Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Лондон, апрель 1870 года 9 страница

Лондон, апрель 1870 года 1 страница | Лондон, апрель 1870 года 2 страница | Лондон, апрель 1870 года 3 страница | Лондон, апрель 1870 года 4 страница | Лондон, апрель 1870 года 5 страница | Лондон, апрель 1870 года 6 страница | Лондон, апрель 1870 года 7 страница | Лондон, апрель 1870 года 11 страница | Лондон, апрель 1870 года 12 страница | Лондон, апрель 1870 года 13 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

– Вот вы где! Я вас повсюду искала! Скоро заиграют «Сэра Роджера». Вы идете?

Маркиз убрал руку в тот момент, когда Изабель начала говорить, а Кейт отвернулась, и сюртук сполз с ее плеч. Изабель продолжала стоять, выжидательно глядя на них, и Кейт пришлось протянуть сюртук маркизу.

– Спасибо, лорд Уингейт. Мне уже намного лучше.

Лорд Уингейт взял сюртук, не промолвив ни слова, однако Изабель не была столь же тактична.

– Ах, вам не стоит беспокоиться, мисс Мейхью, – щебетала она, – из-за того человека, что заставил вас так сильно побледнеть. Он ушел сразу же, как только папа вас увел. А кто все-таки это был? Он один из тех, кто любил вас? Он очень симпатичный. Не понимаю, отчего вы не вышли за него замуж.

– Это не был один из, – ответил лорд Уингейт, прежде чем Кейт смогла сказать хоть слово. Надев сюртук, он взял дочь под руку. – Это старый знакомый ее отца, которого мисс Мейхью не видела несколько лет. А теперь что там насчет «Сэра Роджера»?

– Начинается через пять минут! Танцевать должны все, или будет неинтересно. Вы с мисс Мейхью тоже должны участвовать. Хорошо, папа? Мисс Мейхью? Ну пожалуйста!

Кейт, которая немного ожила, отведав кларета – однако в еще большей степени благодаря теплу от прикосновения лорда Уингейта, необъяснимым образом разлившегося у нее по телу, – сумела сказать почти своим обычным деловым тоном:

– Вы прекрасно знаете, леди Изабель, что я не могу составить вам компанию. Однако я с удовольствием посижу и понаблюдаю, как вы и ваш отец будете танцевать.

Изабель состроила гримаску.

– Я? С папой? Танцевать? Нет уж, спасибо! Джеффри уже пригласил меня. Папа, если мисс Мейхью не пойдет танцевать с тобой, тебе придется искать другую партнершу.

Лорд Уингейт улыбнулся несколько таинственно.

– Я посмотрю, что можно сделать, – проговорил он.

И вот они растворились в водовороте людей, заполнявших зал. Изабель, которая быстро нашла мистера Сондерса, побежала к нему, а к лорду Уингейту прицепилась крупная, увешанная драгоценностями дама, обернувшаяся в тот момент, когда он нечаянно задел ее, пытаясь проскользнуть мимо.

– Уингейт! – обрадовалась дама. – А я и не знала, что вы здесь! Я видела милую леди Изабель, а вас нет. Вы когда приехали? Отчего же вы, приехав, не нашли меня?

Кейт не стала ждать, чтобы увидеть, как маркиз перенесет этот поток приветствий. После их беседы на террасе – да и вообще во время всего вечера – она чувствовала себя крайне неуютно, если не сказать больше, и, облегченно вздохнув, отошла в сторону, надеясь, что эта почитательница займет ее хозяина настолько, что он не заметит исчезновения Кейт.

Однако когда через несколько минут Кейт опустилась на свое место в «углу старых дев», она снова увидела его и поняла, что пронизывающий взгляд маркиза не отрывается от нее, несмотря на кудахтанье разодетых дам, которые пытались привлечь к себе его внимание. Он посмотрел на нее поверх голов поклонниц – поклонниц, которых, похоже, нисколько не смущала репутация маркиза Уингейта – и поднял руку.

