Читайте также: |
|
Потом маркиз сам – впрочем, не звать же слугу, чтобы он это сделал, когда уже три часа ночи – нагрел ей ванну, заставил ее залезть туда и нежно смыл с нее следы их преступления… хотя почти сразу же после того, как он завернул ее в полотенце, они снова совершили это преступление, на этот раз на огромной кровати его светлости.
Ну и что ей было делать, если он так нежно прикасался к ней, говорил, что она прелестна, и целовал… Господи, как сладко он целовал ее! Как будто не мог остановиться… Словно у ее губ было специальное предназначение на земле – чтобы их целовал маркиз Уингейт. Разве она в состоянии противостоять этому? Разве в состоянии любая женщина противостоять чему-то, что хоть и является грехом, но настолько приятно?
Но это… это не было приятным. Этому, чувствовала Кейт, она может противостоять без особых усилий.
Она перевернулась на живот и обратилась к искусно вырезанной спинке кровати:
– Значит, вы говорите, что… Вы говорите, лорд Уингейт, что я больше не увижу вашу дочь?
– Ради всего святого, Кейт, – он приподнял пальцами прядь ее длинных светлых волос и провел ею себе по губам, – зови меня по имени. Зови меня Берк.
Она произнесла его имя, хотя оно прозвучало в ее устах несколько странно.
– Хорошо, Берк. Мне нельзя будет даже навестить ее? Даже днем?
Но он уже не слушал, что она говорит. То, как прозвучало его имя в исполнении Кейт, подействовало на него возбуждающе, и он вновь потянулся к ней, чтобы ее поцеловать. Губы Кейт слегка саднило после того, что им уже довелось испытать ночью, однако она все же не могла заставить себя противиться ему. Потому что это чудесно, когда он целует ее. Это и в самом деле чудесно.
Когда он отстранился от нее – правда, ровно настолько, чтобы полюбоваться ею в свете свечей, – Кейт проговорила:
– Значит, мне больше не придется разговаривать с вашей дочерью. Я правильно поняла?
Он ответил, лаская ее шею:
– Ну, я не думаю, что это было бы правильно в данных условиях. Но тебе не стоит беспокоиться об Изабель. Я найду ей новую компаньонку, чтобы у нас с тобой, – он положил ей руки на плечи и ласково уложил на спину, – вечера были свободны для этого.
Кейт не нужно было даже спрашивать, что он имел в виду под «этим», – он сразу же продемонстрировал свои намерения, наклонившись к ее груди и лаская языком сосок.
Кейт, глядя в потолок и перебирая густые черные волосы маркиза, сказала:
– Значит, мне придется сидеть целый день в моем новом городском доме и ждать, когда вы навестите меня вечером?
Он произнес нечто, похожее на «угу», понять его было трудно, так как рот его был занят другими делами.
– Думаю, мне будет скучно и одиноко одной в доме.
Он приподнял голову и, улыбаясь, посмотрел на нее. Это была улыбка, от которой у нее замерло сердце, настолько она была прекрасна. Мужчинам не положено иметь красивые улыбки, и Кейт подумала, что кому-то другому она бы такой и не показалась. Но для нее она была прекрасной, и ей пришлось отвернуться, потому что у нее защипало глаза.
– Одиноко? – повторил он. – Тебе не будет одиноко, я найму для тебя лучшую в Лондоне прислугу. Не говоря уже о поваре, дворецком, лакеях, кучерах… Я уже вижу, Кейт, как ты кружишь по парку в черном фаэтоне с желтыми украшениями. Ты хочешь иметь фаэтон, Кейт? С парой одномастных лошадей под цвет твоих глаз?
– Думаю, да. Ничего другого мне не остается.
