Проиграл – не голоси!

«А я и не буду голосить, – подумал Драко, слыша, как недалеко от него ревел еще не поротый Урхарт. – Лучше я откушу себе язык, чем издам хоть один звук», – Малфой отбросил в сторону брюки с трусами.
Рубашка пока скрывала его зад, но стоит ему сейчас лечь на лавку, как уже лежал слизеринский капитан, и весь Хогвартс будет рассматривать самые интимные места Драко Малфоя, слизеринского принца. Драко крепко сжал зубы, когда, улегшись на скамью, расставил ноги и опустил их с лавки, опираясь коленями в жесткие каменные плиты. Он слышал скабрезные шуточки и знал, что его отец наблюдает за позором своего сына и тоже слышит их. От осознания этого становилось невыносимо, и Драко понял, что этот день станет последним днем в его жизни – он сам не сможет жить с таким позором. Сегодня, после того как все закончится, он поднимется на Астрономическую башню и убьет себя. Вдруг ему вспомнились слова Забини, произнесенные во время слизеринской вечеринки. Блейз тогда сказал, что после того, что они сделали с гриффиндорцем, тот или наложит на себя руки, или превратится в жалкое существо с комплексом собственной неполноценности. «Поттера больше нет, – сказал Забини. – Сейчас он мечтает об одном – о смерти».
Сейчас о смерти мечтал Драко. Вопреки всему Поттер не сломался – был в нем какой-то внутренний стержень, который пытались уничтожить многие, но пока это никому не удалось. Поттер не стал забитым униженным существом, он пытался бороться со всем Хогвартсом, показывал зубы и огрызался, не смотря на всеобщую травлю, а он, Драко Малфой, оказался слабее и сейчас думал о смерти. Он думал не о том, как будет вести ежедневную борьбу с травлей и насмешками, которые теперь будут преследовать его, а о том, как сделать шаг в пропасть и разбиться о каменные плиты. Наверное, это правильно, наверное, это справедливо – совсем недавно Поттер тоже лежал в бесстыдной позе со слезами на глазах, а студентки Слизерина, смущенно краснея и перешептываясь, рассматривали его член, яйца, анус. Теперь Драко понимал, каково было в тот момент гриффиндорцу, и прав был Забини, утверждая, что единственным желанием капитана ало–золотых львов в тот момент была смерть. Прошло совсем мало времени, Поттера отчислили из школы по лживым обвинениям, а сам лжесвидетель раскорячен на скамье – со связанными руками и широко расставленными ногами лежит в унизительной позе и слушает издевательские выкрики студентов, а через пару мгновений ивовые прутья будут стегать его задницу на потеху собравшихся. Наверное, это заслуженное возмездие за то, как он поступил с Поттером, – шептала ему вдруг проснувшаяся совесть, но от этого легче не становилось. И еще, почему-то очень хотелось, чтобы Поттера сейчас не было в этой глумящейся толпе – пусть он будет где угодно: собирает вещи в хижине или уже едет к своим маггловским родственничкам в Хогвартс-экспрессе – где угодно, только не здесь. Пусть все смотрят на его позор, но только не Поттер.
В этот момент мадам Трюк дунула в свой свисток, возвещая о начале экзекуции, розги рассекли воздух, и обжигающая боль перехватила дыхание Драко, заставила его на несколько секунд застыть в ослепляющем немом шоке, и лишь потом растеклась пламенным потоком по всему телу и вырвалась наружу долгим протяжным стоном. Урхарт же в следующий миг отозвался надрывным воплем страдания.
В толпе вмиг прекратились все насмешки – многие девчонки завизжали, увидев, как кроваво-красная вздувшаяся полоса пересекла ягодицы Драко Малфоя. Мало кто ожидал, что дело дойдет до настоящей порки, и почти никто не верил, что директор действительно отменил запрет на физические наказания студентов – им казалось, что перед ними разыгрывают спектакль, цель которого – попугать слизеринцев. Никто до конца не верил, что посмеют публично выпороть самого Драко Малфоя, да еще в присутствии его влиятельного отца, возглавляющего совет попечителей Хогвартса. Но когда на белых ягодицах появились красные полосы, и в наступившей тишине раздался стон Драко и тут же вопль Урхарта, собравшиеся с ужасом осознали весь кошмар происходящего. Никто шутить больше не собирался – все в один миг поняли, что неприкосновенных больше нет – Золотого Мальчика Гарри Поттера исключили из школы, а слизеринского принца Драко Малфоя сейчас публично секут розгами.
