Слова благодарности 26 страница

* * *

Небо затянули облака, и «Замок» — мрачное строение, достойная иллюстрация к готическому роману — выглядел весьма угрожающе. Но угроза была фальшивой. С более близкого расстояния «Замок» виделся совсем по-иному. Территория вокруг него была прекрасно ухожена, неподалёку находилась парковка с обслуживающим персоналом, публика имела весьма респектабельный вид. Я забрал в кассе оставленный для меня билет. Кассир снабдил меня программой с указанием времени выступлений, показал на украшенную замысловатой резьбой дверь и объяснил, что делать дальше. Оказалось, я должен был обратиться к сидящему на жёрдочке в центре двери красноглазому филину со словами «Сезам, откройся». Я выполнил указание кассира, и дверь бесшумно распахнулась. Все здесь соответствовало избранному стилю — немного сентиментальному, но очень милому. «Замок» весьма подходил для экстравагантного свидания с девицей или полного приключений вечера с собственной матушкой. Старомодный дух «Замку» придавало и то, что все гости были прекрасно одеты — явная аномалия для города, предпочитающего весьма вольный стиль. Я протолкался в переполненный бар, напоминавший обилием витражей, гравировкой по стеклу и невозможностью пробиться к бармену хороший английский паб. Посетители пребывали в прекрасном настроении, и в густой толпе то и дело раздавались взрывы хохота. В конце концов где-то у дальней стены мне удалось разыскать крошечный столик. Как и обещал Деланд, я увидел с полдесятка парней с картами в руках. Некоторые из них показывали фокусы, а другие посвящали гостей в секреты этих трюков. Уже через десять минут и ещё до появления Деланда я понял, что добрая половина присутствующих имеет прямое отношение к сценической магии.

Пробираясь ко мне, Деланд успел перекинуться словами по меньшей мере с десятком своих коллег. Заняв наконец место за столиком, он передал мне пакет из плотной жёлтой бумаги.

— Не знаю, насколько это вам пригодится, — сказал он. — Здесь вы найдёте адрес, телефон и нечто похожее на индивидуальный код налогоплательщика. Номера карты социального обеспечения нет. Но все эти бумаги, насколько я понимаю, могут оказаться бесполезными. Не забывайте: я был уверен, что Мэтр Карфур — француз. Но я навёл кое-какие справки и о Мертце. Он был ассоциированным членом нашего клуба. Жил в Беверли-Хиллз. Здесь вы найдёте его адрес.

Облачённая в розовый шёлк женщина принесла напитки.

— Спасибо, Салли, — поблагодарил Деланд, сунув ей в руку банкноту. — Как ты догадалась, что мне захотелось выпить?

Она в ответ пропищала что-то по-птичьи и удалилась. В этой птичьей мелодии никто, кроме меня, разумеется, не увидел ничего примечательного.

— За вас, — сказал Деланд, поднимая свой стакан. — К сожалению, у меня мало времени. Но если я увижу среди гостей кого-то для вас полезного, то обязательно приведу этого человека к вашему столику. Келли начинает представление в девять часов в Большой гостиной. Вы, если пожелаете, сможете найти его там после окончания выступления. — Он поднялся, допил свой напиток и добавил: — Если вы решите перекусить, то я бы рекомендовал вам взять бифштекс. Они у нас весьма неплохи. — С этими словами Деланд поставил стакан на стол и направился к выходу.

За последующие пятнадцать минут он сумел проделать едва половину пути. Я же нашёл укромный уголок, чтобы сообщить находящиеся в пакете телефоны и адреса «информационному брокеру». Впрочем, я сильно сомневался, что Карфур направлял в «Магический замок» свои новые адреса.

* * *

— Он меня пугал, — сказал Келли Мейсон, когда мы после окончания шоу беседовали в его крошечной гримёрной.

— Кто, Карфур?

— Нет. Его представление, конечно, было отвратительным, но сам он казался неплохим парнем. Люк Мертц — вот кто нагонял на меня ужас. Он жил в особняке…

— Вы у него бывали?

