Глава сорок седьмая

из которой можно узнать о том, как Кань Цзэ доставил Цао Цао письмо Хуан Гая, и о том, как Пан Тун предложил сковать суда цепью

Кань Цзэ был родом из Шаньиня, что в Хуэйцзи. Происходил он из бедной семьи и очень любил учиться. Памятью он обладал поразительной; стоило ему один раз прочитать какую‑нибудь книгу, и он ее не забывал. Слава о нем как о блестящем ораторе и храбром воине распространилась далеко вокруг, и Сунь Цюань пригласил его к себе на должность военного советника. Здесь Кань Цзэ подружился с Хуан Гаем, и тот, зная о его необыкновенных способностях, был уверен, что Кань Цзэ сумеет доставить письмо. Кань Цзэ охотно согласился исполнить просьбу друга.

— Раз вы рискуете своей жизнью, то могу ли я жалеть свою! — воскликнул он. — Так должен поступать доблестный муж, — иначе чем он будет отличаться от гнилого дерева?

Хуан Гай вскочил с постели и с благодарностью поклонился другу.

— С этим делом медлить нельзя, — сказал Кань Цзэ.

— Письмо уже готово! Вот оно, — ответил Хуан Гай.

Кань Цзэ взял письмо и, переодевшись рыбаком, в ту же ночь в небольшой лодке отправился на северный берег Янцзы. Ко времени третьей стражи он был уже неподалеку от лагеря Цао Цао. Ночь была звездная; стража, наблюдавшая за рекой, заметила приближавшуюся лодку и задержала ее. Об этом немедленно доложили Цао Цао.

— Это не рыбак, а лазутчик! — воскликнул тот.

— Он называет себя военным советником из Восточного У и заявляет, что привез вам секретное письмо, господин чэн‑сян, — сказали воины.

— Хорошо, посмотрим! Приведите‑ка его сюда! — распорядился Цао Цао.

Шатер был ярко освещен светильниками. Цао Цао сидел, облокотившись на столик, когда ввели Кань Цзэ.

— Зачем пожаловали, господин советник Восточного У? — спросил Цао Цао.

— О Хуан Гай, Хуан Гай! — вздохнул Кань Цзэ. — Ошибся ты в своих расчетах! Теперь‑то я воочию убедился, что чэн‑сян не нуждается в мудрецах! Оказывается, люди пустое болтают! Разве такие вопросы задают гостям?

— А почему бы мне и не спросить об этом? — промолвил Цао Цао. — Я воюю с Восточным У, вы приехали оттуда.

— Хуан Гай много лет служил роду Сунь, — сказал Кань Цзэ, — но недавно Чжоу Юй без всякой на то причины жестоко избил его. Оскорбленный Хуан Гай решил перейти к вам, чтобы отомстить своему обидчику. Но он не знает, пожелаете ли вы принять его, и упросил меня, как друга, отвезти вам секретное письмо.

— Где же оно? — спросил Цао Цао.

Кань Цзэ достал письмо. Цао Цао вскрыл его и стал читать, наклонившись к светильнику.

«Удостоенный великих милостей рода Сунь, я никогда не помышлял об измене. Но ныне случилось нечто, заставившее меня заговорить об этом! Как известно, один в поле не воин, и я твердо убежден, что с малочисленным войском невозможно противостоять могучей армии Срединного царства. Это знают все военачальники Восточного У — и умные и глупые, — только один Чжоу Юй, неразумный и запальчивый юнец, слепо верит в свои способности. Он хочет яйцом разбить камень! Мало того, он чинит произвол, наказывает невинных и не награждает заслуженных. Я ненавижу его за то унижение, которое мне пришлось претерпеть от него!

Слышал я, что вы, господин чэн‑сян, с распростертыми объятиями принимаете людей ученых, и потому решил вместе с моими воинами перейти к вам, чтобы восстановить свою честь и смыть со своего имени позор. Запас провианта, оружие и суда я передам вам. Слезно умоляю вас не сомневаться во мне».

