Характер двойника — первый созданный Достоевским характер Макара Девушкина из повести «Бедные люди». Когда он, балансирующий на грани нищеты и рассуждающий о том, почему одним все дается легко, а другим – потом и кровью, все-таки скатывается в нищету, его личность как бы раздваивается. В груди Девушкина живут две души и одна борется с другой: душа гордая, ревнивая к своему достоинству и другая, униженная, потерявшая всякую веру в себя. Поглощенный борьбой за честь Девушкин подозрительно осматриваете себя, задаваясь вопросом: уважают ли его личность или нет? Можно ли уважать ее? Может ли он сам уважать себя? И вечно колеблется в ответе между гордым «да» и отчаянным, безнадежным «нет».
Для Девушкина желанный берег — «честь и доброе имя», его личное человеческое достоинство, а бедность и грозящая нищета — те бурные валы, которые преграждают путь к желанному берегу. Чуть мелькнет надежда выплыть — в нем просыпается гордость, сознание своего человеческого достоинства; утрачена надежда — утрачена и гордость, он перестает считать себя человеком. Тяжелая мучительная борьба происходит в его душе, в которой одновременно живут болезненное самолюбие и болезненное самооплевание, больная гордость и больное унижение, элементы не только противоположные, но и враждебные.
Второе произведение Достоевского носит даже типичное заглавие: «Двойник». Герой второго произведения Достоевского «Господин Голядкин», родной брат Девушкина и по социальному положению, и по общему складу чувствований и настроений, отличается от него тем, что, хотя и смутно, но он чувствует невозможность удержать старые позиции. Он робко и нелепо, но ведет борьбу за захват новых позиций. Он не просто обороняется, но пробует перейти в наступление. Он не прочь бы стать «молотом». Девушкин борется только за честь; Голядкин почти бессознательно, инстинктивно борется за власть. Первый боится упасть на дно, второй карабкается наверх; первый боится быть обиженным, второй не прочь обидеть, Девушкину для поддержки чести и доброго имени достаточно сапогов без дыр; Голядкин разъезжает в наемной карете с Петрушкой на запятках, для которого он озаботился даже ливрею припасти.
Стремясь стать властным человеком, Голядкин чувствует в себе присутствие другого человека, робкого, трусливого, забитого. «Если бы кто захотел обратить в ветошку Голядкина, — рассказывает автор, — то и обратил бы, обратил бы без сопротивления и безнаказанно (Голядкин сам иной раз это чувствовал) и вышла бы ветошка, а не Голядкин, так подлая, грязная вышла бы ветошка, но ветошка-то эта была бы не простая, ветошка-то эта была бы с амбицией.
Нервная раздражительность повышена до такой степени, что он галлюцинирует. Для него раздвоенность его существа становится предметом мучительной галлюцинации. Для его расстроенного мозга одна из половин его собственной души начинает вести самостоятельное, независимое существование, воплотившись в образ «Голядкина второго», которого он видит, как реальную личность, с которой ведет разговоры. Это та половина его души, в которой заключены его смутные порывы выбиться вверх, подняться в мир господ, сделать карьеру. Его галлюцинация — Голядкин второй, горький чиновник, ни перед чем не останавливающийся лишь бы сделать карьеру. Подставляя на каждом шагу ножку ему, Голядкину первому, он быстро влезает в милость у его превосходительства и становится чиновником особых поручений к великой досаде и злости Голядкина первого. Галлюцинация приводит Голядкина в бешенство именно потому, что она есть резкое выражение его бессилия, его неспособности угнаться за своей гордой мечтой. Мечта живет своей, отдельной от его существования жизнью, ему недоступной. Каждый успех Голядкина второго болезненно подчеркивает его собственное бессилие и унижение. Мучительная и бесплодная борьба падающего мещанина за честь с нищетой и унижением в расстроенной психике Голядкина преломляется в мучительную борьбу с галлюцинацией, с болезненным порождением его расстроенного вечными неудачами мозга.
Есть в произведениях Достоевского двойничество и другого толка – когда у героя произведения есть реальный двойник, один из действующих персонажей произведения. Таких двойников можно увидеть в романе «Преступление и наказание». Двойники есть у главного действующего героя – Родиона Раскольникова. Это Свидригайлов и Лужин.
Аркадий Иванович Свидригайлов, помещик-вдовец, как утверждают некоторые, отравивший свою жену, сам говорит: «Мы одного поля ягоды». Все время Раскольникова что-то притягивает к нему, что-то он хочет увидеть в Свид-ригайлове, не осознавая, что тот — «частный случай» его идеи. В Свидригайлове Раскольникова возмущают, поражают неприкрытый цинизм, та низость, с которой он рассказывает о жертвах своего сладострастия. «Шиллер-то, Шиллер-то наш, Шиллер-то! — восклицает Свидригайлов. — Понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные что ли? вопросы человека и гражданина? А вы их побоку: зачем они вам теперь-то? Затем, что вы еще гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было: нечего не за свое дело браться!»
