2 страница. Тогда я не стал медлить и сказал то, над чем так долго размышлял

Тогда я не стал медлить и сказал то, над чем так долго размышлял, и в чем полностью не был уверен ни на мгновение:

- Ты ведь знаешь, что мы можем уйти. Я чувствую, что пора, не знаю почему, но чувство чужеродности этого пространства нарастает в моем сердце, мы должны двигаться дальше, должны, даже если не знаем куда.

Вдруг она с какой-то необъяснимой безысходностью, вовсе безнадежной надеждой посмотрела на меня, ожидая, что, может быть, я что-то пойму, что ей не нужно будет объяснять:

- Уйти, двигаться дальше...

И она, и я знали, какой смысл имеют эти слова сейчас, здесь. Выхода отсюда было два:

1. Вернуться в себя. Открыть входную дверь, которая всегда к вашим услугам, вверить себя сну, иллюзии. Мы не вспомним ничего конкретного, только размытые образы, слившиеся воедино…

2. Умереть, согласиться на смерть, что, на самом деле – всего-то подняться этажом выше, шагнуть в небо и захлопнуть за собой все окна и входные двери.

Так как я чувствовал ее страх, ее отдаление, буквально растворение в пространстве – мне было все равно, от чего это происходило с ней, я хотел спасти ее… и не знал, как…

Пускай же, хотя бы там, где истина становится над правдой человеческой, где нет тайн, где все заканчивается, чтобы начаться, – мы получим заслуженное. А, неужели, мы не заслужили просто быть вместе?

Я готов был проститься с жизнью ради нее, но не был готов проститься с ней даже ради жизни.

Глава V

Она замерла, даже глаза утратили блеск, лицо стало безжизненно бледным, на секунду я даже подумал, что она окаменела, что огонь логоса в ее душе навсегда угас.

Вскоре это изменилась, любимая робко и умоляюще смотрела на меня, но хотела казаться сдержанной, степенной,и все это ради сокрытия какой-то очевидности, чего-то тайного, что вот-вот должно стать явным и изменить нас. Я в первый раз заметил, что сам от себя что-то скрывал, возможно – ту же самую «очевидность», но не мог признаться в этом, просто не в силах, как бы ни старался. Я не хотел услышать разгадку, и понял это на крошечную долю секунды раньше, чем она решилась произнести хоть слово.

- Я не могу уйти с тобой. Ты это знаешь. Вспомни, пожалуйста, вспомни это сам, не заставляй меня…

Она разрыдалась, но вскоре продолжила:

- Да – ее губы плотно сжались – если тебе нужно это услышать от меня – слушай. Она горько улыбнулась и, взглянув мне в глаза, словно самой смерти, попыталась сказать все, что было нужно, все, что предначертано сказать именно ей, именно мне, именно сейчас:

- Я не могу пойти с тобой, потому что…

Она уже не смотрела на меня, да и я не мог снести многотонного гнета ее горького взгляда. С каждым произнесенным звуком, слова ее становились все тяжелее, все болезненнее для нее самой и... для меня.

- Потому что я… предрешила свою участь, Сережа, я убила себя. Ты сам помнишь это, вспомнил только что, так вспомни же все, все, до последней мелочи, и, да... действительно – пора.

Неожиданно мы оказались внутри ее комнаты. Она резко отвернулась к окну, говоря мне, но, как будто бы разговаривая и не со мной:

- Посмотри внимательней – она указала на саму себя, ту, что мне еще недавно так приятно было называть Девой осени – если подойдешь к дивану с другой стороны – все поймешь.

Ниже ее левой руки валялась пустая пачка от каких-то таблеток, а под правой стоял, уже упомянутый на одну треть наполненный стакан воды.

Я действительно в первый раз не замети того что мог…. Наверное, мне самому захотелось упустить некоторую деталь. Вернее, какая-то часть меня, которая и есть мое «я», спрятавшееся настолько глубоко, что стало невидимым и как бы несуществующим, но по-прежнему руководящее мной, сделала это.

Теперь я вспомнил, вспомнил то, о чем вопреки всему на свете, слепо и неумолимо сам заставлял себя забывать… навсегда...