— Да. Мертц меня приглашал. Дом в испанском стиле в Беверли-Хиллз. Однако не знаю… У нас были общие интересы, но… — Мейсон всё ещё оставался в гриме, подчёркивавшем экспрессивность мимики, и я увидел гримасу, выражавшую крайнюю форму недоумения. — У меня даже не было сил с ним разговаривать. Возможно, дело было в языке. А возможно, в различии наших доходов. Но в его коллекции имелись такие вещи… что я не верил своим глазам. Как учёный, я получил уникальную возможность увидеть редчайшие афиши и документы. Мертц был настолько великодушен, что позволил мне их не только сфотографировать, но и обнародовать в моих публикациях. Но, несмотря на его гостеприимство, я чувствовал себя в его доме… как бы это выразиться… некомфортно, что ли. Он приглашал меня снова, но я нашёл способ отказаться. Как сказали бы мои родители-хиппи, в его доме ощущались «нехорошие вибрации».

* * *

В гостиницу я вернулся крайне усталым, а войдя в номер, увидел, что кто-то успел побывать там до меня. С прикроватной тумбочки исчезли лампа и телефон, а их место заняли десятицентовые монеты «меркурии». Монеты были выложены в форме креста. У вершины креста я увидел нечто совершенно неожиданное. Это была пасхальная сладость — белая, словно сахар, птичка. Как же эти птички называются?

Кажется, кулик.

Белый кулик. И крест.

Смысл этих фигур дошёл до меня не сразу. Но затем меня осенило. Перед моим мысленным взором возникла ужасающая физиономия Деймонта. Я вспомнил, как он, указывая на открытку, сказал: «Для последователей вуду это — самый важный день. Он посвящён Марасса. Поэтому Байрон послал мне открытку именно в этот день. Десятое августа. Можно сказать, что это — наша Пасха».

Теперь я знал: кто, что, когда и почему.

«Кто» — это Байрон Бодро. «Что» — трюк с канатом, в ходе которого один из моих мальчиков должен будет умереть от ножа, а второй — от пули. Это произойдёт через четыре дня на сеансе «реальной магии», являющем собой нечто вроде религиозной церемонии. Теперь мне известно все. Кто, что, когда и почему.

Я не знал только одного — ГДЕ.

Глава 43

Существовали десятки способов, с помощью которых Байрон Бодро мог узнать, что я иду по его следу, но мой точный адрес ограничивал круг его осведомителей обитателями Лос-Анджелеса. Ибо, кроме них, никому не было известно, что я нахожусь в этом городе.

Возможно, это сделал молодой продавец книжной лавки или один из иллюзионистов, с которыми я разговаривал в «Замке». Всем магам из «Жёлтых страниц» я оставил номер телефона отеля, чтобы им не пришлось нести лишние расходы за звонки на мой сотовый.

Впрочем, теперь это не имело значения. Байрон не только нашёл меня, но и сообщил об этом прямо, без экивоков. Если верить Шоффлеру, я имел дело с издевательством в чистом виде.

С другой стороны, его появление в моём номере было в некотором роде хорошей новостью. Оно означало, что Карфур сбросил маску и начинает игру. В игре он мог сделать ошибочный ход и обнаружить своё местонахождение.

Но я не имел права сидеть и молча ждать развития событий. В моём распоряжении осталось всего четыре дня.

* * *

На утро у меня было назначено свидание с «информационным брокером». Я припарковал машину в довольно убогой округе, неподалёку от «Китайского театра Манна». Офис специалиста по добыче информации находился рядом с театром. Поскольку район был небезопасным, я проверил, хорошо ли закрыта машина. Туристы, скорчившись над бетонными плитами, возлагали ладони на отпечатки рук Арнольда, Клинта или Джулии. Их поведение, смех, шутки и улыбки перед камерой действовали на меня угнетающе. Эти люди развлекались, невольно напоминая мне о том дне, когда со своими мальчишками я веселился на «Празднике Ренессанса».

— Да, да, я знаю, что вы звонили, — сказал брокер и печально покачал головой. — С Карфуром полная тьма. На своё имя он жилья не снимал. Индивидуальный номер налогоплательщика оказался фальшивкой — принадлежит какому-то пенсионеру из Айовы. Ваш парень — настоящий призрак. У него есть все документы, нужные для выживания в информационном обществе, но все они являются подделкой. Я поработал с фамилией Бодро, но ничего не нашёл. Абсолютно ничего. Что касается парня по фамилии Мертц, то здесь мне есть что сказать.

— Дом в Беверли-Хиллз? — спросил я.

— На Барримур-драйв, если быть точным. Прекрасное место. Мертц его арендовал, но в прошлом году съехал.

— И не оставил никакого адреса?

