Детали стирались, но оставалось холодящее сейчас сердце тепло. Будто ее – именно ее – холодная рука вот только что коснулась его небритой и оцарапанной щеки.

Ее руки. Вспоминая о них, он всегда вспоминал туманный осенний вечер, когда он слонялся по улицам, из-за какого-то пустяка вновь обидевшись на Гермиону. Он замерз и устал, он мучился угрызениями совести, потому что знал, что она сидит в этот момент на кухне их дома и кусает от расстройства губы. И он, не осознавая, шел домой. Она встретила его молчанием, он шагнул ей навстречу, а она его ударила, – хлестко, обжигая холодом озябших рук – а потом уткнулась в его влажное от тумана плечо и расплакалась…

Вспоминая этот ее удар, он вспоминал свой собственный. Он ее ударил. Из злости. Из ревности. Из-за боли. Даже не он, а тот, кем постепенно становился…

Темная кухня, в руках – сталь ножа. Внутри – тоже сталь, чуждая, холодная, острая. Все будоражило и раздражало: звуки, запахи, предметы. Хотелось забиться в угол и взвыть. И она – обычная, такая, какой была всегда, с книгами и заумными теориями, что-то выясняющая и узнающая. Она, думавшая в тот момент о Гарри, не понимавшая, как это было обычно, как всегда, а ему было тошно. Он был не как всегда, другой, и она должна была это понять и тоже поменяться! Она должна была перестать говорить о Гарри, о том, как Золотому мальчику плохо и трудно, потому что в кои-то веки трудно и тошно было Рону. И он ударил, он утратил контроль над собой даже с каким-то желчным удовлетворением зверя, которого дразнили, но он смог сорваться с цепи и наказать обидчиков...

И теперь, спустя почти четыре года после всего, после того, как он ушел с берега в лесу Дин, оставляя ее с Гарри, сделав все, чтобы спасти их будущее от разрушения, чтобы отомстить за Джинни и собственную сломанную жизнь, он знал, что от того Рональда Уизли почти ничего не осталось. Лишь то, что он смог уберечь в сердце от поглощения той новой жизнью, что сама вторглась в него – зубами оборотня, беспомощностью, а потом – силой, злобой, неуправляемой яростью. И тоскливыми глазами девушки, навсегда ставшей его ношей и его приютом…

Рон.

Он поднял глаза на тоненькую фигурку, стоявшую рядом с ним и боявшуюся к нему прикоснуться. Она всегда этого боялась, словно он мог причинить ей боль, хотя Рон никогда ничем ее не обижал, даже словом. Может, потому что эта тоненькая девочка с заплетенными волосами - дочь той, что стала жертвой его первого полнолуния - напоминала ему другую девочку, из прошлого мира, которую он держал на руках, купал, читал ей книги, помогал разобраться в сложностях мира. Которая звала его папой. Которая все эти годы была тоненькой нитью между ним и прошлым.

Рон,- снова позвала она, словно напоминая, что она не Роза.

Дата добавления: 2015-10-28