|
Читайте также: |
Я долго бодрствовал, я думал о себе и о бедных людях, деливших со мною
эту участь. Но наконец размеренные всплески волн, бившихся о бока корабля, и
плавное покачивание судна меня усыпили, и я заснул.
Разбужен я был светом, ударившим мне прямо в глаза. Я вскочил и сел.
Около меня стояло несколько матросов. Человек, закутанный в черный плащ, с
фонарем в руке, стоял, наклонясь надо мной.
- Это он самый! - произнес он наконец.
- Ну, товарищ, вам стало быть, придется идти на палубу, - произнес
корабельный слесарь.
И он, быстро действуя молотком, расковал меня и высвободил меня из
каземата.
- Следуйте за мной! - произнес высокий незнакомец и полез на палубу по
крутой лестнице.
Ах какое небесное удовольствие.было выбраться снова на свежий воздух.
На небе ярко сияли звезды. С берега дул свежий ветер, и мачты корабля весело
гудели. Город, находившийся совсем близко от нас, весь горел огнями. Это
было живописное зрелище. Вдалеке, из-за Борнемутских гор, выглядывала луна.
- Сюда-сюда, сэр, - сказал матрос, - вот сюда, в каюту.
Следуя за своим проводником, я очутился в низенькой каюте брига.
Посередине стоял квадратный, отполированный стол, а над ним висела ярко
горевшая лампа. В дальнем углу каюты,, облитый ярким светом лампы, сидел
капитан.
Порочное лицо его сияло от алчности и ожидания. На столе виднелась
небольшая стопка золотых монет, бутылка с ромом, стаканы, коробка с табаком
и две длинные трубки.
Капитан закачал своей круглой, щетинистой головой и воскликнул:
- Я вас от души приветствую, капитан Кларк. Вас приветствует честный
моряк. Как видно, нам не придется путешествовать вместе.
- Капитану Кларку придется путешествовать в одиночестве, - произнес
незнакомец.
При звуке этого голоса я даже вздрогнул он неожиданности и изумления.
- Боже мой! - воскликнул я. - Да это Саксон!
- Узнал! Он самый и есть! - воскликнул незнакомец, откидывая плащ и
снимая шляпу: я увидал перед собой хорошо знакомую фигуру и лицо.
- Да, товарищ, - продолжал Саксон, - вы меня вытащили из воды. Стало
быть, и я могу вас вытащить из крысиной ловушки, в которую вы попали. Око за
око и зуб за зуб, как говорится. Правда, мы с вами при расставании
поссорились, но я не переставал о вас думать.
- Садитесь, капитан Кларк, и выпейте стаканчик, - воскликнул капитан, -
черт возьми, после всего, что вы переиспытали, вам будет приятно
побаловаться малость и промочить глотку.
Я присел к столу. Голова у меня шла кругом.
- Я решительно ничего не могу понять, - сказал я, - что это все
означает? И как это вышло?
- Для меня все это дело ясно как день, - сказал капитан корабля, - ваш
добрый друг, полковник Саксон, - так, кажется/я вас называю - предложил мне
за вас денежную сумму, которую я выручил бы за вас в Всст-Индии. Черт меня
возьми, но ведь, несмотря на всю мою внешнюю грубость, я человек. У меня
есть сердце. Да-с, да-с! Зачем мне губить человека, если я могу его
осчастливить? Вся моя беда в том, что надо кормиться, а торговля идет тихо.
- Значит, я свободен! - воскликнул я.
- Да, вы свободны, - ответил капитан, - деньги, внесенные за вашу
свободу, лежат вот здесь, на столе. Можете идти куда хотите. В Англии только
вам жить нельзя. Вы поставлены вне закона.
- Но как вы это сделали, Саксон? - спросил я. - Скажите, вы не навлекли
на себя опасности этим шагом?
- Хо-хо-хо! - расхохотался старый солдат. - Я, милый мой, теперь
человек свободный. Прощение у меня в кармане, и я плюю на шпионов и
доносчиков. День тому назад я встретился с полковником Кирке, честное слово,
встретился! Увидал это я его и заломил шляпу набекрень. Негодяй взялся за
рукоять сабли. Я тоже схватился за рапиру. Мне очень хотелось отправить в ад
его дрянную душонку. Я плюю и на Кирке, и на Джефриса, и на всю их проклятую
свору. Для меня вся эта сволочь все равно что прошлогодний снег. Да и они
вовсе не желают встречаться с Децимусом Саксоном, уверяю вас.