– Это то, что тебя беспокоит? – Маркиз тихо засмеялся и снова поцеловал ее. – Вам, молодая леди, будет чем заняться. Я об этом позабочусь. У тебя, знаешь ли, будет обязанность: делать так, чтобы я всегда был таким же счастливым, каким ты сделала меня сегодня ночью, а эта работа потребует немало времени. А по поводу одиночества… Я притворюсь, что ты этого не говорила, так как я уже сказал тебе, что буду с тобой каждую свободную минуту. Однако, – он потер кончик носа, – если это так сильно тебя беспокоит, вся эта скука, которую, как ты считаешь, придется пережить, то думаю, что куплю тебе магазинчик. Например, цветочный. Или лучше – книжный! Я знаю, ты любишь книги. Тебе нравится такая идея? Хочешь быть владелицей магазина, Кейт? Быть деловой дамой?
Кейт посмотрела на него. Она не могла честно ответить ему. Если отвечать честно, то придется ответить: «Нет, спасибо, меня это не прельщает. Я бы хотела быть просто твоей женой».
Но конечно же, она не могла сказать ему такое, потому что у него не было ни малейшего желания жениться на ней. Ни сейчас. Ни потом.
По правде говоря, она это знала. Фредди еще несколько месяцев назад сказал ей, что маркиз Уингейт поклялся никогда не жениться, что с него достаточно того урока, который он получил, женившись на Элизабет. Она знала это, прекрасно знала.
Более того, даже если бы маркиз сделал ей предложение, она не могла бы сказать «да». Как бы она смогла?
И тем не менее она взяла и сделала самую большую глупость – действительно, глупее не придумаешь – в своей жизни. Глупее, наверное, не поступала никогда ни одна женщина в мире.
И она не имела при этом в виду любовную связь с маркизом Уингейтом. Это ерунда.
То, что она натворила, было много, много хуже, чем это.
Она влюбилась в него – вот что она натворила!
Глупая, глупая девчонка!
Многие годы она была уверена, что не способна влюбиться. Ну конечно, она любила родителей и – по-своему, как она полагала – Фредди тоже. К тому же она, подобно другим девушкам, изнывала от страсти, когда увлекалась кем-то – вроде Дэниела Крэйвена – больше, чем остальными знакомыми мужчинами на данном отрезке времени.
Но чтобы терять голову, ходить в мечтательной полудреме, испытывать те чувства, о которых постоянно твердила Изабель… эту лихорадочную тягу к сочинению, страница за страницей, меланхолических стихов или еще хуже – песен… Нет, Кейт была твердо убеждена: другие, может быть, но не она. Не Кейт. Она слишком твердо стоит на земле. Она слишком рассудочна, слишком стара в свои двадцать три года, чтобы заниматься подобной чепухой.
О да, это, конечно, случается в книгах. Но настоящая любовь никогда не встречается в реальной жизни, может, только иногда тем, кому очень повезет…
А вот теперь это случилось с ней, а она вовсе не считала себя счастливой. Наоборот, она считала себя самой несчастной из женщин.
– Какое серьезное… – маркиз, задумчиво улыбаясь, провел кончиком пальца по ее губам, – какое серьезное лицо. Мне кажется, я еще не видел тебя такой строгой, любовь моя. О чем ты думаешь?
Но Кейт не могла рассказать ему об этом. Она была слишком большой трусихой. Потому что знала: если сказать ему, что она не может остаться с ним, не может сделать то, о чем он просит, он постарается убедить ее… а чтобы убедить – многого не потребуется. Всего лишь еще раз ее поцеловать. Она твердо знала: за его поцелуй она сделает все на свете.
К счастью, ей не пришлось ничего отвечать, так как он вдруг встрепенулся.
– Какой же я глупец! Ты, должно быть, устала. Ты, наверное, думаешь, дам ли я тебе когда-нибудь поспать? Конечно, дам. Вот. – Он задул свечу. Потом лег, привлек ее к себе, прижавшись к ней всем телом, словно баюкая ее на руках. – Теперь спи, – шепнул он, целуя ее волосы, но на этот раз уже без страсти. – Нам столько предстоит сделать завтра, тебе и мне, Кейт.