Мадам Трюк громко отсчитывала удары, и после десятого Урхарт уже орал не замолкая, захлебываясь криком, Малфой же, наоборот, после первого невольно сорвавшегося стона сжал зубы до хруста и больше не издал ни одного звука. Ягодицы Драко сильно распухли, были иссечены багрово-красными полосами и покрыты вздувшимися рубцами, в нескольких местах прут рассек нежную кожу, и там выступили бисеринки алой крови. Кто-то из девчонок уже не сдерживал слезы, наблюдая за истязаниями красивого слизеринца, в которого многие были влюблены, и не только с его факультета. Драко слышал свист прутьев, каждый раз заканчивающийся звонким ударом по его голой заднице, и в следующее мгновение ощущал раздирающую боль от этого удара, который, как ему казалось, разрезает тело до костей. Когда наконец-то все закончилось – Драко получил последний тридцатый удар, и Хагрид отбросил измочаленные окровавленные прутья – слизеринец был на грани болевого шока. К нему подошел Северус Снейп, освободил запястья от веревок и помог подняться. Крестный накинул свою мантию на парня, скрывая его наготу от посторонних глаз, и слегка обнял за плечи. Малфоя била дрожь, все тело взмокло от пота, платиновые пряди прилипли ко лбу, губы были беспощадно искусаны в кровь. В притихшей толпе собравшихся были слышны всхлипы и сдавленное рыдание. Филч отвязывал потерявшего сознание Урхарта, а Снейп, поддерживая крестника, обратился к Альбусу Дамблдору, который, не смотря на раздававшиеся просьбы учеников прекратить порку, так и не остановил экзекуцию, и слизеринцы получили все положенные им тридцать ударов.
– Я могу увести Драко отсюда, сэр? – холодно поинтересовался декан Слизерина. – Надеюсь, что нет необходимости в его дальнейшем присутствии здесь. Мальчик получил свое наказание.
– Да, Северус, конечно, – медленно произнес директор Хогвартса, наблюдая за тем, как Снейп, осторожно обнимая за плечи юношу, медленно повел его в сторону замка.
– Крестный, отец все это видел? – хрипло спросил Драко, тяжело опираясь на руку Северуса.
– Люциус покинул территорию Хогвартса как только началось наказание. Думаю, он трансгрессировал в Малфой-Мэннор, – ответил Снейп, помогая Драко идти.
– А Поттер? Он здесь? Он видел? – после долгой паузы наконец-то решился спросить Малфой.
– Поттера здесь не было. Я не знаю где он. Я не видел его после того, как он покинул слушанье.
– Это хорошо, – с облегчением выдохнул Драко.
Доведя крестника до его апартаментов, Северус уложил парня на кровать и вынул свою палочку.
– Нет, Северус, нельзя, – хрипло произнес Малфой. – Дамблдор запретил применять исцеляющие заклятия. Если ты это сделаешь, они повторят порку, а второго раза я не выдержу.
– Помолчи, Драко, – строго приказал декан Слизерина и взмахнул палочкой.
– Не надо, пожалуйста. Тебе надо возвращаться, – попросил парень, чувствуя, как боль начинает отступать.
– Тебя никто больше не будет бить, Драко. Я этого не допущу, – еще один взмах палочки, и приятная волна облегчения прошла по всему телу слизеринца, боль вдруг ушла, растворилась, исчезла.
– Спасибо, Северус, – прошептал Малфой, с трудом сдерживая подступившие слезы.
– Я должен идти, Драко, для твоих товарищей еще ничего не закончилось, и моя обязанность находится там. Тебе лучше поспать. Отдых будет лучшим лекарством, – произнес Снейп и, снова взмахнув палочкой, прошептал:
– Quiesce Dulce Somnolus, – эффективное заклинание для отдыха и спокойного сна.
– Я не давал воспоминания мадам Амбридж, – вяло произнес Драко, пытаясь бороться со сном. – Забини…– но в следующий миг парень уже безмятежно спал в своей постели, а Северус Снейп в течение минуты молча смотрел на своего крестника, затем резко развернулся и направился в сторону двери.