— Только почтовый ящик. Но и его он закрыл полгода назад.

Много я от поиска не ждал, но всё же не думал, что снова окажусь в тупике. Довольно! Я не могу позволить себе снова и снова упираться в стену. Не имею права терять ни минуты. По моей спине катились струйки пота. Я поднялся и полез в карман, чтобы расплатиться с брокером.

— Подождите, — остановил он меня. — Я, возможно, нашёл кое-что для вас интересное.

— Что именно?

— Роясь в судебных протоколах, я кое-что обнаружил. Судебные отчёты в наше время, как вам, наверное, известно, переведены в электронную форму. Я хотел проверить, платил ли этот парень налог за недвижимость. Ничего он, естественно, не платил, но зато я наткнулся на одно интересное судебное разбирательство.

— Какого рода?

— Связанное с таможней, — склонившись ко мне, произнёс торговец информацией. — Таможенники конфисковали у Мертца видеофильмы, но он сумел их отсудить.

— О чём эти фильмы?

— Не знаю, — пожал плечами брокер, — но я скопировал файл. Сегодня я занят. Если у вас мало времени, вы могли бы самостоятельно продолжить это дело.

* * *

Сотрудника таможни, выступавшего свидетелем в суде по делу Мертца, звали Майк Агулэр. В то время он работал в международном аэропорту Лос-Анджелеса, да и сейчас продолжал там трудиться.

Когда таможенник наконец вышел на связь, я находился примерно в квартале от своей машины. Парень сказал, что его смена заканчивается в полдень.

— Если вы хотите переговорить, то… — Он помолчал немного, а затем сердито произнёс: — Проклятие! Дочка опять прихватила мой мобильник! Значит, так… В вестибюле МТБ есть бар, мы могли бы там встретиться.

— Что такое МТБ?

— Международный терминал. Международный терминал имени Тома Брэдли.

— Я там буду. Ну… скажем, в четверть первого.

— Отлично.

* * *

У меня было время заехать в отель, чтобы проверить почту и, если получится, позвонить Шоффлеру. Возможно, он мне что-то посоветует.

Я открыл машину. На водительском месте лежала брошюра. Вначале я просто переложил её на приборную доску, но потом до меня вдруг дошло: ведь я же запер машину.

На обложке брошюры был изображён символ бесконечности, как бы витающий над словами «Голливуд навеки». На титульном листе красовался стоящий на берегу озера обелиск, вокруг которого располагались четыре медальона с фотографиями кинозвёзд прошедших времён. (Я смог узнать Рудольфо Валентине и Джейн Мэнсфилд.)

Я раскрыл брошюру и обнаружил карту с названием улиц, дорог, озёр и деревьев. Это была карта кладбища. К карте, вблизи от входа и слева от Аллеи памяти, были приклеены два золотых, стоящих бок о бок ангелочка.

Мои руки тряслись, а в голове в бешеной пляске кружились безответные вопросы. Карта кладбища! Неужели она означает, что мои мальчики умерли?

Я завёл мотор и резко развернул машину, вызвав недовольный рёв нескольких клаксонов. Я знал это кладбище в убогой округе Пламмер-парк, по дороге в Санта-Монику. Этот район Лос-Анджелеса облюбовали для себя иммигранты из России.

Мы делали материал о русской организованной преступности в США, и часть фильма снималась в этих местах. Проехав несколько кварталов, я увидел, что вывески большинства магазинов начертаны на кириллице. Остановившись перед светофором, я опустил окно и спросил у прохожего:

— Простите, где здесь кладбище? Оно называется «Голливуд навеки». Вы его знаете?

Мужчина широко улыбнулся и с заметным русским акцентом сказал:

— Конечно, приятель. Знаю на все сто. Десять кварталов направо. Вы не промахнётесь.

На все сто. Я слышал это выражение, когда мы готовили фильм. Его употребляли русские иммигранты, когда были в чём-то абсолютно уверены.

А вот я уже ни в чём не уверен. Кроме того, что десятое августа — день, когда…

И вот теперь «Голливуд навеки».

Меня обуял ужас.

