Суперпамять или субзнание

Оставив куртки на вешалке, мы вошли в кабину нашего гренландскоговездехода, одинаковые, как близнецы из фильма "Железная маска". И как разк обеду, когда Ирина, вся в белом, словно в операционной, разливала суп. - Где ты пропадал? - спросила она не глядя, подняла голову и уронилаполовник. Наступило затяжное молчание с оттенком почти зловещей суровости. Моего"анти-я" это, однако, ничуть не смутило. - А ведь это был совсем не камень, Вано, а знаешь что? - сказал он дотакой степени моим голосом, что я вздрогнул, словно впервые его услышав. -Наша "Харьковчанка" из Мирного. Тот самый снегоход-двойник, который тывидел, а я заснял. Можете полюбоваться - он и сейчас там стоит. А этотпретендент, - он ткнул в меня пальцем, - преспокойно сидел в кабине и насдожидался. Я буквально онемел от такого нахальства. Ну совсем сценка изДостоевского: оболваненный господин Голядкин и его прыткий двойник. Я дажевозразить не успел, как четыре пары дружеских глаз уставились на менясовсем не дружески. Даже особого удивления в них не было. Так смотрят нена привидение, а на ворвавшегося грабителя. Первым опомнился Зернов. - Раз вы пришли к обеду, будьте гостем, - сказал он, глядя на меня. -Ситуация не новая, но занятная. - Борис Аркадьевич, - взмолился я, - почему "вы"? Ведь это он двойник,а не я. Мы просто пари заключили: отличите вы нас или нет? Зернов молча оглядел нас обоих, несколько дольше задержался взглядом намне, потом сказал: - Закономерная загадочка. Как две спички из одной коробки. Такпризнавайтесь, кто же из вас настоящий? - Даже обидно, - сказал я. - А ты не обижайся, - произнесло мое отражение, - оба настоящие. Мне показалось, что какая-то искорка мелькнула в глазах Зернова, когдаон обернулся к говорившему, а затем опять ко мне. - К столу, товарищи, - пригласил он и тихо Ире: - Еще прибор. - У меня даже аппетит пропал, - сказал я. - А на второе опять треска? Надо же было сказать такое! Нападение последовало немедленно - "анти-я"не терял времени: - Ну вот и рассуди, Ирок, кто из нас Юрка Анохин? Кто заказывал тебеутром салат из консервированного горошка? Я действительно говорил ей об этом. И забыл. Совсем из головы вылетело.И только увидел, как Ирина благодарно взглянула на моего визави. Матчскладывался явно не в мою пользу. - А мы сейчас проверку сделаем по одному известному методу, -проговорил Зернов, снова и снова присматриваясь к обоим. - Не выйдет, - сказал я с сердцем, - он все знает, что я делал и думалв этот проклятый промежуток от сотворения до появления. Он сам сказал, чтоего нейронные антенны неизмеримо чувствительнее моих. - Это ты сказал, - ввернул "анти-я". Мне захотелось выплеснуть ему в рожу остывший суп, который так и не лезв горло. И зря не выплеснул, потому что он еще метнул реплику: - Между прочим, двойники не едят. У них нет пищеварительного тракта. - Врете, Анохин, - сказал Зернов. Сейчас он с нами обоими говорил на"вы". - Так мы же не проверяли, Борис Аркадьевич, - не растерялся "анти-я", -мы многое не проверяли. Например, память. Так ты говоришь, твои антеннычувствительнее, - обернулся ко мне мой мучитель. - Проверим. Помнишьолимпиаду девятых классов по русской литературе? - При царе Косаре? - съязвил я. - Вот я на царе и засыпался. На каком, помнишь? Третья цитатка. Я не помнил ни первой, ни второй, ни третьей. Какой царь? Петр? Из"Медного всадника"? - Плохо работают антенночки. Из "Полтавы", господин Голядкин. Читает мои мысли, подонок: проигрываю. Неужели я действительно всезабыл? - Ну, все или не все, не знаю, а эпиграф к "Фиесте" забыл. Забыл? Забыл. - Я уверял, что это твоя любимая книга. - Из Гертруды Стайн, - вспомнил я. - А текст? Я молчал. - Ждешь, чтобы я мысленно повторил его? Не вспоминаешь ты, а снимаешьвоспоминания с моих ячеек памяти. - "Анти-я" повернулся к Тольке и сказал:- Спроси его, Толя, о чем-нибудь