Кейт, неотрывно глядя на эту руку, ощутила нежданный и непонятный прилив эмоций. И сразу покраснела, поняв нелепость своей реакции. Потому что это была всего-навсего рука, правда, поднятая специально для того, чтобы дать ей понять, что ее исчезновение не осталось незамеченным, и маркиз постарался выяснить, куда именно она делась.

Но в то же время для Кейт это было больше, чем просто рука. Для нее это был знак, что она впервые за многие годы не одинока. Ну, на самом-то деле она никогда не была совершенно одинока – в конце концов, у нее есть Фредди. Однако, несмотря на то что Фредди был хорошим другом, это не означало, что на него всегда можно было положиться, а теперь, когда она узнала про его певичку, она поняла почему. Он был явно не из тех, кто, находясь в окружении поклонниц, обеспокоится тем, чтобы искать ее, поинтересоваться, где она сидит, и помахать ей рукой.

Это заставило Кейт задуматься, а что, собственно, стало главной причиной приезда лорда Уингейта на бал. У нее сложилось впечатление, что он не выносит подобных мероприятий. Так что он делает на этом балу? Очевидно, он здесь не из-за дочери. Смотреть за Изабель было ее обязанностью. Может, у лорда Уингейта закрались некоторые сомнения в ее способности контролировать его дочь? Может быть, он приехал на бал посмотреть, как она справляется со своими обязанностями?

Или есть другие причины, ради которых он столько проехал, да еще под дождем?

«Я очень опасался, что что-то в этом роде произойдет». Это его слова, произнесенные, когда он первый раз отвел ее в сторону. Может, он боялся, что она станет манкировать своими обязанностями, как наверняка могло показаться, когда он вошел в зал и увидел ее в объятиях Фредди?

Но он не отчитал за это Кейт. Наоборот, он извинился за Фредди, сочтя, что тот позволяет себе излишние вольности. А когда Дэниел Крэйвен подошел к ней, маркиз фактически защитил ее, уведя из зала, потому что почувствовал, что ей нехорошо…

«Я очень опасался, что что-то в этом роде произойдет».

Господи Боже! Кейт выпрямилась на своем стуле почти столь же резко, как если бы наткнулась на булавку, которую кто-то воткнул в спинку. Вот оно что.

Лорд Уингейт смотрел за ней.

Это он и делал в тот миг, стоя недалеко от нее. И хотя он уже опустил руку, его взгляд был прикован к ней даже тогда, когда он небрежно приветствовал знакомых и потягивал шампанское. Он не спускал с нее глаз. Он поглядывал и на свою дочь, но…

Но он также приглядывал за ее компаньонкой.

Конечно, это было смешно. Даже нелепо. Он – мужчина, обладающий такой плохой репутацией, что дальше некуда: он развелся с женой и пытался убить ее любовника; он оставил себе плод их союза, стремясь наказать ее за любовь к другому мужчине; он дрался на дуэлях с бог знает сколькими людьми, и волочился за женщинами по всей Европе, и даже покушался на ее честь…

И все же, сидя здесь, Кейт испытывала прилив теплых чувств и благодарности, да и – она могла признать и это – симпатии к своему хозяину.

Как она может? Как ей вообще может нравиться такой человек? Как может она, Кейт Мейхью, у которой есть голова на плечах, питать симпатию к человеку типа Берка Трэхерна, в котором, как ни посмотри, нравственности нет ни на грош? Что с ней происходит? О чем это она думает?

Но она точно знала, о чем думает. А думала она – просто не могла не думать – о том, как давно уже никто не заботился о ней, даже чуть-чуть.

Ну конечно, Фредди заботился, когда вспоминал о ней, что обычно происходило, когда его мать уезжала из города. А маркиз примчался сам, ни у кого не спрашивая, специально для того, чтобы посмотреть, как у нее идут дела.

Уже давно, очень давно никто и ни за что не извинялся перед Кейт. То, что маркиз извинился, заставило ее почувствовать… ну, в общем, она почувствовала себя так, словно ей покровительствуют.

