Добраться любой ценой!

Мы согласно кивнули и вскоре выдвинулись в дорогу. Светило жаркое послеобеденное солнце, над болотом тучей вились рыжие комары. Миха привычной, чуть покачивающейся походкой быстро зашагал вперед, следом за ним шел Бурэ с Айанкой в слинге, и замыкала шествие я с понягой. Насколько по-разному мы с якутами понимаем тайгу, я убедилась буквально через двести метров от ограды фермы, когда Миха, не замедляя хода, прошел прямо, а я уперлась в болото, где вода, навскидку, доходила мне до колена. Обрезанные болотники высотой в двадцать сантиметров не выдерживали конкуренции, и я заметалась вдоль кромки воды, ища брод. К сожалению, никакого брода я не нашла, то место, где прошел Миха и так было, в общем-то, бродом, так что мне не оставалось ничего другого, кроме как, сцепив зубы, ступить в воду.

Выйдя снова на дорогу, я остановилась, разулась, вылила из каждого сапога не меньше, чем по стакану воды, выжала портянки и снова намотала их. Наш проводник стоял и задумчиво смотрел на меня, очевидно, прикидывая, как долго ему придется добираться до поселка с таким сопровождением. Я наскоро обулась и чувствуя, что воды в сапогах меньше стало ненамного, похлюпала вслед за уходящими мужиками.

-Вылила из сапог воду? - участливо спросил меня Бурэ, когда мы поравнялись.

-Вылила.

-А я не вылил. Чтобы быть с тобой на равных. Иначе как я пойму, что ты уже устала.

Тут я обратила внимание, что муж и правда, хлюпает одним сапогом. Тоже достается, виновато подумала я и потихоньку перестала сердиться на промокшие сапоги, комаров, проводника и всю Якутию со всеми ее дорогами. С каждым шагом туча комаров вокруг нас все росла и росла, так как поднятые из сырой травы насекомые не торопились снова опуститься в тень растений и увязывались за нами. Кстати, нашего попутчика, комары, похоже, вообще не трогали, он шел впереди, чуть откинув назад голые локти, торчавшие из черной синтетической рубашки. Из его кармана разливалась американская музыка, что-то ультрасовременное, что вошло в моду, видимо, за эту зиму, пока мы были в тайге и читали Чехова.

Дорога пересекала болото и то ныряла в лес, то снова выходила на луг. Миха выбирал тропинку по-своему, но в целом, мы шли вдоль той самой тракторной дороги, что была указана в карте. В карте она выглядела как пунктир, в реальности же это было непролазное месиво с глубокими колеями, иногда колеи расходились - каждый раз ведь приходилось искать наиболее проходимый путь, и только наш проводник мог точно знать, по какой колее дорога будет короче. Спустя полчаса я поняла, что какие-то высшие силы уберегли нас от очень необдуманного шага, и очень, очень здорово, что мы не пошли пешком прямо от фермы с музеем. Кстати, оттуда до поселка, по сообщениям работников фермы, нам надо было бы пройти тридцать километров. Тридцать! Я уже начала уставать и уныло думала о том, что я сейчас пройду семь, потом отдохну, а потом еще тринадцать, то есть, почти в два раза больше!

Вокруг расстилалось бескрайний луг, над которым, отрывисто крича, носились чайки и чибисы. Луг начинался от дороги, что шла кромкой леса и спускался зеленой волной к реке. Вокруг росло множество ирисов и мелких разнообразных цветов. Луг выглядел чарующе, хотелось одеть белый сарафан и, распустив волосы и раскинув руки, бежать по нему. На самом деле под сочной зеленой травой луга почти везде стояла вода, где-то по щиколотку, где-то по колено, мои сапоги при каждом шаге сантиметров на пятнадцать увязали в глинистой жиже. Один раз мне пришлось стоять на одной ноге, помня, что на мне висит вся техника и падать нельзя, и вытаскивать двумя руками застрявший в грязи сапог. Солнце припекало по-летнему, было жарко идти, заедали комары. Ирисы, которым я в начале пути так восхищалась, уже начинали потихоньку раздражать. Грязь под ногами ритмично чавкала, в такт этим звукам хлюпало в сапогах. Из мокрых сапог я извлекла определенную пользу. Промочив ноги первый раз, я перестала искать какие-то особенные броды и стала смело идти напрямик, свежая прохладная вода, заливаясь в мои сапоги каждые двадцать минут, приятно охлаждала ноги, под палящим якутским солнцем это было очень приятно и я мысленно поблагодарила богов за то, что сегодня солнечно и тепло, а не ветрено и плюс пятнадцать, например. При такой погоде полные сапоги холодной воды не вызывали бы у меня столько положительных эмоций.

Бурэ попытался обратить мое внимание на другой аспект этого путешествия:

-Зато ты потом сможешь сказать, ребята, я видела Баягу.