Часть третья

Глава I

Я учился на втором курсе. Позднее лето, в котором уже чувствовалось присутствие ранней осени, согревало мои мечтания медовыми лучами закатного и рассветного солнца. Время шло к началу нового учебного года. Предыдущий я прожил в общежитии, но за летние каникулы сумел подыскать себе скромную уютную однокомнатку, пускай и не в центре города. Она подарила мне то, чего мне больше всего не хватало раннее – тишину и пространство, пусть и ограниченное.

После того, как за август мы с друзьями поклеили в моем новом жилище обои, побелили потолок, в общем, сделали что-то вроде любительского ремонта, я перевез в нее все свои пожитки. Кстати, хозяйка, довольно милая женщина, была рада такому жильцу, которому не безразличны чистота и уют. Тем более, за проделанный нами ремонт она снизила квартплату на первые три месяца. Места хватало не всему, что я хотел туда приспособить, но с размещением необходимого минимума проблем не возникло. К многочисленным плюсам относился и вид из окна, оттуда я любовался тихим сквером, возле которого было небольшое озеро. Вечером, очень приятно пройтись по сохранившим в себе некую часть живой природы местам.

Эти деньки запомнились, как чудесное время, время которое неоднократно хотелось повторить, но, как говорил мне один мой хороший приятель: «Повторить в этой жизни я пытался много хорошего, но удавалось, разве что виски в баре, да и то повторял не я, а добрый бармен…».

Да, возможно, это очередной бред бывалого пьянчуги, а, может быть – слова одного из умнейших людей нашего времени, одного из тех, когда-то самых чистых и порядочных, которых судьба мастерски умеет смешивать с грязью...

Но тогда, раньше, я смотрел на все оптимистичнее и, наверное, в чем-то правильнее, чем сейчас, так что не буду преждевременно забегать вперед, лучше попытаюсь снова вернуться туда, где не было ненужных домыслов, где я жил одним днем, тем, в котором был счастлив.

Глава II

Теперь природа смотрела на мир и всех нас с точки зрения сентября, раннего, тихого, в меру украшенного светлыми оттенками желтизны. Я еще курил, хоть уже и собирался бросать – бросил к зиме – но … не торопился с этим. Дымить в квартире или на балконе я не любил. Этот запах остается в твоем доме, и потом ты его просто так не выгонишь. Я курил, когда было неспокойно на душе, не знаю зачем, с первого курса так повелось, и делал это зачастую, стоя перед окном на своей лестничной площадке или у подъезда.

. Часто, когда я открывал входную дверь с самого утра, идя на пары, – на этаже уже пахло табачным дымом. Через день, вечером, я застал курильщика у облюбованного мною окна. Вернее – курильщицу. Это была юная девушка невысокого роста с не очень длинными, но и не короткими черными волосами, симпатичным лицом, выразительными немного пухлыми губками, аккуратным небольшим носиком и ничуть не предсказуемыми карими глазами. Я попросил огоньку. Мы разговорились. В течение разговора у меня, естественно, закончились сигареты, вернее – сигарета. Я стал курить из ее пачки.

Мы общались, наверное, минут двадцать. Признаться, она мне показалась очень открытой, но вместе с тем – не лишенной какой-то тайны и шарма. Ее звали Аней, она тоже была студенткой, по-моему, училась на первом курсе географического или что-то вроде того, заочница, подрабатывала в баре неподалеку.

Мы стали часто встречаться, очень мило проводили время, нам было хорошо, просто хорошо вместе, наверное, я обнаружил в ней то, чего не хватало мне, а она видела во мне…, а что же она нашла во мне?

Глава III

Однажды, Аня сказала, что снимает эту квартиру с подругой, которая сейчас уехала в другой город по личным делам, но через пару деньков вернется обратно. Так и случилось. Ни я, ни Аня не были рады возвращению соседки, не то, чтобы я заведомо что-то имел против той девушки, просто ее присутствие ставило нас в определенные рамки. Аня познакомила меня с ней, Девушку звали Дашей. Они даже, казалось, чем-то похожи, но Даша немного выше Ани, волосы у нее были шелковистее, мягче, чем у подруги, в манерах она была более женственной, в общение – немного робе. Изощренные черты лица, сразу заметная скромность и некая стеснительность, вместе с тем открытость и учтивость в общении... наверное, потому Даша меня и не заинтересовала.