- Но как же это случилось? - спросил я.
- Ну, черт возьми, тут никакого секрета нет. Старого воробья на мякине
не проведешь - это прежде всего. Расставшись с вами, я направился в
известную вам гостиницу. Я рассчитывал, что встречу там дружеский прием. Так
оно и случилось. Там я некоторое время скрывался, пребывал в Gachette, как
говорят господа французы. Тем временем в моей голове назревал план. Donner
wetter! Кто меня чертовски напугал в эти дни, так это ваш старый приятель
моряк. Как человек, он никуда не годится, но в качестве картины его можно
было бы продать за большие деньги. Ну, хорошо, я вспомнил об вашей поездке в
Бадминтон, к этому самому герцогу, имени которого не упоминаю. Зачем имена?
Вы меня и так понимаете. Послал я к нему человека с предложениями, сущность
которых заключается в том, что я должен получить полное прощение и что это
прощение будет мне наградой за то, что я буду молчать о том, что герцог
любезничал с бунтовщиками. Поручение это было выполнено самым секретным
образом, и герцог мне назначил свидание ночью в пустынном месте, - на это
свидание я сам не поехал, а послал вместо себя одного человека. Человека
этого нашли утром мертвым. В его камзоле было гораздо больше дыр, чем сделал
портной. Тогда я послал к герцогу второе послание; требования свои я повысил
и потребовал, чтобы он кончал со мной поскорее. Герцог спросил, каковы будут
мои условия. Я потребовал полного прощения и места в войсках. Для вас я
потребовал денег. Мне нужно было вас выкупить и благополучно переправить в
какое-нибудь иностранное государство, где вы могли бы продолжать столь
блистательно начатую вами военную карьеру. Я получил все, что требовал, хотя
герцог был взбешен, как человек, у которого вырывают здоровые зубы. При
дворе герцог пользуется теперь огромным влиянием, и король ему решительно ни
в чем не отказывает. Я получил полное прощение и команду над войсками Новой
Англии. Для вас я добыл двести золотых монет, тридцать из коих я уплатил
капитану. Двадцать удерживаю себе на расходы по вашему делу. Вот в этом
мешочке вы найдете полтораста золотых монет. Я уже нанял рыбаков, которые
должны доставить вас в Флешинг. Заплатите вы им сами.
Вы, конечно, понимаете, милые дети, что я был поражен этим неожиданным
оборотом дела. Саксон закончил свой рассказ и умолк, а я сидел как
пораженный молнией, стараясь сообразить все, что услышал. И вдруг мне в
голову пришла мысль, заставившая меня похолодеть. Счастье и надежда на
лучшие дни испарилась в один миг. Я ведь должен остаться здесь, я своим
присутствием поддерживаю и ободряю товарищей по несчастью. Разве не жестоко
с моей стороны бросить их в таком ужасном положении? Товарищи привыкли ко
мне, они обращались ко мне со всеми своими огорчениями. Я как мог утешал их
и успокаивал. Я не могу их оставить.
Трудно было мне в эту минуту. Медленно и с трудом выговаривая слова, я
ответил:
- Я очень вам обязан, Саксон, но боюсь, что вы даром трудились. У этих
бедных крестьян нет, кроме меня, никого, и они нуждаются в моей нравственной
поддержке. Крестьяне эти просты, как дети, и что они станут делать в чужой
стране? У меня нет силы с ними расстаться!
Саксон откинулся на спинку стула, вытянул свои длинные ноги и, засунув
руки в карманы, начал хохотать.
- Ну, уж это слишком! - воскликнул он. - Много я видел препятствий,
хлопоча о вас, но этого препятствия, признаюсь, не предвидел. Вы самый
несговорчивый человек во всем мире, черт вас возьми. Всегда у вас найдутся
смешные резоны и соображения, и вы начинаете брыкаться и вставать на дыбы,
как горячий, необъезженный конек. Но, уверяю вас, Кларк, вы выдумали пустое.
