Вертлявая Баяга

Уже близился вечер, когда "Аргамак" стал чихать и заглох. Бурэ завис в немыслимой позе на носу лодки, дергая и дергая за шнур, но "Аргамак" только отфыркивался и ни в какую не желал заводиться.

-Два километра!!! Два километра осталось! - в ярости выругался Бурэ, соскакивая на берег. Берег оказался илистым и болотники Бурэ сразу же погрузились в серую плотную жижу сантиметров на 20, - Ну, просто замечательно! Придется здесь ночевать.

Мы без энтузиазма оглядели берег - песчаный мокрый пляж в двадцати метрах от берега поднимался крутым, поросшим лесом, склоном. На просеке стоял таинственный навигационный знак - для барж. С юга стремительно надвигалось черно-фиолетовое нечто, блестели на темном фоне туч молнии, неявственно погромыхивал гром. Мы взвалили на себя вещи первой необходимости (Бурэ - Айанку, а я - чайник с котелком и мешок с посудой и чаем) и побрели вверх по склону.

-Два километра до устья Баяги! - еще раз разъяренно прорычал Бурэ, - да если бы мотор не выделывался, мы бы ночью уже приехали к Мандару, там всего семьдесят километров остается.

-Значит, завтра к обеду точно там будем, - воодушевилась я и мы вступили во влажные сумерки елового леса. В сыром ельнике нас радостным жужжанием встретили комары, мы с Айанкой тут же защитились от них Москитолом, Бурэ раздраженно отмахнулся от этой детской забавы и, молниеносно возведя палатку на случай внезапного дождя, ушел колдовать над двигателем.

Дождь едва дал нам успеть быстро съесть ужин, и под первыми каплями дождя бросились в палатку, с чайником и кружками. Раздевшись и улегшись на спальники, мы зажгли антикомариную спираль и стали пить горячий какао, слушая, как снаружи барабанит дождь, как грохочет прямо над нашими головами гром и видя, как палатка на мгновения освещается сиреневатым светом молний. Поворочавшись в уютном тепле еще немного, мы провалились в сон без сновидений.

Утро было без дождя, но с комарами. Слух уже привык к этому жужжанию, и если не обращать внимания специально, комаров почти не слышно. Зато отлично чувствуются их укусы, и на них не обращать внимания получается гораздо хуже. Еще будучи внутри палатки, я спланировала свою защиту от надоедливых насекомых: штаны, плотно заправленные в обрезанные болотники, наглухо застегнутая куртка с поднятым капюшоном, а под капюшоном плотно завязанный платок. Таким образом, доступными участками остаются только пальцы рук и лицо, но это уже не так страшно. Еще раз проверив надежность своего антикомариного скафандра, я нырнула в объятия жужжащей природы. Костер уже дымил, шипел и задорно поблескивал оранжевыми язычками, над костром почти закипал чайник и грелся котелок - Бурэ встал раньше меня и уже успел сделать много дел. Я дополнила композицию из котелка и чайника Аянкиными штанами, так как они нещадно отсырели за прошедшую дождливую ночь. Комары тут же облепили влажный, нагревающийся у огня брезент.

Когда я еще близко не была знакома с насекомыми Севера, то рассказы про то, что когда тут летом ходят по большой нужде, то зажигают дымокур, или что раньше была такая казнь - человека раздевали и привязывали к дереву и насекомые зажирали его до смерти, я воспринимала как байки. Сейчас я знаю, что это не сказки, а жизненная необходимость. Влажность леса после дождя только добавляли комарам активности.

-Комары, когда вы спать ляжете? - уныло спросила я тайгу.

-Они зимой спят. Лето короткое, им всем все надо успеть, - ответила тайга голосом Бурэ. Приняв комаров как данность, и на всякий случай, обезопасившись Москитолом, я примостила котелок среди углей и накрыла его миской, потому что крышки у котелка не было исторически.

-Каши получаются гораздо вкуснее, когда варишь с закрытой крышкой, - поделилась я с Бурэ своими бесценными наблюдениями. Бурэ отстраненно покивал, и я, не видя препятствий, углубилась в свои гастрономические размышления, - А мелко порезанный лук придает любому блюду обалденный вкус, - нам было с чем сравнить, так как всю зимовку около Эконды мы просидели без клочка зелени и дольки луковицы.