Вспоминая и переживая заново сегодняшнее унижение, Драко понял, что уже готов сделать свой последний в этой жизни шаг, когда вдруг за его спиной раздался тихий, испуганный, голос:
– Нет, Драко, пожалуйста….
– Забини… – не оборачиваясь, с усмешкой констатировал Малфой. – Пришел…
– Драко, я прошу тебя, не делай этого, – произнес Блейз, боясь подойти к другу и тем самым спровоцировать его на решительные действия. – Мне надо с тобой поговорить… я должен тебе все объяснить.
– Объяснить что, Блейз? – оборачиваясь к бывшему любовнику, усмехнулся Драко. – Хочешь объяснить мне, как украл мои воспоминания и, подделав почерк, отправил их вместе с письмом Амбридж? Или хочешь поговорить о том, что родовая честь Малфоев растоптана, а наша семья опозорена? А может, поболтаем о том, как меня сегодня публично пороли, будто прислугу на конюшне. Ты был там, Блейз? Ты видел, в какой позе я лежал? Тебе понравилось? – голос Малфоя, сначала тихий, теперь звенел от ненависти и ярости.
У Блейза немного отлегло от сердца – раз ему удалось разозлить Драко, значит, тот перестал думать о смерти, по крайней мере, хотя бы в этот роковой момент, когда от гибели его отделяет всего один шаг. Главное, сейчас отвлечь Малфоя, вывести его из себя, спровоцировать на дуэль – что угодно, лишь бы снять оттуда, и Блейз, тонкий психолог и прирожденный интриган, понимал, что должен продолжать разговаривать с Драко и приложить все усилия, чтобы тот оказался как можно дальше от края стены.
– Я это сделал ради того, чтобы Поттера гарантировано исключили из школы, – начал Блейз, понимая, что подобная тема сейчас сильно разозлит Малфоя. – Я не до конца был уверен, что его исключат. Я опасался, что Дамблдор сумеет оставить его в Хогвартсе, а Поттер мешал мне, потому я люблю тебя, Драко.
– Любишь? – почти зашипел Малфой и вдруг сам спрыгнул с края стены на смотровую площадку, отчего у Блейза невольно вырвался вздох облегчения.
Драко быстро, в несколько шагов, оказался рядом с бывшим любовником, схватил его за грудки, а затем с силой толкнул к стене.
– Любишь? Будь ты проклят со своей любовью, подонок. Ненавижу тебя, Забини, слышишь, ненавижу! – заорал Драко и, выхватив палочку, закричал: – Эволютио Голпе!
Блейза сначала подбросило в воздух, а затем швырнуло в сторону. Парень болезненно ударился об пол и застонал.
– Ты единственный, кому я доверял, Забини, и ты подставил меня! – не контролируя свои эмоции, не в силах удержать рвущуюся наружу ярость, орал Малфой, продолжая направлять на бывшего любовника палочку.
– Я все делал ради тебя, Драко, – ответил Блейз, пытаясь подняться.
Было заметно, что отброшенный заклятием широкого удара, при падении Забини повредил руку, его палочка отлетела в сторону, парень здоровой рукой держался за сломанное запястье и, встав на колени, пытался подняться на ноги.
– Ты хотел добиться победы в этом чертовом квиддичном матче, и я принес тебе «Феликс Фелицис», хотя меня могли исключить из школы за воровство, – произнес Забини, сжимая сломанное запястье. – Слизнорт знал, что я украл зелье Чистой Удачи, и он все понял, когда присутствовал на матче и видел, как наша команда побеждает. Он мог опротестовать результат игры, он мог обвинить меня в воровстве. Я был на грани исключения из школы, я каждый миг ждал, что Слизнорт все расскажет, но мне чертовски повезло – старик меня пожалел. Возможно, он понял, что мое исключение для него не выгодно, куда прибыльнее будет иметь хорошие отношения с богатым и знатным родом Забини. А когда ты захотел еще больше унизить Поттера, я принес тебе запрещенное зелье, за распространение которого можно загреметь в Азкабан. Я готов был ради тебя, Драко, идти на любой риск, ради нашей дружбы, ради любви к тебе.
– Но ты предал меня, Забини, а любимых не предают! – закричал Малфой. – Ступефай! – блондин выпустил в любовника сногсшибательное заклятие и того направленным потоком силы снова швырнуло о стену.