* * *

Я помнил, как Диана или Барбара брали интервью у дельца, который выкупил это кладбище и тем самым спас его от финансового краха. Для места последнего упокоения таких гигантов Голливуда, как Сесиль де Милль, Рудольфе Валентино, Джейн Мэнсфилд, Дуглас Фэрбенкс (старший и младший), настали тяжёлые времена. Однако его выкупили, переименовали и навели блеск на потребу туристов и ради знаменитых покойников. Насколько я помнил, кладбище ещё действовало, кроме того, там хранились фильмы, которые родственники и друзья могли посмотреть, воздавая тем самым дань уважения бренным останкам усопшего. В фильмах, как вы понимаете, звездой был знаменитый покойник. Я въехал на территорию через главные ворота. Судя по южноамериканским и русским именам на могилах, демографическая ситуация в регионе претерпела существенные изменения. Оказавшись в обозначенном ангелами районе, я остановился на обочине дороги и вышел из машины.

Здесь возле каменной стены гнездились детские могилы. Игрушки, бронзовые пинетки, фотографии, статуи ангелов были скорбным свидетельством беззаветной любви и невозвратной потери. Я брёл мимо детских захоронений, в поисках… сам не знаю чего. И вот на голом клочке земли я увидел двух пластмассовых лошадок, на которых, опустив копья, восседали два пластмассовых рыцаря. Это были похожие как две капли воды светловолосые близнецы, а их раскрашенные лица застыли в вечной ухмылке.

На мгновение я окаменел, но потом, справившись с параличом, помчался к машине. Мне удалось уговорить работавшую в административном здании женщину проехать со мной к детским могилам. Мы поехали на её машине — мрачном чёрном «мерседесе». Она, видимо, настолько привыкла к убитым горем родственникам, что моё возбуждение не производило на неё никакого впечатления. Её сочувствие ограничивалось тем, что время от времени она возлагала ладонь на мою руку. Увидев пластмассовых рыцарей, дама схватила сотовый телефон и, с ужасом глядя на меня, назвала в трубку номер участка и его координаты.

— Немедленно сообщите мне статус данного участка, — распорядилась она. — Я хочу знать имя усопшего, время захоронения, а также лицо или лиц, заказавших похороны. Одним словом, я хочу знать все. Хорошо. Жду.

Мы молча стояли, ожидая ответа.

— Здесь положено быть камню, — пояснила дама. — Но иногда… временно…

Я не ответил. Надо отдать ей должное — она лишь крепче сжала мою руку и умолкла. Ожидание затягивалось. Дама с отрешённым видом изучала облака, а я не мог оторвать глаз от стоящих на взрыхлённой земле пластмассовых рыцарей.

Её телефон издал едва слышный сигнал. Она отвернулась от меня и начала разговор.

— Не может быть?! — произнесла она приглушённым голосом. — Что за шутки? О Боже, что за люди?!

Она вернула телефон в закреплённый на бедре футляр и повернула ко мне своё безмятежное личико, на котором я успел заметить мимолётную гримасу неудовольствия.

— Это чья-то глупая шутка, — сказала дама и подняла игрушки с земли. — Здесь никто не похоронен. Это один из тех шести участков, которые мы изъяли из продажи. Мы хотим установить на этом месте фонтан. Для наших маленьких клиентов. — Женщина чуть склонила голову и положила ладонь на мою руку. — Послушайте, это очень большое кладбище, и здесь легко потерять ориентировку. Есть и другие места, где хоронят детей. Если вы ищете кого-то конкретно, вам следует обратиться в отдел регистрации. Он находится в том же административном здании. Если хотите, я вас туда подкину. О'кей?

Дама пошла к машине, а я поплёлся следом, отставая на шаг. Через мгновение мы услышали хрустально чистый звук флейты. Это была изумительно красивая, чарующая мелодия.

— Как красиво, — произнесла она, когда мы одновременно повернулись, чтобы взглянуть на источник звука. — А я и не знала, что у нас на это утро назначена церемония.

И вот я его увидел. Он стоял примерно в тридцати футах от меня, небрежно прислонившись к могильному камню. Музыкант был в белой рубашке и брюках цвета хаки. У губ он держал флейту.

— Эй! — воскликнула женщина, когда я бросился в его сторону.

