Бог возможен только для того, кто может видеть, - для четвертого. С четвертым в мир входит религия.

Вплоть до третьего мир материалистичен. Третьего можно встретить в церквях, храмах, но это ничего не меняет. Начиная с четвертого, религия становится живой: она пульсирует, живет, дышит. Этот юноша, видимо, был четвертым.

Я здесь только для четвертых. Спешите стать четвертым: если вы не­много проснулись, я могу одолжить вам свое существо. Через не­го вы можете получить видение. Я могу подвести вас к своему ок­ну и спросить: "Ты видишь?" Но это возможно только для четвер­того.

Есть еще и пятый, чья осознанность, понимание укоренилось. Для пя­того уже не нужна молния; в нем горит его собственный свет.

Есть еще шестой, тот, у кого вся неудовлетворенность исчезла, тот, кто полностью удовлетворен. Для него больше нет надобности ни в каком достижении.

Но вы удивляетесь: почему существует еще седьмой? Для шестого все уже достигнуто, исполнено; нечего больше достигать. Нет ничего выше шестого; шестой — высочайший. Почему же есть еще седь­мой?

У седьмого исчезает удовлетворение. У шестого есть чувство исполненности, глубокая удовлетворенность, достижение. У седьмого исчезает даже это. Ни удовлетворенности, ни пустоты, ни полно­ты. Седьмой стал самим Богом. Седьмого мы называем аватар: Будда, Махавира, Кришна, Христос. Это седьмой.

Этот юноша, должно быть, был четвертый.

Вам следует помнить: я все говорю и говорю с вами; разговоры эти - лишь подготовка почвы, чтобы однажды я смог пробудить вас и подвести к моему окну.

Так что, все усилие должно быть направлено к этому: как видеть. Все усилие должно быть направлено к этому: как увеличить количе­ство и качество видения, как все существо свое сделать глазами.

Бога не надо искать. Надо создать видение.

Когда празднество окончилось, рабби из Могельника стал танцевать вокруг стола и тихо петь...

Что-то произошло, что-то необычайно важное. Только пением можно выразить свою благодарность. И даже это — "потихоньку": громко было бы вульгарно. Проникло что-то из неведомого; нечто запре­дельное стало видимым. Можно только тихонько напевать. Само это так значительно, так священно, что идут осторожно, как в зимнюю бурю, или как бы боясь врагов. Колеблются. В этом смысле — "стал тихо петь".

"Святой старец, наш брат..."

Будда, Христос — святейшие, но все же нам братья. Как это красиво. Пусть Будда превзошел все и стал Богом, но он остается нам бра­том: он был частью нас. Он шел по тому же пути; он пробирался наощупь в той же темноте. Он из нашей семьи. Он стал святей­шим: "святой старец, наш брат".

Бог так далеко. Он — святое святых. Неподобающе было бы называть Бога "нашим братом". Вот почему между тобой и Богом есть что-то непреодолимое, бездна. Моста нет. Только Будда или Иисус становится мостом: мост соединен и с тем и с этим берегом.

Иисуса называют "Сын Божий" и "Сын Человеческий". Он и то и дру­гое. Сын человеческий, наш брат — сын Божий, святой старец. У моста два конца. Один принадлежит нашему берегу; второй при­надлежит другому берегу. Вот почему Учитель важнее даже Бога.

Дата добавления: 2015-11-03