Это был пустяк, смешной пустяк. Но он был. Она почувствовала, словно у нее есть… не обязательно кто-то, но что-то… семья. И не семья из страниц и переплетов, которую всего несколько часов назад она назвала Изабель своей единственной семьей. А настоящая семья, из плоти и крови.

У нее никогда раньше не возникало чувства, что она принадлежит к каким-то другим семьям, в которых она жила после смерти родителей, – ни к Пьемонтам, ни к Хитуэллам, ни даже к Следжам. Кейт знала, что людям ее профессии нельзя слишком привязываться к своим подопечным. Дети вырастали, и отпадала нужда в гувернантке – или в данном случае в компаньонке. Такое с Кейт несколько раз случалось, несмотря на ее сравнительно недолгую карьеру. Единственное, что оставалось в такой ситуации, это набраться храбрости и искать следующее место. А что ей оставалось делать?

Конечно, она могла выйти замуж за Фредди. Она всегда могла выйти замуж за Фредди, если бы только свыклась с его матерью.

Ну и, разумеется, с певичкой.

Но Кейт не собиралась сдаваться, а если она выйдет замуж за Фредди, это будет означать капитуляцию. Она была абсолютно уверена, что где-то есть ее суженый, и, несмотря на то что в свои двадцать три года она уже была залежалым товаром на ярмарке невест, Кейт не собиралась сдаваться без боя. В конце концов, она знавала девушек, которые и в двадцать восемь, и в тридцать лет находили свою любовь и выходили замуж. А чем она хуже их?

Что ж, она будет продолжать жить, и работать, и смотреть на каждый следующий день как на очередную возможность найти любовь, которая, она до сих пор верила, где-то ее ждет. Потому что все, что она прочла за свою жизнь, убеждало ее, что любовь приходит к тем, кто терпелив и добр. А она верила, что оба эти качества в ней есть. Конечно же, любовь ждет Кэтрин Мейхью за одним из углов. Ей просто нужно найти этот угол.

Свой угол.

А пока, похоже, она нашла семью. Разбитую, нужно заметить, но все же семью, к которой, как она вдруг поняла, она принадлежит.

И именно это чувство принадлежности рождало в ней теплоту. Ощущение, которого она не испытывала уже давно и которое ей очень нравилось.

Ощущение, к которому она очень боялась привыкнуть.

 

Глава 13

 

– Нет, – капризничала леди Изабель Трэхерн. – Я не это просила! Я просила принести засахаренные апельсиновые дольки, а не персиковые. – Она упала на кучу подушек, поднесла к красному, распухшему носу кружевной платок и простонала: – О, уберите это. Уберите же это!

Бриджит, личная служанка леди Изабель, огорченно посмотрела на Кейт, которая сидела в нескольких футах от своей подопечной. Бриджит тяжело переживала болезнь хозяйки и все время старалась как-нибудь развлечь или порадовать ее.

Кейт же с большим трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться над актерским мастерством леди Изабель. На этот раз ей удалось сохранить строгое лицо лишь потому, что она набралась кое-какого опыта за последнюю неделю, в течение которой простуда Изабель – а это, как заверил их доктор, была всего лишь весенняя простуда – непрерывно прогрессировала.

Вера Кейт в то, что она наконец обрела свое место, не оставляла ее, даже несмотря на то, что ее подопечная становилась все более раздражительной и все менее приятной по мере того, как развивалась болезнь. Поскольку теперь, когда не нужно было постоянно бывать в опере, на балах или карточных партиях, на скачках, обедах, не нужно было бродить от одной лавки к другой в поисках подходящего капора, Кейт близко сошлась с остальной прислугой и заслужила искреннюю симпатию у всех обитателей дома по Парк-лейн, 21.