Цао Цао несколько раз внимательно перечитал письмо. Вдруг он вскочил и, в ярости стукнув кулаком по столу, обрушился на Кань Цзэ:

— Как ты смеешь играть со мной? Хуан Гай лазутчиком хочет пробраться ко мне! Он сам устроил так, чтобы его опозорили, а тебя подослал с письмом!

И он крикнул страже, чтобы Кань Цзэ отрубили голову. Воины схватили его и поволокли из шатра. Но Кань Цзэ это нисколько не смутило. Он даже засмеялся.

— Чему ты смеешься? — спросил изумленный Цао Цао, делая знак, чтобы Кань Цзэ отпустили. — Или я не разгадал ваш коварный замысел?

— Я не над вами смеюсь, а над Хуан Гаем. Это он не разбирается в людях! — ответил Кань Цзэ.

— Что это значит? — заинтересовался Цао Цао.

— А вам зачем знать? Хотите убить меня — так убивайте!

— Ты мне пыль в глаза не пускай! Я с детства читаю книги по военному искусству и прекрасно знаю все способы обмана!

— Значит, вы считаете, что это письмо ложь? — спросил Кань Цзэ.

— Я хочу сказать, что один небольшой недосмотр выдал тебя! — сказал Цао Цао. — Если Хуан Гай действительно хочет перейти ко мне, почему он не указал время? Ну, что ты на это скажешь?

Кань Цзэ безудержно рассмеялся:

— Ха‑ха‑ха! И ты еще хвалишься, что с детства читаешь книги по военному искусству! Уходи‑ка ты поскорее восвояси, а не то Чжоу Юй тебя схватит! Невежда! Жаль, что приходится погибать от твоей руки!

— Невежда? — возмутился Цао Цао, не понимая, к чему клонит Кань Цзэ. — Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что ты ничего не смыслишь в стратегии и не понимаешь самых простых истин!

— В чем же я допустил ошибку? — спросил Цао Цао.

— Нет, я умру, вот и все! Не стоит тебе объяснять, раз ты так груб с учеными людьми,

— Но если ты приведешь убедительные доказательства, я отнесусь к тебе с уважением! — пообещал Цао Цао.

— В таком случае скажи, кто станет указывать срок, собираясь покинуть своего господина и перейти к другому? — спросил Кань Цзэ. — Предположим, Хуан Гай написал бы, что перейдет к тебе тогда‑то, но по тем или иным причинам не смог бы этого сделать. Ты бы, конечно, его ждал, замысел был бы раскрыт, и делу конец! Разве не ясно, что в таких делах сроки не устанавливают? Тут приходится ловить удобный момент. А ты, не понимая простой истины, хочешь убить ни в чем не повинного человека! Ну, разве ты после этого не невежда?

— Простите меня! — сказал Цао Цао, изменив тон и вставая со своей цыновки. — Я сразу не разобрался и незаслуженно обидел вас.

— Признаться, я тоже хотел перейти на вашу сторону, — произнес Кань Цзэ. — Неужели вы и в этом увидите только притворство?

— О, нет! Наоборот, я буду очень счастлив! — воскликнул обрадованный Цао Цао. — Если вы с Хуан Гаем совершите великие подвиги, вас ждут такие награды, каких еще никто у меня не получал!

— Мы будем служить вам не ради титулов и наград, а потому, что этого требует небо! — заявил Кань Цзэ.

Цао Цао угостил Кань Цзэ вином. Через некоторое время в шатер вошел какой‑то человек и что‑то шепнул на ухо Цао Цао.

— Дайте письмо, — сказал Цао Цао.

Человек передал ему письмо, Цао Цао прочел, и лицо его засияло. Наблюдая за ним, Кань Цзэ подумал:

«Наверно, это донесение от Цай Хэ и Цай Чжуна о том, что Хуан Гай был жестоко избит, и теперь Цао Цао поверил, что мы решили ему сдаться».

— Я хочу попросить вас, — неожиданно обратился к нему Цао Цао, — вернуться в Цзяндун и договориться с Хуан Гаем, чтобы он известил меня, когда его можно ждать. Тогда у меня была бы возможность его встретить.