Но я ничего не слышал, петляя между могильных камней и чуть ли не сбивая с ног посетителей некрополя. В школе я бегал четыреста метров и сохранил сноровку, хотя и был не в форме. Расстояние между нами постепенно сокращалось. Он бежал к пруду, на зелёных берегах которого росли ухоженные деревья и возвышались фамильные мавзолеи. Там можно было укрыться, и я несколько раз терял его из виду. Но до меня долетал звук флейты, и сам он возникал из-за дерева или памятника. К тому моменту, когда я загнал его на ведущую к крошечному острову дамбу, мои лёгкие горели огнём, а мышцы отказывались служить. Я прибавил скорость, и он оказался в тупике. Я уже видел, как он рухнет и я навалюсь на него, сделав подсечку. Ведь мне доводилось играть в футбол.

Мы мчались вдоль стены большого мавзолея, стоящего на острове. Расстояние между нами сократилось настолько, что я видел марку его обуви. Это были кроссовки фирмы «Найк». Он добежал до конца сооружения и свернул за угол. Нас отделяло всего ничего, но когда я вслед за ним свернул за угол, его там не оказалось. Мэтр Карфур исчез.

Глава 44

Я не верил своим глазам, и тем не менее… он исчез. Я потратил сорок пять минут вначале на то, чтобы его найти, а затем, чтобы понять, как он это сделал. Первым делом я внимательно осмотрелся, в надежде его увидеть. Я думал, что он по-прежнему со мной играет. Но я ошибся. Тогда я принялся исследовать мавзолей и всё, что его окружало, — деревья, кусты, могильные камни. Я даже заглянул в воду, осматривал все места, где только мог укрыться Карфур. Одновременно я пытался понять, как он исхитрился провести трюк с собственным исчезновением. Но я никого не нашёл и ничего не придумал.

Тогда я обратился с расспросами к фланирующей по острову и неподалёку от него публике. Многие видели Дудочника, слышали его флейту и даже наблюдали за погоней. Но ни один из этих людей не мог сказать, куда он девался. Никто не заметил его исчезновения.

Но я в исчезновение не верил. Я знал, что он не исчез. Это был его очередной трюк. Иллюзия. Байрон оставил рекламную брошюру кладбища в моей машине, не сомневаясь, что я немедленно поеду в «Голливуд навеки». У него была масса времени, чтобы заранее подготовиться к моему визиту. Карфур поставил игрушечных рыцарей, дождался момента, когда я их увидел, и спровоцировал меня на погоню. Он знал, что я побегу за ним. Но каким образом ему удалось скрыться? Я не обнаружил ничего — буквально ничего, — что помогло бы ему исчезнуть из моего поля зрения. Конечно, не следовало забывать, что я имею дело с иллюзионистом. И иллюзионистом первоклассным. Если бы в моём распоряжении была хотя бы неделя, я, возможно, смог бы понять, как Карфур это сделал. Но времени у меня не было. Недоуменно покачивая головой, я сел в машину и поехал в международный аэропорт Лос-Анджелеса.

* * *

Майк Агулэр был неторопливым крючкотвором и моё пятнадцатиминутное опоздание воспринял как нечто само собой разумеющееся.

— Дорожные пробки, приятель? — спросил он, покачав головой, и, не дождавшись ответа, продолжил: — Торопишься, чтобы не опоздать, а тебя не пускают. От этого крыша поехать может.

Бармен принёс нам пару бокалов пива, чипсы и врубил латиноамериканскую музыку.

— Значит, вас интересует тип по имени Мертц? — спросил Агулэр и добавил: — Очень любопытный, надо сказать, парень, и я вовсе не удивлён, что у кого-то возникло желание познакомиться с ним поближе.

— Насколько я понимаю, вы когда-то конфисковали у него видеоплёнки, а он по суду получил их обратно. Я не ошибся?

— Ошиблись, — ответил Агулэр. — Нет, то, что он их отсудил, — верно. Но плёнки мы конфисковали у его служащего — фотографа-японца, возвращавшегося из Хорватии в США. Кассеты были упрятаны в конверты с невинными названиями. Вы, наверное, знаете, как это бывает. Одно из этих названий — насколько я помню, «Король Лев» — и привлекло моё внимание. Мы прокрутили плёнку, полагая, что имеем дело с порно. Этот японец никак не походил на любителя детских фильмов.

— И что произошло?

— Мы просмотрели по паре минут из каждой кассеты и конфисковали их.

— Выходит, это всё же была порнография?

— Нет. Гораздо хуже, чем банальное порно. По всем законам нашего общества — будь то Лос-Анджелес, Калифорния или Фарго, Северная Дакота — эти кассеты следовало сжечь.