Ее щека покоилась на его мускулистой руке. Кейт даже и не мечтала, что однажды будет лежать так, – но она так и не сомкнула глаз. Даже когда он прижал ее к себе, прошептал ее имя и нежно поцеловал в щеку.
Просто ее имя. И самый нежный в мире поцелуй у нее на щеке. И все же Кейт захотелось плакать – тихо, чтобы не разбудить его. Из глаз хлынули слезы, и она была совершенно уверена, что он почувствует сырость на руке и проснется.
Но он не проснулся. Его дыхание стало глубоким и ровным. И когда минут через двадцать она приподняла его тяжелую руку, чтобы проверить, не станет ли он ее удерживать – он не заметил, – Кейт соскользнула с кровати и тихонько, совершенно голая, пробралась в свою комнату.
Близился рассвет, а повар всегда вставал на рассвете, чтобы приступить к приготовлению традиционного завтрака для его светлости: ветчина, бекон, копченая рыба, пшеничный хлеб, кофе и сливки. Кейт знала, что времени у нее не много. Она поспешно оделась и взяла с собой только то, что могла унести. Потом она пришлет за остальными вещами. Конечно, Леди Бэбби нисколько не обрадовалась тому, что ее запихнули в корзину, не желая молча сносить и того, что ей на голову опустили крышку. С этим уж Кейт ничего не могла поделать. Она лишь молилась, чтобы никто не услышал кошачьи вопли, когда она будет спускаться по лестнице.
На пороге своей комнаты она обернулась. Она оставила письмо – только одно письмо, адресованное леди Изабель Трэхерн, – на кровати, которая этой ночью пустовала. Она рассчитывала, что Изабель найдет письмо, когда зайдет к Кейт, чтобы обсудить планы на день. При этой мысли у Кейт на глаза опять навернулись слезы, и она поспешно вышла на галерею и закрыла за собой дверь.
Хотя не было еще и пяти часов утра, на улице уже было многолюдно, и Кейт не составило труда остановить двухколесный кеб.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 20
Берк сел на свое обычное место во главе стола и потянулся за газетой, оставленной Винсенсом, которая была хорошо проглажена и раскрыта на спортивных новостях – единственный раздел, до которого снисходил хозяин дома. Новости, как правило, портили ему настроение, и он предпочитал не знать о них.
Но сегодня он почувствовал, что мог бы посмотреть им в глаза, перешел к первой странице и без малейшего колебания быстро просмотрел ее. В этот момент в комнату вошла Изабель и уселась на стул в противоположном конце стола.
Берк немного подождал, ожидая, что Кейт, как обычно, войдет в комнату для завтрака вслед за его дочерью и займет место в средней части длинного стола. Но через минуту после того, как Изабель, более сердитая, чем обычно по утрам, раздраженно поинтересовалась, почему на столе нет рыбы, он не удержался и спросил:
– Мисс Мейхью все еще спит?
Задавая этот вопрос, он непроизвольно улыбнулся. Потому что, конечно же, это он виноват в том, что Кейт так устала… Он виноват, и нисколько об этом не жалеет. Не мог он ждать этого и с ее стороны.
– Не знаю, – довольно прохладно произнесла Изабель. – Мисс Мейхью здесь нет.
Маркиз едва не захлебнулся, поскольку в этот самый миг пил кофе.
– Здесь нет? – повторил он, когда смог говорить. – Что ты имеешь в виду?
Изабель взглянула на тарелку с рыбой, украшенной зеленью, которую ей подал Винсенс.
– Именно то, что сказала. Ее здесь нет. Она была вынуждена покинуть нас. Нет, не хочу рыбу. Буду есть яйца.
Берк, продолжая держать в руках забытую газету, растерянно уставился на дочь.
– Вынуждена покинуть нас? О чем ты говоришь, Изабель?
Изабель оторвала взгляд от яиц, которые дворецкий перекладывал в ее тарелку.
– Разве она не оставила тебе письма? Мне оставила.
– Нет. – Берк почувствовал себя несколько неловко. – Нет, она не оставила мне никаких писем.
