Редакция газеты размещалась в маленьком помещении на втором этаже над лавкой товаров для домашних животных на Виколо делле Гроте, в пяти минутах ходьбы от Кампо деи Фьори. Эту часть Рима ныне оккупировали сплошные экспатрианты и туристы. Поднимаясь по крутой внутренней лестнице, Коста, который несколько лет назад жил поблизости и уже тогда считал, что ему не по карману здешняя квартирная плата, пробормотал что-то насчет того, что это слишком дорогой дом для еженедельного издания, посвященного освобождению эксплуатируемых трудовых масс.
– Ты просто недооцениваешь патрицианское происхождение итальянских социалистов. – Тереза шагала через две ступеньки и с явным нетерпением предвкушала новую встречу с почти забытым прошлым. – Идея заключается в том, чтобы поднять пролетариат до своего уровня, а вовсе не опуститься самим до простонародья.
Наверху, на лестничной площадке стоял высокий сухопарый пожилой человек с вытянутым аристократическим лицом и растрепанными редеющими седыми волосами. В его костлявых руках находился поднос, полный бокалов с вином. А ведь был только одиннадцатый час утра.
– Если бы это были карабинеры, я бы их сюда, знаете ли, не пустил, – провозгласил он высоким певучим голосом, отдаленно напоминающим о принадлежности хозяина к высшим классам общества. – Я по-прежнему придерживаюсь принципов. Меня зовут Лоренцо Лотто. Да-да, я знаю, что вы подумали. Не тот ли это тип, о котором все время пишут газеты? Сынок богатеньких родителей, этих гнусных угнетателей, которые загадили своими заводами всю окружающую среду в районе Венето? Да, тот самый. Лучше бы они писали о чем-то более интересном. Человек не выбирает родителей.
Газетчик протянул гостям поднос.
– А я было подумал об известном художнике[32], – заметил Коста.
Маленькие как бусинки глазки хозяина осмотрели Ника с головы до ног.
– Как это необычно, Тереза! – воскликнул он. – Найти в Риме хотя бы одного полицейского офицера, у которого есть мозги! Тот Лоренцо умер нищим, малюя номера на больничных койках, чтобы прокормиться, хотя он был лучше, чем Тициан, – и как человек, и как художник. А я простой революционер, маленькое, но все же заметное колесико в машине пролетарской революции. Выпейте, ребята. Смирите интеллектуальную гордыню, иначе вам придется до конца жизни пересчитывать скрепки в квестуре.
– Немного рановато для нас, Лоренцо, – заметила Тереза.
– Вздор! Это из частных виноградников того самого гнусного семейства угнетателей. В магазинах такого не купишь. Кроме того, нужно всегда принимать внутрь алкоголь, когда встречаешься с бывшей любовницей. Это притупляет остроту чувств, а, Бог свидетель, нам обоим это необходимо.
Судмедэксперт покраснела.
– Ну и денек, – пробормотал Джанни и первым ступил в помещение редакции. – Час от часу не легче!
Сначала они, конечно, позвонили, чтобы выяснить, какие материалы сохранились в редакции с девяностых годов. Тереза питала на этот счет большие надежды. «Ла Кроциата популаре»[33], несмотря на свое название, особой популярностью не пользовалась, но это все же был истинный крестовый поход, пусть хотя бы в лице ее богатого владельца. Но в редакции тщательно хранили все, что касалось сорокалетней истории газеты, а кроме того, в отличие от большинства таких же мелких левацких еженедельников, этот не заполнял полосы исключительно колонками плотного, нечитаемого текста. В нем начинали карьеру несколько хорошо известных сегодня фотокорреспондентов, трудились тут за жалкую зарплату, что платил им Лотто, не выходя за пределы минимума, установленного профсоюзом. Даже сам Пазолини[34] писал для этой газеты в период ее расцвета, который пришелся на семидесятые годы прошлого столетия.
Пока Лотто вел гостей через помещение редакции – это была обшарпанная комната с четырьмя письменными столами, три из которых пустовали, – надежды Косты начали таять. Он и сам время от времени почитывал «Ла Кроциата». Фотографии в газете печатали отличные. И их было много.
Лотто провел полицейских в угол, где за огромным экраном компьютера сидела маленькая застенчивая женщина, занятая, по всей видимости, версткой следующего номера. С экрана кричал заголовок, набранный крупным красным шрифтом: «Коррупция в правительстве».
– Катрина, – тихо сказал ей Лоренцо, – мне кажется, вам пора пройтись по магазинам готовой одежды.
Сотрудница бросила на шефа удивленный и почтительно-восторженный взгляд.
– Вот, возьмите.
Он сунул руку в карман и достал пачку банкнот. Редактор взяла деньги, улыбнулась и быстро направилась к двери.
– Перераспределение доходов, – прокомментировал хозяин. – Я плачу им столько, сколько требует профсоюз. А на самом деле все они – мои дети, правда-правда. Мои единственные, других нет.
– Картинки, Лоренцо, – напомнила Тереза.
– Я помню.
Лотто щелкнул несколькими клавишами, потом подозвал всех троих поближе к экрану. Коста по его указанию уселся в кресло Катрины и посмотрел на экран. На нем красовалась надпись «Библиотека». Агент щелкнул по ней мышью, и появилось окно для ввода запроса.
– Что теперь?
– Государство скоро придет в полный упадок по причине невежества его служащих в сфере современных технологий, – заметил Лотто. – Я мог бы притащить сюда с улицы любого тринадцатилетнего пацана, и выяснилось бы, что он разбирается в этом лучше, чем вы.
Ключевые слова, вспомнил Ник. Ссылки. Их нужно печатать. И пусть этот глупый компьютер сам думает, что тебе нужно.