Мой идеал на то время был далек от такого типа девушек. Меня привлекали скорее не те представительницы прекрасного, в которых можно найти качества «ванильных» небожителей, а таящие в себе что-то дьявольски необузданное и запретное.

После того, как нас познакомила Аня, мы виделись не часто. Как такового общения между нами не было. С Аней мы встречались и продолжали хорошо проводить время, мы сжигали друг друга и наслаждались этим, пока пламя не угасло. Пару недель спустя, мы оба знали, что наши отношения – простая игра, нам хотелось от жизни далеко не одного и того же. Тем более, ей нужен был драйв и веселье, а что было нужно мне, я не мог сказать однозначно...

Помню, однажды, где-то в последних числах октября, стоял я вечером у подъезда и выкуривал сигарету очень, очень долго – думаю, справедливей будет сказать, что выкурил ее ветер, а я – просто держал в руках, давая ему несколько раз хорошенько затянуться. Мне было грустно, тоскливо, одиноко, сказал бы, что все это не из-за нее, но вы мне не поверите… и … не ошибетесь.

Вспоминались наши напоенные легкомыслием и беззаботностью солнечные и дождливые, теплые и прохладные дни и вечера, пока не увидел, что она стоит передо мной, даже что-то говорит мне, но я не слышу, не хочу ничего слышать, видеть, осязать, ничего, кроме этих драгоценных воспоминаний, таких ярких и очерченных, но уже, день за днем, становящихся все дальше и дальше от меня, как и она сама. Сейчас Аня была рядом, пусть и только физически. Мне захотелось с ней поговорить, просто, без намеков и обязательств, но, наверне, так у меня не получилось:

- Помнишь начало сентября, когда мы еще не осточертели друг другу: тебе было интересно со мной коротать вечера, а мне ты представлялась такой, какой самому хотелось увидеть, такой, какой я сам тебя сотворил, так эгоистично, только для самого себя…

- Да – натянуто улыбнулась она – было времечко. Ты мне дверь откроешь, я чип от домофона забыла.

Я открыл ей дверь, пожелал удачи и снова устремил взгляд в ночную тьму.

- А, кстати, не одолжишь пятьсот рублей, до следующей пятницы? Сказала она, придержав дверь рукой.

- На мели – искусственно равнодушным голосом проговорил я, и, наверное, заплакал в этот момент, правда, плач мой был нем и вовсе лишен слез. Мне было до безумия обидно за то, к чему мы пришли, ведь все начиналось так многообещающе…

Однажды, какой-то там месяц назад, а, кажется – вечность, она кокетливо позволяла мне украсить моей любовью ее юные дни и ночи, словно дорогой брошью – вечернее платье, а теперь ей просто хотелось отделаться от моих чувств, словно от истоптанного опавшего листка, ненароком прилипшего на одну из подошв ее поношенных кожаный кроссовок…

Глава IV

В те и последующие дни я был сыт по горло разочарованием в Ане, а подчас, и во всех женщинах в целом. Общаться ни с ней, ни с кем другим одно время мне совсем не хотелось, но мы жили в одной клетке, хоть и лестничной.

В ноябре, в самом его начале, когда природа осознавала завершение еще одного жизненного цикла, когда все вокруг навязывало печаль, как Свидетели Иегова – никому не нужные брошюрки, – началась иная история, и Всевышний писал ее, как полагается – с красной строки...

В университет мне нужно было к третьей паре, вернее ко второй, но посредством построения сложной цепочки умозаключений, я пришел к выводу, что все-таки – к третьей(студенты поймут). В семь часов сорок с небольшим минут утра меня разбудил звонок в дверь, не сразу, конечно, а к часам так восьми, но разбудил. Ушные затычки стали очень плохо выполнять свою работу. Весьма недовольный и заспанный, я встал с кровати, накинул халат и направился в прихожую. Непонятно зачем плотно прислонил правое ухо к входной двери, и, прежде чем спросить: «Кто там?» – чуть не уснул стоя.

Неожиданно я услышал женский голос, после чего завязал халат, поправил воротник и открыл дверь, пытаясь сделать важный и серьезный вид давно проснувшегося человека:

- Доброе утро... Даша.

Даша стояла передо мной в пижаме, и аналогично моему примеру пыталась изобразить давно проснувшегося человека, и так же как у меня – ничего у нее не получалось.

