|
Читайте также: |
и опасность отмщения перестала тяготеть над ее братом, Суанд совсем успокоилась.
- Что это значит? - недоуменно спросил Ерстэм.
- Ах, ведь я совсем забыл, что ты не знаешь о последних событиях. Мы с
Туркубием большие дела провернули. Отправились в Темиргой, подобрались ночью к
Альджеруковым и подожгли в их дворе все строения.
Оставшийся в живых старший брат Альджеруковых первым выскочил из
горницы, Туркубий подскакал к нему и, проговорив: "Это моя месть!" - зарубил
его шашкой. Остальных - мать, отца, стариков - мы пощадили, рука не поднялась.
Успели уехать, никем неопознанные. Туркубий задумал было поджечь все дома в
Альджерукае, принадлежащие оркам, а кого сможет,перебить, но Суанд
воспротивилась.
- Молодчина Суанд! - от души похвалил Ерстэм.- Умно поступила. Правильно
говорят, будешь свирепствовать, на более свирепого наскочишь. Не родился еще
человек, который один смог бы истребить всех орков.
Ерстэм то и дело угрюмо замолкал. Разговор прерывался.
-Из-за этого Одинокого всадника, кажется, ты и на меня обиделся, Ерстэм?-
вдруг спросил Батым, робко вскинув на него глаза.
- Правду сказать, был немного в обиде Если бы я все узнал раньше, не
допустил, чтобы девушка подверглась таким тяжким испытаниям.
- Но ведь я не волен был раскрыть тайну! - горячо запротестовал Батым.
Помнишь, я рассказал тебе о том, как в лесу нашли арбу, на которой ее везли а
сама она и ее спутники исчезли - все правда. Это я увез их в труднодоступное
ущелье и поселил там Сней были еще парень лет восемнадцати, доводившейся Суанд
дядей по матери, и пожилая женщина, ее тетка.
Вчетвером мы соорудили, вернее, слепили домик в две комнаты. Я то верхом,
то на арбе тайно колесил между Темиргоем и их при стаи ищем, возил пищу, признал
лошадей, корову, барашков. В Каплу побывал и купил там для Суанд материю на
мужское платье, а она сама его сшила. И коня для нее добыл у ее дяди, который
знал, где находится девушка. Попросила хороший лук, смастерил. Даже разыскал
старую, длинную шашку. А потом выполняя ее просьбу, обучил верховой езде,
стрельбе из лука, владению шашкой. Когда я спрашивал Суанд, зачем ей все это
нужно, она не отвечала или отнекивалась, мол, мало ли что, может понадобиться.
Вот так, утаивая от меня свои замыслы, она готовилась и лишь потом
объявила мне свое решение: мстить.
- Так нельзя, так не годится, - говорил я, но она и слушать не стала.-
"Ради нашего родства и дружбы, ради соли-каши наших матерей, которые вскормили
нас, поклянись никому не обмолвиться о моей тайне!"-потребовала Суанд. И как я
ни вывертывался, заставила дать клятву. Чем мог, я помогал ей - вместе угнали
коней и скот у Альджеруковых, попытался я принять участие и в кровной мести, но
она решительно воспротивилась:"Если хоть раз вмешаешься, клянусь покойной
матерью, отправлюсь в Альджерукай, затею бой с орками и там сложу голову!" И я
вынужден был подчиниться.
Разве укротишь такую! Сам видел, как она неосмотрительно, очертя голову,
кидалась против врагов.
Наши орки стали подозревать меня и чем дальше, тем больше мне стало
казаться, будто они, как стая волков, ходят вокруг нас. Меня обуяла тревога за
судьбу матера и младшего братишки. Помнишь, ты тоже предостерегал меня...
Когда я возвращался от тебя в Темиргой с подаренным конем, до меня вдруг
дошел смысл твоего предостережения, словно кто-то, толкнув, разбудил меня, я
понял: больше нельзя так беспечно вести себя! Небольшое стадо я поспешно
перегнал к укромному домику Суанд. Уложил в арбу весь наш небогатый домашний
скарб, усадил мать и брата, и глухой ночью, тайком отвез их к Суанд. Так было
тогда...
А теперь, когда вернулся брат Суанд, я не знаю, как мне жить дальше. Уйти
в абреки и всю жизнь мстить оркам за их злодеяния - вот моя мечта. Но Суанд
настойчивыми просьбами уговорила и меня, и своего брата оставить гибельное
намерение.