Блейз вскрикнул, видно, удар пришелся снова по сломанной руке.
– Я не знал, что так будет, не мог предположить, к каким последствиям приведут мои действия, – со стоном произнес Забини.
– Ты же все просчитываешь на пять ходов вперед, Блейз, – зло усмехнулся Драко.
– Я всегда был на твоей стороне, Малфой, я никогда не причинил бы тебе вреда, потому, что люблю тебя, – закричал Забини.
– Заткнись, лживый лицемер! – теряя последний контроль над собой, крикнул Драко и выпустил еще один мощный поток энергии в Блейза.
Парня отбросило к самому краю площадки, на миг его тело замерло в воздухе, а затем, перевалившись спиной через невысокую ограду, Забини полетел вниз.
– Блейз! – дико заорал Драко и бросился к краю стены, там, где мгновение назад был его друг.
Забини при падении чудом сумел уцепиться здоровой рукой за выбоину в стене и сейчас висел над пропастью, держась несколькими пальцами за выступ.
– Блейз, держись, я вытащу тебя! – крикнул Драко, перегнувшись через край стены, и сильнее упершись ногами в пол, ища хоть какое-нибудь углубление в плотно подогнанных друг к другу плитах, чтобы можно было прочнее зафиксировать ноги. – Давай руку, Блейз, я тебя вытяну, – срывающимся голосом сказал слизеринец.
– Не могу, она сломана, – тяжело дыша, ответил Забини.
Драко одной рукой схватил Блейза за руку, которой тот держался за выбоину, а другой, зажимая палочку и опасно склонившись над пропастью, вцепился в воротник рубашки Забини.
– Я тебя держу, Блейз, слышишь? – прохрипел Малфой, расширившимися от ужаса глазами смотря в красивое лицо любовника.

– Не отпускай меня, Драко, пожалуйста, – прошептал Забини. – Я не хочу умирать.
– Не отпущу, Блейз, никогда в жизни не отпущу, – ответил ему Малфой.
Рука Забини взмокла и стала скользкой, он понимал, что долго не продержится. Драко из последних сил удерживал друга, он сам в любой момент мог упасть через стену, и они могли погибнуть вдвоем. Вены на лбу Драко вздулись от усилия, дыхание стало тяжелым, рука начинала неметь.
– Я не брошу тебя, Блейз, – хрипло уверял он. – Я тебя вытащу, и все будет хорошо. И мы поедем с тобой на венецианский карнавал. Я тебе обещаю. Я передумал вступать в ряды Пожирателей Смерти, ты был прав, мне это не надо. Мы поедем в Венецию, – шептал Драко, из последних сил немеющей рукой сжимая влажную руку друга и глядя в красивые, полные слез, глаза Блейза Забини.
– Во Флоренцию, Драко, – прошептал Блейз. – Самые лучшие карнавалы во Флоренции.
– Какая разница, – отозвался Драко. – Все равно, мы поедем туда, вдвоем. И еще в Верону. Помнишь, ты говорил, что там самые лучшие шлюхи, – чувствуя, как трещит материя ворота рубашки в его руке, продолжал говорить Малфой.
– Я не хочу умирать, Драко, – шептал Блейз, сморгнув слезы. – Мне очень страшно, любимый, но если ты меня сейчас не отпустишь, мы погибнем оба. У тебя немеет рука, я чувствую это. Я не хочу утянуть тебя за собой. Живи ради меня, mio biondo chiaro angelo (мой белокурый ангел).
– Нет, mon cher, – прохрипел Малфой. – Я тебя не отпущу и не брошу. Слушай, что я сейчас сделаю. Это единственный шанс. Ты вцепишься в меня со всей силы, а я буду держать тебя так крепко, как только смогу. Но я отпущу вторую руку, сжимающую твой воротник. У меня в ней палочка, но я пока не могу ей воспользоваться. Мы должны продержаться пару секунд – это ерунда. Я сумею тебя удержать одной рукой, успею применить Легерус и облегчить твой вес, а затем вытяну тебя.
– Ты не удержишь меня одной рукой, Драко, ты ослаб. И для этого заклятия тоже нужны силы. Лучше отпусти меня, иначе погибнем оба.
– Это шанс, Блейз. Я сумею, я удержу тебя, любимый!