-Я придерживаюсь мнения, что Бог создал вкусную и здоровую пищу, - отозвался Бурэ, мысленно находясь не рядом со мной и моей прекрасной кашей, а уже где-то на Баяге, на полпути к поселку. - А Дьявол создал кулинара. Мне, монголу, приятна простая пища, мясо, молоко и ячмень, а все остальное... Я этого не понимаю.

Я почувствовала себя уязвленной и обязанной отстоять права всех кулинаров на свете.

-А я считаю, - заявила я, то и дело помешивая гречку левой рукой и отмахиваясь от назойливых комаров правой, - я считаю, что еда это немаловажный показатель развития культуры. Культура начала зарождаться тогда, когда человек приручил огонь и узнал, что с помощью огня можно делать еду, мясо, например, более усвояемым, полезным и вкусным. Народы, у которых культура не развилась еще, или уже в упадке, к еде относятся, как правило, пренебрежительно. Вспомни, опять же, Эконду.

А там было что вспомнить. Когда мы только приехали в поселок, я была поражена тем, что в магазин в принципе не привозят овощи и фрукты. Мне, хохлушке, не мыслящей обеда без свежей луковицы, это казалось просто ужасающим. Хозяйка дома, где мы гостили, крайне необъятная и столь же негостеприимная женщина по имени Маша, предложила мне, а давай сварим борщ. Зная, что с овощами в поселке напряженка, я заинтригованно отозвалась "А давай!", и тут же своими глазами увидела, как Маша высыпала в кастрюлю с закипающей водой пакетик "Борща" от "Приправыча" и горсть макарон сверху. Вот тебе и борщ! Эвенки вообще могут питаться одними макаронами при условии, что есть мясо. Их обмен веществ не заточен под углеводы, поэтому им все равно, макароны они едят с мясом, или рис. Про гречку Маша с недоверием отозвалась: "А что, вкусно? Не знаю, никогда не покупала. Мы только рожки берем и рис иногда."

-Вся эта кулинария просто от отсутствия высшей цели. Вот, например, у меня есть эта цель, и я использую еду просто как средство, а не как самоцель.

Я покачала головой, начиная расстраиваться не только за всех кулинаров мира, но и за себя лично, потому что у меня нет никакой высшей цели, я просто люблю простые жизненные радости, поесть, поспать.

-А вот когда какой-нибудь холеный мужик среднего возраста часами корпит над плитой, изготавливая утку с яблоками в каком-нибудь дивном соусе - это от безделья, и это, прости, извращение, - закончил свою мысль Бурэ.

-Согласна, - кивнула я, поменяв руки для разнообразия деятельности, - Но ведь я не говорю о том, чтобы засахаривать креветки или обжаривать черешню во фритюре. Многие рецепты, которые тебе кажутся смешными, произошли как раз из обычной, сельской, вкусной и здоровой пищи. Например, помнишь, зимой я готовила сохатину с брусничным соусом. Кажется, ты не очень понял это блюдо, - Бурэ кивнул мне, соглашаясь, - А кислота из ягод сделала мясо намного мягче, и я ела его с большим удовольствием, так как я вообще никогда не хвалилась тем, что могу перегрызать зубами стальные прутья, или хотя бы плотные жилы.

В очередной раз заглянув в котелок, я выяснила, что вода выкипела, а гречневая каша так и не доварилась, и мстительно ухмыльнулась про себя: "Вот, для любителей простой пищи - недоваренная гречка, пожалуйста. Проще некуда. Проще готовила только Ленивица в сказке про Морозко."

Но Бурэ мои утренние эксперименты очень понравились.

-Ммммм, - промычал он, смакуя, - Самые вкусные завтраки, Шебь, готовишь ты, - сказал Бурэ и я заулыбалась от удовольствия. Я очень люблю готовить еду и потом страшно люблю ее есть, и мне даже иногда кажется, что я перегибаю палку и в том, и в другом, и когда мои кулинарные способности хвалят, я радуюсь, как малое дитя. Особенно, когда хвалит мой брутальный муж, которому, чтобы хорошо себя чувствовать, действительно достаточно простой перловки с мясом три раза в день, а если к этому прибавить еще чашку чего-нибудь молочного, то это вообще будет выше всяких ожиданий. Завтрак получился и самом деле отменный, и Бурэ заглянув в котелок, разочарованно вздохнул:

-Что, больше нет?

