Собака, которую зовут Исключение

Странная повторяющаяся история, говорю я себе, странная и повторяющаяся слишком уж часто... Ты психиатр, врач-психолог, психотерапевт и так далее. Ты узнал кое-что о человеке, удалось кое-кому помочь, и ты хочешь помогать дальше. Пишешь статью в журнал, пишешь книгу — скрупулезно разбираешь «что», «почему» и «как». Излагаешь, казалось бы, с предельной ясностью и доступностью: читай, осмысливай, действуй. Тебе плохо? Я тебе объясняю, почему. Я тебе рассказываю, что и как. Не умеешь, не получается? Я объясняю еще и еще, я показываю...

Идут письма.

Вот — о, радость! — дошло, подействовало, помогло!

Вот — «читатель предлагает, советует...».

Но вот — одно, другое, третье... После очередной статьи о том, как избавиться от чрезмерной застенчивости, после подробнейшего — в который уже раз! — разжевывания этих проклятых зажимов общения, после целой книги — для них, для застенчивых, для любимых, в первую очередь! — идут письма. От кого бы вы думали? От застенчивых. Все от них же. Имя им — легион. Да, я читал, великолепно, спасибо огромное, все понятно, содержательно, оригинально, замечательные советы... А теперь, дорогой В. Л., скажите, как же избавиться от застенчивости? Умоляю, ответьте мне, что делать? Помогите!!!

Вот тебе на. Как же так?..

Это особый, нетипичный случай, который ты не сумел учесть... Но нет: случай-то как раз совершенно типичный.

Это плохой читатель. Не умеет читать, не желает осмысливать. Смотрит и не видит... Нет, и это не так. Читатель как читатель. Письмо грамотное, особенно в исповедной части... Нет, не дурак.

Парадоксальная слепота на лично-сверхзначимое. Кто-то в целой книге увидит лишь одну фразу, относящуюся, по его мнению, лично к нему, а остальное проигнорирует; другой, наоборот, как раз этой-то фразы, действительно о нем, не заметит.

Теплее, ближе...

«Ну а теперь, Владимир Львович, скажите МНЕ. Помогите МНЕ».

Не в этом ли МНЕ и зарыта собака?..

Это написано обо всех и для всех — КРОМЕ меня. Ведь автор лично МЕНЯ еще не встречал; ведь я — как раз тот СТОТЫСЯЧЕПЕРВЫЙ, которого он еще не изучил и не понял.

Ведь автор пишет о том, что бывает КАК ПРАВИЛО. И советы дает — как ПРАВИЛО, и все правильно у него выходит. Только у меня-то правильно не выходит. Я ведь не правило. Я — Исключение!..

Да. Вот оно. Я — Исключение! Я — не правило!

Кроме меня, кроме меня! Я не хочу и не могу быть правилом — черт возьми, это было бы даже неинтересно! Это было бы скучно и страшно! Этого просто не может быть!.. Не хочу, чтобы меня клали на полочку в вашем общем ряду!..

Не подумайте, что я сейчас буду расправляться с этим вопиющим заблуждением, с этим дерзким непонятливым чудаком, возомнившим, что он какое-то там исключение.

Нет, я должен признать: чудак этот прав. Он действительно Исключение. И вы — Исключение. И я — Исключение.

Как правило, человек есть исключение из правила. В чем-то — исключение... Это «в чем-то» и есть, пожалуй, самое важное в человеке. Самое трудное. И самое интересное.

Усилия не стать роботом

Кажется, на письме № 101 я понял, что почта моя, вместе с этими горами записок, вместе с вопросами и ответами, вопросами и вопросами, представляет собой МАТЕРИАЛ.

Отвратительное словцо в применении к живому, не правда ли? Ну вот чем угодно хочется быть, только не материалом. Это ведь — умереть. И еще хуже — быть заживо расчлененным.

Но никуда не денешься. Одно-единственное худенькое письмецо рассмотри-ка пообстоятелькее — это повесть, роман. И это наука. Сами просятся — на анализ, на сравнение, на обобщение...

Все мы — материал друг для друга. Да и подумать если, ничем другим в конечном счете, вернее, в бесконечном и ты стать не можешь...