– Драко… – прошептал Забини, сглатывая слезы.
– Держись, Блейз, – прохрипел Малфой, осторожно разжимая руку, которой он держал воротник Забини, и сразу же ощутил, как захрустели его суставы. У Драко от боли потемнело в глазах.
– Драко, если когда-нибудь будешь в Италии, вспомни обо мне, – услышал он мягкий голос Блейза. – Во Флоренции есть Палаццо Строцци – это мой дом, там очень красиво. Я всегда хотел пригласить тебя туда. Прощай, mio amato (мой возлюбленный), – прошептал Блейз, и Драко почувствовал, как тот разжимает руку.
– Нет! – закричал Малфой, вцепившись в падающего друга так, что затрещал плечевой сустав. – Я не отпущу тебя, Блейз! Я люблю тебя! Мы вместе поедем в твой прекрасный Палаццо Строцци!
– Я тоже всегда любил тебя, Драко, – улыбнулся Забини.
Малфой взмахнул палочкой, чтобы произнести Legerus – заклинание, способное уменьшить вес друга, но вдруг совсем рядом с ним раздался шелест крыльев и огромное серебристо-серое существо, пролетая над Астрономической башней, выбило крылом палочку из руки Драко, а в следующий момент он почувствовал, как рука Блейза выскальзывает из его захвата.
– Нет! – сдирая горло от надрывного крика, заорал Драко, с ужасом наблюдая несколько долгих мгновений за тем, как Блейз стремительно приближается к земле.
– Блейз!!! – но ответом ему был глухой удар тела о землю и наступившая оглушающая тишина.
Драко замер от сковавшего его ужаса, а потом, превозмогая боль, с безумным криком бросился к лестнице. Он бежал по каменным ступеням, не осознавая, что если упадет, свернет себе шею. Дыхание сбилось, сердце колотилось уже не в груди, а где-то в сорванном от крика горле. Он бежал так, как будто за ним гнались все дементоры Азкабана, а вырвавшись из дверей башни на улицу, вдруг замер, боясь подойти к тому месту, где темным пятном, бесформенной грудой лежало тело. Драко как будто парализовало, ноги отказывали двигаться, в висках пульсировала кровь, по щекам текли горячие слезы, а он не мог подойти туда, где лежал Блейз Забини.
– Блейз, – позвал Драко дрожащим от слез голосом. – Блейз, скажи что-нибудь, mon cher, – повторил Малфой и сделал неуверенный шаг вперед, а потом, преодолев себя, стремительно бросился к лежащему на каменных плитах телу.
Блейз лежал в неестественной позе, руки и ноги были изломаны, вывернуты, густые волосы слиплись от крови, которая вытекала из разбитой головы, губы, слегка припухшие, как будто от недавних поцелуев, были слегка приоткрыты, и изо рта стекала небольшая струйка крови. При ударе о каменные плиты сосуды полопались, и глаза, прекрасные глаза с длинными пушистыми ресницами, от взгляда которых сходил с ума весь Хогвартс, теперь источали кровавые слезы, и, застыв в немом удивлении, смотрели стеклянным взглядом куда-то ввысь, на звезды. Забини был похож на прекрасную, но сломанную куклу. Драко поднял взгляд туда, куда кровавыми глазами смотрел мертвый Блейз, и увидел гигантского гиппогриффа, стремительно уносящего одинокую фигуру вдаль от Хогвартса.
– Нет! – безумно закричал Драко и, схватив мертвого, окровавленного любовника, прижал к себе. – Блейз…

Гарри, крепко обхватил мощную шею гиппогриффа и прижался к нему всем телом, когда магический зверь сделал резкий вираж, пролетая над смотровой площадкой Астрономической башни. На миг Гарри показалось, что они могут врезаться в стену, и парень зажмурился, но ничего не произошло – Клювокрыл выровнял траекторию полета и взмыл выше в небо, унося своего наездника все дальше от Хогвартса. Внезапно Гарри послышался какой-то крик, он оглянулся – Астрономическая башня стремительно удалялась. Холодный ветер бил парню в лицо, и он прищурился, вглядываясь сквозь потоки воздуха, но рассмотреть ничего не удалось, да и услышанный им крик мог быть всего лишь шумом ветра у него в ушах. Гарри в последний раз взглянул на Хогвартс и отвернулся, пригнувшись как можно ниже, уткнувшись лицом в шею гиппограффа, чтобы уберечься от ветра. Когда-то, несколько лет назад, он приехал в Хогвартс восхищенным наивным ребенком, теперь же поспешно покидал школу с ненавистью, болью, отчаянием и обидой. Прекрасная волшебная сказка, в которую он попал пять лет назад, обернулась жутким кошмаром, из которого он теперь так стремительно бежал, возвращаясь в мир магглов.