-Больше нет, - удовлетворенно отозвалась я, - в обед будем в поселке, и пообедаем там.

Бурэ с сомнением покачал головой, и я поймала себя на мысли, что не следовало бы так опрометчиво загадывать. Но все же, оставалось около семидесяти километров, эти километры рано или поздно закончатся, не в полдень, так к вечеру.

-Ну или обед сделаем, как проголодаемся.

-Да конечно, - Бурэ махнул рукой и мы начали собираться. Айанка к этому времени уже проснулась, известив об этом окрестности громогласным "Ыыыы!", так как она страшно не любит просыпаться в одиночестве. Сухие штаны с подогревом немного развеселили ее, и пока мы собирались, она с аппетитом уплетала гречневую кашу, или как она ее называет, "ге". Пока ребенок был занят своим делом, мы успели погрузиться и вскоре тронулись в путь.

Устье Баяги было действительно неподалеку, в нескольких километрах, Бурэ еще раз сверился с картой и смело вплыл в сужающееся русло. "Аргамак", как специально, снова зафырчал и заглох.

-Чертов движок! - выругался Бурэ, молниеносно выхватывая весло и что есть сил гребя к берегу, благо, до каждого из берегов было не больше пяти метров. Течение подхватило лодку и теперь несло нас обратно в Алдан. Несколько взмахов веслом и "Аргамак" зашоркался боком по ивовым веткам. Обдирая руки и листья с ветвей, Бурэ старался затормозить движение лодки, и в конце концов ему это удалось. Вчера он провозился весь вечер с нагнетателем, теперь патетично заглох толкающий. Бурэ скрылся из моего поля зрения и вскоре я услышала сзади бряцанье чего-то откручивающегося, закручивающегося, тихую ругань под нос, и прочие характерные звуки ремонта.

-Я глушитель снял, - вдруг заявил Бурэ.

Я округлила глаза - тихой нашу поездку и так нельзя было назвать даже с натяжкой.

-Делаешь гоночный "Аргамак"? - ухмыльнулась я. Бурэ гыгыкнул в ответ. Мощность двигателя без глушителя значительно повышается, поэтому гоночные автомобили обычно ревут, как атакующий мамонт.

-Посмотрим, что получится. Надо поплотнее забить заднюю часть кабины.

Дело в том, что снаружи кабины звук не превышает каких-то норм приличия, но внутри кабины пассажир рискует оглохнуть от тарахтения. Мы частично справились с этим, закрывая всю заднюю часть кабины всем, что попадало под руку: куртками, меховым спальником, между ними всовывали фоторюкзак, хоть что, лишь бы плотно держалось и хоть немного блокировало шум. Накинутый на голову капюшон делал поездку в кабине "Аргамака" почти комфортной.

-Рискнем, что ли?

Мы выдохнули и рискнули. Фрр..фррр-фррррр! - взревел "Аргамак" и мы снова ринулись вверх по Баяге, оттолкнувшись от кустов на правом берегу. Только мы вышли на середину речки, как мотор снова заглох и мы по инерции пристали теперь уже к левому берегу. Да, подъем по Баяге пока что выходил каким-то корявым. Бурэ снова скрылся сзади, что-то подкручивая и продувая.

-Ну что, сильнее тарахтит? - спросил он.

-Знаешь, по-моему, не особо.

-По-моему, тоже, - удивленно произнес Бурэ и снова попробовал завестись.

Теперь уже "Аргамак" пошел хорошо. Ревя, мы преодолели поворот, попутно вопя друг другу в ухо, что, кажется, шум не намного громче. Снял глушитель, как гора с плеч, проорал Бурэ, касаясь носом моей щеки, и почему только раньше не додумался. Набрав в легкие побольше воздуха, я сообщила ему, что мы речные хулиганы, раз катаемся по рекам без глушака и спасжилетов.

