Глава вторая. Особая команда

Особая команда…

Охранник, сменяющий Арнольда Маркса каждый полдень, человек примерно моих лет, а мне сорок восемь. Он хорошо помнит войну, но не любит вспоминать о ней.

Его зовут Андор Гутман. Андор медлительный, не очень смышленый эстонский еврей. Он провел два года в лагере уничтожения в Освенциме. По его собственному неохотному признанию, он едва не вылетел дымом из трубы крематория: – Я как раз был назначен в Sonderkommando – рассказал он мне, – когда пришел приказ Гиммлера закрыть печи.

Sonderkommando означает – особая команда. В Освенциме это значило сверхособая команда – ее составляли из заключенных, обязанностью которых было загонять осужденных в газовые камеры, а затем вытаскивать оттуда их тела. Когда работа была окончена, уничтожались члены самой Sonderkommando. Их преемники начинали с удаления останков своих предшественников.

Гутман рассказывал, что многие добровольно вызывались служить в Sonderkommando.

– Почему? – спросил я.

– Если бы вы написали книгу об этом и дали ответ на это «почему?» – получилась бы великая книга!

– А вы знаете ответ? – спросил я.

– Нет, – ответил он, – вот почему я бы хорошо заплатил за книгу, которая ответила бы на этот вопрос.

– У вас есть предположения? – спросил я.

– Нет, – ответил он, глядя прямо в глаза, – хотя я был одним из добровольцев.

Признавшись в этом, он ненадолго ушел, думая об Освенциме, о котором меньше всего хотел думать. А затем вернулся и сказал:

– Всюду в лагере были громкоговорители, и они почти никогда не молчали. Было много музыки. Знатоки говорили, что это была хорошая музыка, иногда самая лучшая.

– Интересно, – сказал я.

– Только не было музыки, написанной евреями, это было запрещено.

– Естественно, – сказал я.

– Музыка обычно обрывалась в середине, и шло какое-нибудь объявление. И так весь день – музыка и объявления.

– Очень современно, – сказал я.

Он закрыл глаза, припоминая.

– Одно объявление всегда напевали наподобие детской песенки. Оно повторялось много раз в день. Это был вызов Sonderkommando.

– Да? – сказал я.

– Leichentr?ger zu Wache, – пропел он с закрытыми глазами. Перевод: «Уборщики трупов – на вахту». В заведении, целью которого было уничтожение человеческих существ миллионами, это звучало вполне естественно.

– Ну, а когда два года слушаешь по громкоговорителю этот призыв вперемежку с музыкой, вдруг начинает казаться, что положение уборщика трупов – совсем не плохая работа, – сказал мне Гутман.

– Я могу это понять, – сказал я.

– Можете? – Он покачал головой. – А я не могу. Мне всегда будет стыдно. Быть добровольцем Sonderkommando – это очень стыдно.

– Я так не думаю, – сказал я.

– А я думаю. Стыдно. И я больше никогда не хочу об этом говорить.

Дата добавления: 2015-10-28