– Каждое фото, которое когда-либо прошло через наши руки, запрятано сюда, – хвастливо заявил аристократ. – Не только те, которые мы напечатали. Все! За сорок три года! Это стоило мне целого состояния. Но сомневаюсь, что без них мне удалось бы удержать издание на плаву.
– Такты теперь стал владельцем бильд-агентства? – спросила патанатом.
– Ну, наряду со всем прочим… Да почему бы и нет? Энгельс служил клерком в Манчестере, когда спасал от голода Маркса и его семейство, проживавших в Лондоне. Любое предприятие требует инвестиций, Тереза. Знаю, знаю, теперь это не самые модные слова…
Коста напечатал: «Лагерь борцов за мир».
И на экране появилось множество микроскопических фото.
– Типичное ленивое либеральное мышление, – заявил Лотто. – Изучайте диалектический материализм, мой мальчик. Идеи возникают исключительно из конкретных материальных условий, а вовсе не из неопределенных терминов общего характера.
– Вы вещаете в точности как мой отец, – буркнул Коста.
– Ага! – согласился Лотто уже более дружеским тоном. – Я так и думал, что вы такой.
Он нагнулся и прошептал Нику на ухо:
– Вы знаете, какой год вам нужен?
– Конечно.
– А как насчет даты?
– И дату тоже.
– Отлично. Тогда почему бы не попробовать?
Ник напечатал дату.
Экран вновь заполнился таким же количеством фото.
Лотто нагнулся еще ближе и посмотрел на изображение.
– Тогда нам поставляли фотоматериалы целых пять фотокорреспондентов. Каждый ведь хочет, чтоб его работу опубликовали, не правда ли?
– И сколько их всего? – спросил Коста.
– Да сами посмотрите на экран! Восемьсот двадцать восемь. Тринадцать пленок по тридцать шесть кадров в каждой, естественно, включая пустые и неудачные. Вырезать их стоит дороже, чем оставить. Так что можете считать, что вам здорово повезло. Мы уже на цифру перешли. На качество внимания можете не обращать, прочувствуйте широту охвата! Нынче обработка всего заняла бы в десять раз больше времени, чем тогда.
Коста подвел курсор к первому фото и щелкнул мышью. Экран заполнило изображение. Это могло быть что угодно – рок-концерт, демонстрация, летний лагерь. Просто сотни и сотни людей, спокойных, тихих – по всей видимости, очень довольных солнечным днем.
– А время никак не отмечено? – спросил Ник.
– Извините. На пленке время никогда не фиксируется.
– А что, если дать ему команду «Найди мне маленького мальчика в такой специфической майке»? – предложила Тереза.
– Ну это же машина! – укоризненно сказал Лотто. – Так ты будешь пить мое вино или нет?
– Попозже, – ответила она.
Хозяин буркнул что-то неразборчивое и отошел в сторону. Лупо и Перони подвинули себе стулья, сели по обе стороны от Косты и принялись просматривать фотографии.
– Если просматривать по пять в минуту, все займет около трех часов, – заметил Джанни. В его устах это звучало как хорошая новость.
Ник начал просматривать первую пленку. Добрая треть кадров, переведенных Лотто в цифровой формат с помощью современного оборудования, оказалась бесполезной: случайные снимки, не в фокусе. Остальные были по большей части вполне заурядными. Нашлось и несколько просто отличных: фотограф отличался наблюдательностью, обладал острым глазом, а снимаемый не имел понятия, что его щелкают, – великолепные четкие снимки, сохранившие весь колорит и оттенки солнечного дня.
Через полчаса, когда правая рука уже начала уставать, Коста в очередной раз щелкнул клавишей и начал просмотр новой пленки. Эти кадры были совсем другими: иное освещение, более золотистые тона, – они были явно сделаны позже, когда день в Риме уже начинал клониться к закату.
Ник просмотрел еще пять кадров и замер. Некоторое время все трое молчали.
Мальчик стоял прямо в центре снимка, и на сей раз «герой кадра» смотрел прямо в объектив. Та самая майка с короткими рукавами, которая уже стала неотъемлемой деталью этого дела, с той же эмблемой – семилучевой звездой начальной школы имени Святой Цецилии. Алессио Браманте, снятый в тот самый несчастный день, когда его разыскивали все полицейские и карабинеры Рима.
Он держался за руку какой-то неопрятной толстухи средних лет, с пустым, даже удивленным выражением плоского неприметного лица. На ней было нечто вроде длинного розового хлопчатобумажного балахона, какой вполне можно было увидеть на участнице подобного рода мероприятий, и огромные сандалии с открытым верхом. Рядом с ней стоял похожий на скелет, болезненный на вид мужчина лет пятидесяти, может, больше, с острым загорелым лицом и жалкой седой бороденкой, вполне сочетавшейся с жалкими остатками волос, прилипших к черепу.
Ни один из них не вызывал никаких ассоциаций с фото свидетелей и прочих связанных с этим делом людей, которые Коста видел ранее и старался сохранить в памяти.
Но это было еще не самое скверное. Перони нашел точные слова:
– Господи помилуй! – Гигант вздохнул. – Значит, мы все время совсем не там искали, да?
Остальные двое смотрели на экран, благодарные другу за то, что у него единственного хватило духу это сказать.
– А я-то думал, что мы ищем милого, хорошего мальчика, – продолжил Перони мысль.
– Ну это же только одна фотография, – заметила Тереза.
Да, фотография была одна. Снимок мальчика, которому только что исполнилось семь лет. Черты лица искажены ненавистью, непонятной, невообразимой злобой, направленной прямо на снимающего.
– Вот он, сын Джорджио, – буркнул Перони.
– Значит, возможно, он все-таки жив, – тихо добавил Коста.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ГЛАВА 6 | | | ГЛАВА 8 |