Да, ребята, я видела Баягу, я там была. Я тащилась по этой Баяге мокрая и грязная, отмахиваясь от назойливых комаров снятыми за бесполезностью носками, и когда проводник сказал, что до Арангастаха совсем немного, то есть, можно сказать, что треть пути я почти осилила, я воспряла духом и мне показалось, что солнце стало светить ярче, а комары не такие противные. Бурэ тут же вернул меня в реальность, сказав полушепотом:

-Ну ты учти, что это по местным меркам "совсем немного".

Резонное замечание! Какое расстояние покрывает эвенкийский километр, мы выяснили еще зимой, а вот каков якутский километр, и что включает в себя якутское "скоро", это еще неизвестно. Мы прошли еще немного, вытянувшись длинной цепочкой, но не теряя друг друга из виду. Черная рубашка Михи мелькала впереди так же бодро, как и три часа назад, когда мы только двинулись в путь.

-Это я еще семи километров не прошла, а уже падаю, - пожаловалась я мужу.

-Вот поэтому у якутов была мера длины в один дневной переход, это примерно десять километров.

Раньше бы я отмахнулась от этого, сказав, что якуты просто лентяи, но сейчас я их очень хорошо понимаю: действительно, больше десяти километров в день по такой местности сделать просто нереально. Лучше всех, наверное, чувствовала себя Айанка в слинге у папы на спине. Вопреки моим ожиданиям, она так и не уснула, зато всю дорогу пела песни и комментировала все, что видела вокруг.

Мы пошлепали дальше. Все вокруг тракторной колеи было истоптано конскими следами. Как и когда-то на Алтае, этот факт невероятно подхлестывал меня: лошадь здесь ходила, и я пройду! Тем более, в сапогах, полных воды, ноги совершенно не натираются - нет трения, мокрые портянки скомкались, образовав под стопой нечто вроде супинатора и идти стало совсем неплохо. Но как бы комфортно не было моим ногам, остальной организм начинал предательски уставать. Оголодавшие комары не давали остановиться даже на несколько секунд, и приходилось идти и идти. Дурацкие ирисы уже откровенно бесили.

Болота остались позади и мы, свернув в очередной раз с тракторной колеи, углубились в густой лес. Густоты лесу добавляло еще и то, что некогда здесь был низовой пожар, горел торф, поэтому сейчас вся земля была изрыта ямами и обвалами там, где торф выгорел и под землей образовались пустоты. Ямы эти местами достигали метра в глубину. Деревья, попавшие в зону низового пожара, не обгорают стволами и ветвями, как при верховом. У них обгорают и умирают корни, и после пожара, который, кстати, может длиться годами, лес еще долго стоит, будто ничего не произошло. Только гарью пахнет. А потом деревья начинают падать. Валятся вековые лиственницы и ели, увлекая за собой своих собратьев, валятся они, как правило, в разные стороны, тогда как, например, подмытые водой упавшие деревья по берегам рек обычно все лежат верхушками в одну сторону, как правило, по течению. Здесь верхушки торчали как попало, и мы трое разбрелись по лесу, каждый стал искать себе наиболее удобный путь. Бурэ пошел напрямик, перелезая через огромные стволы, а у меня уже ноги почти не поднимались, поэтому я пошла извилистым путем, обходя крупные стволы и перешагивая мелкие.

Миха оказался очень точным человеком, вскоре лес вышел к лугу, на склоне холма мы увидели старенькое кладбище, а чуть поотдаль раскинулась большая молочно-товарная ферма. На ватных ногах я вошла в калитку и без сил рухнула на траву. Из опрятного домика вышел старый якут, из-за его спины на миг выглянула и снова скрылась в прохладе дома улыбчивая якутка, его жена. Мужики, поздоровавшись, начали о чем-то калякать, а я, ожидая, когда мои ноги придут в себя, принялась оглядываться вокруг. За оградой стояли и пристально на меня смотрели три теленка, их мамы-коровы паслись свободно, разбредясь по всему полю. В тени крыльца дома резвился маленький рыжий котенок. Кошка в тайге! Уму не постижимо. Айанка тут же с восторгом принялась гоняться за "кисяй", а из дома опять неслышно вынырнула хозяйка:

-Заходите в дом, - поманила она меня. Я поднялась. Сняв сапоги, я вылила из них уже давно нагревшуюся воду и, расстроенно оглядев, какую лужу я натворила перед крыльцом, вздохнула и вошла. Дома было так же уютно и обжито. Урчал в углу телевизор, дышала теплом печка, хозяйка, которая представилась Елизаветой, легко порхала вокруг стола, то замешивая тесто, то доливая воды в электрический чайник. Удивительное дело - по внешности якутянки невозможно определить ее возраст. У меня сложилось впечатление, что все женщины в возрасте от 16 до 60 лет выглядят примерно одинаково, а потом резко превращаются в обаятельный седовласых старушек. Я смотрела на упругую походку Елизаветы и не уставала поражаться.

-Откуда едете? - дружелюбно поинтересовалась она, и я рассказала, что едем мы издалека, сейчас из Якутска, а вообще, зимовали в Эвенкии, и вот уже второй месяц странствуем на лодке, и вот семь километров назад у нас кончился бензин.

-По Баяге! На лодке! - удивленно покачала она головой, и я со смехом добавила, что теперь можно смело ездить на моторке аж до Алдана, кажется, мы расчистили им всю реку, пока продирались через ее изгибы и завалы.