— Я навсегда покинул Цзяндун, и мне не хотелось бы туда возвращаться, — сказал Кань Цзэ. — Может быть, вы пошлете кого‑нибудь другого?

— Я опасаюсь, как бы не расстроилось все дело, если поедет кто‑либо другой, — возразил Цао Цао. — Лучше всего, чтобы поехали вы.

Кань Цзэ трижды отказывался, но в конце концов уступил.

— Хорошо, я исполню вашу просьбу, — сказал он. — Но в таком случае надо ехать немедленно, не задерживаясь ни на один час.

Цао Цао на прощание одарил Кань Цзэ золотом и шелками, но тот подарков не принял. Поспешно откланявшись, он сел в свою лодочку и уехал в Цзяндун.

Встретившись с Хуан Гаем, Кань Цзэ подробно рассказал ему обо всем.

— Если бы не ваше красноречие, я бы сильно пострадал! — воскликнул Хуан Гай.

— Я еще сегодня хочу съездить в лагерь Гань Нина и разузнать, что поделывают Цай Хэ и Цай Чжун, — сказал Кань Цзэ, прощаясь с Хуан Гаем.

— Прекрасно! Поезжайте.

Кань Цзэ отправился к Гань Нину.

— Мне очень жаль, что вчера вам пришлось безвинно пострадать из‑за Хуан Гая, — начал свою речь Кань Цзэ.

Гань Нин ничего не ответил. В этот момент в шатер вошли Цай Хэ и Цай Чжун. Кань Цзэ подмигнул Гань Нину. Тот его понял и сказал:

— Да! Чжоу Юй только на себя надеется, а нас не ставит ни в грош! Он меня так опозорил, что мне стыдно людям в глаза смотреть!

Гань Нин заскрежетал зубами, ударил кулаком по столу и стал браниться. Кань Цзэ наклонился к нему и зашептал что‑то на ухо. Гань Нин опустил голову и тяжело вздохнул.

— Что заставляет вас гневаться, полководец? — спросили Цай Хэ и Цай Чжун, заметив, что Гань Нин и Кань Цзэ оборвали при их появлении какой‑то разговор. — Что вас тревожит?

— Тяжко мне! — ответил Гань Нин. — Но вам не понять мое горе!

— Может быть, вы хотите перейти к Цао Цао? — высказал предположение Цай Хэ.

Кань Цзэ изменился в лице. Гань Нин вскочил и выхватил меч.

— Нас выследили! Если мы не убьем их, они выдадут нас! — вскричал он.

— Не гневайтесь, господин, мы вам откроемся! — взмолились Цай Хэ и Цай Чжун, не на шутку перепуганные грозным видом Гань Нина.

— Говорите скорей! — приказал Гань Нин.

— Нас сюда подослал чэн‑сян Цао Цао, — сказал Цай Хэ, — и если вы хотите перейти к нему, мы вам поможем.

— А вы не лжете?

— Да как мы посмеем лгать вам? — в один голос воскликнули Цай Хэ и Цай Чжун,

— Небо послало нам счастливый случай! — промолвил Гань Нин, делая вид, что он очень рад.

— Об избиении Хуан Гая мы уже донесли чэн‑сяну, — сказали братья Цай, — и о вас тоже.

— А я только что отвез письмо Хуан Гая и вернулся, чтобы договориться с Гань Нином о его переходе к Цао Цао! — добавил Кань Цзэ.

— Разумеется, — сказал Гань Нин. — Когда доблестный муж встречает просвещенного господина, сердце его склоняется к нему.

По этому поводу все четверо выпили вина и стали делиться самыми сокровенными замыслами. Братья Цай написали Цао Цао донесение о том, что Гань Нин стал их сообщником. А Кань Цзэ с верным человеком отправил Цао Цао письмо, в котором сообщал, что Хуан Гай перейдет к нему при первом удобном случае; на носу его судна будет черное знамя.