Гиппогрифф пронесся над замком, быстро покидая территорию школы. Гарри видел, как скользят внизу горы и ущелья, за несколько мгновений под ними промелькнул Хогсмид, и Клювокрыл поднялся выше в небо – туда, где мерцали и манили далекие серебристые звезды. Они летели очень быстро – о скорости и высоте полета можно было судить по тому, как далеко внизу мелькали огни маггловских городков. Поттер не знал, куда они направляются, в принципе ему было все равно – его нигде не ждали, но лишь бы расстояние между ним и Хогвартсом было максимальным. Гарри покидал магический мир с полным убеждением в том, что никогда больше не вернется обратно. Хоть он и был волшебником-полукровкой, но вырос среди магглов, и, наверное, было ошибкой возвращать его в мир его отца. Сейчас Гарри хотел только одного – забыть обо всем и начать новую жизнь. Пока у него не было конкретного плана на ближайшее будущее, он даже не догадывался, где будет конечный пункт его путешествия, но знал точно, что должен покинуть этот коварный и жестокий мир лживых предателей и лицемерных ханжей, и ему плевать, что с ними всеми станет. Его с детства использовали как подсадную утку, приманку для Волдеморта. Дамблдор дергал за веревочки, управляя им как марионеткой, использовал в своих амбициозных планах, готовил к тому, чтобы он стал либо убийцей, либо жертвой, а когда ему, Гарри, так нужна была помощь директора, тот занял позицию большинства и изгнал его с позором из школы, которая была ему родным домом. И теперь у Поттера не было никаких моральных обязательств перед магическим миром – если Том Риддл захочет уничтожить его, он палец о палец не ударит ради того, чтобы вернуться и спасать этих лицемеров. Он проживет без них среди магглов, и плевать на все пророчества в мире – он больше не станет рисковать своей жизнью ради тех, кто может в любой момент плюнуть в лицо, отрекаясь от дружбы, избить и изнасиловать.
Так думал бывший гриффиндрец, крепко обхватив шею Клювокрыла. Они летели все дальше и дальше по ночному небу, лицо у Гарри застыло от холода, уши заложило от воя воздушных потоков, ноги, крепко сжимающие бока гиппогриффа, онемели от напряжения, но он не решался переменить позу, боясь соскользнуть вниз. Поттер уже утратил всякое чувство расстояния и времени и надеялся только на зверя под собой – на то, что благородное животное не унесет его на другую сторону пролива во Францию, а гиппогрифф целеустремленно мчался вперед, рассекая могучими крыльями ночной мрак.
Вдруг Клювокрыл стремительно понесся вниз, и сердце Гарри бешено забилось от знакомого чувства восторга – он сам совсем еще недавно делал такие вот головокружительные фигуры высшего пилотажа, а пике был его любимым приемом, когда с бешеной скоростью приближаешься к земле, чтобы в последний миг выйти из падения и взметнуть ввысь. Ему всегда нравилось рисковать, а чувство свободного полета возбуждало и опьяняло. Но такого больше не повторится никогда…
Гарри видел, как желтые огоньки со всех сторон стремительно приближались, становясь все крупнее и отчетливее – уже можно было различить крыши домов, яркие фары автомобилей, бледные желтые квадратики окон. Судя по всему, они пролетали над пригородом, и вскоре Клювокрыл опустился в безлюдном месте возле какого-то заброшенного здания. Судя по всему, это была территория старого и давно не работающего завода, кругом был обширный пустырь, недалеко от которого проходила трасса, где время от времени сновали одинокие автомобили. Гарри спустился на землю, поежившись от холода.
– Спасибо тебе, Клюв, – сказал парень, обнимая шею склонившегося к нему гиппогриффа. – Теперь я сам. А ты должен возвращаться к Хагриду. Он, наверное, очень рассердится, когда узнает, что я забрал тебя. Так что давай, возвращайся, – Гарри нежно потрепал серебристо-серое оперение. – Давай, лети… – парень медленно отступил назад и поклонился благородному животному.