Правда, он и не ожидал, что она это сделает. Когда он проснулся один в своей комнате, то решил, что она перебралась к себе, чтобы избежать разговоров среди прислуги. Ему и в голову не могло прийти…
А с чего это должно было прийти ему в голову? Как она могла вот так просто взять и уйти? Это невозможно!
– Ох! – Изабель попробовала яйцо, скорчила гримасу и положила вилку на стол. – Ну, в записке на мое имя она объяснила, что вынуждена покинуть нас на время, так как она только что получила известие, что одна ее родственница серьезно заболела. Хотя, – Изабель снова взялась за вилку, чтобы на этот раз подцепить кусок бекона, – мне не понятно, как ей удалось получить весточку о болезни родственницы до прихода первой почты.
Берк посмотрел на дворецкого.
– Винсенс, не приезжал ли кто-нибудь сегодня утром с письмом для мисс Мейхью?
Винсенс ответил, не отрывая глаз от струйки чая, который он наливал в чашку Изабель:
– Нет, милорд.
– Еще более странно, – заметила Изабель, – то, что мисс Мейхью никогда при мне не упоминала ни о каких родственниках. Мне она говорила, что ее единственные родственники – книги.
– Что? – не расслышал Берк.
– Ее книги… Она говорила, что у нее не осталось ни одного живого родственника и поэтому книги – это ее семья. Не понимаю, откуда могла взяться эта больная родственница? А молока нет, Винсенс? Нет, я не хочу сливок. Я хочу молока.
Берк проговорил со спокойствием, которое немного испугало его самого:
– А Ке… мисс Мейхью не говорила, когда она намеревается вернуться от… э-э… больной родственницы?
– Нет. – Изабель с хрустом впилась зубами в тост. – Но не думаю, что скоро. Она взяла с собой Леди Бэбби.
Смутившись, Берк спросил:
– Какую леди?
Изабель взглянула на него и закатила глаза.
– Ну папа! Ты что, совсем не знаешь мисс Мейхью?
Он вскинул брови. Может, есть что-то, чего он не знает о Кейт Мейхью. Но он знает о ней все, что важно знать. Он знал, какова, когда она обращалась к нему, ее прелестная дерзость – граничащая с наглостью, но, однако, никогда не бывшая наглостью, – эта дерзость с первой встречи понравилась ему в ней, несмотря на зонт, которым она целила ему в грудь.
Когда она поднимала на него взгляд, он мог прочесть в ее больших серых глазах, что у нее в душе тлеют угли, и достаточно их лишь немного поворошить, чтобы вспыхнул огонь желания и страсти.
Он знал, как, когда он целовал их, ее губы, которые несколько месяцев приводили его в восторг, призывно приоткрывались ему навстречу.
Он знал, как, когда он входил в нее, она каждый раз удивлялась его размерам и все же всякий раз безропотно принимала его в свое маленькое тело…
И он знал, как, когда она произносила его имя, он забывал обо всем на свете: все, что он когда-либо знал, кем был, кем надеялся стать, кроме, кажется, ненасытного желания, чтобы она повторяла его имя снова и снова…
– Леди Бэбби, – продолжала Изабель, находясь в счастливом неведении относительно чувств, обуревавших ее отца, – это кошка мисс Мейхью! А поскольку она взяла кошку с собой, я думаю, она будет отсутствовать довольно долго. И я не могу винить ее за это. Я уверена, ты обошелся с ней ужасно.
Это замечание пробудило Берка от его приятных воспоминаний о том, что они проделывали с мисс Мейхью прошлой ночью, и поселившееся у него в душе беспокойство переросло в глубокую тревогу. Он потряс головой, стараясь избавиться от назойливого жужжания, возникшего у него в голове.
– Когда? Когда я обошелся с ней ужасно?
– Прошлой ночью, конечно. Когда прогнал мистера Крэйвена, а потом накричал на нее. Но она-то не была виновата в том, что он пришел и начал бросать камешки в ее окно.