Вы угрызаетесь по-пустому, и я берусь вам доказать тщетность ваших
угрызений.
- Не огорчайтесь о товарищах, капитан Кларк, - произнес командир брига,
- я для них буду отцом, добрым, любящим отцом. Черт меня возьми, если я лгу.
Я вам даю слово честного моряка. Вы лучше оставьте для них пустячок, ну хоть
двадцать золотых монет, и я их стану кормить так, как они дома никогда не
едали. Я буду их выпускать на палубу, и раз-два в день они будут дышать
свежим воздухом.
Саксон встал с места:
- Пойдемте на палубу. Мне нужно вам сказать два слова, - сказал он.
Он вышел из каюты, а я последовал за ним. Подойдя к корме, мы
облокотились на парапет. Огни в городе погасли, и о черные берега бился
черный океан.
- Вы не должны бояться за участь пленных, Кларк, - прошептал Саксон, -
до Барбадоса они не доедут, и этому ослу капитану не придется продавать их в
рабство. Напрасно он на это надеется. Самый лучший исход для него будет,
если ему удастся сохранить в целости собственную шкуру. На этом корабле есть
человек, который с удовольствием отправит его на тот свет.
- Что вы хотите сказать, Саксон? - спросил я.
- Вы слышали о существовании человека, которого зовут Мэротом?
- Гектор Мэрот! Конечно, я хорошо его знаю. Он разбойник. Твердый как
кремень человек, но сердце у него доброе.
- Ну вот, он самый. Вы правильно сказали, что он - крепкий человек. И
кроме того, он замечательно фехтует. Я видел его работу, но мне кажется, что
он слаб в стоккадах. Он действует краями рапиры, он чересчур сильно напирает
на края, а острие у него работает слабо. Применяя такую систему, Мэрот
обнаруживает пренебрежение ко всем признанным научным авторитетам Европы.
Впрочем, это вопрос спорный! Некоторые знатоки защищают систему Мэрота. Я,
однако, стою на своем. Пренебрегать правилами фехтования нельзя
безнаказанно. Я, действуя secundum arten, согласно с требованиями науки,
могу продержаться дольше, чем Мэрот. Я называю главнейшими и важнейшими
приемами кварту, тьерсу и саккон. К черту все эти эстрамаконы и пассады.
- Вы хотели сказать что-то такое про Мэрота, - нетерпеливо перебил я.
- Он здесь, на бриге, - ответил Саксон. - Жестокое обращение солдат с
крестьянами после битвы при Бриджуотере произвело на Мэрота сильнейшее
впечатление. Человек он суровый и бешеный и любит свидетельствовать о своем
неудовольствии не словами, а делами. В окрестностях Бриджуотера нашли целую
кучу зарезанных и застрелянных солдат. Виновник же этих деяний не был
обнаружен. Затем, когда была убита еще дюжина солдат, пошли слухи, что
убийца не кто иной, как разбойник Мэрот, и на него была устроена форменная
охота.
- Ну, и что же дальше? - спросил я.
Саксон замолчал на минуту, чтобы закурить трубку. У него была его
старая трубка, та самая, которую он курил в лодке, после того как мы с
Рувимом вытащили его из воды.
Когда я вспоминаю Саксона, то я всегда его вспоминаю таким, каким его
видел в эту минуту. Красные искры огнива освещали его суровое, энергичное
лицо, его соколиный нос, лицо его все было покрыто мелкими морщинами. Иногда
я вижу это лицо во сне, иногда наяву, когда в комнате темно. На меня глядят
мигающие,острые глаза из-под длинных век. Я вскакиваю, протягиваю руку в
пустое пространство, надеясь пожать еще раз худую жилистую руку приятеля.
Много дурного было, дети мои, в характере этого человека. Он был лукав и
хитер; у него почти совсем не было стыда и совести, но так уж странно
устроена человеческая природа, что все недостатки дорогих вам людей
забываются. Не по хорошему мил, а по милу хорош. Когда я вспоминаю о
Саксоне, у меня словно согревается сердце. И чем дальше идет время, тем
сильнее я люблю его. Пятьдесят лет, прошедшие с тех пор, не ослабили, а
усилили мою любовь к Саксону.