В приподнятом настроении мы преодолели первый поворот, потом второй, потом еще и еще, потом Бурэ перестал сверяться с картой, потому что было совершенно непонятно, где мы и сколько мы уже проплыли, большинство поворотов не были нанесены на карту, и Бурэ просто смиренно поворачивал руль то вправо, то влево поочередно. Накатывало ощущение, будто мы катаемся на какой-то детской карусели, где ездишь и ездишь по кругу. В конце концов меня уже начал разбирать смех. Местность, которую можно было видеть с реки, была однотипная, но красивая - высокие песчаные берега, по которым стоял густой лиственнично-еловый лес. Из воды, вдоль берегов, а зачастую и посреди русла, торчали верхушки ивовых кустарников, видимо, вода была еще очень высокая. Там, где ив не было, все было покрыто какой-то блестящей и яркой болотной травой, тут и там посреди светящейся зелени встречались фиолетовые пятна ирисов, еще какие-то белые соцветия и желтые мелкие цветочки. Мелкие тополя на ветру сыпались пухом, и несмотря на пасмурную погоду, было очень красиво. Вдруг из-за одного поворота выскочила приличных размеров горка, единственный доступный ориентир, но сколько я ни вглядывалась в карту, так и не смогла понять, в какой части ее мы сейчас. Мы ехали то на юг, то на запад, то на восток, иногда даже на север. Кажется, даже Бурэ перестал пробовать определить наше местоположение.

Заправка бензином - отличное время для обмена впечатлениями, потому что моторы не ревут, тихо, и можно тоже не драть глотку.

-Даже не представляю, где мы, - вздохнул Бурэ.

-Да уж, - сочувственно отозвалась я.

-Тут где-то должна быть ферма, - Бурэ сверлил взглядом карту и просканировал доступные обзору берега, - доехать бы до нее сегодня, хотя бы.

-Доедем! - опрометчиво воскликнула я, - По-моему, мы идем достаточно хорошо!

Полный завал

И будто меня услышал какой-то чертик, через пару-тройку поворотов мы уперлись в красивый, будто с картинки, завал. Часть левого берега, подмытая весенней водой, обвалилась, и огромная лиственница в окружении мелких елочек и березок, повалилась, уткнувшись верхушкой в противоположный берег и перегородив собой реку. Бурэ свернул вбок и "Аргамак" скользнул боком по песку почти отвесного берега. Бурэ привязал лодку и, захватив лучковую пилу и топор, пошел оценивать масштабы предстоящей работы. Через несколько минут он вернулся и сказал, чтобы мы выходили на берег и, неторопясь, принимались за приготовление обеда.

Мы выбрались на берег, покрытый густым ковром из мха и брусники. Брусника цвела мелкими беловато-розовыми цветочками, а на ее плотных жестких листьях поблескивали невысохшие капли утреннего дождя. Пахло грибами. Пока я озиралась, вокруг нас уже сбилась плотная стая комаров, и пора было начинать шевелиться, чтобы не быть съеденными заживо.

Разжечь костер в хвойном лесу нетрудно, благо береста под рукой, и сухих еловых веточек хватает, куда сложнее этот костер поддерживать. Топор и пила были вне досягаемости, где-то у другого берега, где Бурэ боролся с природой посредством то одного инструмента, то другого, пока, впрочем, одинаково безуспешно, так что мне не оставалось ничего другого, кроме как, подобно Падчерице из "Двенадцати месяцев", жечь мелкие сухие ветви хвойных деревьев. Огонь с аппетитом поглощал тоненькие смолистые палочки, и я только и делала, что возвращалась и возвращалась к старой наполовину высохшей ели, обкарнывая снизу хрустящие ветки, покрытые белесым волосатым мхом.

"Вот тебе и добрались до поселка к обеду," - уныло думала я, вытаскивая на берег посуду и роясь в мешке с крупой. Рис, гречка, горох... все не то. Да где же у нас... а вот она! С самого дна мешка я извлекла пакет с нашим фирменным полуфабрикатом - перловка обжаренная и перемолотая. Готовится минут за 15, но сытная как полноправная перловка. Зажав мешок локтем, я поспешила к костру, так как оставленная на произвол судьбы Айанка уже вопила на весь лес о том, что ехидна-мать бросила свою деточку посреди глухой тайги, полной опасностей. Как только моя голова показалась над кромкой обрыва, деточка угомонилась и стала аккуратно подкладывать палочки в костер.