- Привет… тут вот так случилось…

Я понял, что ее следовало бы пригласить зайти, хотя бы, судя по тому, что она не могла сходу объяснить, в чем дело:

- Может, зайдешь, и… не спеша все расскажешь?

- У меня просто дверь захлопнулась. Эта Аня, о Боже, Аня, Аня… окна открыла настежь на этаже ночью, когда курила, наверное. А я просто вышла мусор выбросить, всегда делаю это с утра, примета такая, ну, что-то вроде небольшого суеверия… ой, похоже я уже лишнее говорю?

- Да, нет, нет – я улыбнулся и запрокинул правую руку за голову – просто, походу, твой принцип тебе немного изменил.

- Пока Аня не вернется – прервала молчание Даша – мне совсем некуда себя деть... ммм... так можно… войти? – робко взглянула на меня она, прежде усердно сверлившая глазами пол.

- Думаю – нужно, буду только рад твоей компании, проходи, чаю попьем…

- Только не крепкого. Я услышал в ее голосе немного притаившегося сарказма, и в ответ вопросительно взглянул, нахмурив брови. Она улыбнулась и покосилась на полупустую бутылку коньяка, стоящую у меня на столе в прихожей, прямо за моим правым плечом.

Да, вчера приезжал друг, старый добрый друг, с которым мы порядком не виделись, а старые добрые друзья не приходят с пустыми руками. Хорошо посидели. Вспомнили прошедшее, подумали о будущем, поговорили о жизни, разумеется, не обращая к ней ни одного грубого слова, а наоборот – пили за ее божественность и неповторимость…

- Не крепкого? – чуть слышно пробормотал я, тоже добавив для вкуса в свой тон щепоть иронии, не отводя глаз от бутылки – а я крепкого чая с утра не пью, я бы не сказал, что вообще отношу себя к числу любителей крепкого чая.

– Прости, иногда ничего не могу с собой поделать, понимаешь, просто ничего!

Все это немного нас развеселило и напряжение между нами сократилось от двухсот двадцати до нескольких вольт, но и те исчерпали себя через считанные минуты, в теплой душевной беседе почти незнакомых людей, просто соседей, чьи двери напротив.

Глава V

Да, даже ради этих воспоминаний уже стоит жить. Осень, зима, весна – все они были невообразимы, торжественны и проникновенно лиричны, все они дышали ей, были пронизаны ее запахом, взглядом, смехом и чувством. Наверное, только любовь дает человеку возможность понять природу, окружающий мир намного больше, чем позволяют ум и органы восприятия. Любовь учит нас особому языку, который не чужд всему живому, присущ каждому из нас, языку, которым, возможно, миллиарды лет тому назад начал бытие безначальный создатель всех начал.

Думаю, о романтических встречах, разнообразных сентиментальностях и т.п. вы прочитаете где-нибудь в другой книге, таковых хватает. Все равно абсолютно понять влюбленных, их речь, жесты, чувства, все, что происходит внутри их юных, упоенных благодатью сердец, могут разве что они сами. И пытаться передать что-то непередаваемое – только портить представление о таковом.

Когда мужчина и женщина влюбляются друг в друга – им дается воистину счастливое время. Чаша любви еще полна до краев, ее еще не подносила к своим губам повседневность, ее еще не расплескал быт и небрежность наших собственных рук. Каждый человек умеет любить, каждому дана любовь, а, значит, в его руках драгоценный хрупкий сосуд, разбить который можно в любую минуту, даже нечаянно, а собрать и склеить, подчас, не случается и вовеки.

Тогда мы не думали об этом, хотя и не были легкомысленны, мы просто жили, не желая забегать вперед и оглядываться назад. Мы не помнили, а, может быть, и не знали, что со временем, когда период идеализирования друг друга любящими, проходит – в их жизни появляется очень много подводных камней. Тем более, когда речь идет о разделении одного крова и совместного принятия тягостей и неприятных неожиданностей, так часто преподносимых всем нам жизнью, но сейчас мне совершенно не хочется писать об этом, может быть – в другой раз...

