Читайте также:
|
| Тютчев | Фет |
| Философский характер поэзии, мысль в которой всегда сливается с образом. В поэзии Тютчев стремится осмыслить жизнь Вселенной, постичь тайны космоса и человеческого бытия | Трагический характер лирики, доминирующее чувство — напряжение, вместе с тем присущий поэзии Фета свет и оптимизм. Диалектика трагедии и радости, преодоление драматических ситуаций чувством гармонии мира |
| Жизнь, по Тютчеву, — это противоборство враждебных сил. Драматизм восприятия действительности в сочетании с неиссякаемой любовью к жизни | Красота в его стихах — это преодоленное страдание, радость, добытая из боли. Жизнь в стихах Фета — миг, закрепленный в вечности |
| Человеческое «я» по отношению к природе — не капля в океане, а две равные беспредельности. Внутренние, незримые движения человеческой души созвучны зримой диалектике явлений природы | Импрессионистский характер изображения чувств, их фрагментарность и предельная образность. Строгая художественная структура стихов, их внутреннее равновесие и ощущение эскизности, нарочитой оборванности |
| Образная система лирики Тютчева сочетает предметные реалии внешнего мира и субъективные впечатления от этого мира, производимые на поэта. Мастерство в изображении гармонии предметных реалий мира внешнего и глубины мира внутреннего | Повышенная метафоричность поэзии, динамичность и музыкальность художественных образов. Преобладание настроения над мыслью, мысль «растворена» в музыке |
| Мастерство поэта в создании фонетических и живописных образов, сочетание звукописи с неожиданной палитрой красок, цветных образов | Мастерство в использовании параллелизмов, повторов, периодов, ритмических пауз, богатство и глубина поэтических интонаций, звуковой инструментовки |
Ф.И.Тютчев «Осенний вечер»
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!..
Зловещий блеск и пестрота дерёв,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье -- и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья!
(1830)
В первых строфах автор, казалось бы, только знакомит нас с осенним пейзажем. Но меня как читателя охватывает не только осеннее настроение, но и осеннее состояние, созвучное состоянию автора. Тютчевское представление осени показано с помощью различных синтаксических средств выражения: это и синтетические эпитеты («зловещий блеск и пестрота дерев»), цветовые («багряных листьев»); олицетворения («томный» шелест листьев).
Особенно сильно отражает состояние природы, используемый Ф.И.Тютчевым, прием аллитерации. Мы будто слышим шелест падающих листьев («Багряны х ли ст ьев т омный, лё гк ий ш еле ст …»). И сразу можем сделать вывод о том, что речь идет о ранней осени, и во всем ее состоянии автор видит какую-то прелесть.
Вторые строфы стихотворения переполнены чувством безысходной грусти, искреннего страдания. Такие выводы мы можем сделать благодаря Тютчевсвкому прекрасному описанию природы. Герой в стихотворении словно жалеет о чем-то, нехотя расстается с частичкой осени.
И «багряных листьев» шелест, и «туманная лазурь», и «таинственная прелесть» осени - все это дорого, таинственно для героя стихотворения. Буквально в этих двух строфах нарастает напряжение, сгущаются краски…мы будто чувствуем пронизывающее дыхание ветра (аллитерация: «И, как п р ед ч увствие сходя щ их бу р ь, По р ывистый, холодный вет р по р ою...»).
В третьей строфе автор словно оживляет осень, образно наделяет ее присущими только человеку чертами и свойствами («…и на всем та кроткая улыбка увяданья»).
Автор, заостряя внимание на таинственной красоте осеннего вечера, воспринимает осень в конце стихотворения уже как божественное, трогательное, бездонное творение.
В работе Гаспарова М.Л. «Композиция пейзажа у Тютчева»он отмечает, что на протяжении всего стихотворения поле зрения героя меняется. Здесь виден переход от суммарной картины к детализации (светлость осенних вечеров - дерева, листья, лазурь, ветер) и то же постепенное нарастание одушевленности - к концовке (умильная прелесть - грустно сиротеющая земля - кроткая улыбка божественной стыдливости страданья). То есть более крупный план сменяется более общим планом.