Медленно попыхивая трубкой, Саксон продолжал:
- Ну вот, узнав, что Мэрот - человек настоящий и что его травят по
пятам, я разыскал его, и мы устроили совещание. Лошади у него не было;
кто-то ее подстрелил. Он очень любил эту лошадь, и ее гибель его еще больше
обозлила. Он стал еще более опасным для солдат, чем прежде. Мэрот сказал
мне, что ему его старое дело надоело. Он хотел заняться чем-нибудь более
серьезным. Выходило, что он самый нужный мне человек. В разговоре я узнал,
что Мэрот в молодости был моряком. Мой план окончательно выяснился.
- Извините, я все еще не понимаю, что вы задумали? - спросил я.
- Но я вам изложил все. Дело ясно. Мэроту хотелось спастись от своих
врагов и оказать какую-нибудь услугу изгнанникам. И вот он нанялся матросом
на этот бриг, который называется "Лисицей Доротеей". На этом бриге он уедет
из Англии. Команда состоит из тридцати человек всего-навсего. В трюме же
сидит двести человек пленных. Мы с вами знаем, что они простые крестьяне,
имеющие мало понятия о порядке и дисциплине, но этого ничего и не нужно.
Переколотить матросов они сумеют, а это все, что требуется в данном случае.
Мэрот выберет ночку потемнее, спустится в трюм, скинет с них кандалы и
вооружит их дубинами и чем попало. Хо, хо, хо! Что вы скажите на это, Михей?
Пускай плантаторы сами возделывают свои плантации. Помощи от крестьян
Западной Англии они не дождутся.
- Это действительно прекрасный план, - ответил я, - как жаль, Саксон,
что ваш смелый ум и быстрая сообразительность не нашли себе более широкого
применения. Вам бы армиями командовать и планы компаний сочинять. Я более
талантливого воина, чем вы, не видывал.
Саксон схватил меня за руку и прошептал:
- Глядите-ка, глядите! Видите, вон там, под мачтой, пространство,
освещенное луной. Видите, там стоит маленький коренастый матрос. Он стоит
один, задумавшись и опустив голову на грудь. Это и есть Мэрот. Будь я на
месте капитана Пограма, я скорее пустил бы на бриг самого дьявола с рогами,
копытами и хвостом, чем этого человека. Не беспокойтесь о пленных, Михей. Их
будущая судьба устроена.
- В таком случае, Саксон, - ответил я, - мне остается только
поблагодарить вас за то, что вы меня спасли! Я непременно воспользуюсь вашей
доброй услугой.
- Вот теперь вы говорите как настоящий человек! - произнес он. -
Скажите, не могу ли я сделать для вас еще что-нибудь в Англии? Впрочем,
клянусь, я и недели не пробуду в этой стране. Индейцы Новой Англии ограбили
плантации наших колонистов, и против них подготовляется экспедиция.
Начальство над этой экспедицией поручили мне, и я должен торопиться. Да мне
и самому хочется уехать, надо поскорее обеспечить доходное занятие. Никогда
мне не приходилось еще участвовать в такой дрянной войне. Ни битв настоящих,
ни добычи не было. Даю вам слово, Кларк, что с самого начала войны мне не
попало в руки ни одной серебряной монеты. Во второй раз я не пошел бы на это
дело ни за что, хотя бы мне обещали в добычу весь Лондон.
- Никаких дел у меня в Англии нет, - ответил я, - правда, есть одна
особа, которую поручил моим попечениям покойный сэр Гервасий Джером, но я
уже принял меры, и желания сэра Гервасия исполнены. Если вам случится быть в
Хэванте, объясните всем, что король, поступающий таким зверским образом со
своими подданными, долго на троне не удержится. Когда он будет низвергнут, я
вернусь на родину. Полагаю, что это произойдет скорее, нежели думают.
- Да, - ответил Саксон, - зверские дела на западе Англии вызвали
возмущение во всей стране. Я отовсюду слышу, что короля и его министров
теперь ненавидят гораздо больше, чем в начале восстания. Эй-эй, капитан
Пограм! Мы - здесь! Дело улажено, и мой приятель согласен покинуть ваш бриг.
Капитан приблизился к нам. Он сильно покачивался. Видно было, что,
оставшись один в каюте, он оказал немалую честь бутылке с ромом.