Любить, значит, быть готовым добавить к своей ноше еще пару десятков килограмм, любовь – умение жертвовать и отдавать, когда нет никакого вознаграждения, даже со стороны того, кого любишь, делать это только потому, что иначе – не можешь жить. Любовь – чувство вечности, чувство подлинное, а страсть, влюбленность, светлая радость, сопутствующие ей, имеют свойство исчезать, проходить со временем. Они – всего лишь демонстрация того, что каждый может обрести подлинно, только будучи верным служителем в храме Любви – которым есть душа человеческая – и не оскверняя его святынь…

P.S.

***

Уже над поблекнувшим садом

Дожди предосенние льют,

Но рядом с тобою мы сядем,

Чтоб слушать их долгий этюд.

Не нам лишний раз суетиться,

Когда души жизнью полны…

Когда непрерывно струится

Прохлада в чертогах ночных!

И небо становится чистым,

Просторным, как должно ему.

И если б не желтые листья,

То осень совсем ни к чему...

С тобой в тишине долгожданной

Жить искренне хочется мне.

И мы раскрываем все тайны

Друг другу при полной луне…

Часть IV

Глава I

Время шло, вот и полтора года с нашей встречи канули, как и все прочие секунды, месяца, десятилетия – в Лету. Мы стали ссориться. Чаще всего – по пустякам, а это – обидней всего. Иногда мы, как прежде понимали друг друга, а иногда – говорили на разных языках. Наверное, наша Вавилонская башня пошатнулось, или уже разрушена, и больше не упирается в небосвод. Сложно сказать, что это произошло из-за какого-то конкретного события, просто это произошло, как что-то, чего нельзя было миновать. Мы любили друг друга, но чем крепче чувства, тем большие трудности им нужно преодолеть, чтобы остаться в наших душах, как выстраданный, оправданный дар, цену которому определяем мы сами, когда решаем, что готовы отдать ради сохранения его?

Когда мы были в ссоре, Даша уехала на пару дней к своей тете, живущей в другом конце города. По большому счету, она уехала от меня, под предлогом «все обдумать», «взвесить». Я почувствовал себя одиноким и оскорбленным. А еще – что мне и самому не мешало бы «все обдумать» и хорошенько в себе разобраться.

Снова стал курить, в первый день много думал и много курил. Во второй – случилось иное. На лестничной площадке, когда выходил очередной раз душить свои легкие табачной удавкой, я встретил Аню, пришедшую сюда с той же целью. Слово за слово, и я понял, что ей попросту надо убить вечер.

Тогда мне было совершенно лень что-то делать, а просто говорить, не спеша, не напрягаясь, выкуривая сигарету за сигаретой, говорить даже не важно, о чем именно. Когда на улице темно, и ты не желаешь никакого действия – это спасение для лентяя или прожженного меланхолика.

Мы немного говорили об учебе, студенческой жизни, мечтах, желаниях, планах, в меру молчали, и почти не упоминали о себе самих. Мы неплохо знали друг друга, понимали, что каждый из нас хочет что-то скрыть, не сильно распространяться о личной жизни и о событиях, произошедших в ней. Если разговор пошел бы на эту тему – чего-то скрыть бы не удалось бы. Мы очень неплохо знали друг друга...

Глава II

Аня предложила купить пару бутылок вина и продолжить беседу в компании благородного напитка. Я согласился. Мы купили вина, зашли к Ане, расположились, достали бокалы, включили музыку. Джаз. Что-то в исполнении Куртиса Стигерса, «You make me feel so young», если быть точным, и продолжили беседу. Без личных тем не обошлось. После двух бутылок выпитого вина все тайное становится явным, очень многое, иногда это даже полезно и приводит к очень любопытным выводам.

Мы легли валетом на диване, как в старые добрые времена, и наш разговор принял самый, что ни на есть, откровенный характер.

- Сереж. Ты меня любишь?

-...

-...

Пространство незаметно стала окутывать тишина.

- Ты так и не ответил на мой вопрос – разорвала молчание Аня.

Она докурила одной затяжкой сигарету, запила вином, и все это время непрерывно смотрела на меня, каким-то испытующе-вопросительным взглядом, взглядом на который нельзя не ответить.

- Нет, Ань, не люблю, знаешь, ты исчерпала себя, «ты выпита другим»¹, другими, ты вылила свою чашу любви в канаву и теперь думаешь, чего же тебе не хватает, что же такое закончилось внутри, что-то невосполнимое… это – душа, Анечка.

- Да пошел ты!