А.А.Фет «Ласточки пропали»
Ласточки пропали,
А вчера зарей
Всё грачи летали
Да как сеть мелькали
Вон над той горой.
С вечера всё спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.
Лучше б снег да вьюгу
Встретить грудью рад!
Словно как с испугу
Раскричавшись, к югу
Журавли летят.
Выйдешь -- поневоле
Тяжело -- хоть плачь!
Смотришь -- через поле
Перекати-поле
Прыгает как мяч.
(1854)
Прочитав стихотворение, мы сразу можем сказать, что автор изображает осень здесь в позднем ее состоянии. Наиболее важной для понимания смысла и пафоса стихотворения является фраза «Лучше б снег да вьюгу встретить грудью рад!». На первый взгляд, здесь мы имеем традиционное продолжение пейзажной темы. Однако речь здесь идет не просто об ожидании зимы, а возникает ощущение, что герой стихотворения как бы идет навстречу стихиям.
Образ стаи грачей в стихотворении не случаен, он как образ-переживание уходящего времени. Осень как переходное время между летом и зимой угнетает героя стихотворения («Лучше б снег да вьюгу..», «Выйдешь - поневоле тяжело - хоть плачь»).
Лейтмотив стихотворения А.А. Фета - одухотворённость природы, переплетающейся, связанной с человеком сложностью и неповторимостью жизненных ощущений.
Казалось бы изображение осени, сравнение стаи грачей с сетью кажется чисто изобразительным, однако в контексте стихотворения оказывается не менее важной и его словесно-выразительная сторона: слово «сеть» вызывает в нашем сознании представление о плене, неволе.
++++++++
Пожалуй, начнем сопоставительный анализ со стихотворений Ф.И. Тютчева «Осенний вечер» и А.А.Фета «Ласточки пропали», потому что мировоззрение этих поэтов во многом совпадает.
Постараемся ответить на вопрос какова же эмоциональная оценка осени, изображенная в этих двух стихотворениях.
В творчестве Тютчева пейзажная лирика настолько тесно сплетена с его философскими раздумьями о жизни, что рассматривать эти основные мотивы его поэзии следует в их неразрывном единстве.
Не зря в работе Соловьева В.С. «О поэзии Тютчева» он отмечает, «что преимущество Тютчева перед многими из них состоит в том, что он вполне и сознательно верил в то, что чувствовал - ощущаемую им живую красоту принимал и понимал не как свою фантазию, а как истину».
В этом стихотворении, рисующем наступление осени, Ф.И.Тютчев очень точно передает настроение светлой грусти, мысль о скоротечности и прелести жизни.
В этом проникновенном осеннем пейзаже, помимо конкретности и точности реалистических деталей, проявляется замечательная способность Тютчева -- пробуждать воображение читателя.
Не смотря на какую-то тоску и обреченность поэзия Тютчева оптимистична. Он заостряет внимание в изображении своей осени, как я уже писала, на таинственной красоте осеннего вечера.
А. Фет, как и Ф. Тютчев, достиг в пейзажной лирике блистательных художественных высот. А. К. Толстой очень тонко уловил неповторимое фетовское качество -- способность передать природные ощущения в их органическом единстве, когда «запах переходит в цвет перламутра, в сияние светляка, а лунный свет или луч утренней зари переливаются в звук».
Пейзажная лирика Фета, в данном случае изображение осени, как и у Тютчева, неотделимо от человеческой личности, его мечтаний, стремлений и порывов.
В осени Фета мы так же слышим отголоски человеческой души. Картины и образы осени, возникающие перед нами при чтении стихотворения, отличаются удивительной яркостью, конкретностью, живописностью.