Когда обед был готов, к костру подтянулся Бурэ, притащив с собой всех встреченных по дороге комаров.

-Попробую. Должен пройти, - деловито сообщил он, пробегая мимо нас в сторону "Аргамака", причем часть комаров решили остаться у нас, - Снимай давай! - донеслось до меня из-за деревьев. Я подкинула еще веток в костер и поспешила к реке с фотоаппаратом наперевес. Мы всю дорогу снимаем ролики про "Аргамак" для Сереги Смирнова из Нижнего Новгорода, который сконструировал для нас эту потрсясающую машину. Насколько "Аргамак" потрясающий, мы сполна убедились в течение последующих суток, а пока я просто рысью направилась к удобной точке для съемок. Айанка, снова заведя пластинку про брошеную деточку, увязалась следом, и тут же стала жаловаться на комаров и тащить меня обратно в защитную дымовую завесу. Одной рукой обнимая для бодрости духа страдающего ребенка, я направила камеру на "Аргамак", и, скосив глаза, оценила препятствие. На мой взгляд, оно после получасового пилежа изменилось не очень значительно и все еще выглядело как плотина бобра-тяжелоатлета, который для быстроты дела накидал поперек реки бревен диаметров сантиметров по двадцать.

Затаив дыхание я наблюдала, как наш синий конь, рыча, подобрался вплотную к препятствию, взревел громче и, не замедлив скорости, переполз наполовину утопленные в воде бревна. Спустя несколько секунд Бурэ уже припарковывался метрах в пятнадцати ниже по течению.

-Ну как? - спросил он, возникнув из кустов.

-С ума сойти! - поделилась я эмоциями, - Зверь-машина!

Насколько машина зверь мы выяснили буквально сотней метров ниже, когда, пообедав и обсудив, что по-прежнему не знаем нашего местоположения, мы тронулись дальше. Сделав несколько поворотов, мы снова увидели, что путь нам преграждает поваленное дерево, на вид, лет восьмидесяти, не меньше.

-Какого черта падают именно такие?! - взъярился Бурэ, - Почему бы не упасть вон тем, тонким? - и он указал на группу листвях, каждую из которых можно было обхватить двумя пальцами. Взяв пилу и топор, Бурэ удалился, оставив нас с Айанкой в лодке. Я скучала, сбивая комаров щелчками пальцев в воздухе и понимала, что с каждым таким завалом возможность попасть в поселок на Ысыах начинает меркнуть. Не меньше получаса я смотрела, как Бурэ мучается с деревом, начиная пилить его то стоя, то сидя, то стоя на берегу - очень тяжело найти удобную позу для того, чтобы пилить бревно у себя под ногами. Пока он сражался с преградой, небо, затянутое низкими серыми облаками, начало темнеть, и я поняла, что время уже изрядно перевалило за полдень, и скоро, в общем вечер. А мы все еще непонятно где и непонятно, как нам продираться дальше.

Но вот чудо произошло, и "Аргамак" вновь на свободе, по ту сторону преграды, и снова мы, воодушевленные, понеслись навстречу поселку. Наше воодушевление несколько поубавилось, когда мы опять наткнулись на завал и я стала понимать, что чем дальше в лес, тем хуже завалы, вопреки нашим ожиданиям, речка нехоженная и необжитая от слова совсем, и нам не остается ничего другого, кроме как пилить и рубить, рубить и пилить.

Мы преодолевали завал за завалом, только крепче сжимая зубы и удивляясь - сколько же их? Мне уже давно надоело снимать, потом пошел дождь, мы были мокрые, злые, но никто не хотел останавливаться на ночлег. Когда-нибудь это должно уже кончиться! И, в конце концов, где же люди? "Аргамак" шел, как таран, мы уже почти не останавливались, при ближайшем рассмотрении оказывалось, что почти все завалы можно преодолеть и так, мы проплавали под опасно нависающими деревьями, и только один раз оказались зажатыми между низко склонившимся деревом и быстрым течением, которое вдавливало нас под ель и не давало возможности развернуться. За несколько минут борьбы со стихиями в нашу лодку насыпалось такое невероятное количество трухи и еловой хвои, будто мы плыли не по реке, а только что выкопались из-под земли. Наконец Бурэ удалось освободить "Аргамак" и мы, облегченно вздохнув, тронулись дальше. Сил не было совершенно. Вдобавок начался дождь.