А сама об одном думает - восстановить семейный очаг. Не знаю, собирается
ли она прожить всю жизнь в затаенной глуши, охраняя очаг Темгановых, или по-
другому построит свою жизнь, от нее трудно добиться толкового слова,
отмалчивается. Приедешь, посмотришь, может, найдешь разумный выход, - окончил
Батым свой рассказ.
Батым привел Ерстэма в долину, где текла та красивая и спокойная речушка,
которую не так давно Ерстэм сам обнаружил неподалеку от дороги, что вела к
махошевскому аулу Заяко. Но они подъехали сюда не со стороны Заяко, а где-то
далеко, в верховьях речки, перевалили через гору потайными тропами и неожиданно
очутились в долине. Отсюда, пробираясь по непролазной чащобе, переехали через
невысокую седловину еще одной горы и попали в долину другой речки.
Ерстэм тотчас узнал ее - это была та бурлящая, рычащая, грозная речка.
Стиснутая отвесными, скалистыми берегами, она тут бурлила и шумела еще яростнее.
Вдоль берега тянулась узкая каменистая проезжая кайма. А с противоположной
стороны нависали недоступные скалы.
Батым повернул по береговой кайме вверх.
Поросшие густым лесом горы, становясь все круче и недоступнее, теснее
стискивали л речку и долину. Наконец путники добрались до места, показавшегося
Еретэму тупиком - две высоченные отвесные скалы сошлись так близко, что словно
гигантскими тисками сдавили ревущую реку, которая в этом месте делала крутой
поворот. Вода, со свирепой силой ударяясь о левый берег, подточила скалу, и под
широким сумрачным навесом образовала кипящий водоворот. Страшно было подумать,
чтобы ступить здесь в воду.
Ерстэм, увидев, что Батым направляется прямо к омуту, с тревогой спросил
его:
- Батым, ты, кажется, напоследок решил утопить меня?
- Верно, страшноватая вода! Но нет положения, из которого не было бы
выхода, и тут проход есть,- произнес Батым, уверенно направляясь к краю
водоворота.
- Погоди, куда ты?!
- Не беспокойся, Ерстэм! Мне сказано: "Приведи его к нам", - и я доставлю
тебя живым и целехоньким. Следуй за мной. Имени о следуй, то есть иди точно
помоим следам и нагибайся так, как это буду делать я. Батым пригнулся в седле и
понудил коня спрыгнуть с крутого берега как раз у основания каменного навеса,
под которым кружилась и пенилась река. Вода оказалась коню едва по брюхо.
Переправившись через грозный водоворот, Батым завернул за выступ скалы и скрылся
из виду.
- Следуй за мной, Ерстэм, не пугайся! - крикнул он из своего укрытия.
- Легко сказать, не пугайся! - закричал в ответ Ерстэм. - Ишь, хитрец!
Придется следовать за тобой, куда деваться! Но если утону, ты будешь виноват!
Ерстэм тоже заставил коня спрыгнуть с берега, и тут снова показался Батым
и внушительно предупредил:
- Смотри, ни шагу влево! Подводный карниз, по которому ты едешь, не шире
трех шагов. Соскользнешь, полетишь в омут вверх тормашками!
Благополучно выбравшись на берег, Ерстэм облегченно вздохнул:
Никогда бы не подумал, что в этой страшной глуби есть такая удобная
переправа! Как ты ее нашел?
- Нечаянно. На охоте забрел однажды сюда и вспугнул оленя, он помчался в
эту сторону. Я подумал,что олень зажат неприступной горой,и бурной речкой, а
значит, некуда ему деться, и пустился вдогонку. Но вдруг мой олень, не страшась
грозной воды, на всем скаку прыгнул с берега. Я решил, что он погиб в
пучине, подбежал и глазам не поверил: зверь, запрокинув на спину рога,
преспокойно переправлялся через воду как раз там, где мы с тобой сейчас
проехали. Оленя я упустил, но зато обнаружил скрытую переправу.
По тропе, вьющейся сквозь старый дремучий лес, они поднялись на небольшой
взгорок и, когда оказались на открытой плешине, Ерстэм остановился. Широкая
лощина с трех сторон была окружена крутыми лесистыми склонами, а с четвертой -
отвесным берегом бурной реки. Вдали, на гарных склонах виднелись редкие поляны,
остальное пространство покрыто могучими деревьями.