Это и образ стаи грачей, которая кружится на фоне вечерней зари, напоминая прихотливо извивающуюся, непрерывно меняющую свою форму сеть. Это и конкретные детали, передающие атмосферу поздней осени: ранние сумерки, обвальный листопад, резкий порывистый ветер. Это и образы осеннего кочевья - вереницы птиц, летящие на юг, кусты перекати-поле, несущиеся по степи.
То, что скрывается в первой части «между строк», оставаясь вне «светлого поля сознания» читателя, во второй части выводится наружу, становится более доступным для восприятия. Так, мотив неволи получает прямое выражение во фразе: «Выйдешь - поневоле Тяжело - хоть плачь».
Более глубокого понимания стихотворений мы можем достичь, обратившись к их конструкционным особенностям.
При внимательном рассмотрении мы можем убедиться, что стихотворение А. Фета, написанное трехстопным хореем, в своем ритмическом строении отчетливо делится на две равные части. В первой из них (1-2 строфы) наблюдается относительно спокойный ритм, при этом 5 стихов имеют тождественный ритмический рисунок.
Стихотворение Тютчева написано пятистопным ямбом, и мы видим насколько разные настроения они передают!
Как я уже писала, если стихотворение Тютчева проникнуто светлой грустью, при этом оно оптимистично, то стихотворение Фета, изображение осени проникнуто мрачным настроением, угнетающим.
В начале XX века произошли значительные перемены в кораблестроении — на смену пароходам, широко использовавшимся в течение ста лет на всех водных транспортных путях, приходят более совершенные суда с дизельным приводом. Начало этому важному перевороту было положено в России — именно здесь был создан первый реверсный судовой дизель и были построены первые в мире теплоходы и подводные лодки. Инициатором всех этих разработок выступила одна из крупнейших российских фирм "Товарищество братьев Нобель". Нобели одними из первых оценили важное значение изобретения Рудольфа Дизеля. Едва появились сообщения о его двигателе, Эммануил Нобель завязал переговоры о покупке лицензии. Главное, что подкупало Нобеля в новом двигателе, — это то, что он мог работать на тяжелом топливе. В 1898 году, заплатив огромные по тем временам деньги (около 500 тысяч рублей), Нобель получил чертежи 20-сильного дизеля. После их тщательного изучения на Петербургском заводе фирмы многие детали двигателя были изменены как по конструктивным соображениям, так и, главным образом, потому, что первый двигатель решено было заставить работать на нефти, а не на керосине. Трудности использования нефтяного топлива тогда еще нигде в мире не были преодолены. Первый в мире работающий на нефти двигатель Дизеля был пущен в ход в 1899 году. Он развивал 25 л.с. и затрачивал в час около четверти килограмма нефти на 1 л.с. Это был важный успех, но заветной мечтой Нобеля было применение дизеля в качестве судовой машины. В то время среди многих инженеров еще было распространено скептическое отношение к дизелям. Большинство считало, что эти двигатели не годятся в качестве привода для движения судов. Причины для этого были достаточно вескими. Во-первых, дизели не имели заднего хода (реверса) и, установленные на корабле, могли вращать винт только в одну сторону. Во-вторых, первые дизели было невозможно запустить при некоторых крайних положениях поршня. В третьих, работа дизелей с трудом поддавалась регулировке — было трудно поменять режим их работы, например, уменьшить или увеличить частоту вращения вала, увеличивая или уменьшая тем самым скорость движения судна. Эти недостатки, не имевшие большого значения при стационарной установке и небольших размерах дизеля, работавшего под постоянной нагрузкой, были весьма существенным изъяном для транспортного двигателя. Широко применявшаяся тогда паровая машина имела в этом смысле перед дизелем преимущество — реверс, изменение частоты вращения вала и пуск из любого положения достигались на ней без всякого труда. В таком случае, казалось бы, стоило ли вообще связываться с дизелем? Оказывается, стоило — в этом убеждали Нобеля элементарные расчеты. Огромное достоинство дизеля заключается в его высоком КПД и, следовательно, в его экономичности. Поскольку дизели требовали в четыре раза меньше топлива по сравнению с паровыми