-Может, стоит искать место для лагеря, - неуверенно предложил Бурэ, - И не испытывать больше сегодня судьбу. Ты как?

-Мне начинает надоедать, - фыркнула я, горстями вытряхивая из лодки всякий мусор.

-Проедем еще немного, - Бурэ завел мотор и мы пошли дальше, оставляя поворот за поворотом.

В кустах по правую руку мелькнула красная крыша и мы устремились туда. Однообразные еловые заросли неожиданно сменились громадным покосом, на краю которого росла таких же необъятных размеров лиственница, под которой стоял такой же огромный дом. Бурэ сбегал туда и вскоре вернулся обратно. Он всегда в новом месте выходит из лодки первый, и в одиночку же обследует новые встреченные нам избушки, мало ли что или кто там сидит, а вдруг. На нашу удачу никакого "вдруг" в доме не было, а был вполне уютный летник с печкой и застекленными окнами. После странствий по Вилюю, я радуюсь и наличию окон, и наличию печек. В качестве бонуса в доме были приготовлены сухие дрова и мы сразу же растопили печку. На ее дверце были просверлены дырочки для тяги. Дырочки складывались в "1982".

-Год моего рождения, - хмыкнул Бурэ.

Занесли и развесили нуждавшиеся в просушке вещи, и вскоре эти вещи заполонили весь дом, по нарам были разложены спальники, под потолком развешены штаны и куртки. Да, мы изрядно промокли сегодня. Пострадал и наш "Аргамак".

-Похоже, баллон пробил, - сказал Бурэ, с сомнением трогая обвисший бок нашего надувного "коня", когда мы сделали очередной рейд за промокшими вещами, - Черт, неужели пробил. Но как, где?!

Конь выглядел грустным и осунувшимся, а накрапывающая без остановки с неба вода собиралась в складке сдувшегося баллона и струйкой стекала внутрь салона. Я мысленно содрогнулась при мысли о своих двух многострадальных платьях, которые я невесть зачем тащу с собой через всю Якутию.

-Был один момент, - вспомнила я. И правда, мы как-то налетели на одну нехорошую корягу и лодка даже повисла на этой коряге. Неужели, это был решающий роковой удар?

-Ох, и достается же "Аргамаку". Завтра чинить буду. Ооо, черт, если пробил, значит, снизу, значит, надо все разбирать, выгружать, поднимать, залезать под него...

Шанс прибыть в Баягу к празднику становился совсем призрачным.

-Да, посплю пару часов, потом пойду чинить, - решил Бурэ. Мы расположились на ночлег. Чтобы не докучали комары, для нас с Айанкой Бурэ натянул над нарами нашу брезентовую палатку, чтобы мы могли с комфортом расположиться внутри нее. Я заползла в сооружение и осталась довольна, внутри палатки было тепло, темно и уютно.

-Ну прямо как чукча из анекдота, которого поселили в квартире, а тот по привычке поставил в комнате чум, - обрадовалась я, укладываясь поудобнее, - Залезай к нам?

-Не, - отмахнулся Бурэ, - Я посплю снаружи, чтобы вам не мешать и самому не проспать. Полежу немного и пойду.

Пожелав мужу, оставшемуся вне нашей уютной палатки, спокойной ночи, я провалилась в заслуженный долгожданный сон.

Утро ворвалось в мой сон звяканьем чайника и приглашением:

-Приходи пить чай.

Я издала нечленораздельный звук. Высунув голову из темной палатки, я с удивлением отметила, что, во-первых, солнце уже высоко, а во-вторых, СОЛНЦЕ. Вчера мы засыпали под шум дождя и плотные серые облака почти касались высоких лиственниц. Сейчас небо сияло умитой голубизной, по-летнему пригоревало солнце, и все поле, видимое в распахнутую дверь, искрилось высыхающими капельками дождя. Поле было покрыто миллиардом маленьких радуг.

-Я сегодня рано вас бужу, - подозрительно энергично сообщил Бурэ, - стартанем пораньше, пораньше приедем.

-Ты сегодня вообще спал? - покосилась я на мужа.