-Шебь, иди скорее сюда! - позвал меня с улицы Бурэ, - Увидишь, как в Арангастахе смски отправляют!

Заинтригованная, я вышла наружу. Трава приятно холодила уставшие ноги. Бурэ и Миха сидели на земле и смотрели куда-то вверх. Я проследила за их взглядом: на крыше стоял хозяин дома в свободной позе и неторопливо набирал смс. Я расхохоталась.

-Погоди, это еще не все. Сейчас будет кульминация.

Старый якут, тем временем, дописал смс, запихал телефон в носок, привязанный к шесту, длиной метра три, и осторожно поднял шест над головой. Через несколько секунд телефон удовлетворенно крякнул давая понять, что смс отправлена. Хозяин покрепче установил шест, чтобы тот не упал, и стал спускаться вниз по приставной лестнице, но когда он не одолел еще и половины, телефон из своего поднебесья крякнул еще раз.

-О, уже ответ пришел, - прокомментировал старик, и, не меняя скорости, стал подниматься на крышу снова.

Пока шла активная переписка, а с крыши с периодичностью пару раз в минут слышалось "ты-дым!", Бурэ ввел меня в курс событий: что они тут выяснили, пока мы с Айанкой отдыхали внутри.

-В общем, у них есть бензин. Только никому не охота пилить обратно семь километров за "Аргамаком", может, на лодке получится спуститься.

Но оказалось, что не получится, потому что ниже Арангастаха на моторке никто никогда не ходил, и что там будет, неизвестно. Пока пили Елизаветин чай с молоком, пришли к решению, что возвращаться-таки придется. Миха воспринял эту новость стоически, якуты вообще не слишком эмоциональный народ.

-Возьму десять литров, - рассказывал Бурэ, уже обуваясь в дорогу, - Должно хватить. Ну, скоро вернемся. Давай!

-Давай! - махнула я рукой и два силуэта зашагали в сторону, откуда мы недавно пришли. Я взглянула на часы - было что-то около шести. Полтора часа мужикам на обратную дорогу, сразу прикинула я, без меня они будут идти еще быстрее, и час на до, чтобы пробиться эти семь километров по Баяге. Ну, пусть тоже полтора. К девяти будут.

Я все еще не могла избавиться от ощущения, что с праздником я пролетаю. Потянулись часы ожидания; чтоб не сидеть, сложа руки, мы с Елизаветой начали лепить пирожки, тут же подключилась Айанка, которая по-прежнему не собиралась спать, и стала просить, чтоб ей тоже, тоже дали теста. Я положила в тесто начинку и залепила пирожок с одной стороны.

-Вот так, - показала я дочери, - Видишь? Теперь давай так же, с другой стороны.

Айанка махом повторила увиденное. Я тут же дала ей еще один такой недолепленный, и она справилась с ним тоже. Таким образом, мы слепили все пирожки, Елизавета успела их пожарить, часы уже показывали половину десятого, а никого даже не было слышно. Я выходила на улицу каждые десять минут, ведь слышно "Аргамак" должно быть издалека.

Наконец, около десяти, зашел сын хозяина и сказал, что тарахтят, но далеко. Сам он оделся и ушел встречать на берег, а я теперь стала выходить из дома каждые пять минут. Тарахтенье будто зависло слева в одном месте, потом начало перемещаться, то вправо, то влево, то вперед, то назад, но все равно особо не приближаясь.

Когда перевалило за полночь, и Айанка, наконец, уснула, я в очередной раз вышла послушать. Сын хозяина, проторчавший на берегу два часа, вернулся, изрядно покусанный комарами, и теперь они вдвоем что-то обсуждали вполголоса. Я постояла, вытянув шею.

-Проехали мимо, - сказал мне старый якут. Я вытаращила глаза:

-Как так?!!

-Ну вот так. Ага, проехали.

Я помолчала, потом спросила:

-А что, с реки не видно ферму, дома, например?

-Не, не видно.

-А с реки вообще как-то понятно, что тут ферма? - спросила я подозрительно.

-Не, никак не понятно, - тем же спокойным будничным голосом, словно мы обсуждали погоду, покачал головой якут. Теперь "Аргамак" крутил восьмерки по Баяге явственно справа от Арангастаха. Я запаниковала: такими темпами, Бурэ будет кататься по Баяге, пока у них не кончится бензин, а он еще, кстати, неизвестно, когда кончится. А потом? Опять оставит лодку непонятно где и пойдет сюда пешком?

Внезапно шум мотора стих. Ага, подумала я, опять карбюратор комарами забился. То, что надо. И я, набрав в грудь побольше воздуха, начала истошно орать по направлению, откуда еще недавно разносилось далекое рычание нашего "коня". Мои вопли подхватили и якуты. Собаки, вскинув уши, внимательно слушали наш концерт, а когда мы стихли, разразились ответной очередью. Мотор вдали затарахтел вновь. Может, они услышали нас, тоскливо думала я, возвращаясь в дом.

Дата добавления: 2015-10-24