— Но…

— Оказалось, что Мертц платил этому парню за то, чтобы тот снимал фильмы в таких местах, как Босния, Албания, Сьерра-Леоне, — то есть там, где людей истязали и убивали. Так вот, это делалось перед камерой, и съёмки шли в реальном времени. Сцены страшного насилия, но только без всякого секса. Никакой политики, никакого сценария. Просто девяносто минут смерти крупным планом. Мне показалось, что этот парень мотался между концентрационными лагерями и импровизированными тюрьмами, давал тюремщикам на лапу и режиссировал действие.

— И судья позволил Мертцу получить назад фильмы?

— Да. Судья сказал, что это произведения искусства.

— И всё закончилось? Никакого расследования?

— Мы ничего не смогли сделать. — Таможенник безнадёжно пожал плечами. — Едва мы забрали фильмы, как на сцене появились адвокаты Мертца. Мы успели лишь снять предварительные показания с японца, и на этом всё закончилось.

— Он успел вам что-нибудь рассказать?

— Очень немного. Мне удалось из него вытянуть лишь то, что Мертц был не один, существует какой-то клуб или что-то в этом роде.

— Что за клуб?

Таможенник снова покачал головой:

— Не знаю. Когда я забрал фильмы, японец полез на стену. Он бросался именами и вопил, что те, на кого он работает, вышвырнут меня на улицу. Мертц лишь один из тех, кем он хотел меня запугать. Там были и другие. Какой-то шейх. Русский нефтяной магнат. Одним словом, — он потёр большим пальцем об указательный, — большие бабки. Все пальчики в меду.

Я попросил Агулэра припомнить имена.

— Прости, приятель. Ну, хоть убей, совершенно вышибло из памяти.

— А как насчёт допроса японца? Плёнки сохранились?

— Нет. Ведь мы проиграли дело, верно? Все записи были стёрты.

— Ещё один вопрос: какой национальности сам Мертц? Француз?

— Нет, бельгиец, — ответил таможенник.

* * *

Когда я торчал в автомобильной пробке на Сепульведе, мне в голову пришла интересная мысль. Надо попробовать выманить Мертца. План казался вполне реальным.

Я поймал Джона Деланда, когда тот отправлялся из «Замка» на ленч.

— Один короткий вопрос, — сказал я.

— Выкладывайте.

— Этот парень, Мертц… он коллекционирует книги о трюке с канатом. Существует ли издание, которое Мертц особенно хотел бы получить?

— Вы имеете в виду нечто такое, что могло бы его заинтересовать, как знатока и коллекционера? Позвольте подумать… — Поразмыслив примерно минуту, он покачал головой: — Надо будет спросить у Келли. Посмотрим, смогу ли я его сейчас поймать.

Деланд прокричал в трубку вопрос, и тут же принялся что-то записывать:

— Ты можешь сказать по буквам? О'кей. Благодарю. Спасибо, Келли. О'кей, о'кей… Да, такая книга действительно существует. Но он и сам никогда её не видел.

— Что это за книга?

Деланд посмотрел в свою запись и торжественно произнёс:

— «Автобиографические воспоминания императора Джахангира».

— Не могли бы повторить это по буквам?

Вместо ответа он передал мне листок.

— На тот случай, если вам не удастся расшифровать мои каракули, сообщаю: книга была написана в семнадцатом веке. Но издание, за которым охотится Мертц, увидело свет в тысяча восемьсот двадцать девятом году. Перевёл воспоминания англичанин по имени Дэвид Прайс. По словам Келли, в книге содержится наиболее полное описание трюка с канатом из всех когда-либо опубликованных.

— И сколько эта книга может стоить? Хотя бы примерно.

— Вам нужна грубая прикидка? Позвольте подумать. Хм… Если бы Копперфилд захотел приобрести её для своего музея, то цена была бы немного выше. Итак, сколько же может стоить столь старое и весьма редкое издание? Думаю, что Мертц согласился бы заплатить за книгу пять тысяч долларов. И был бы счастлив, получив её за такую цену.

— Я перед вами в долгу, Джон. Приглашаю на хорошую выпивку.

— Вижу, куда вы гнёте, Алекс, — сказал он. — И прошу вас, соблюдайте максимальную осторожность.

* * *

Для того чтобы открыть свой сайт под именем, взятым наугад из телефонной книги, ушло не более пяти минут. С этого момента я стал зваться Даниель Хелвиг. Проведя быстрый поиск, я получил небольшой список дилеров, специализирующихся на редких книгах по вопросам магии. Ещё через несколько минут я отослал всей этой компании электронное послание.