Эти письма вызвали у Цао Цао большие сомнения. Он созвал своих советников и сказал им так:

— Теперь я совершенно ничего не понимаю. То Хуан Гай присылал ко мне Кань Цзэ с письмом, в котором выражал желание перейти на мою сторону, а сейчас уж и Гань Нин предлагает стать моим сообщником! Нет, я не верю им! Кто из вас может пробраться в лагерь Чжоу Юя и разузнать правду?

— Разрешите мне поехать, господин чэн‑сян, — вызвался Цзян Гань. — В прошлый раз меня обманули в Восточном У, и я до сих пор не могу забыть своего стыда. Но на этот раз я все разузнаю и сообщу вам. Прошу вас не сомневаться.

Цао Цао дал свое согласие и приказал Цзян Ганю отправляться немедленно. Цзян Гань сел в свою лодку и вскоре прибыл в лагерь Чжоу Юя. Узнав о его приезде, Чжоу Юй радостно воскликнул:

— Мой успех всецело зависит от этого человека!

Он тут же велел Лу Су пригласить Пан Туна, чтобы обсудить с ним план действий.

Пан Тун, по прозванию Юань‑ши, был родом из Сянъяна, но в последнее время безвыездно жил в Цзяндуне, скрываясь от смут. Лу Су как‑то рассказал о нем Чжоу Юю, тот пригласил его к себе на службу, но Пан Тун не торопился с приездом. Тогда Чжоу Юй послал Лу Су к Пан Туну посоветоваться, каким способом легче всего разгромить Цао Цао.

— Передайте господину Чжоу Юю, — сказал тогда Пан Тун, — что если он хочет разбить Цао Цао, пусть устроит огневое нападение. Но так как на великой реке Янцзы достаточно простора для того, чтобы суда могли разойтись в случае пожара на одном из них, единственно, что я могу посоветовать, — это план «цепи». Победы можно добиться лишь в том случае, если суда противника будут скованы между собой цепью.

Лу Су передал этот разговор Чжоу Юю. Тот задумался, а потом сказал:

— Этот план может выполнить для меня только сам Пан Тун.

— Ему, пожалуй, ехать туда опасно, — усомнился Лу Су. — Уж слишком коварен и жесток Цао Цао.

Чжоу Юй погрузился в размышления. Он не знал, что предпринять. Но в этот момент ему доложили о приезде Цзян Ганя. Чжоу Юй послал людей встречать Цзян Ганя. Но тот уже сам направлялся в лагерь, не дождавшись ответа от Чжоу Юя.

— Почему ты меня в прошлый раз обманул? — спросил Чжоу Юй, делая сердитое лицо.

Цзян Гань с улыбкой отвечал:

— Разве я вас обманул? Ведь я тогда приехал излить вам свою душу как другу детства.

— Хорошо, но предупреждаю: если ты ныне надеешься уговорить меня сдаться, так этому не бывать! Скорей высохнут моря и сгниют камни, чем я на это пойду! В тот раз ты поступил нехорошо. Я тебя угостил, уложил спать вместе с собой, а ты выкрал у меня письмо и уехал не попрощавшись. Мало того, ты донес Цао Цао, и тот убил моих верных союзников Цай Мао и Чжан Юня и расстроил мой план! Теперь ты опять явился! Ясно, что намерения у тебя недобрые. Я не посмотрю на нашу старую дружбу! Я одним ударом разрублю ее! Не знаю, что мне с тобой делать? Отправить обратно? Но через несколько дней злодей Цао Цао будет разбит… Оставить у себя в лагере? Ты начнешь выдавать мои секреты… Эй, слуги! Проводите Цзян Ганя в хижину в Западных горах! Пусть там отдыхает. А разобью Цао Цао — спроважу тебя обратно!

Цзян Гань хотел что‑то возразить, но Чжоу Юй уже удалился во внутреннее помещение шатра. Слуги подвели коня, усадили Цзян Ганя в седло и увезли его в горы. Только двое воинов остались при нем для услуг.