машинами той же мощности, легко было представить себе, какие огромные перспективы открывало перед судоходством такое сокращение в весовом отношении расходов топлива, как в коммерческом, так и особенно в военном флоте. Сравнивая обычное паровое судно с тепловым, предназначенным для одинакового по дальности плавания, легко было рассчитать, что второе из них, снабженное дизелем, сможет взять вчетверо меньший по весу запас топлива, увеличив за этот счет свою грузоподъемность. Наоборот, если будет взято обоими одинаковое количество топлива, то, очевидно, теплоход сможет пройти в четыре раза большее расстояние, нежели пароход. Конечно, для малой дальности плавания разница между обоими типами судов была не так уж велика, но при повышении дальности плавания разница между теплоходом и пароходом увеличивалась исключительно. При рейсе в 10 тысяч миль с грузоподъемностью в 1000 т пароход фактически мог перевести в два раза больше груза, чем такой же пароход. Для условий русского судоходства это имело колоссальное значение, так как возникала возможность, не прибегая к погрузкам дополнительного топлива в пути, пройти с собственным запасом большее расстояние. Были и другие немаловажные преимущества. Например, загрузка теплохода нефтью осуществлялась наливом, в то время как уголь приходилось грузить вручную. Правда, невыгодность парохода компенсировалась дешевизной угольного топлива, но для Нобеля, одного из крупнейших нефтяных магнатов того времени, эта сторона не имела существенного значения. Невзирая на все сложности, Нобель велел своим инженерам приступить к проектированию первого теплохода. Для того чтобы новое судно могло маневрировать, он распорядился связать дизель с гребным валом не непосредственно, а через передачу, позволявшую изменять как направление вращения винта, так и число его оборотов. В 1903 году на наливной барже "Вандал", изготовленной на Сормовском заводе и привезенной в Петербург, были установлены три дизеля по 120 л.с. В паре с этими дизелями работали три электрогенератора, вырабатывавшие ток для трех электродвигателей, вращавших гребные винты. За счет переключения обмоток на "Вандале" можно было менять режим и направление вращения. Испытания нового судна дали обнадеживающие результаты, но в целом такая система привода едва ли могла считаться удачной и таила в себе много неудобств — прежде всего она была дорогой и неэкономичной в смысле затрат энергии. В том же году Нобель купил лицензию на двигательную установку Дель-Пропосто, позволявшую более экономично использовать дизель в качестве судовой машины. Принцип ее действия заключался в том, что на переднем ходу дизель непосредственно связывался с гребным винтом, а электрическая передача применялась лишь для заднего хода и маневрирования. Это значительно снижало потери энергии, ведь большую часть времени винты получали вращение непосредственно от дизеля, а для маневрирования и заднего хода не требовалось полной мощности. В 1904 году по этой системе было оборудовано нефтеналивное судно "Сармат". Оно было снабжено двумя дизелями по 180 л.с. и двумя электрогенераторами. Каждый дизель соединялся с электрогенератором, а потом через муфту с гребным винтом, на котором располагался электромотор. При переднем ходе дизель работал прямо на винт, а генератор и электродвигатель вращались, не давая и не получая тока, как маховики. При заднем ходе двигатель начинал работать на электрогенератор, который посылал ток на электромотор и давал гребному винту обратное вращение. Результаты первых же рейсов "Сармата" показали все преимущества дизельных установок на судах. Расходы нефти против однотипных пароходов (которые работали на нефти, а не на угле) оказались в пять раз меньшими. В то же время маневрирование и управление нисколько не ухудшились. О технических испытаниях теплохода печатались отчеты, и не только в России — "Сармат" сделался знаменитостью. Однако отсутствие реверса все еще мешало широкому распространению теплоходов. Только в 1908 году многолетние поиски увенчались созданием реверсного двигателя. Как уже отмечалось, в реверсном двигателе необходимо было иметь, во-первых, механизм, переключающий органы распределения переднего и заднего хода, вводящий в