Это стало ясно и самому Раскольникову, потому и не смог он «переступить», «убил, но не переступил», ведь он все еще «гражданин и человек».
А Свидригайлов переступил, избавил себя от «вопросов человека и гражданина» и теперь для удовлетворения своего сладострастия губит девочку, отравляет Марфу Петровну, замышляет насилие над Дуней.
Свидригайлов признает раскольниковскую идею своей, освобождает ее от ненужного, на его взгляд, романтизма: «Единичное злодейство позволительно, коли цель хороша». Но освобождение себя от укоров совести не проходит бесследно; как показывает Достоевский, его результат — сначала духовная, а потом и физическая смерть.
Нравственно опустошенному Свидригайлову остается только закончить жизнь самоубийством, а Раскольников остается жить, несмотря на то, что в ту ночь он тоже был на грани самоуничтожения говорит: возлюби прежде всех одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано». Раскольникова возмущает такая точка зрения («Выходит и людей резать можно?»), он считает ее эгоистичной и бездушной, хотя и не подозревает что это суть его идеи.
Образом Лужина Достоевский выразил свое неприятие популярных в то время буржуазных идей, провозглашавших, что жизнь и смерть якобы подвластны статистике и «экономической правде». Лужин, конечно, «резать» никого не собирается, но все нравственные законы он уже преступил, сообразуясь со своей выгодой. Он клевещет на Соню самым бесчеловечным образом, но благородное сердце Раскольникова не дает совершиться произволу.
Чувства человека и гражданина, непотерянная гуманность и потребность покаяния, отличающие его от пустого Лужина, снимающего накипь современных идей, спасает Раскольникова от душевного опустошения.
Сама жизнь в пух и прах разбивает, опровергает его бесчеловечную идею «твари дрожащей» и «право имеющего». Да, он наказан, но в этом наказании — его спасение.
Опровергая доводы своих двойников, он дошел, наконец, до опровержения своей теории и, спасаемый любовью и состраданием Сони
25. Типы маленького человека и мечтателя в раннем творчестве писателя
Вступая в литературу, Достоевский воспринял от Гоголя и натуральной школы тип «маленького человека». Однако уже в первом его романе «Бедные люди» этот тип резко отличен от гоголевского.
Чернышевский: социальное зло довело Акакия Акакиевича Башмачкина до состояния «совершенного идиота». Автоматизм «маленьких людей» Гоголя выражает крайнюю степень их «овеществления», подавленности их личности. Не личности, а «существования» — таковы персонажи Гоголя, призывающего пожалеть их и внушающего симпатию к ним при помощи комизма.
Макар Девушкин Достоевского наделен острым самосознанием, чувством ущемленности своей личности. Трагедия Башмачкина — украденная шинель, трагедия Макара Девушкина — украденная любовь. Иными словами, уже по самому сюжету в «Бедных людях» происходит возвышение «маленького человека». Он стал у Достоевского на голову выше, он сам сознает трагизм своего положения. Форма эпистолярного романа весьма знаменательна: ведь Акакий Акакиевич был просто не способен на эту форму, он только переписывал бумаги, а составить хотя бы самую простую бумагу для него было слишком мудрено.
Достоевский прибегает к самораскрытию героя, делает его субъектом повествования, тем самым занимая новую, принципиально отличную от гоголевской авторскую позицию. Смена авторской позиции, превращение действительности в материал самосознания героя — такова суть «коперниковского переворота», произведенного Достоевским в традиции Гоголя.
Таким образом, уже в «Бедных людях», во многом следуя Гоголю, продолжая, казалось бы, его тематику, Достоевский объективно выступает против гоголевского подхода к «маленькому человеку».
По сути дела, бедные чиновники Достоевского не могут быть без специальных оговорок отнесены к галерее «маленьких людей». И все же писателю был нужен другой герой — более интеллектуально независимый, более активный в философском диалоге эпохи. Это и послужило причиной появления «мечтателей» Достоевского. Бахтин видит причину этого движения в стремлении писателя «овладеть содержательно новым материалом».