- Я так и думал, что он внемлет голосу разума. Черт меня возьми, если я
не так думал. Но с другой стороны, я не удивляюсь, что ему не хотелось
покидать "Лисицу Доротею". Ведь я пленных устроил так, что таким устройством
и герцогиня не побрезговала бы. А где же ваша лодка?
- У борта, - ответил Саксон, - ну, капитан Пограм, мы с моим другом
желаем вам приятного и полезного путешествия!
- Чертовски признателен вам, - ответил капитан, приподнимая треугольную
шляпу.
- Желаем вам благополучно добраться до Барбадоса.
- Доберемся. В этом сомнения быть не может, - ответил капитан.
- И сверх всего прочего желаем вам продать повыгоднее ваш живой товар.
Вы должны быть вознаграждены за вашу доброту и сострадательность.
- Вот за это спасибо! - воскликнул капитан Пограм. - Это прекрасные
слова. Сэр, я ваш вечный должник!
Около брига стояла рыбачья лодка. При тусклом свете фонарей, освещавших
корму брига, я различал на палубе этой лодки человеческие фигуры. На мачте
хлопал большой черный парус. Я перелез через парапет и стал спускаться по
веревочной лестнице в лодку.
- Прощайте, Децимус! - произнес я.
- Прощайте, мой мальчик. Деньги-то у вас целы?
- Целы, целы.
- Ну, и прекрасно, а я вот хочу вам сделать на прощание другой подарок.
Эта вещь доставлена мне сержантом королевской конницы. Эта вещь, Михей,
будет вас кормить, одевать и обувать. Храбрый человек должен смотреть на нее
как на источник своего существования. Это нож, которым вы откроете устрицу
жизни. Глядите-ка, мальчик, это ваш собственный палаш.
И Саксон вынул из-под плаща и подал мне мой палаш. Я увидал знакомую
мне тяжелую медную рукоять и выцветшие кожаные ножны старого образца.
- Мой старый палаш! Палаш моего отца! - воскликнул я в восторге.
- Да, - сказал Саксон, - теперь вы принадлежите к старому и честному
сословию наемных солдат. Турки все еще беснуются у ворот Вены, и человек,
одаренный силой и храбростью, всегда найдет себе работу. Среди этих бродячих
воинов, родившихся в самых различных государствах и странах, вы найдете
много англичан и убедитесь в том, что они поддерживают с честью наше
национальное имя. Я знаю, что вы Англии не опозорите. Я с удовольствием
поехал бы с вами, но мне дано выгодное место и хорошее положение. Прощайте,
мой мальчик, я желаю от всей души, чтобы вам сопутствовало счастье.
Я пожал мозолистую руку старого солдата и спустился вниз, в рыбачью
лодку. Канат, привязывавший нос к бригу, был обрезан, парус поднят, и лодка
быстро заскользила по бухте. Мы неслись вперед. Вокруг нас стояла тьма,
непроницаемая тьма, и так же темно и непроницаемо было открывавшееся передо
мной будущее. Качка стала сильнее, и я понял, что мы вышли из гавани и идем
уже по каналу. На отдаленном берегу мелькали редкие огоньки. Я глядел на эти
огни. В это время тучи,.закрывавшие месяц, исчезли, и при холодных, белых
лучах месяца я ясно различал стоявший в гавани бриг. На палубе, у снастей,
стоял старый солдат и махал мне вслед рукой, как бы приветствуя меня и
ободряя.
Но тучи снова закрыли месяц, и длинная костистая фигура с вытянутой
вперед рукой исчезла. Саксон был последний человек, которого я видел,
покидая родину. Да, мне пришлось покинуть страну, в которой я родился и
вырос.
Глава XXXVI
КОНЕЦ ВЕНЧАЕТ ДЕЛО
Итак, милые дети, я подхожу к концу моего повествования. Я рассказал
вам историю одной неудачи. Правда, это была честная, благородная неудача, но
все-таки это была неудача. Через три года после описанных событий Англия
пришла в себя, сорвала свои оковы, и Иакову со всеми его зловредными
приспешниками пришлось, подобно мне, бежать за границу. Наша ошибка
заключалась в том, что мы хотели ускорить событие, но тем не менее настали
дни, когда народ оценил наше дело. Людям, боровшимся за веру и свободу на
западе Англии, воздали должное. Кости людей, брошенных палачами в помойные
ямы, были вынуты и преданы погребению. В молчаливой скорби несли эти останки
и хоронили на хорошеньких деревенских кладбищах, где они покоятся и теперь.