Экономка миссис Клири была умной и отзывчивой женщиной и чуть ли не боготворила Кейт за ее способность пресекать капризы Изабель, которая, как узнала Кейт, до ее приезда не слушала никого. Дворецкий Винсенс был полной противоположностью Филлипсу и к тому же прекрасно играл в шахматы. Он постоянно ходил за Кейт, спрашивая, не найдется ли у нее времени сыграть с ним партию. Даже француженка Бриджит, чья голова была забита одними сплетнями, тоже оказалась весьма приятной собеседницей. Хотя Кейт подозревала, что единственной причиной, по которой служанка симпатизировала компаньонке хозяйки, было то, что Кейт немного говорила по-французски и Бриджит, соскучившаяся по родному языку, с большим удовольствием снова на нем болтала.

Таким образом, единственным обитателем дома на Парк-лейн, 21, по поводу которого у Кейт были какие-либо опасения, был его хозяин… да и то потому, что она видела его очень редко. Для человека, который, по словам собственной дочери, ничего, кроме хорошей книги, не любил, лорд Уин-гейт слишком редко бывал дома, чтобы наслаждаться одной из них. Во время болезни Изабель Кейт была вынуждена тратить много времени в библиотеке ее отца в поисках книги, которая могла бы развлечь ее, и ни разу не застала его там. Значительно чаще она видела маркиза до болезни дочери, когда из своего «угла старых дев», отыскав его в толпе, обнаруживала, что он ухитряется наблюдать за ними обеими.

Это ей не досаждало. Это ей ни капли не досаждало. Сказать по правде, тот вечер, когда она неожиданно наткнулась на Дэниела Крэйвена, сильно выбил ее из колеи. Почему именно, она сказать не могла. Рациональная часть ее мозга говорила ей, что Дэниел просто не может быть связан со смертью ее родителей. Но что-то, спрятанное глубоко в ее душе, утверждало, что это не так. Это была та мысль, от которой она обычно отмахивалась, но мысль обладала свойством возвращаться вновь и вновь… особенно в снах, которые с тех пор, как она встретила Дэниела, вновь стали все чаще вертеться вокруг того пожара.

Она надеялась, что рассталась с кошмарами. Они мучили ее чуть ли не каждую ночь в течение первого года после смерти родителей. Но через семь лет почти прекратились. Их не было, пока ей не показалось, что она видела Дэниела Крэйвена на Парк-лейн… а потом и вправду увидела его в бальном зале.

Теперь кошмары вернулись, они не стали регулярными, но не были и редкостью. В них она снова пыталась добраться до родителей через пылающую галерею, и снова что-то – кто-то – не пускало ее. Во сне она никогда не видела, кто это был.

Однако, проснувшись, она знала: Дэниел Крэйвен. Дэниел Крэйвен. «Дэниел Крэйвен», – по утрам звучало у нее в голове, подобно церковному колоколу, который звонил во внеурочный час.

К счастью, после того вечера она больше его не видела. Она его высматривала – теперь она будет постоянно его высматривать, зная, что он вернулся в Англию. Но к счастью, его, как оказалось, не приглашали на многие из тех вечеров, на которых бывала дочь маркиза Уингейта.

Кейт это вполне устраивало, хотя ей казалось, что во время их первого разговора она показала себя не с лучшей стороны, однако не горела желанием исправить положение. Чем дальше от нее находился Дэниел Крэйвен, тем счастливее она была.

Вместе с тем совсем другие чувства она питала к тому джентльмену, который, кажется, всячески избегал встреч с ней.

Кроме того, Фредди. Кейт прекрасно понимала, что ей не следовало открывать рот по поводу его певички, но однажды вечером это получилось как-то само собой.

Они стояли рядом, наблюдая, как Изабель кружится в танце по залу, положив руку на плечо молодого человека – не Джеффри Сондерса, что каждый раз заставляло мистера Сондерса, стоявшего неподалеку, сетовать:

– Как это понимать? Приехав сегодня вечером на бал, она пообещала танцевать только со мной, но каждый раз ее приглашает какой-нибудь другой малый.

Довольная видом расстроенного молодого человека, Кейт процитировала, взяв бокал с подноса проходящего мимо лакея:

– «Женщина всегда ветрена и непостоянна».

Фредди бросил на нее озадаченный взгляд.