Оказавшись в одиночестве, Цзян Гань не мог ни спать, ни есть. Ночью он потихоньку вышел из хижины, чтобы полюбоваться звездами, которые точно роса усыпали все небо. Цзян Гань остановился. Вокруг было тихо. Вдруг до него донесся размеренный голос человека, читающего книгу. Цзян Гань сделал несколько шагов в ту сторону и увидел небольшую соломенную хижину у самого склона горы. Внутри мерцал светильник. Цзян Гань подошел поближе и заглянул в щель. В хижине сидел человек и нараспев читал трактат Сунь‑цзы о военном искусстве. Рядом со светильником лежал обнаженный меч.

«Это необыкновенный человек!» — подумал Цзян Гань и постучался.

Дверь открылась, и человек вышел. Он действительно чем‑то отличался от других людей. Цзян Гань извинился и спросил его имя.

— Меня зовут Пан Тун, — ответил тот.

— Вы, наверно, тот, кого еще называют Фын‑чу — Птенец феникса! — воскликнул Цзян Гань.

— Он самый…

— Я давно слышал о вас! — обрадовался Цзян Гань. — Но позвольте спросить, почему вы уединились здесь?

— Потому что Чжоу Юй упоен своими талантами и терпеть не может других способных людей, — сказал Пан Тун. — А вы кто такой?

— Я — Цзян Гань…

Пан Тун пригласил его в хижину. Завязалась откровенная беседа.

— С вашими талантами вы можете уйти куда угодно — успех повсюду будет сопутствовать вам! — сказал Цзян Гань. — Не желаете ли вы перейти на службу к чэн‑сяну Цао Цао? Я с радостью представлю вас…

— Охотно! Особенно, если вы поговорите с ним, — согласился Пан Тун. — Признаться, мне самому уже давно хочется уехать из Цзяндуна. Но не будем медлить, иначе Чжоу Юй узнает и убьет меня.

Они тут же спустились к реке, сели в лодку Цзян Ганя и направились к северному берегу. Вскоре они прибыли в лагерь. Цзян Гань первым вошел к Цао Цао и рассказал обо всем, что с ним случилось. Узнав о приезде Пан Туна, Цао Цао сам вышел встретить его, ввел в шатер и усадил на почетное место.

— Прошу ваших наставлений, — обратился к нему Цао Цао. — Я давно слышал о вас, и счастлив, что наконец‑то могу вас лицезреть! К вашим советам я отнесусь с должным вниманием. Ведь я не Чжоу Юй, который не внемлет мудрым словам и оскорбляет умных людей, возгордившись своими собственными талантами!

— Прежде всего, господин чэн‑сян, — начал Пан Тун, — мне хотелось бы взглянуть на расположение ваших войск, дабы убедиться, правильно ли говорят, что вы прекрасный стратег.

Цао Цао велел подать коней и повез Пан Туна осматривать свои лагеря. Они бок о бок поднялись на высокий холм.

— Так, так, — бормотал Пан Тун, оглядываясь вокруг, — сбоку горы, к ним примыкает лес, есть проходы для наступления. Врагу пути отхода неудобны… Да! — заключил он. — Великолепно! Даже Сунь У и Сыма Жан‑цзюй ничего лучшего не смогли бы придумать!

— Вы слишком меня не хвалите, а дайте мне ваши указания! — попросил Цао Цао.

Стоя на берегу реки и разглядывая двадцать четыре шлюза, обращенные на юг, и большие корабли, за которыми, как за стеной, укрывались легкие суда, готовые в любой момент появиться оттуда, Пан Тун, улыбаясь, заметил:

— Да, недаром идет о вас слава, господин чэн‑сян! Вы великолепно используете свои силы! Ну, Чжоу Юй, тебе скоро конец!

Цао Цао был очень польщен. Они возвратились в лагерь. Цао Цао пригласил Пан Туна к себе в шатер и угостил вином. Зашла беседа о военном искусстве. Пан Тун расхваливал храбрость и прозорливость Цао Цао, а тот в свою очередь оказывал ему всяческие знаки внимания и уважения.

— Осмелюсь спросить, — продолжал Пан Тун, притворяясь пьяным, — есть у вас в войске хорошие лекари?

— А зачем они? — спросил Цао Цао.

— Во флоте люди часто болеют, и хорошие лекари необходимы, — пояснил Пан Тун.