– Мистер Крэйвен? – Берк швырнул газету и поднялся из-за стола, уперев кулаки в крышку в страхе, что может вдруг пустить их в ход. – Дэниел Крэйвен? Какое, к черту, отношение ко всему этому имеет Дэниел Крэйвен?
– Папа. – Изабель покачала головой, так что заколыхались ее черные локоны. – Ты же прекрасно знаешь! Я все слышала. Эти камешки, которые он бросал, меня тоже разбудили. Правда, она сразу же попросила его уйти. Ты же знаешь, папа, что он ей не нравится. Уверена, что было неправильно так на нее кричать, как это сделал ты. У него в мыслях не было ничего хорошего, раз он пробрался сюда, как…
– Дэниел Крэйвен? – кулаки Берка застыли на крышке стола. Он был уверен, что иначе вдребезги разнесет первый попавшийся под Руку предмет. – С мисс Мейхью прошлой ночью в саду был Дэниел Крэйвен?
– Конечно, – сказала Изабель. – А ты думал кто?
Внезапно Берку показалось, что все его кости лишились твердости. Или его скелет превратился в студень. Он быстро сел, потому что испугался, что может упасть.
Дэниел Крэйвен, Дэниел Крэйвен. Все это время он думал, что в саду с Кейт был Бишоп. Но все не так. Это был Дэниел Крэйвен. Он обвинил ее… хотя он и не знал, в чем именно он обвинил ее. Та часть ночи была подернута зыбкой пеленой. Однако он обвинил ее в том, что она что-то делает, и делает это с графом Палмером.
А это был вовсе не Бишоп. Вовсе не он. Это был Дэниел Крэйвен, человек, одного взгляда которого было достаточно, чтобы она начинала испытывать ужас. А у него хватило идиотской наглости обвинить ее в…
Но она не ставила это ему в вину. Это он прекрасно помнил. Нет, она не возвращалась к случившемуся даже намеком, когда он начал ее целовать…
Но он в чем-то ее обвинил. В чем-то безобразном. В чем-то, в чем она была совершенно неповинна.
А теперь она ушла. И неудивительно.
– Незачем так смотреть на меня, – пробурчала Изабель.
Берк уставился на дочь. Она сидела, подперев рукой подбородок, помешивая чай серебряной ложечкой и наблюдая за ним. На ее лице играла добрая улыбка… самая добрая из всех, какие только он видел на ее лице.
– Я уверена, что бы ты ни наговорил мисс Мейхъю прошлой ночью, она простит тебя, папа. Порой по утрам я бываю с ней несносна, но она всегда прощает меня.
Берку нечего было ответить на это. Он чувствовал себя так, будто кто-то пробрался в его грудь, вырвал сердце и бросил его на пол.
А ведь до прошлой ночи он даже не мог сказать наверняка, есть ли у него по-прежнему сердце.
– Мисс Мейхью скоро вернется, – попыталась успокоить его Изабель. – В конце концов, она же оставила свои книги.
Но мисс Мейхью так и не приехала. Она не прислала даже записки о том, куда и насколько уехала. Весь день Берк сидел дома в ожидании почты. И каждый раз, когда Винсенс подносил ему на серебряном подносе корреспонденцию, он не находил ни письма, ни записки от Кейт Мейхью.
Ни слова не принесла почта и на следующий день. И на следующий.
Именно тогда в Берке, которого прежде, бывало, и обманывали, и обижали, начала закипать ярость.
Он не понимал, почему злится. Ведь Кейт ничего у него не украла и не предала, сбежав с другим мужчиной.
Ничего похожего. Она просто исчезла. Исчезла, не сказав ни слова, да еще после такой ночи, как та, которую они провели вместе. Ночи, какой у Берка не было еще ни разу в жизни, а он далеко не новичок в подобных забавах.