Используя псевдоним, я предложил им первое издание «Джахангира» за пять тысяч долларов, добавив при этом, что книга останется доступной лишь в течение двух дней. «Даниель Хелвиг» писал, что отбывает на продолжительный срок в Европу и расстаётся с изданием, дабы продлить время своего пребывания в Старом Свете.

После того, как письма были отправлены, мне оставалось лишь ждать и за время ожидания (настроен я был достаточно оптимистично) приобрести револьвер. На всякий случай.

Лиз ненавидела револьверы. Ей была отвратительна сама мысль об оружии, и она никогда не позволяла детям иметь игрушечные ружья, хотя её антипатия почему-то не распространялась на мечи и шпаги. Однажды она наказала Шона за то, что тот, шутя, сделал вид, будто стреляет в неё из банана. Поскольку имевшийся у меня револьвер буквально сводил супругу с ума, мне пришлось избавиться от старого, доброго английского «бульдога», подаренного мне ещё дедушкой. Я отдал его кузену, жена которого была активным членом «Национальной стрелковой ассоциации».

Дед тренировал меня в стрельбе и учил обращаться с оружием. Он не был охотником, но, проживая в сельских районах Северного Висконсина, твёрдо верил (несмотря на бабушкины протесты), что каждый мужчина должен владеть огнестрельным оружием.

* * *

Задержавшись ненадолго у банкомата, я направился в Пламмер-парк. Поскольку парк находился на пути к кладбищу, я отыскал его без труда. Это был своего рода зелёный оазис в бетонных джунглях города. Парк выглядел не таким загаженным, как два года назад, когда мы снимали фильм о русской мафии, но бизнес здесь, видимо, все ещё процветал. Шагая по парку, я видел, что он остался местом тусовки иммигрантов из России. Некоторые из них сражались в шахматы, другие о чём-то спорили или просто болтали под сенью деревьев. Судя по приглушённым переговорам и демонстрации из-под полы пиджаков каких-то неведомых мне товаров, парк по-прежнему выступал в роли ярмарки, где можно было купить подержанный «Ролекс», находящийся в розыске «мерседес» или… револьвер.

Я прошёл мимо теннисного корта, где два латиноамериканских парнишки обменивались сильнейшими ударами.

Я сел на скамейку, вдоль и поперёк исцарапанную кириллицей. Минут через десять рядом со мной плюхнулся мальчишка в широченных, мешковатых штанах и, невзирая на жару, кожаной куртке. Он закурил сигарету и склонился ко мне:

— Тебе чего-нибудь надо, приятель?

— Возможно.

— Смэк или крэк? — спросил он, что в переводе на обычный язык означало: «Героин или кокаин?»

— Мне нужен револьвер.

— Дай подумать, — сказал он. Его руки покрывала татуировка, и я заметил тёмные линии, выползающие из-под воротника рубашки на шею. Это была грубая, примитивная татуировка, которую обычно наносят в тюрьмах. — Гони нал. Три сотни баксов.

— Лучше, если это будет сорок пятый калибр.

Он вернулся пять минут спустя с фирменным пакетом «Макдоналдс» в руках. Мне показалось, что парнишка нервничает.

— Не психуй, — успокоил я. — Я не коп.

— Плевать я хотел на это, — заржал он. — В конце недели я все равно лечу в Москву. Прихватили по мелочи и теперь депортируют. Если повезёт, достанется место у окна. — Он снова громко заржал.

Я заглянул в пакет. Там был револьвер не 45-го, а 38-го калибра, на что я указал парнишке. В барабане оказалось всего три патрона.

— Как это понимать?

— Ищи в другом месте. Мы живём в свободной стране. Машина на все сто. Бери или отваливай.

Я решил взять.

* * *

Теперь мне оставалось лишь снова и снова проверять электронную почту в ожидании ответа. Это была долгая ночь. Ответ пришёл утром — в 9.22.

У одного из дилеров в Сан-Франциско отыскался клиент, которого моё предложение заинтересовало. Цена и состояние книги для него не имели значения.

Я ответил, попросив сообщить мне имя и адрес клиента. «Я могу направить ему книгу для предварительного ознакомления, — писал я. — Он получит её завтра к утру».

Дата добавления: 2015-10-24