– Это, конечно, не из Библии, Кейт?

– Бог мой, конечно, нет! – Она сделала глоток вина. – Это Вергилий.

– Послушай, Кейт, – тихо сказал Фредди, придвинувшись к ней. – Там, у пальмы, Трэхерн. Он смотрит прямо на тебя. Что он-то здесь делает, хотелось бы мне знать? Не думаю, что такого рода вечеринки ему по душе. Как ты думаешь, он здесь не для того, чтобы шпионить за тобой?

Кейт пожала плечами.

– А я подумала бы, что он так пристально смотрит именно на тебя. В конце концов, ведь это ты все время приглашаешь на танец его дочь, разве не так?

– Только потому, что ты со мной не танцуешь, – обиженно пробурчал Фредди. Затем, словно это только что пришло ему в голову, он сказал: – Эй, Кейт, а он ничего тебе не говорил про меня в тот вечер, когда застал нас танцующими?

– По поводу твоего грубого обращения со мной, ты это имеешь в виду? – спросила Кейт.

– Да. Мне очень жаль, что так получилось. Не знаю, что на меня накатило. Просто наваждение какое-то. Да я не такой уж любитель танцев.

– Нет, – ответила Кейт, – его светлость ничего не говорил о твоей грубости.

Кейт ничего не сказала Фредди о появлении в Лондоне Дэниела Крэйвена. В тот вечер Фредди Бишоп, затеявший горячий спор о лошадях с молодым мистером Сондерсом, его не заметил. Она решила, что это и неплохо: ее друг был из числа тех, кто считал утверждение Кейт, будто она во время пожара видела Дэниела Крэйвена, одним из симптомов отравления дымом, своего рода галлюцинацией. То, что она едва не лишилась чувств, увидев этого человека семь лет спустя, только укрепило бы уверенность Фредди в том, что ее антипатия к Дэниелу Крэйвену всего лишь плод больной фантазии. В конце концов, что он такого сделал на балу – просто, как воспитанный человек, поприветствовал ее. А она чуть не потеряла сознание.

Вместо этого она из вредности сказала:

– Однако лорд Уингейт поинтересовался, что ты здесь делаешь, и тут же предположил, что она, должно быть, была занята в тот вечер.

Фредди уставился на нее:

– Кто была занята в тот вечер? Ты имеешь в виду мою мать?

– Вовсе нет. – Она сделала еще глоток шампанского. – Твоя певичка из Вены, конечно.

Фредди открыл рот и бросил в сторону маркиза такой взгляд, что, заметь тот его, ему стало бы не по себе.

– Ах, черт! – задохнулся Фредди. – Послушай меня, Кэти. Она для меня ничего не значит, клянусь. Она просто… Ну, если бы ты подала мне какой-нибудь знак… – Фредди вновь свирепо посмотрел в сторону маркиза. – Я убью его, – услышала она его бормотание. – Клянусь, я сделаю это.

Кейт слегка коснулась веером его руки.

– Ох, Фредди, прекрати! Я рада услышать, что ты не проводишь время, когда меня нет рядом, тоскуя по моему обществу. Это удар по моему самолюбию, должна признать, и я огорчена тем, что ты никогда не рассказывал мне о ней, ведь я думала, что между нами нет секретов друг от друга. – «Ну, почти никаких», – виновато добавила она про себя. – Но, думаю, я это переживу.

Фредди был настолько смущен, что не мог выговорить больше ни слова. И его обида от ее слов, которые она рассматривала как добродушный выговор, по всей видимости, была чрезмерна, поскольку после этого он долго не давал о себе знать. Он не появлялся на тех балах, где она могла быть, и даже не навещал ее по воскресеньям, в ее единственный выходной день.

Удивленная, Кейт предположила, что певичка значит для него больше, чем она думала.