Но никогда, никогда за свои тридцать шесть лет он не испытывал ничего похожего на то, что испытал в ту ночь с Кейт. Он не мог представить, как женщина могла просто взять и уйти после такой ночи. Он не мог представить, почему она ушла или что такого он мог сделать, чтобы она ушла. Он ошибся по поводу Дэниела Крэйвена – глупо, по-идиотски ошибся. Но она же простила ему это. Он был совершенно уверен, что она простила его в тот момент, когда их губы слились в поцелуе. Так почему? Почему?
Он был уверен, что он самый осторожный из любовников, он всегда держит себя в руках… ну хорошо, не все время. Но уж точно большую часть времени после того, как в первый раз вошел в нее, после того толчка, который, как он почувствовал, разорвал тонкую пленку ее девственности – ее неопытности, ее невинности. Он знал, что сохранял железное самообладание, сдерживая даже свои порывы, которые были самыми мощными из прежде испытанных им, был непрерывно начеку, опасаясь сделать ей больно или испугать. Она так молода и хрупка, и он боялся сломать ее.
И все же невероятно, но этот хрупкий сосуд, который он поднимал так легко, как поднимают ребенка, и держал на весу одной рукой, содержит душу более искреннюю и чувственную, более страстную, более жертвенную, вообще просто неподражаемую, какой он до сих пор не встречал ни у одной из его знакомых женщин.
И теперь она ушла, несмотря на удовольствие, которое они разделили, даже несмотря на предложенные ей городской дом и карету и даже – о чем он только думал? – его обещание купить ей книжную лавку. Никогда он не бывал так щедр со своими прежними любовницами.
Однако следует признать, что и чувств, подобных этому, он не питал ни к одной из прошлых любовниц. Или, если быть честным, даже к жене.
На пятнадцатый день отсутствия Кейт Берк собрал всю прислугу и с пристрастием расспросил ее о возможном месте пребывания компаньонки его дочери. Но хотя их тревога по поводу пропавшей молодой женщины была совершенно искренней, ни один из слуг не мог даже предположить, куда отправилась мисс Мейхью. Нет, она никогда в их присутствии не упоминала о больных родственниках. Напротив, она прямо давала понять, что все члены ее семьи умерли. Следующим шагом Берка было послать миссис Клири к Следжам и задать им и их слугам те же вопросы. Он знал, как это нелепо – колесить по округе, собирая сведения об одном из своих служащих, но не видел других способов добиться результата. Сайрусу Следжу это могло показаться странным, но Берку было наплевать на то, что мог подумать Сайрус Следж. Все, что ему было нужно, – это найти Кейт Мейхью.
Он не желал тревожить Изабель и потому изо всех сил старался скрыть от нее свое беспокойство по поводу исчезновения Кейт. А Изабель, поглощенная романом с Джеффри Сондерсом, лишь иногда произносила фразы типа: «Хотелось бы мне, чтобы мисс Мейхью поторопилась домой. Мне многое нужно рассказать ей», – или: «Если бы эта ужасная родственница мисс Мейхью побыстрее умерла, она бы смогла вернуться к нам». Единственное, за что Берк мог быть благодарен Изабель, так это за то, что в отсутствие мисс Мейхью она не проявляла интереса к десяткам приглашений на светские мероприятия и не просила отца сопровождать ее. Нет смысла, говорила она, ходить на балы без умения мисс Мейхью обращаться с ее волосами. Джеффри сразу бросит ее, если вдруг увидит у нее на голове крысиное гнездо.
* * *
Это случилось на десятый день после внезапного и таинственного исчезновения мисс Мейхью. Берк как-то проходил по верхней галерее мимо ее комнаты и заметил, что дверь открыта. Из комнаты доносились звуки, будто там что-то делали.
Мириады эмоций всколыхнулись у него в груди – облегчение, что она наконец вернулась; горечь, что она так равнодушно покинула его; сладостная радость от перспективы вновь услышать свое имя из восхитительных губ. Он вошел в комнату, но увидел там всего лишь миссис Клири и одного из лакеев, которые укладывали книги Кейт в ящик. Заслышав его шаги, миссис Клири подняла глаза и – немыслимое дело! – покраснела. Берк, который ни разу не видел, чтобы эта пожилая женщина краснела, застыл, изумленно глядя на нее.