Людей этих похоронили в их родных деревнях, близ гор Мендипса и Квантока,
над ними звонят родные колокола, которые они слушали в детстве и которые их
призывали к молитве. И почивают они в земле сырой, как дети на груди любящей
матери. Да почивают же они в мире!
Я не буду говорить больше о себе, милые дети. И без того я говорил
слишком много о себе. Я обещал вам рассказать, как происходила война на
западе Англии, и исполнил свое обещание. Нет-нет, не просите меня, я не
скажу ни слова более. Ах, хитрые дети! Вам известно, что старый дед болтлив.
Если я не удержусь от соблазна и расскажу вам, как я ехал в Фешинг, то мне
придется рассказать и о том, как я состоял на службе у императора, как я
попал ко двору Вильгельма Оранского и как мы во второй раз высадились на
западе Англии. Эта вторая высадка была много удачнее первой. Но ничего этого
я вам рассказывать не буду. Нет-нет, ни слова более. Теперь весна, вам,
плутишки, надо гулять. Бегайте, развивайте свои силы; чего вам торчать возле
старого деда и слушать его россказни? Вот если я доживу до будущей зимы и
если мои ревматизмы меня помилуют, тогда дело другое; опять мы начнем
разговаривать о прошедших временах.
Скажу вам только несколько слов о судьбе лиц, речь о которых шла в этом
рассказе. О некоторых я не могу ничего сказать, так как потерял их из виду.
Что касается вождей восстания, то они отделались гораздо легче, чем их
последователи. Палачи и мучители были не столько жестоки, сколько жадны и
освобождали многих за взятки. Грей, Бюйзе, Вэд и другие купили себе жизнь
ценою имущества. Фергюсону удалось бежать. Монмауз был казнен в Тауэре, и в
последние минуты в нем проснулась доблесть, которая вспыхивала в нем по
временам, несмотря на слабый характер. Это была вспышка угасавшего огня. Мои
мать и отец дожили до лучших дней. Они увидали торжество протестантской
веры, Англия стала защитницей Реформации на всем материке Европы. Я вернулся
на родину в Хэвант три года спустя и нашел там все по-старому. Только в
черных косах моей матери появилось много серебряных нитей, да и отец
состарился. Заботы и огорчения не прошли для него бесследно. На лице его
появилось много морщин, да и ходит он более сгорбившись, чем прежде.
Родители мои до самой кончины жили душа в душу. Я вам говорил уже, что он
был пуританин, а она церковница, но это не мешало им любить друг друга.
Глядя на них, я проникался надеждою, что религиозная вражда,
свирепствовавшая в Англии, исчезнет наконец. Родители мои своим примером
доказывали, что можно быть преданным своей вере и в то же время любить и
уважать представителей других религий. Настанут дни, когда церковь и
пресвитерианство станут родными сестрами, когда они перестанут ненавидеть
друг друга и будут работать для одной высокой цели. Пусть они соперничают
друг с другом, но не пиками и пистолетами; не судами и тюрьмами должно
сопровождаться это соперничество, пусть каждый из нас прославляет свою
религию благочестивой жизнью и добрыми делами. Пусть каждый из нас будет
добр, справедлив и сострадателен к своим ближним, тогда соперничество
английских церквей перестанет быть проклятием и превратится в благословение.
Рувим Локарби прохворал несколько месяцев и наконец выздоровел. Майор
Огильви выхлопотал ему полное помилование. Когда волнения улеглись, он
женился на дочери покойного Стефена Таймвеля. Рувим до сих пор живет в
Таунтоне и считается богатым и почтенным гражданином. Тридцать лет тому
назад у него родился сын, маленький Михей Локарби, а на днях меня уведомили,
что у этого Михея родился новый Михей. Надеюсь, что он будет хороший боец за
веру и свободу.