-Совсем не спал, - сообщил он, - Полежал немного и чувствуя, что не могу уснуть, пошел чинить лодку.

Я сочувственно вздохнула, так как сама провела прекрасные несколько часов в тепле, сухости, темноте и без комаров.

-Одел ОЗК, залез под "Аргамак", общупал его со всех сторон, но никаких дырок не нашел.

Я непонимающе уставилась на Бурэ, состояние недосыпа не улучшало мои мыслительные способности.

-Потом я общупал его изнутри и тоже никаких дырок не нашел.

Мистика какая-то.

-А потом я вспомнил про сумку с инструментами, заглянул и действительно - сумка от вибрации протерла вот такую дырку, - Бурэ пальцами показал, какую именно.

С новыми силами на обновленном "Аргамаке" мы тронулись в путь. Путешествовать по доброй погоде это совсем не то, что путешествовать в дождь и ветер, и я получала истинное удовольствие от передвижения. Вот только никаких признаков цивилизации так и не было. Значит, мы не прошли еще даже половины пути до Баяги. Как же так?

Поворот за поворотом, мы продвигались вперед, завалов почти не было, теперь препятствиями для нас были нависающие над водой ветви боярышника, но Бурэ аккуратно вел лодку, так, чтобы ветви не попали в винт, и мы, практически без заминок, преодолевали боярышниковые дебри.

Мимо проплывали то непролазные заросли, то вдруг открывались заливные луга со стогами прошлогоднего сена. Вдруг прямо из-под лодки в воздух поднялась большая утка и, яростно работая крыльями, унеслась вперед.

-Классическая центральная Якутия, - пояснил Бурэ, кивнув на окрестности, - Равнины, реки, леса, луга.

Вдруг среди деревьев мелькнули крыши. Одна, две. Три. Здесь должны быть люди! Мы причалили к берегу, но ни людей, ни собак там не было.

-Наверное, это Менгюрюэн, - решил Бурэ, сверяясь с картой, - Ох, нам еще пилить и пилить.

Бензин был на исходе, и мы решили, что когда он закончится, мы оставим лодку на берегу и пойдем в поселок пешком, судя по карте, вдоль рекидо самой Баяги шла тракторная дорога. Мы тогда себе еще слабо представляли, что такое тракторная дорога, поэтому еще раз обсудили, не стоит ли пуститься в пеший путь прямо отсюда.

Чуть поотдаль от построек мы увидели какой-то памятник и пошли туда. За крепким ограждением находился целый мемориальный комплекс. В центре его стоял памятник с высеченной женской головой. Женщина сурово смотрела вперед, сжав губы в тонкую нитку.

-Магина Февронья Николаевна, - прочитала я, - Родная мать пятерых погибших Малгиных. Член клуба революционной боевой и трудовой Славы. Почетная гражданка района. Персональная пенсионерка.

Напротив памятника стоял свежепобеленный мемориал с рельефными портретами погибших, по лицам было заметно, что все они браться. Мы в молчании обошли памятник, стелу с датами Великой Отечественной Войны, заглянули в старинный балаган, где по стенам были развешаны и расставлены плакаты и стенды, посвященные баягинцам, погибшим в войне. В противоположном конце огороженного участка стояло еще два балагана и отправились к ним. Двери были приветственно распахнуты, мы постучались в один из них и заглянули внутрь. Внутри балагана было сыро и прохладно. Справа от входа находился камелек, якутский камин, который служил одновременно и для обогрева жилища, и для его освещения; слева стояла большая старинная деревянная мялка для выделки шкур. Вдоль стен по периметру тянулись лежанки. На полках в ряд выстроились берестяные туеса, всякая посуда, был еще круглый стол с двумя самоварами, между самоваров горкой лежали всякие мелкие вещи. Когда приходишь в новое место, нужно сделать местным духам какой-нибудь подарок, иначе они обидятся и не будут тебе помогать. Также нужно дарить подарки духам или угощать их и в местах памяти, в священных местах. Здесь на столе тоже лежали разные вещи, оставленные предыдущими гостями: два карандаша, три карамельки, спички, зажигалка, три заряженных охотничьих патрона, пластмассовый медвежонок, зеркальце и капроновая веревочка. Мы замерли в замешательстве: мы ведь не предполагали, что попадем в музей и специально никакого подарка для духов не брали. Я порылась в кармашке рюкзака в поисках хоть чего-нибудь и наткнулась на коробочку с рыболовными крючками.