действие одни и одновременно выключающий другие, и, во-вторых, устройство для пуска в ход двигателя при любом положении коленчатого вала. Из этих двух элементов реверса первый, то есть механизм для перестановки распределения, был создан довольно легко: на распределительном валу разместили две системы кулачков (смотри выше описание устройства дизеля) — одну для переднего, а другую для заднего хода. Передвижением всей системы в одну сторону двигатель получал распределение для переднего хода, передвижением в обратную — для заднего. Реверсировка двигателя (переход от "полного вперед" до "полного назад") занимала 10–12 секунд. Устройство для пуска в ход, наоборот, составляло главную и более трудную задачу, но и она была очень удачно разрешена русскими инженерами на заводе Нобеля. Правда, эти дизельные машины были изготовлены не для теплохода, а для подводной лодки "Минога", спущенной в 1908 году, которая, таким образом, стала первой в мире дизельной подводной лодкой. Дизели на "Миноге" были трехцилиндровые. Задача выхода из мертвого хода была разрешена следующим образом: переход от работы системы воздухом на работу нефтью происходил не сразу, а постепенно — сначала все цилиндры работали воздухом, затем один переключался на нефть, после того как он давал рабочий ход, на нефть переводился второй цилиндр и так далее. Разновременность и последовательность вспышек в цилиндре выводили коленчатый вал из любого положения. Одновременно путем уменьшения и увеличения подачи нефти было достигнуто регулирование числа оборотов. Таким образом, были разрешены все проблемы по созданию судовой дизельной машины. Второй реверсный двигатель установили на подводной лодке "Акула", а потом Нобель стал оснащать ими свои нефтеналивные суда. После успешных испытаний в России дизель-моторы в качестве судовых машин стали внедрятся по всему миру. Сначала дизели ставили только на небольшие суда, но во втором десятилетии XX века наступил перелом и в морском судостроении. В 1911 и 1912 годах на верфях Германии и Англии приступили к постройке нескольких крупных теплоходов. В 1912 году со стапелей в Дании сошел первый товарно-пассажирский теплоход "Зеландия", водоизмещением 3200 т и грузоподъемностью 7400 т. За его первым плаванием из Копенгагена в Лондон следил весь мир. Вскоре было подсчитано, что эксплуатация "Зеландии" дает 160 тысяч марок экономии в год по сравнению с пароходами того же класса. Это решило судьбу нового вида транспорта.
Афанасий Фет ЕЩЕ МАЙСКАЯ НОЧЬ
| Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнию твоей. Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна — любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой. И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь. Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой! |
| Какая ночь! На всем какая нега! Благодарю, родной полночный край! Из царства льдов, из царства вьюг и снега Как свеж и чист твой вылетает май! Какая ночь! Все звезды до единой Тепло и кротко в душу смотрят вновь, И в воздухе за песнью соловьиной Разносится тревога и любовь. Березы ждут. Их лист полупрозрачный Застенчиво манит и тешит взор. Они дрожат. Так деве новобрачной И радостен и чужд ее убор. Нет, никогда нежней и бестелесней Твой лик, о ночь, не мог меня томить! Опять к тебе иду с невольной песней, Невольной — и последней, может быть. |
* * *
Это утро, радость эта,
Эта мощь и дня и света,
Этот синий свод,
Этот крик и вереницы,
Эти стаи, эти птицы,
Этот говор вод,
Эти ивы и березы,
Эти капли - эти слезы,
Этот пух - не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчелы,
Этот зык и свист,
Эти зори без затменья,
Этот вздох ночной селенья,
Эта ночь без сна,
Эта мгла и жар постели,
Эта дробь и эти трели,
Это всё - весна.
Silentium![1]
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходя́т оне
Безмолвно, как звезды́ в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изрече́нная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглуши́т наружный шум,
Дневные разгоня́т лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 1901 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Андрэ Моруа. Письма незнакомке | | | Молитва святому благоверному князю Вячеславу Чешскому |