Современное литературоведение давно уже признало, что с типом Мечтателя в творчестве Достоевского появляется герой, несравненно более близкий автору, чем Макар Девушкин или господин Голядкин («Двоник»). В то же время Мечтатель — это и резкое сближение Достоевского с романтической традицией. На первом плане здесь стоит «Страшная месть» — наиболее «готическое» произведение Гоголя. Но справедливо указывает Н. М. Чирков, что в основу сюжета «Хозяйка» Достоевского положена схема романа «тайн и ужасов», обращение Достоевского к готико-романтической традиции. + развитие трагической философской символики, начиная с «Хозяйки». Творчество молодого Достоевского эволюционирует с непрерывным усложнением, причем синтез социальности и «натурализма» с готико-романтической линией дается писателю с большим трудом и далеко не сразу.
Мечтатель из повести «Белые ночи» подготовлен циклом фельетонов «Петербургская летопись». В четвертом фельетоне «Петербургской летописи» Достоевский строит социальное объяснение типа Мечтателя. Причина его появления — отсутствие в русской жизни общественных интересов, способных объединить «распадающуюся массу», невозможность для значительной части общества удовлетворить на практике все растущую «жажду деятельности», «обусловить свое Я в действительной жизни». И вследствие этого «в характерах, жадных деятельности, жадных непосредственной жизни, но слабых, нежных, зарождается то, что называют мечтательностью, и человек делается наконец не человеком, а каким-то странным существом среднего рода — мечтателем».
Идейный замысел Достоевского при создании Мечтателя явно связан с темой романтического разочарования, с темой «лишних людей», однако специфическая форма характера Мечтателя в «Белых ночах» найдена Достоевским в сфере готического псхиологизма.
Знаменитая книга «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» была одной из любимых книг молодого Достоевского. Де Квинси создал яркий образ болезненного Мечтателя среди огромного враждебного Города. Он же явился одним из предшественников Диккенса и Гоголя в создании образа мрачного лабиринта Города.
Фигура Мечтателя в «Белых ночах» с его блужданиями по ночному городу, с его готовностью прийти на помощь женщине, с его тоской и с повышенной «литературностью» его мышления создана с использованием мечтателя-опиофага Де Квинси. В «Белых ночах», по всей видимости, Достоевский наиболее развернуто использовал материал английской книги. При этом он полностью исключил мотив наркомании. Достоевский, однако, сохранил общую болезненную окраску романтической мечты, мотивированную у Де Квинси его печальным пристрастием. Таким образом, и в «Белых ночах», и в ряде последующих произведений Достоевский ввел ряд характеристик романтического мечтателя-наркомана без этой типично романтической мотивировки.
Мечтатель Достоевского — это уже не бедный чиновник с его золотым сердцем и карикатурной внешностью, с убогими эстетическими вкусами и порою косноязычным стилем; теперь перед нами интеллектуалист, человек европейской культуры, возвышенный романтик среди будничной действительности. Его роднит с первым героем Достоевского одно общее качество — бессознательная жажда иллюзии. Защищаясь от жестокой и унизительной прозы жизни, Мечтатель строит вокруг себя искусственную микросреду, отгороженное от жизни маленькое царство прекрасной и гуманной иллюзии.
Мечтатель Достоевского — это утопист, пытающийся создать остров красоты среди океана грязи. Каждый раз утопия терпит крах, реальность разбивает мечту и развеивает иллюзии. Мечтатели Достоевского отнюдь не убегают от жизни в мир фантазии, а пытаются своим личным деянием воплотить золотую мечту в любви или в искусстве. Это характерно романтическое стремление, ведь любовь, искусство и безумие — сферы свободы для романтического мышления. Как говорит Мечтатель «Белых ночей», за один день действительной жизни он готов отдать «все свои фантастические годы».
Достоевский показывает трагическую обреченность романтического стремления к воплощению мечты в искусственной микросреде, но в то же время он рисует мечтателей единственно настоящими людьми. Романтическое мечтание было в ту эпоху близко умонастроениям самого Достоевского. В училище Достоевского прозвали мистиком. «Жить — значит сделать художественное произведение из себя».
«Униженные и оскорбленные» (1861). Рассказчиком и главным героем сделан молодой романтик Иван Петрович, представляющий собой довольно бесцветное повторение старого типа мечтателя. Русский роман искал в эти годы активного героя, и на эту роль Мечтатель оказался совершенно непригоден, что обрекало образ Ивана Петровича на неминуемый провал.
Мечтатели на этом у Достоевского кончились, но «мечтательство» — отнюдь нет. Оно трансформируется, приобретает новый оттенок, связанный с резкой, но вполне исторически обусловленной переменой взгляда; с решительным осуждением романтического эстетизма.
Впервые такое осуждение с большой силой прозвучало в рассказе «Скверный анекдот», который является одним из шедевров зрелого творчества Достоевского.
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 158 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Об образах и конфликте | | | Образ подпольного человека |