полегче. Пусть вспомнит. Толька подумал и спросил: - Наш разговор о муссонах помнишь? - Где? - В Уманаке. Разве мы разговаривали о муссонах? Я о них понятия не имею. Ветрыкакие-то. - Что ты сказал тогда? Что я сказал? Сажайте меня на кол, если я помню, что сказал. - Ты у меня спроси, - торжествовал другой господин Голядкин, - ясказал, что с детства путаю муссоны с пассатами. Мне вспомнились концовки в романах Агаты Кристи, когда Эркюль Пуароразоблачает виновного в преступлении. Тот сидит съежившись подперекрестными взглядами слушателей. Так и я сидел за этим проклятымобедом. И вдруг в разгар торжества моего мучителя Ирина, задумчиво посмотрев наменя, сказала: - А ты ужасно похож на него, Юрка. Так похож - даже страшно. Ведь бывает же иногда в матчах, когда захудалый, презираемый всемиигрок вдруг забивает под балочку решающий гол. Болельщики на трибунах дажене аплодируют. Они, выпучив глаза, разглядывают "чудо". Так смотрели наменя четыре пары снова дружеских глаз. Теперь "анти-я" не парировал удара, он выжидал. Очень спокойно и, какмне показалось, даже безразлично к тому, что последует. Неужели у менятакие же холодные, пустые глаза? - Я лично давно уже догадался, кто из них наш Юрка, - обернулся к ИринеЗернов. - Но любопытно, что убедило вас? - Память, - откликнулась Ирина. - Именно память, - убежденно повторилаона. - Человек не может все помнить. Несущественное почти всегда выпадает,стирается, тем более что Юрка вообще "забудька". А этот все помнит.Какие-то дурацкие олимпиады, разговоры, цитаты. Нечеловеческая память. "Анти-я" опять промолчал. Он смотрел на Зернова, словно знал, чтоименно тот нанесет ему последний неотразимый удар. И Борис Аркадьевич не промахнулся. - Меня убедила одна его фраза. - Он только локтем показал на моеговизави. - "Мы оба настоящие". Помните? Наш Юрка и вообще никто из насникогда бы так не сказал. Каждый был бы убежден в том, что настоящий - этоон, а двойник - модель, синтезация. Наши антарктические двойники,смоделированные очень точно, рассуждали бы так же: они ведь не знали, чтоони только модель человека. А один из этих двух знал. И то, что он -модель, и то, что модель, по существу, неотличима от человека. Только он имог так сказать: "Мы оба настоящие". Только он. Раздались хлопки: аплодировал "анти-я". - Браво, Борис Аркадьевич! Анализ, достойный ученого. Возразить нечего.Я действительно модель, только более совершенная, чем вы, сотворенныеприродой. Я уже говорил это Юрке. Я свободно принимаю импульсы егомозговых клеток, проще говоря - знаю все его мысли, и таким же образоммогу передавать ему свои. И память у меня тоже не ваша, не человеческая.Ирина сразу поняла это - здесь я тоже промахнулся, не сумел скрыть. Ядействительно в точности помню все, что делал, говорил и думал Анохин, всегоды его жизни - и в детстве, и вчера, и сегодня. И не только. Я помнювсе, что прочитал и услышал он за последнее время, иначе говоря - всюполученную и обработанную им информацию о розовых "облаках" и об отношениичеловечества к их появлению и поведению. Я знаю наизусть всепроштудированные Анохиным газетные вырезки о парижском конгрессе, могупроцитировать от слова до слова любое выступление, реплику или разговор вкулуарах, каким-либо образом дошедший до Анохина. Я помню все его беседы свами, Борис Аркадьевич, и в реальной действительности и в синтезированноммире. И самое главное, я знаю, зачем понадобилась моя суперпамять и почемуона связана со вторичной синтезацией Анохина. Теперь я смотрел на него почти с благодарностью. Мучитель исчез,появился друг, собеседник, попутчик в незнаемое. - Значит, вы с самого начала знали, что синтезированы? - спросилЗернов. - Конечно. - Знали, когда и как? - Не совсем. С первого мгновения, как я очнулся в кабине"Харьковчанки", я уже был Анохиным, но знал и о том, что он существуетпомимо меня, и о том, что отличает