-То, что надо, - одобрил Бурэ, - В стародавние времена такие штуки были на вес золота.

Я повесила крючок на самоварную ручку и огляделась еще раз. Солнечный свет пробивался через два окошка в скошенных стенах, а в распахнутую дверь втекал разогретый июньский воздух. Если разжечь камелек, тут будет очень уютно. Осмотрев внутреннее убранство балагана еще раз, мы вышли наружу. Тут же навалилась влажная жара. Мы постояли немного.

-Неожиданно встретить музей посреди тайги, да? - спросил меня муж, когда мы возвращались к "Аргамаку".

-Очень, - согласилась я, - Интересно побывать в настоящем якутском балагане, да еще наполненном разнообразной старинной утварью.

Рядом с мемориальным комплексом находилась молочно-товарная ферма, стояло несколько больших построек, но сейчас здесь почему-то никого не было. Довольно свежие кучки конского навоза говорили о том, что еще недавно здесь кто-то жил, но почему-то уехал. Возможно, даже уехали в поселок на Ысыах, ведь он уже завтра. А мы все еще где-то в неизвестности посреди суровой извилистой реки, да еще и бензин вот-вот закончится. Но к счастью, что-то уберегло нас, и мы склонились к тому, что проедем еще, пока бензин не кончится окончательно. А потом вытащим лодку на берег, привяжем к кустам, возьмем самое необходимое и пойдем в Баягу.

Река все петляла и петляла, и перевалило за обед, когда из-за очередного поворота показался забор, привязанные к нему лодки и лошади, гуляющие вдали. Нашей радости не было предела, лодки значит люди! "Аргамак" выехал по скользкой траве на пологий берег и мы остановились. Вдали послышался лай собак. Значит, точно кто-то есть. Через несколько мгновений четыре лайки проскользнули под низкой оградой и мы оказались в центре собачьего торнадо. Два полувзрослых щенка скакали по лодке от меня к Бурэ и обратно, по дороге успевая облизать Айанку. Собака постарше, приветливо махая хвостом, стояла чуть поотдаль, а старый матерый пес, весь в шрамах и седине, настороженно замер у самой изгороди и подозрительно следил за всеми нашеми передвижениями.

-Наверное, это Баяга, - решил Бурэ. Мы воодушевленно огляделись. Неужели, бензина и правда хватило. Бурэ заглянул в бензобак, - Тютелька в тютельку. Пойду до людей, спрошу, куда дальше подъехать.

Я осталась посреди жары, влаги, зелени и чарующих ирисов. Пока я фотографировала цветы и восхищалась х красотой, вернулся Бурэ, посерьезневший и расстроенный. Ближайшими людьми оказались два пожилых якута, которые поведали, что это как раз молочно-товарная ферма Менгюрюэн, до поселка дорогой двадцать километров, бензина у них нет. Выход оставался только один - собрать все самое необходимое и идти в поселок пешком.

Начали собирать необходимое. Необходимым оказались: моя сумка с документами и прочей мелочью, фоторюкзак, пара-тройка сменной одежды для Айанки (все-таки в люди идем, в чем попало не походишь), горшок. Я и Бурэ из вещей берем только то, что надето на нас. При виде горшка Бурэ нахмурился еще больше, получалось, что половина нашего багажа составляют необходимые вещи, ну да что скрывать, если путешествуешь с ребенком, так оно и есть. После недолгих раздумий горшок был перенесен в категорию не самых необходимых вещей. Стало легче и веселее. Утрамбовав все вещи в понягу и подхватив Айанку, мы поспешили к работникам фермы на чай.

Пока отдыхали и пили чай, делились новостями. Мужики рассказывали про себя, мы про себя. Когда мы отставили кружки и поблагодарили хозяев, один из якутов, Миха, тоже встал:

-Пойду с вами до поселка. Тоже на праздник надо. А то без проводника вы долго идти будете, заблудиться можно на нашей дороге. Сначала будем идти семь километров до молочной фермы Арангастах, там отдыхать будем. Потом дальше пойдем, еще тринадцать километров до Баяги.

Дата добавления: 2015-10-24