- А я ведь прав, прав, по глазам понял, что прав. Ты чувствуешь эту пустоту, которая растекается в тебе, словно масло по сковородке, она разбухает и взрывается в тебе, как... зерна попкорна в микроволновой печи...

Она искренне, звонко и неугомонно начала смеяться, временами выкрикивая:

- ха-хах, разбухает... как... хах, зерна попкорна!!! По-моему, тебе уже достаточно, попкорн...

- Зря смеешься, ну, как зря, на здоровье, конечно. Я вот как-то внезапно протрезвел и понял... я Дашу люблю, даже не просто больше жизни, а – больше жизни, которая ждет праведника после смерти, если таковая есть, и если обретают ее праведники. Она, Даша, для меня и есть жизнь после смерти. Я люблю ее, мне даже говорить об этом чертовски приятно! Люблю, люблю, люблю…

Мой вопрос нашел ответ, причем, как всегда, в самое неожиданное время. Мне до боли захотелось к Даше, захотелось ее увидеть, сильнее, чем когда-либо и – чего-либо; я определил цену нашей любви – она бесценна…

Глава III

Проснувшись в чужой квартире, каждый здравомыслящий человек попытается точно определить, где он, и что вчера было? К счастью, передо мной не предстал этот вопрос. Я прекрасно понимал, где я и помнил, что вчера ничего такого, за что потом будет совестно, не произошло. Разве что Ане много наговорил, но, да ладно, не думаю, что она приняла мои слова близко к сердцу, сердце, в литературной трактовке этого слова, у нее атрофировано, потому я не жалею о сказанном, но извиниться стоит. Вчера мне просто «посчастливилось» заснуть у нее на диване, хоть вечер и мог обещать приключения, о которых потом долго пришлось бы жалеть.

Когда я с трудом раскрыл глаза, Ани уже не было, стрелки часов показывали чуть больше десяти утра; я всюду опоздал. Ну и Бог с ним, ничего тут страшного нет. Я не Брюс Уиллис, чтобы каждый день спасать мир, да и вряд ли он стоит двух часов недосыпа и жуткой головной боли, которая бывает, если рано встаешь по звонку будильника после «насыщенного» вечера. На тумбочке рядом со мной, к моему глубочайшему удивлению, лежало по две таблетки аспирина и сорбекса, стоял стакан, наполненный водой. С чего бы такая забота?

Я с удовольствием принял отведенные мне лекарства, после, там же, на тумбочке наткнулся на ключи от квартиры, потом оделся, обулся и вышел, заперев входную дверь, как положено, на два замка. Меня не оставляло чувство некоторого прозрения по поводу Даши, мне жутко хотелось ее увидеть и рассказать, что я чувствую. Целый день я провел, слушая джаз и в который раз перечитывая «Праздник который всегда с тобой».

Вечером мне встретилась Аня, мы минут пять переговорили, оказалось – она вовсе не в обиде и все в порядке. Было – и прошло, мы, в общем, неплохо провели вечер.

Глава IV

Прошло два дня, звонить Даше было бессмысленно, я знал, что если она уезжает к тете Юле, то, попросту, покидает эту вселенную, иными словами – отключает телефон и не заходит v.k.. Оставалось только ждать ее приезда, чтобы помириться и… – с чистого листа, все заново, все по-новому.

Возвращаясь с пар, я был в восторге от жизни, со мной совсем нечасто случается подобное. Весенний день, тихий, теплый, это замечательное время, чувство приятного ожидания, когда надеждам дается добрый шанс на свершения, в общем – все располагало к улыбке. Тогда мне захотелось в Ялту, пройтись по набережной, Приморскому парку, подолгу смотреть в морскую даль, немного щурясь от лучей апрельского солнца, услышать ее голос, почувствовать, что она рядом, и никуда не денется, она со мной, а я – с ней…

Прямо возле подъезда нашего дома стояло такси, таксист еще уточнил у меня тот ли это дом, что ему нужен, и, да, оказалось, что именно тот. Я пожелал таксисту всего доброго и стал подниматься по лестнице. Меня осенило. Даша с ее перевозной сумкой, спускалась вниз. Она сделала вид, что не заметила меня. На секунду я замер, но потом, пытаясь спасти положение, окликнул ее и пошел за ней, в надежде выяснить, в чем дело. Даша неуклонно спускалась по ступеням, стараясь показать, что не видит меня, и только перед такси, когда я выхватил у нее сумку и в каком-то неистовстве прокричал:

- Ты можешь объяснить, в чем дело? Что происходит, Даша?