О Саксоне мне пришлось слышать не раз. Он отлично пользовался своим
влиянием на герцога Бофорта. Благодаря герцогу его назначили начальником
экспедиции в Виргинию. Нужно было наказать дикарей, которые истязали наших
колонистов. Сражался Саксон с дикарями с большим успехом. Он сумел
перехитрить самых лукавых их вождей, и память о нем живет среди индейцев до
сих пор. Индейцы ему даже дали почетное прозвище; по-нашему это прозвище
означает "Длинноногий хитрец с крысиным глазом". Наконец Саксон загнал
индейцев далеко в пустыню. За его заслуги ему подарили имение, в котором он
и поселился. Впоследствии он женился и провел остаток своей жизни мирно и
спокойно, разводя табак и обучая военному искусству своих многочисленных
детей. Дети вышли, говорят, все в него, такие же длинные и худые. Теперь в
газетах пишут, что из наших океанских колоний образуется в будущем
громадное, могущественное государство. Если это сбудется вправду, то в
образовании этого государства примут немалое участие молодые Саксоны и их
дети.
Дай Бог, чтобы заокеанские Саксоны никогда не ожесточали своих сердец
против маленького острова. Дай Бог, чтобы они никогда не забывали, что этот
остров был их колыбелью.
Соломон Спрент, как вам уже известно, женился и жил долго и счастливо,
на радость всем своим друзьям. Я получил от него письмо, еще будучи за
границей. Соломон сообщал, что к его флоту прибавились две маленькие
лодочки. Я, конечно, понял, что речь шла о детях, которые у него родились.
Умер он таким образом: однажды зимою к моему отцу пришли от Соломона
Спрента. Отец.поспешил к нему. Старик сидел в постели. Рядом на столике
стояла бутылка с ромом и коробка с табаком. Старик тяжело дышал и был в
унынии. На коленях у него лежала раскрытая Библия.
- Трюм у меня пробит и быстро наполняется водой, - сказал Соломон. - Не
успеваю выкачивать воду; того и гляди, пойду ко дну. По правде сказать, я
был плохим моряком и вот теперь, когда час настал, чувствую себя совершенно
разбитым.
Отец пригляделся к истомленному лицу больного, прислушался к его
тяжелому дыханию и спросил:
- Но в каком положении душа?
- Ах, друг, - ответил Соломон, - душа - это груз, который мы везем в
своем трюме, но сделать с этим грузом ничего не можем, так как не мы его
грузили. Я старался слушать команды, я старался выполнять все десять
предписаний, но кто может поручиться, что я не сбился с фарватера и что меня
не отдадут под военный суд?
- Надейтесь не на себя, а на Христа! - ответил отец.
- Ну, конечно, - подтвердил моряк. - Христос управляет рулем. Я всю
свою жизнь старался наблюдать за порядком в своем корабле и строго следил за
погодой. Думаю, что за это меня не накажут. Грустно мне что-то, друг, и вся
моя надежда на то, что в океане Божьего милосердия нет, как говорят, дна. А
скажи, друг, веришь ли ты в то, что вот это мое тело снова восстанет?
- Нам поведено Богом верить в воскресение мертвых, - ответил отец.
- Мне, главное, своей татуировки жалко, - ответил Соломон. - Татуировку
эту я сделал в Вест-Индии, когда состоял под командой сэра Христофора. Жаль
мне с ней расставаться, да и шабаш. Я, друг, ни к кому не питал ненависти. Я
даже к голландским морякам злобы не имею, хотя мне пришлось с ними три раза
воевать. Они мне одну из мачт оторвали и самого чуть не повесили. Правда,
мне пришлось продырявить дырки в некоторых из них, но ведь это сделано в
честном бою и по долгу службы. Вот пил я тоже, но на службу пьяным никогда
не являлся и команду исполнял в точности. Когда бывали деньги - всегда с
бедными товарищами делился. Насчет девок - говорить нечего. Не любил я с
ними путаться. Моя Феба пожаловаться на меня не может; чужим судам сигналов
не подавал. Возьми-ка, друг, мои бумаги, вон там, на полке. Может быть, меня
сегодня же ночью позовут к ответу перед главным Адмиралом. Я не боюсь, что
он велит меня запереть в трюм. Я хоть и бедный матрос, но знаю, что Он мне
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Приключения Михея Кларка 36 страница | | | Приключения Михея Кларка 38 страница |