А тут еще, несмотря на то что дочь была больна – конечно, пустяковая болезнь, но тем не менее неприятная, – лорд Уингейт редко показывался ей на глаза, в том числе и в собственном доме. Иногда он заглядывал сразу после завтрака, чтобы справиться, как Изабель провела ночь, и изредка появлялся вечером, вернувшись домой, но и только. Кейт уже начала думать, что он подыскал кого-то вместо миссис Вудхарт, с которой, о чем она узнала от Изабель – кстати, та знала больше, чем ей положено знать о сердечных делах отца, – он расстался. Но это предположение Изабель с отвращением отвергла. Не находил он никакой замены и не станет искать, если хочет себе добра. По мнению Изабель, ему нужно жениться, и чем скорее, тем лучше, так как Джеффри Сондерс мог в любой день сделать ей предложение.

Однако прочие обитатели дома скептически относились к вероятности женитьбы маркиза, как бы страстно этого ни желала Изабель. Они неоднократно слышали, что он напрочь отвергает саму мысль о женитьбе и обычно, когда кто-нибудь из слуг объявлял о намерении обзавестись семьей, старается отговорить его от этого. Если несчастный (или несчастная) не отказывался от идеи похода к алтарю, маркиз, как говорили, печально вздыхал, одаривал их золотой кроной и желал им найти счастье таким тоном, который заставлял предположить, что такое счастье встречается крайне редко.

И наконец, Кейт узнала от лакея лорда Уингейта, что тот все последнее время проводит не в поисках новой любовницы, а в своем клубе. Во всяком случае, именно туда Дункан отвозил свежие сорочки.

Не то чтобы Кейт интересовали кухонные сплетни. Только она не могла не прислушиваться к разговорам, где упоминалось имя лорда. Например, рассказ миссис Клири о том, как однажды в сочельник в Уингейтском аббатстве навалило столько снега, что набожная экономка решила отказаться от мессы из страха упасть по дороге. Представьте ее удивление, когда в рождественское утро она проснулась от скребущих звуков и, выглянув в окно, увидела хозяина дома – он всей прислуге в этот день дал выходной, – расчищавшего для нее дорожку в снегу!

– И даже не пожелал выслушивать слов благодарности! – сообщила как-то за вечерним чаем миссис Клири, после того как Изабель забылась в беспокойном сне. – Не пожелал слушать. И ведь он даже не ходит в церковь! Но он всегда был таким, с детства, когда еще был маленьким мастером Берком. Всегда старался для других, но делал это тайком, чтобы никто об этом не узнал, разве что это происходило случайно. Я слышала, что находятся такие, кто считает, что у его светлости скверный характер. – Миссис Клири понизила голос. – И я признаюсь вам, у него дьявольский характер! Но только тогда, когда его расстроят, мисс. Только когда его расстроят. В остальное время он лучший из людей. Лучший.

Кейт могла бы подумать, что миссис Клири слегка преувеличивает, как обычно делают пожилые дамы – особенно экономки, когда рассказывают о своих хозяевах, – если бы не слышала похожих историй и от остальных слуг лорда Уингейта. Отец Изабель, судя по их словам, был великодушен сверх всякой меры и воспринимался главным образом таким, как настаивала миссис Клири, – лучшим из людей.

Если не считать, конечно, его характера, который, по общему мнению, был крайне неустойчив. Кейт посоветовали стелить побольше соломы вокруг каждого предмета, способного вызвать хозяйский гнев, и даже предложили перечень этих предметов, включающий вопросы женитьбы и одежду из фланели.

Хотя Кейт и запомнила этот перечень, ей казалось, что едва ли когда-нибудь возникнет необходимость обсуждать эти опасные темы, поскольку теперь она так редко видела его. Она прожила в доме маркиза почти целый месяц, прежде чем ей пришлось сидеть с ним за одним столом. И эта ситуация оказалась откровенно неудобной, поскольку маркиз, который рассчитывал провести завтрак за уединенным просмотром газет, попытался найти какую-нибудь тему, подходящую для разговора, не смог этого сделать и наконец, извинившись, ретировался из-за стола.