– Ох, милорд, – затараторила экономка, – мне очень жаль, если мы вас побеспокоили.
Он посмотрел на ящик. Он посмотрел на книги в руках лакея. Он посмотрел на покрасневшую экономку.
– Где она?
Он не закричал Он ничего не сломал. Он просто произнес эти слова, как он полагал, спокойным, корректным тоном.
– Ох, милорд! – Миссис Клири поднялась с колен и, заламывая свои полные, с ямочками, руки, вскричала: – Я только что получила письмо. Я бы тут же показала его вам…
Он проговорил, как он думал, совершенно ровным голосом:
– Ну?
Миссис Клири, однако, не показалось, что он говорит таким уж спокойным тоном, поскольку она поспешно сунула руку в карман фартука и достала оттуда лист бумаги.
– Вот оно. – Экономка поспешила к хозяину. – Вот. Это, как видите, не от мисс Мейхью. Но тут говорится, что она не сможет в скором времени вернуться в Лондон и просит сообщить вам, милорд, что вам лучше подыскать своей дочери другую компаньонку…
Берк взял письмо и принялся его читать.
– Я боялась сказать вам, милорд, – продолжала миссис Клири, – потому что знала, как это огорчит леди Изабель. Она так любила мисс Мейхью… И я уверена, что это чувство было взаимным. Мисс Мейхью ни разу не сказала миледи грубого слова, а мы с вами, милорд, знаем, какой она может быть… невыносимой. Что ж, со всеми молодыми девушками трудно – полагаю, это из-за их природы. Но я не видела, чтобы кто-нибудь мог так измениться в лучшую сторону, как леди Изабель, когда приехала мисс Мейхью. Она стала совсем другой.
Но тут Берк добрался до того места, где указывался адрес, куда миссис Клири просили доставить оставшиеся вещи мисс Мейхью. Он смотрел на адрес почти целую минуту, пока мисс Клири продолжала болтать.
– Боюсь, леди Изабель очень расстроится, узнав эту новость, – говорила экономка, – очень расстроится.
Но Берка уже не было в комнате.
Глава 21
Служанка, которая открыла ему дверь, долго всматривалась в карточку, переданную ей Берком.
– Лорд Уингейт с визитом к леди Палмер, – сказала она. – Да, милорд. Пойду посмотрю, дома ли леди.
Она поспешно удалилась, завязки ее фартука летели следом за ней. Берку, которого оставили стоять посреди Утренней гостиной, пришла в голову мысль, а не начать ли разносить этот дом по камню, пока он не найдет ее. Однако он подумал, что таким образом вряд ли добьется расположения хозяйки дома.
Через несколько минут дверь открылась, и пожилая, но еще бесспорно крепкая дама вошла в комнату, ее шея и руки были щедро украшены драгоценностями, а платье ровно на один сезон отставало от моды. Но когда вам семьдесят лет, погоня за модой перестает быть главной заботой.
– Лорд Уингейт, – величественно произнесла леди Палмер и направилась к нему, едва касаясь пола своей палкой с рукоятью из слоновой кости. – Я просто не поверила своим глазам, когда Вирджиния принесла вашу карточку. Вы поступаете опрометчиво, молодой человек, нанося визиты вежливости приличным людям. Вы ведь знаете, в порядочном обществе вас по-прежнему презирают за развод с вашей милой молоденькой женой. Некоторые лизоблюды, быть может, и хотели бы забыть подобный афронт, особенно теперь, когда прошло довольно много времени. Но не я. Я, молодой человек, считаю развод грехом. Смертным грехом. И меня не волнует, сколько любовников у нее было.
Берк разжал губы. Звук, который он издал, скорее напоминал рев, чем членораздельную речь.
– Где она?