В эти дни Цао Цао был крайне обеспокоен тем, что в непривычном климате среди его войска распространилась какая‑то болезнь, сопровождаемая рвотой. Многие от нее даже умирали. Как же ему было удержаться и не расспросить Пан Туна?

— Система обучения флота у вас превосходна, — сказал ему Пан Тун, — но, к сожалению, в ней не все совершенно.

— Так скажите же, что нужно исправить?

— Хорошо. Я могу вам посоветовать, как добиться, чтобы ваши воины не болели и чтобы все они были готовы к совершению подвигов.

Цао Цао чрезвычайно этим заинтересовался.

— На великой реке Янцзы вода все время то прибывает, то убывает, волны и ветер не утихают, — продолжал Пан Тун. — Воины, рожденные на севере и никогда не плававшие на судах, болеют от непривычной качки. А вот если бы железными цепями соединить все суда по тридцать‑пятьдесят в ряд, да наложить от одного к другому мостки, то не только люди, но даже кони свободно могли бы передвигаться по ним! Тогда никакие приливы и отливы, никакие волны и ветер не страшны!

— Благодарю вас за прекрасный совет! — радостно воскликнул Цао Цао, вставая с цыновки. — Если бы не вы, как бы я разгромил Сунь Цюаня?

— Не стоит благодарности, господин чэн‑сян, — ответил Пан Тун. — Это всего лишь мое ничтожное мнение. Решать вы должны сами.

Цао Цао, не теряя времени, вызвал войсковых кузнецов и приказал ковать цепи и скреплять ими суда. Воины, узнав об этом, радовались и ликовали.

Потомки об этом событии сложили такие стихи:

Огонь применили они в сраженье у Красной скалы.

Расчет Чжоу Юя совпал с расчетами Чжугэ Ляна.

Без хитрого плана «цепи», который Пан Тун предложил,

Наверно б герой Чжоу Юй не выполнил подвиг свой бранный.

Затем Пан Тун сказал Цао Цао:

— На том берегу многие герои недовольны Чжоу Юем. Я мог бы уговорить их покориться вам, господин чэн‑сян. Если Чжоу Юй останется в одиночестве, вы сможете взять его в плен. А тогда и Лю Бэя нечего будет опасаться!

— Если вы действительно окажете мне такую великую услугу, я представлю доклад Сыну неба и вам пожалуют должность одного из трех гунов! — воскликнул обрадованный Цао Цао.

— Сделаю я это не ради титула, а ради спасения народа, — сурово ответил Пан Тун. — Но если вы, господин чэн‑сян, перейдете реку, будьте осторожны и не чините насилий!

— Я действую от имени неба! — сказал Цао Цао. — Неужели вы думаете, что я допущу насилие над народом?

Пан Тун поклонился ему и попросил охранную грамоту для своей семьи.

— А где живет ваша семья? — спросил Цао Цао.

— На том берегу. Я могу быть уверенным в безопасности семьи лишь в том случае, если получу такую грамоту, — заявил Пан Тун.

Цао Цао повелел написать охранную грамоту, скрепил ее печатью и передал Пан Туну. Тот с поклоном поблагодарил его и сказал:

— Я уеду, и вскоре вы можете выступать. Не ждите, пока об этом узнает Чжоу Юй.

Когда Пан Тун садился в лодку, он увидел какого‑то человека в одеянии даоса, с плетеной бамбуковой шляпой на голове. Человек этот удержал Пан Туна за руку и молвил:

— А вы и в самом деле храбры! Хуан Гай хитро придумал свое избиение и послал сюда Кань Цзэ с письмом, а теперь явились и вы со своим планом «цепи»! Но, боюсь, что суда не сгорят и все ваши расчеты пойдут прахом! Правда, вам удалось ослепить Цао Цао, но меня‑то вам не обмануть.

У Пан Туна от таких слов душа ушла в пятки.

Поистине:

Чтоб юго‑восток победил, где сыщется средство такое?

А разве на северо‑западе вовсе исчезли герои?

Если вы хотите узнать, кто был этот человек, посмотрите следующую главу.

Дата добавления: 2015-10-28