Кейт, понятно, не была бы женщиной, если бы это положение не начало ее раздражать. Для нее было очевидно, что лорд Уингейт избегает ее, – столь же очевидно, как то, что раньше он ее преследовав Странно, но то, что он ее избегает, не нравилось ей гораздо сильнее, чем его преследования. Она не льстила себе мыслью о том, что лорд Уингейт влюблен в нее, но полагала, что нравится ему. Хотя бы немного.

Но это было явно ошибочное впечатление, так как его светлость лорд все время пытается доказать, что у него где-то еще есть место для лучшего времяпровождения.

Другие мужчины, однако, не столь переменчивы в своих чувствах. Мистер Джеффри Сондерс остается постоянным поклонником, что только что подтвердила Бриджит, которая принесла письмо на серебряном подносе.

– Может быть, – начала Бриджит с сильным французским акцентом, – может быть, хоть это заставит леди улыбнуться. Принесли почту. Думаю, это еще одно любовное послание.

Изабель застонала с закрытыми глазами.

– Ох, как стучит в голове! У меня нет сил прочесть это. Мисс Мейхью, будьте любезны, положите это письмо на стол вместе с другими.

Кейт отложила в сторону книгу, которую читала вслух – «Наш общий друг», сочинение Диккенса, «Гордость и предубеждение» они закончили наконец читать вчера, – и взяла письмо с подноса. Узнав почерк на конверте, Кейт весело воскликнула:

– Ого, смотрите-ка, еще одно письмо от мистера Сондерса!

Изабель так резко села в кровати, как если бы кто-то сказал ей, что в доме начался пожар.

– От Джеффри? – закричала она. – Правда? О, дайте же мне его, мисс Мейхью! Пожалуйста, дайте мне его! – Кейт протянула письмо, и Изабель набросилась на него, как умирающий от жажды путник на воду. – О! – кричала она. – О, он скучает по мне, мисс Мейхью! Он говорит, что тоскует по мне.

– Так и должно быть, – ответила Кейт.

– А вдруг он что-нибудь сделает с собой из-за того, что так скучает по мне? Он говорит, что он на это способен. Он говорит, что не может обещать, что ничего с собой не сделает. О, разве мне не следует ответить ему на это письмо, мисс Мейхью? – Изабель посмотрела на Кейт с мольбой. – Ну пожалуйста, можно мне ответить ему?

– Даже не знаю. – Кейт сдвинула брови, притворяясь, что думает. – Это которое по счету письмо на этой неделе?

– Четвертое, мисс Мейхью! Конечно же, я могу написать ему после четырех писем, в которых он умоляет сказать, почему я не пишу ему, и угрожает что-нибудь учинить над собой, если я не отвечу на это послание.

– Думаю, – вздохнула Кейт, – что вы можете послать ему короткую записку и объяснить, что вы болеете, и… – Кейт замолчала, увидев, что Изабель выползает из кровати и направляется к письменному столу, а потом строго сказала: – Куда это вы собрались, миледи? Ну-ка полезайте назад под одеяло. Вы же слышали, что сказал врач!

– Как я могу думать о словах доктора, – причитала Изабель, вырываясь из рук Кейт. – если мой милый Джеффри тоскует по мне?

– Вы будете как следует думать о них, – сердито проворчала Кейт, – если вдруг получите что-нибудь похуже простуды и не сможете увидеться с ним еще несколько месяцев. Подумайте, что он тогда сделает с собой.

Изабель тут же перестала сопротивляться.

– Ох, – застонала она, укладываясь на подушки, – вы правы, мисс Мейхью. Милая мисс Мейхью, что бы я делала без вас? Ведь вы всегда правы.

Кейт, поправляя рукава рубашки, которые Изабель помяла, пытаясь выбраться из кровати, сказала:

– Я действительно всегда права. И вам будет полезно запомнить это, миледи. А теперь лежите спокойно, а я принесу письменные принадлежности. И смотрите, не пролейте опять чернила на простыни!

Но не сделала она и двух шагов к письменному столу, как ее остановил испуганный голос Бриджит.

– О, мисс! – закричала она, когда серо-белое пятно прошмыгнуло мимо ее юбок в галерею через дверь, которую она держала открытой. – Какой ужас! Что это?

