу между носом и верхней губой мужчины. «Кор выбрал правильную пешку», подумал он, подходя к креслу и опускаясь в него.
Дуновение внезапного порыва сквозняка объявило о прибытии последнего гостя.
Когда Кор ступил в комнату, произошло чертовски намного большее, чем затишье в болтовне. Все разом замолчали, и толпа неуловимо колыхнулась, перестраиваясь, когда каждый из аристократов сделал шаг, отступая назад.
А затем снова — сюрприз! Кор прибыл более чем с одним сопровождающим.
Грохоча сапогами, Банда Ублюдков вошла в полном составе, и выстоялась полукругом позади своего предводителя.
В жизни и при личном знакомстве, Кор был именно таким, каким всегда и являлся: грубый и уродливый, тип мужчины, чье лицо и поза выражали репутацию насилия, основанную на реальности, а не домыслах. Воистину, стоя среди этих слабаков, в их окружении роскоши и любезности, он был готов и вполне способен изрубить все, что дышало в комнате, и мужчины за его спиной были такими же — каждый одет для войны и готовый начать действовать по малейшему кивку своего лидера.
В отношении многих из них даже Эссэйлу пришлось признать, что они производили должное впечатление.
Какими идиотами были Элан и его прихвостни из Глимеры — они понятия не имели, что за ящик Пандоры открыли.
С официальным покашливанием Элан вышел вперед, чтобы всем и каждому стало понятно, кто здесь главный, хотя на фоне солдат он не только выглядел карликом — само их присутствие делало его ничтожным.
— Полагаю, обойдемся без вступительных речей, но — хотя это и само собой разумеющееся — если кто-либо из вас, — на этом месте, он посмотрел на своих соратников из Совета, — расскажет об этой встрече, то нас ожидают такие репрессии, которые заставят вас желать возвращения рейдов лессеров.
Произнося речь, он аж раздувался от важности, словно теша своя самолюбие примеренной на себя мантией власти — хотя, на деле, она и принадлежала другому.
— Я считаю крайне важным, что нам удалось собраться здесь всем вместе в этот вечер. — Он начал мерно расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной и наклоняясь вперед, словно обращаясь к своим начищенным туфлям. — Время от времени в прошлом году почти каждый из уважаемых членов Совета приходил ко мне и выражал не только негодование по поводу своих катастрофических потерь, но и недовольство ответом нынешней власти на требование о восстановлении и компенсации утраченного.
На последних словах брови Эссейла приподнялись. Этот заговор продвинулся куда дальше, чем он предполагал, распространился вокруг…
— Эти обсуждения имели место на протяжении нескольких месяцев, и череда жалоб и разочарований не иссякала. В результате, после мучительных размышлений и борьбы со своей совестью, я первый раз в жизни оказался настолько недоволен лидером Расы, что вынужден начать действовать. Эти джентльмены, — столь смехотворным термином именовал он воинов, — выразили аналогичные опасения, а также определенное желание, как бы это сказать, вызвать эффект изменений. И поскольку я знаю, что все мы здесь единомышленники, я подумал, мы могли бы обсудить наши дальнейшие действия.
Собравшиеся денди тут же решили излить свое негодование в указанном направлении, вновь подтверждая бесконечным словарным поносом именно то, о чем заявил Элан.
Таким образом, они чувствовали, что им была предоставлена возможность продемонстрировать Банде Ублюдков, насколько серьезны их намерения, но он сомневался, что Кор на это купится. Эти представители аристократии были хрупким, расходным материалом, каждый из них ограничен в использовании и легко ломаем — и Кор должен был отлично это понимать. Без сомнения, он собирался работать с ними до тех пор, пока в них нуждался, а после расцепить их жалкие дохлые ручонки и отбросить в сторону.
Эссэйл, расслабившись, сидел и слушал; он не питал особой любви или уважения к монархии. Но ему было ясно, что Роф был мужчиной слова — чего никак нельзя было сказать об этих щенках Глимеры: вся эта группа, за исключением Кора и его солдат, вылизывала бы задницу Короля до тех пор, пока не онемели бы их губы и не отсох язык, или до тех пор, пока он сам бы не умер. А после этого? Для Кора важны лишь он сам и его собственные интересы, и срать он хотел на всех остальных.
Роф заявил, что позволит свободно продолжить торговлю с людьми.
Кор, однако, из тех, кто не допустит каким-либо иным силам подняться — и из-за всех тех денег, заработанных в результате торговли наркотиками, рано или поздно на спине Эссейла появилась бы мишень.
Если у него там уже не было одной.
«…и имущество моей семьи в Колдвелле будет в постоянной опасности…»
Когда Эссэйл поднялся из своего кресла, взгляды всех бойцов обратились к нему.
Шагнув вперед сквозь толпу, он был достаточно осторожен, чтобы показать свои руки, убеждая окружающих, что он не вынул оружия.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Возрожденный любовник 36 страница | | | Возрожденный любовник 38 страница |