- А ничего, собственно, не происходит. Я уезжаю в Москву, к маме, она заболела и ей нужен уход, я тебе говорила об этом неделю назад.

- Но... почему ты даже не попрощалась?

Она молча протянула мне брелок. Я сразу его вспомнил, по такому мы подарили друг другу на День святого Валентина, поклявшись на них в своей любви. Да, все это было так по-детски, но нам хотелось быть детьми, чтобы убежать из этого взрослого мира хотя бы в то же Толкиновское Средиземье. Погулять по лесам, где живут эльфы, пробежаться по зеленым раздольям, примыкающим к землям Шира… но это не возможно, и время нашего детства необратимо.

Я начал понимать, что происходит. Она, после небольшой паузы, продолжила:

- Это Аня просила тебе передать, хотя не знаю, почему, думаю, вы теперь будете часто видеться…

После этих слов, не давая мне ничего сказать, а я и не мог, я был ошарашен, Даша, молча, но быстро и уверенно села в такси. Так как таксист не глушил мотор, возможно, по ее просьбе, они сразу отправились в путь. А я остался стоять с согнутой в локте рукой. В разжатой ладони немного поблескивал серебреный брелочек в форме сердца.

Глава V

Придя в себя, я медленно поплелся домой, машинально засунул руку с брелком в карман куртки и, попытавшись не выглядеть, как ходячий мертвец, любезно поздоровался с соседом сверху, который в ответ на мое приветствие заметил, что сегодня замечательный день. Пришлось согласиться с нм, но улыбнуться все-таки у меня не вышло.

На этаже меня встретила Аня, она ждала этой встречи. По-видимому, ее очень обрадовал произошедший между мной и Дашей разлад. Я даже не был обозлен на Аню за все это, я был слишком опустошен, чтобы испытывать какие-либо эмоции.

- Ну и что ты ей сказала? Мне еле удавалось выговаривать слова, получилось до ужаса сухо и, даже, умоляюще.

- Ничего. Просто, она совершенно случайно наткнулась на твой талисманчик. Если не ошибаюсь, он валялся на диване, где ты уснул. Ну, я ей и сказала, что ты забыл его… с утра…

-Что еще? – почти что прошептал на одном выдохе я.

- Ничего, Сергий, совершенно ничего. И подумай, Сережа, если вашу «любовь» смог разрушить простой брелочек – стоила она не дороже его – копейки сущие…

Ее глаза влажно заблестели, а зрачки торжественно забегали, она почувствовала вкус победы, его сладость на кончике языка, и соблазняющее прикусила нижнюю губу. Да она победила и теперь вела себя фривольно, заигрывала со мной как жестокий охотник со смертельно раненным хищником, который уже ничем не опасен. Я не чувствовал поражения, не играл в ее игры, мне просто было больно от того, что из-за такой несущественной случайности снова потерял самого существенного человека в моей жизни.

Я отвернулся от Ани, вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и вошел внутрь, домой. Даже не разулся – просто сел на пол в прихожей и просидел так минут пятнадцать, никого не обвиняя, ни о чем не думая.

В последующие дни я неоднократно набирал Дашин номер, писал, пытался связаться всеми возможными и невозможными способами, но это было бессмысленно. Через пару недель, при наборе ее номера, вместо гудков я стал слышать одну и ту же фразу: «Неправильно набран номер». Я даже хотел ехать в Москву, но не знал адреса, Аня бы все равно не сказала, а больше спрашивать было не у кого. Начались месяца, прожитые без нее. Началась бесцветная, не таящая в себе ни счастья, ни горя, жизненная полоса.

Часть V

Глава I

Мы буквально столкнулись лицом к лицу. На улице. Сначала я даже ее не узнал. Она стала не похожа на саму себя. Мне показалось, что передо мной самый несчастный человек на земле: в ее глазах почти не осталось света, ее жесты стали резкими, шаги короткими и острыми, голос – надрывистым. В ней не было легкости, жизнерадостности, почти всего, что я безмерно ценил, ибо не находил подобного в себе самом.

Дата добавления: 2015-10-28