Ситуация хорошего контакта

С психотерапевтической точки зрения, когда существует хороший контакт (то есть ясная и яркая фигура, свободно получившая энергию из опустевшего фона), тогда нет особенных проблем, связанных с взаимоотношениями «разума» и «тела» или «самости» и «внешнего мира». Конечно же, есть частные проблемы и наблюдения, касающиеся частного функционирования, такие, как кровь, приливающая к лицу, и напряжение челюстей и рук, функционально связанные с чувством гнева, которое, в свою очередь (как и подразумеваемое им действие) функционально связано с разрушением фрустрирующего препятствия. Но в этом случае общий контекст легко принимается, и нужно всего лишь прояснить соотношение различных частей; а когда проясняются детали, человек снова начинает ощущать взаимосвязь и легко принимает ее.

Разделение, подразумевающее характерные «психосоматические проблемы» или «проблемы внешнего мира», не было правилом в древности. Аристотель называл основными классами действий души вегетативные функции, ощущения и побуждения и связывал их, как «тождественные в действии», с природой пищи, объектов ощущений и так далее. В современной психологии Келер пишет: «Целостный процесс определяется качествами, присущими целостной ситуации; осмысленное поведение можно считать проявлением организации; это же относится и к определенным восприятиям. Ведь сознание - это не самое важное». Другой гештальт-психолог, Вертхаймер, пишет: «Представьте себе танец, полный грации и радости. Какова ситуация при таком танце? Неужели перед нами сумма физического движения конечностей и психического сознания? Нет. Можно обнаружить множество процессов, идентичных по своей динамической форме вне зависимости от вариаций материального характера их элементов».

Однако перед психотерапевтом, осознавшим, что всех этих проблем не существует, немедленно встает следующий вопрос: каким образом в течение столь долгого времени столько добросовестных и разумных людей считают эти несуществующие проблемы такими важными? Ведь как мы уже сказали, подобные расщепления никогда не являются простыми ошибками, которые можно исправить, приведя новые свидетельства. Нет, они сами даны как свидетельство опыта.

2. Фрейд и эти «проблемы»

Психоаналитическая теория Фрейда располагается посередине между ранними представлениями об этих проблемах (которые считались исключительно трудными) и современными психологическими течениями, с легкостью их решающими.

Фрейд основывался на давней традиции (которую он принимал, что выглядело как ее неловкое игнорирование) разделения «разума» и «тела», а также «самости» и «реальности». Эта традиция создала различные способы соединения расщепленного, например, психофизический параллелизм, предустановленную гармонию, редукцию сознания до уровня эпифеномена или иллюзии, или создание и того и другого из нейтрального материала, или (среди лабораторных психологов) отказ рассматривать интроспекцию как научный Метод или объект научных исследований.

Ко всему этому Фрейд прибавил свою знаменитую идею о том, что сознательное и разум, подобно верхушке айсберга, есть только малая часть, выступающая над поверхностью, а девять десятых составляет скрытое под водой бессознательное. Поначалу эта идея только усложняет положение, потому что теперь перед нами не две вещи, а три: сознательное мышление, бессознательное мышление и тело. Если определять «разум» в терминах интроспекции, то термин «бессознательное мышление» приводит в недоумение; но если как Фрейд был уверен, бессознательное логически не зависит от сознания или предшествует ему, мы имеем третий элемент, по своей природе не доступный прямому наблюдению. Однако (как это обычно бывает) усложнение теории, вызванное практической необходимостью (в данном случае медицинской), в конце концов упростило проблему, выявив сущностные функциональные связи.

Почему же Фрейд так настойчиво называл бессознательное ментальным, почему он просто не отнес все не-сознательное к физической сфере, как это делали все психиатры до него? (И в самом деле, для того чтобы удовлетворить неврологов, ему пришлось изобрести концепцию «соматической податливости», в которой говорится, что определенное состояние тела предрасполагает разум к тому, чтобы потерять часть своего содержания, переходящую в бессознательное, - так что теперь у него оказалось уже. не три, а четыре элемента!) Дело в том, что влияние, которое «бессознательное» оказывает на разум и тело, обладает качествами, характерными для мышления: это целенаправленная, осмысленная, намеренная, символическая организация опыта. Во влиянии «бессознательного» присутствуют все качества, характерные для мышления, не хватает лишь одного - оно не сознательно. Более того, когда содержание бессознательного попадает в сознание, сознательный опыт изменяется точно так же, как при концентрации внимания на прежде незаметном содержании сознательного мышления, например, при концентрации на воспоминаниях и привычках. Так что, в конце концов Фрейд выявил пять элементов: сознательное мышление, подсознательное мышление (воспоминания и тому подобное), бессознательное мышление, соматическую податливость и соматику. Сознательное - это намерения, которые поддаются интроспекции," подсознание - это намерения, которые находятся за гранью сознания, но могут стать сознательными, если на них обратить внимание, при этом внимание -это сознательная сила; бессознательное - это намерения, которые самость не может сделать сознательными с помощью сознательных действий (вот тут-то и возникла психотерапия, обладающая странной способностью делать известным то, что невозможно узнать в принципе); соматическая податливость и соматика не являются намерениями.

3. Отношение психоанализа и гештальт-психологии к этим «проблемам»

Однако с помощью этого нелогично расширяющегося набора психоанализ сумел создать единое функционирование, хороший контакт, что обеспечило ощутимый контекст, в котором согласуются разные части.

С формальной точки зрения, Фрейду не обязательно было называть бессознательное «мышлением»- Мы видим, что в физической и психологической теории гештальтистов осмысленные целостности существуют повсюду в природе: и в физическом, и в сознательном поведении, и в теле, и в разуме. Они осмыслены в том смысле, что целое объясняет части; они целенаправлены: может быть показана тенденция частей образовывать целое. Вне зависимости от сознания такие целостности каждую секунду возникают в восприятии и поведении, и это все, что можно сказать о «символах». (В основном же, Фрейд называл бессознательное «мышлением», чтобы победить предрассудки, господствовавшие в современной ему неврологии, которая была ассоциативой и механистичной.)

Но реальные психосоматические проблемы и проблемы во внешнем мире невозможно решить с помощью этих формальных рассуждений; ведь здесь мы имеем дело со свидетельствами такого типа: «Я хочу вытянуть руку, я ее вытягиваю, вот она» или «Я открываю глаза, и сцена либо запечатлевается во мне, либо остается там» и тому подобное; эти вопросы не о том, какие это конкретно целостности, а о том, как связаны одни целостности сознания с другими. А теоретики гештальта избегают этих вопросов, ведь они, несмотря на постоянное обращение к такой в высшей степени сознательной функции, как «прозрение», «инсайт», склонны считать сознание, да и вообще разум, досадным эпифеноменом, «вторичным» и маловажным. Создается впечатление, что их настолько смущает их собственное нападение на механистические предрассудки, что они постоянно стараются защититься от обвинения в «идеализме» или «витализме».

Что порождает особенности проблематичных отношений, так это данное ощущение отделенности, ощущение, что тело и мир - это «не я сам». И именно такое восприятие психотерапия атаковала с наибольшей силой. Давайте исследуем возникновение этого ощущения и посмотрим, как оно, в конце концов, порождает ошибочные представления.

Дата добавления: 2015-10-28