нас друг от друга. Я былзапрограммирован иначе и с другими функциями. - Какими? - Прежде всего явиться и рассказать вам. - О чем? - О том, что вторичная синтезация Анохина связана с полученной иобработанной им информацией об отношении человечества к феномену розовых"облаков". - Почему для этой цели был избран Анохин? - Может быть, потому, что он был первым, чей психический мир изученпришельцами. - Вы сказали "может быть". Это ваше предположение? - Нет, оговорка. Я это знаю. - От кого? - Ни от кого. Просто знаю. - Что значит "просто"? Из каких источников? - Они во мне самом. Как наследственная память. Я многое знаю вот так,ниоткуда. О том, что я модель. О своей суперпамяти. О двух Анохиных. Отом, что я должен сохранить и передать всю полученную им информацию. - Передать кому? - Не знаю. - Пришельцам? - Не знаю. - Не могу разобраться в ваших "знаю" и "не знаю". - Тон Зернова ужеприобретал оттенки несвойственного ему раздражения. - Давайте без мистики. - Какая же это мистика? - снисходительно усмехнулся мой "анти-я". -Знание - это качество и количество полученной и переработанной информации.Мое знание запрограммировано, вот и все. Я бы назвал его субзнанием. - Может быть, подсознанием? - поправил Зернов. Но двойник отклонил поправку. - Кто знает процессы, происходящие в подсознании? Никто. Мое знаниенеполно, потому что исключает источники, но это знание. Что такоесубсветовая скорость? Почти световая. Так и мое субзнание - нечтопротивоположное суперпамяти. - А что вы знаете, кроме того, что вы модель? - вдруг спросила Ирина. Мне показалось, что я в зеркале улыбнулся с этакой стиляжьейразвязностью. Но это был он, конечно. И ответил он в той же манере: - Например, то, что я влюблен в вас ничуть не меньше Юры Анохина. Все засмеялись, кроме меня. Я покраснел. Почему-то я, а не Ирина. А она продолжала: - Допустим, что Юра влюблен. Допустим, что он даже собирается женитьсяна мне и увести с собой. А вы? - И я, конечно. Я не мог бы сказать этого с большей готовностью. - А куда? Последовало молчание. - Что вы стоите против Юрки, - не без жалости в голосе спросила Ирина.- Вы же пустышка. Они дунут - и вас нет. - Но я что-то предчувствую... что-то знаю иное. - О чем? - О моей жизни за пределами психики Юры Анохина. - А разве есть она, эта жизнь? Мой двойник впервые мечтательно, может быть грустно даже, о чем-тозадумался. - Иногда мне кажется, что есть. Или вдруг что-то или кто-то во мнеговорит, что будет. - Что значит "что-то" или "кто-то"? - спросил Зернов. - То, что запрограммировано. Например, уверенность в том, что самымблизким к истине было выступление не ученого, а фантаста на парижскомконгрессе. Или, например, убежденность, что догадка Зернова о контактахверна. И еще ощущение, что нас все-таки не совсем понимают - я говорю"нас" как человек, не сердитесь, я ведь не розовое "облако", - ощущение,что многое в нашей жизни и в нашей психике еще остается для них неясным,требует изучения, что изучение будет продолжаться. Не спрашивайте, где икак, - не знаю. Не спрашивайте, что делается под куполом, - не видел.Вернее, видел глазами Анохина. А твердо знаю одно: как только выскажу всеэто вам, запрограммированные функции выключатся. Извините за терминологию:я не кибернетик. И тогда меня позовут. - Он улыбнулся. - Уже зовут.Прощайте. - Я провожу тебя, - сказал я. - И я, - присоединился Вано. - Охота на "Харьковчанку" взглянуть. - Ее уже нет. - Юрий Анохин-второй отворил дверь в тамбур. - Непровожайте. То, что со мной произойдет, вы знаете: Юра это уже заснял. -Он грустно улыбнулся. - Я пока еще человек, и мне, пожалуй, было бынеприятно такое любопытство. Он вышел и уже из-за двери помахал мне рукой. - Не сердись. Юрка, за мистификацию. Или за розыгрыш - как тебе большенравится. А с пари не обманываю. Еще скажу тебе, что обещал, какусловились.

НА ВЕКА!

Дата добавления: 2015-10-28