"Ничего не скажешь, выбрали местечко - укромнее не сыщешь!" - подумал
Ерстэм.
- Другого прохода сюда нет? - спросил он. - И подводу, и скот этим путем
пригонял?
- Есть еще один-единственный, через глубокое узкое ущелье. Но из Темиргоя
тем путем очень далеко добираться. Разыскать его не легче, чем мою переправу.
Вот я и выбрал это место для Одинокого всадника.
Дальше тропа повела их вниз, вдоль подножья высокой крутой горы, и вскоре
они оказались на небольшой поляне. На краю ее, под сенью могучих дубов стоял
домик-лачужка без ограды. Конюшня и баз припрятаны у края леса. Два кона,
поднятые на сваях, стояли прямо перед домом. Небольшое пространство, поросшее
травой, напоминало традиционное адыгское зеленое подворье. Трава была аккуратно
скошена.
Ерстэм молча, с любопытством оглядывался. Так вот куда возвращался
Одинокий всадник! Он с нетерпением ждал, что же будет дальше. Особенно его
заинтересовал маленький домик. Там ли Суанд? Как она встретит, как примет?
Но из домика никто не показывался, и никто не шел им "навстречу. Батым
поставил коней в конюшню и повел Ерстэма к домику, окруженному широким карнизом,
который поддерживался частыми подпорками. Ерстэм увидел две входные двери,
значит, в домике две комнаты.
Остановившись у порога, он отдал Батыму шашку и плеть. Тот повесил их на
деревянные крюки, вбитые в стену, и, повернувшись к гостю, приветливо произнес:
- Присядь, Ерстэм, отдохни!
- Почему дом пуст, где Туркубий?
- Был дома, может повез провизию ребятам-пастухам. Тут нам приходится
постоянно следить, чтобы чужой человек не забрел - всегда дозор держим. Туркубий
вернется, не волнуйся. Ты посиди, я зайду в ту комнату, женщинам хабар сообщу.
Ерстэм внимательно осматривался. Он сразу почувствовал, что это не
мужское жилище. Никаких особых украшений не было, но, неведомо отчего, комнатка
показалась ему особенно приятной и уютной. У стены - широкая деревянная
неуклюжая кровать, видно, наспех и небрежно сколоченная. Но свернутая постель
покрыта нарядным вышитым покрывалом. И белая циновка, разостланная на кровати, и
пестрый коврик на стене, и шелковая наволочка на продолговатой шерстяной подушке
- все казалось Ерстэму необыкновенно красивым, во всем чувствовал он изящную и
умелую женскую руку.
По стенам развешаны искусно орнаментованные циновки, а кое-где расшитые
золотом бархатные полосы. На коврике за кроватью - шитая золотом сумочка с
принадлежностями для рукоделия. На противоположной стене прибита тоже
разукрашенная шелковой вышивкой вешалка, а на ней белоснежное полотенце. Как
положе но, в углу у двери медный таз и кумган вычищены доблеска.
Теплая жалость набежала на сердце Ерстэма: как же, должно быть, тяжко
было нести жестокую роль мужчины-мстителя бедной девушке, которая так любит
домашний уют, так самозабвенно старается украсить свое "гнездышко!..
Дверь тихо открылась, и вошла Суанд. Ерстэм не сразу ее узнал и некоторое
время с недоумением разглядывал. Куда девалась измученная, увядшая девушка,
какой она запомнилась ему три расставании? Суанд словно повзрослела, стала
стройнее, это была зрелая ослепительная красота. Платье из пестрого, тонкого
шелка - Ерстэм тотчас узнал ту материю, что Батым облюбовал и купил на базаре в
Азыке.
Еще не отросшие остриженные волосы Суанд покрыты легким шелковым платком.
И то, как повязан платок, восхитило Ерстэма: вынужденная изощренная форма
повязки, чтобы скрыть короткие волосы, казалась ему прекрасной.
Узнавая и не узнавая девушку, он растерянно поднялся ей навстречу.
Суанд на короткий миг остановилась у порога, но тут же без всякой
жеманной застенчивости пошла к нему. Глаза ее были широко раскрыты, лицо озарено
теплом благодарной и радушной улыбки.
Эта свобода и простота ее поведения испугали Ерстэма. Так женщина
встречает близкого друга впервые -после своего замужества. Сердце Ерстэма
безнадежно упало. Кроме благодарности и преданной дружбы, лет у нее к нему
ничего...