Кейт вскочила и бросилась бежать еще до того, как слова замерли на губах служанки. Изабель хорошо относилась к Леди Бэбби, и кошка привязалась к ней из-за постоянных подачек в виде молока и рыбы в сметане и облюбовала для сна ее кровать вместо кровати Кейт. Кейт не возражала, поскольку не сомневалась, что, как только Изабель поправится, она напрочь забудет о Леди Бэбби, которая тогда вернется в ее комнату.

Но пока было весьма трудно держать кошку в комнате больной, так как дверь была постоянно открыта и это позволяло ей свободно бегать по дому, где ее могла поджидать любая опасность. На этот раз кошка направилась в сторону личных покоев лорда Уингейта, куда ей было категорически запрещено заходить. С сильно бьющимся сердцем Кейт мчалась за ней, но кошка успела прошмыгнуть в комнату.

Кейт не колебалась ни секунды. Она распахнула дверь и заглянула в спальню лорда в надежде, что ей удастся увидеть Леди Бэбби прямо с порога и выманить ее до того, как Дункан обнаружит ее присутствие.

Лакея, однако, не было видно. И поскольку Кейт впервые получила возможность войти в комнату хозяина, ее сразу поразили громадные размеры помещения, и она стояла там, открыв от изумления рот, совершенно забыв о Леди Бэбби.

Спальня маркиза была раза в три больше, чем ее комната. В ней находился огромный камин, перед которым стояли удобные кожаные кресла и диван, а над ним на стене висели скрещенные мечи весьма устрашающего вида. У стены напротив стояла не менее массивная кровать.

Это было огромное помещение – поистине огромное, – и все же когда Кейт рассматривала обстановку, ей вдруг стало жаль маркиза. Потому что это была слишком большая комната для одного человека, и она подумала, что ему, должно быть, очень одиноко в ней и, видимо, поэтому он проводит так много времени вне дома, подальше от своих апартаментов.

И вот когда она стояла там, полная этих нелепых мыслей, у нее за спиной вдруг раздался какой-то странный всплеск. Обернувшись, она увидела полуоткрытую дверь, рядом с которой стояло напольное зеркало.

– Дункан? – Кейт похолодела – это был голос лорда Уингейта. – Дункан, куда ты подевался с полотенцами?

А потом, к своему ужасу, она увидела нечто такое, отчего не задумываясь повернулась и выпорхнула из комнаты. Она бежала не останавливаясь, пока не добралась до своей спальни. Влетев внутрь, она заперла за собой дверь.

Она открыла ее, лишь когда услышала встревоженный голос, повторявший:

– Мисс Мейхью? Мисс Мейхью, вы у себя?

Собравшись с духом, насколько ей это удалось, Кейт подошла к двери, отодвинула щеколду и осторожно выглянула в коридор. Она увидела лакея лорда Уингейта, держащего в руке рассерженную и мокрую Леди Бэбби.

– Мисс Мейхью, – Дункан с видом оскорбленного достоинства протягивал ей кошку, – могу я попросить вас, чтобы в будущем вы потрудились следить за этим животным? Я обнаружил его минуту назад, когда оно лакало воду из ванны его светлости.

Кейт молча взяла кошку и начала закрывать дверь, но лакей остановил ее, заботливо спросив:

– Мисс Мейхью, с вами все в порядке? Не прикажете ли прислать миссис Клири, чтобы она побыла с вами? А то у вас такой вид, будто вы только что столкнулись с привидением.

Привидение?! О, она была бы счастлива, если бы то, что она увидела, было всего лишь привидением!

Кейт нашла в себе силы лишь слабо улыбнуться лакею и проговорить:

– О нет. Со мной все в порядке, – а затем закрыть дверь и немного постоять, прислонившись к ней, не обращая внимания на Леди Бэбби, которая отчаянно пыталась вырваться из ее рук.


Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Лондон, апрель 1870 года 8 страница| Лондон, апрель 1870 года 10 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.039 сек.)