Клювокрыл внимательно смотрел на гриффиндорца, не торопясь покидать его.
– Ты должен вернуться, Клюв, – повторил Поттер. – Теперь я один…сам… Со мной все будет хорошо, а тебя ждет Хагрид.
Зверь величественно склонил голову, кланяясь подростку, как будто признавая в нем равного себе, а затем, взмахнув крыльями, взлетел, набирая высоту. Гарри наблюдал за тем, как магическое существо стремительно удаляется, поднимаясь в небесную высь, а затем, когда Клювокрыл исчез во тьме, парень еще долго смотрел вверх, не чувствуя, как горячие слезы текут по холодным щекам. Клювокрыл был последней ниточкой, связывающей его с магическим миром, и вот теперь эта нить оборвалась окончательно. Он вновь стал простым парнем, магглом, а не великим и известным Гарри Поттером. Теперь он Гарри, просто Гарри… и он больше не волшебник, он не взял с собой в мир магглов ничего – ни волшебную палочку, ни плащ-невидимку, ничего. На нем были сбитые кроссовки, мешковатые джинсы, старенькая футболка и, доставшаяся от Дадлика в качестве особо дорогого подарка, кожаная куртка, которую кузен порвал в нескольких местах и после этого выкинул в мусор, но заботливая тетя Петунья извлекла рваную куртку из мусорного мешка и подарила племяннику, а дядя Вернон, в тот момент когда парень зашивал порванный рукав, не упустил случая напомнить ему о том, как они заботятся о нем, а он неблагодарная дрянь, дармоед и сволочь, которая не ценит доброе к нему отношение заботливых родственников.
Кроме того, что было на Гарри – у него ничего не было. Даже ни одного сикля в кармане, хотя Гринготский сейф ломился от тысяч золотых галеонов, оставленных ему родителями. Теперь ему предстояло начинать новую самостоятельную жизнь с чистого листа. Парень был твердо уверен, что к Дурслям он не вернется.
Поттер решительно покинул территорию заброшенного завода и направился к трассе. Он шел по обочине, засунув руки в карманы, время от времени отворачиваясь, ослепленный фарами встречного транспорта, иногда оглядываясь на звуки сигналов проезжающих мимо автомобилей. Он не знал, куда идет и что его ждет впереди, но в груди уже начинала зарождаться надежда на то, что теперь с ним ничего плохого не случится. Он свободен, он сам волен распоряжаться своей жизнью, и никто больше не посмеет превращать его в марионетку, прикрываясь красивыми фразами о спасении человечества и победе светлых сил. Гарри даже улыбнулся своим мыслям. Он впервые был свободен по-настоящему. До одиннадцати лет он полностью зависел от Дурслей и жил как в тюрьме в запертом чулане, потом, попав в Хогвартс, он незаметно превратился в марионетку Дамблдора, хотя тогда еще не понимал этого. А сейчас он сам будет распоряжаться своей жизнью, и плевать на Дурслей, Дамблдора, Тома Риддла, Малфоев – на всех. Обретенная свобода пьянила, кружила голову, и Гарри был уверен, что теперь все будет хорошо.
Рядом с ним затормозила машина, переднее стекло плавно опустилось, и Гарри увидел мужчину средних лет, который, глянув на него, поинтересовался:
– Эй, парень, тебе куда?
– Туда, – неопределенно кивнул Гарри, а потом добавил, – в город, сэр.
– Садись, довезу, – закуривая, предложил мужик.
– Э-э-э…. спасибо, сэр, – поблагодарил парень, открывая переднюю дверцу.
Машина резко тронулась и понеслась по трассе, Гарри успел заметить дорожный указатель, на котором было написано «Лондон – 9 миль». Машина стремительно направлялась в многомиллионный ночной мегаполис, сияющий и манящий множеством огней.
«Лондон, так Лондон, – подумал Гарри, смотря в окно, – лишь бы не Литтл–Уингинг».
– Как тебя зовут, малыш? – поинтересовался мужик, настраивая музыкальную волну автомагнитолы.
– Гарри, – ответил парень. – Гарри… Блэк.

Дата добавления: 2015-10-02