Эпистолярная психотерапия — особый жанр врачевания, имеющий свои плюсы и минусы. Сведения, даваемые письмом корреспондента, то недостаточны, то избыточны (иные письма по объему бывают больше всех моих книг, вместе взятых), а чаще всего и то и другое одновременно. Степень вольного или невольного искажения действительности определить сложно: почерк и стиль — все-таки не глаза и не пульс... Однако нехватка нужного и избыток ненужного — обычное условие всякой работы с живыми людьми.

В письме человеку иной раз труднее, а иной раз легче высказаться; в письме же врачебном, при должном навыке, можно сжато и вразумительно сформулировать то, что не успеваешь или не можешь сказать в беседе, растянутой сколь угодно. Письмо в состоянии произвести внушение, равносильное гипнотическому.

Наконец, в письме, пока оно не отправлено, успеваешь исправить кое-какие ошибки, а ошибка слова устного (жеста, взгляда) во врачебном деле неисправима.

Чтобы писать на одну и ту же тему, но писать по-разному, то бишь по-человечески, необходимы усилия. Вживание в мир Невидимого Адресата, предвидение его реакций, вычисление удельного веса всевозможнейших обстоятельств, подбор интонаций, стиля, уровня разговора. Наконец, вдохновение...

А вдохновение, как известно, пташка капризная. Прилетает и улетает.

В поточном производстве брак неизбежен. Не замечаешь, как утомление, подспудное раздражение, отупение отнимают и знание, и воображение, низводят к шаблонам, к ложному пафосу, к равнодушию...

Психотерапия редко бывает делом одномоментным. Хотя иногда удается помочь сразу, за одну беседу, сеанс или одним письмом, решительно и надолго, как это бывает у счастливцев хирургов, — все же гораздо чаще приходится вести человека годами, едва ли не всю жизнь, такова уж специфика. Вот и со многими корреспондентами я переписываюсь уже долгие годы и вижу, как меняется или не меняется человек, как одни проблемы постепенно или внезапно уступают место другим, как иногда те же темы в других вариациях звучат уже у детей...

Работающие врачебные письма могут пригодиться и Многоликому Невидимке. Но здесь, но сейчас же я хочу попросить прощения у тех, кому пришло нечто иное, с печатью вынужденной машинообразности. К кому вообще ничего не пришло...

Повсюду слышен голос гуманизма, а там, в недосягаемой тиши, безмолвствуют потерянные письма, и в каждом крик потерянной души.

Потерянные письма, вы мне снитесь, потерянные души, улыбнитесь, не верьте одиночеству, вернитесь к себе домой.

Здесь встретит вас потерянный волшебник, листающий потерянный учебник. Пропитан сон-травой его лечебник и сулемой...

Здесь горькое лекарство: потерянное царство, потерянных мгновений хрустальные гробы,

и синь аквамарина, и лампа Аладдина, и лепесток сирени, лекарство от судьбы...

Начав вплотную обрабатывать переписку, я понял, что моему первоначальному замыслу — составить одну книгу из писем на разные темы — сбыться полностью не суждено.

Темы пришлось изрядно сузить, от многого отказаться... В эту книгу входит главным образом то, что можно объединить под условной общей шапкой: грамота психофизического здоровья. Азы взаимоотношений духа и тела. Минимум общего человековедения.

Главными рабочими блоками служат пары: «письмо — ответ». Письма обрабатываются лишь самые характерные; цитируются предельно сжато и так, чтобы было обеспечено инкогнито корреспондента. (В некоторые, ради маскировки, я даже нарочно ввожу «свой стиль», стараясь не искажать содержания). Ответы — соответственно. В каждом, включая его в книгу, я стараюсь выбрасывать то, что уже сказано раньше или будет сказано позже, обозначая выкидки знаком {...). но кое-где неизбежны повторы и переклички.

Другой сквозной прием: «вопрос — ответ». Вопрос — как бы конспект подборки писем и обращений. Таким образом, вся книга должна составить одно большое письмо.

В промежутках будем просто разговаривать или молчать.

Дата добавления: 2015-10-02