- С добрым прибытием, Ерстэм! Гостя дороже в нашем доме никогда не будет!
- произнесла Суанд, взяла его протянутую руку и, поклонившись в пояс,
поцеловала. - Ты жизнь мою и душу мою спас. Что я могу в благодарность подарить
тебе? Лишь готовность жертвовать для тебя своей жизнью!
Ерстэм грустно усмехнулся, и не отпуская руки Суанд, сказал:
- И жизнь твою и душу я бы холил и ласкал, если в придачу к ним ты
подарила бы мне свое сердце. Так же, как ты похитила мое сердце, я хотел бы
завладеть твоим... Иначе лад между нами невозможен!..
Суанд опустила глаза, склонила голову и совсем иным голосом,
взволнованном, прошептала еле слышно: - Оно твое. С первой минуты, как я увидела
тебя, твое. Но после всех несчастий, что обрушились на меня, после того, как ты
видел меня в таком неприглядном виде, разве можешь ты удостоить меня своей
любви?1. - голос Суанд дрогнул, и кончиком платка она отерла глаза.
- Если так, красавица моя, вспомни, что я говорил тебе тогда на поляне у костра:
"Что бы с ней не случилось, лишь бы найти живой..." Забыла? Так вот воз вращаю
тебе поцелуй. - Ерстэм тоже поклонился в пояс и прижался губами к руке Суанд.
- Ты одарила меня счастьем, и я беру его. - Ерстэм рывком притянул ее к себе и
заключил в объятия.
Суанд не сопротивлялась, не пыталась высвободиться. Словно благодарная за
его мужскую грубость, вскинула на него глаза, полные любви, и, покорная,
ослабевшая, склонила голову на его грудь.
Ерстэм, нежно гладя ее, проговорил:
- Больше я не хочу испытывать судьбу и не оставлю тебя здесь ни на один
день. Готовься, вместе доедем. Иначе, кто знает, какая еще напасть обрушится на
нас...
Суанд мягко освободилась из объятий Ерстэма и грустно возразила:
- Так скоро не получится. Наш дом только-только вновь слеплен, как же я
покину его? Как оставлю не женатым единственного брата?
Ерстэм, сдвинув брови, задумался и наконец с трудом сказал:
- Есть в твоих словах доля истины. Но и мне ждать больше невозможно.
Выслушай меня - здесь вам долго оставаться нельзя. Рано или поздно темиргоевские
орки обнаружат ваше жилье. Я давно предлагал Батыму: перебирайтесь в Абадзехию,
к нам в аул! Иного решения не вижу. Соберется сейчас вся ваша семья, и мы все
обсудим.
В Абадзехии, на самом краю аула Чуучей, поселились две темиргоевские
семьи. Это были семьи Батыма Пченитлеко и Туркубия Тамган. Пришельцы быстро
поладили с аульчанами, приютившими их, и зажили душа в душу. А вскоре по аулу
пошла добрая молва о единственной сестре Туркубия Темган - Суанд: "Красавица
рукодельница, на -все руки мастерица!" - в один голос расхваливали ее
абадзехские женщины.
Однажды к Ерстэму подошел соседский парень и, улыбаясь, сказал, что мать
Ерстэма просила передать ему свою просьбу:
- Если сын хочет утешить мою старость, пусть приведет мне в невестки дочь
Темгановых. Сделает так, и навеки пребудет с ним мое материнское благословение и
моя благодарность.
Ерстэм с затаенной радостью выслушал эти слова, он прикинулся, будто ни о
чем и не помышлял, долго стоял в глубокой задумчивости, и наконец с тяжелым
вздохом, как бы нехотя, ответил:
- Нет на свете ничего, что бы не сделал я на радость матери! Передай:
пусть не тревожится, будет у нее желанная невестка!
Керашев Т. М.
К 36 Одинокий всадник. Роман. Майкоп, отд. книжн. изд. 1977, С. 296.
Новый роман старейшего адыгейского писателя, лауреата Государственной премии
СССР Тембота Керашева посвящен изображению прошлого адыгов. Хорошее знание
истории и быта адыгейского народа помогло автору зримо воссоздать события
двухсотлетней давности, нарисовать яркую картину классовой борьбы, раздиравшей
тогдашнюю Адыгею, розни между фокотлями и орками.
OCR by PoHbka (rony7@mail.ru) 2004
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ОДИНОКИЙ ВСАДНИК 20 страница | | | Кир Булычев. Недостойный богатырь |