– Вы о ком? – Вдова нацелила свою палку на него. – Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. – Берк подумал, что с большим удовольствием схватил бы эту женщину, невзирая на ее возраст и пол, за дряблую шею и задушил. – Кэтрин Мейхью. Я знаю, что она здесь. Я видел записку, в которой она просила перевезти ее вещи по этому адресу. А теперь я требую, чтобы мне позволили повидаться с ней.
– Кэтрин Мейхью? – Вдова от изумления закатила глаза. – Неужели вы настолько глупы, что могли подумать, будто если я принимаю человека вроде вас, падшего так низко, как только можно пасть, то пущу на порог своего дома дочь человека, который свел в могилу моего мужа? Должно быть, вы сошли с ума, лорд Уингейт! Поистине, вы похожи на умалишенного. Мне не доводилось видеть джентльмена, который выглядел бы столь же неряшливо, как вы. Когда вы последний раз брились?
– Я знаю, что она здесь. Если будет нужно, я разнесу ваш дом в клочья, но найду ее, – прорычал он.
Дама хмыкнула.
– Это мы еще посмотрим. Вирджиния! Вирджиния! – Симпатичная служанка просунула голову в дверь. – Сейчас же приведи сюда Якобса! Я хочу, чтобы этого сумасшедшего убрали из моего дома.
Однако не успела служанка закрыть дверь, как она снова отворилась и в комнату вошел граф Палмер.
– Что здесь за ужасные крики, мама? – раздраженно спросил он. – Я едва сам себя слышу. – Его взгляд упал на маркиза, и Бишоп остолбенел от изумления.
Берк не колебался ни мгновения. Он, словно ядро, пролетел через комнату, и его кулак, как кузнечный молот, опустился на лицо Бишопа. Граф упал, прихватив с собой маленький столик со стоявшей на нем вазой с цветами. Леди Палмер вскрикнула и в глубоком обмороке свалилась на пол рядом с сыном. Но Берк не обратил на это ни малейшего внимания. Он наклонился и, схватив графа за лацканы сюртука, рывком поставил его на ноги.
– Где она? – заорал Берк.
Однако граф, оказывается, просто притворился, что потерял сознание. Он быстро повернулся и нанес Берку удар правой в челюсть. Это был полновесный хук, заставивший маркиза попятиться назад и с размаху врезаться в буфет, уставленный всевозможными фарфоровыми безделушками, которые с грохотом попадали на пол.
– Ее здесь нет, негодяй! – рявкнул Бишоп. – И даже если бы она была здесь, ты был бы последним, кому я бы об этом сказал.
Берк, поднявшись с того, что еще недавно было дрезденскими пастушками, дал противнику в нос. Удар пришелся точно в цель, и из носа Бишопа ударила ярко-красная струя, которая запачкала бледно-голубую обивку дивана.
– Она здесь, – выдохнул Берк. Маркиз уже тяжело дышал, но по-прежнему был полон сил. Пусть он на десять лет старше графа, зато все еще был в прекрасной форме. – Моя экономка получила от тебя утром письмо, в котором ты писал, что ее вещи должны быть перевезены по этому адресу.
– Все правильно, – ответил Бишоп. Он осторожно обошел маркиза. – Потому что сегодня утром я получил письмо от Кейт, в котором она просила в течение какого-то времени, если меня не затруднит, подержать ее вещи здесь…
– Ложь! – разозлился Берк. Между ним и графом оказалась кушетка, он ударом ноги отбросил ее в сторону, и она врезалась прямо в камин. К счастью, на улице было тепло, и камин не зажигали. – Я думаю, ты готов сказать что угодно, лишь бы оставить ее себе!
Бишоп прижимал к окровавленному носу галстук.
– Я бы так и сделал, – пробормотал он. – Я бы и в самом деле так сделал, если бы был уверен, что это поможет удержать такое грубое животное, как ты, подальше от нее.
Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Лондон, апрель 1870 года 12 страница | | | Лондон, апрель 1870 года 14 страница |