|
Читайте также: |
Пока артиллерия обстреливала вражеский эшелон, матросы бросились в штыки на беспорядочно метавшихся вражеских солдат. Не оказывая сопротивления, немцы бросали винтовки и поднимали руки вверх, умоляя «камарадов» пощадить их. Кое-кто из солдат пытался на ходу вскочить внутрь вагона. Но многие из них срывались под колеса или падали, сраженные пулями.
Эшелон уже подходил к станции Корф, когда наконец один из тяжелых гаубичных снарядов угодил в котел паровоза. К небу взвился огромный столб пара, грохнул взрыв.
Пройдя по инерции несколько десятков метров, состав остановился.
— Ур-ра! — закричали матросы.
И, на бегу сбрасывая шинели, устремились к эшелону. За ними, увлеченные порывом, бежали и рабочие-артиллеристы.
— Куда вы?! Стойте, братишки! — надрывался Вавилов.
— Назад! — кричал Прахов.
Но матросы и рабочие, охваченные боевым азартом, не слушали своих командиров.
Позиции морского отряда опустели. Кроме раненых, десятка пленных с малочисленным конвоем и артиллерийской прислуги гаубичной батареи, никого здесь не осталось.
Возле станции разгоралась перестрелка.
К гаубицам, прихрамывая, подбежал разозленный Прахов.
— Ну что ты будешь делать! — крикнул он Петрову. — Всех как ветром сдуло вслед за немцами… Побегу на станцию, постараюсь вернуть наших героев… А то, не ровен час, они за моряками на Берлин двинут. Следи тут за порядком!
Прахов побежал дальше.
— Мудрено здесь следить за порядком, коль сами командиры его нарушают, — рассмеялся Петров.
Все же он собрал десятка полтора рабочих-красногвардейцев и поручил им охранять орудия. Несколько легкораненых матросов расположились за пулеметами. На шоссе он выставил небольшой дозор под командой Орехова.
— Зорче смотри, товарищ Орехов! — сказал он. — Если сейчас сюда налетит хотя бы небольшая немецкая часть, то она легко захватит всю нашу артиллерию. Оглянуться не успеем, как окажемся в плену…
Прислушиваясь к замолкающему шуму боя на станции, инженер, как всегда, когда выдавалась свободная минута в боевой обстановке, мысленно оказался около Раи. Он представил, как она хлопочет около раненых и с замиранием сердца прислушивается — не слышно ли шума приближающихся батарей. Инженер понимал, как, должно быть, Раечка беспокоится за него.
К нему подошел Орехов и, как бы угадывая его мысли, проговорил:
— Все мы захватили сюда, окромя медицины. Ведь при нас только и имеется три-четыре батарейных санитара с самым скудным запасом медикаментов и бинтов.
Хоть бы Раиса Лаврентьевна была тут. Все спокойнее было бы.
— У моряков имеется целый походный судовой околоток. Два фельдшера со всякими медикаментами, — ответил Петров.
Немного помолчали.
— Все время Андрей Онуприенко перед глазами, — вздохнул Орехов. — Как увижу Саню, сердце у меня так и щемит — только собралась замуж, как уже овдовела. Видать, сильно к нему была привязана, хотя и не показывала этого.
— Да, такого парня не скоро забудешь, — отозвался Петров.
Со смехом и веселыми шутками возвращались на свои позиции разгоряченные боем матросы и красногвардейцы.
Горланя песни, матросы пригнали десятка полтора саней, груженных разным добром, которое еще утром так старательно укладывали немецкие унтер и офицерские денщики.
— Разбирайте, товарищи, немецкое богатство! Тут разный харч — сухари, хлеб, цигарки, немецкая водка — шнапс прозывается, — усиленно рекламировали трофеи крестьяне-подводчики, насильно мобилизованные немцами.
Продукты и водка оказались весьма кстати. После жаркого боя и длительного пребывания на морозе все основательно проголодались и теперь с большим аппетитом принялись за трофейный провиант.
Немного погодя на станции Корф загрохотали разрывы снарядов. Прибежавшие оттуда моряки сообщили, что немцы двинули к станции бронепоезд и несколько броневиков. Над станцией все сильнее разгоралось огневое зарево — моряки подожгли захваченный эшелон и отошли на свои позиции.
Затем разведчики сообщили, что возле станции выгружается немецкая пехота.
Встревоженный Лутковский быстро собрал свой отряд и приготовился к встрече врага. Артиллеристы тоже заняли свои огневые позиции и начали пристрелку по станции. Но, потрясенные утренним разгромом, немцы в этот день так и не решились повторить наступление.
Как только стемнело, Лутковский выставил на ночь, сторожевое охранение, разместил матросов по избам ближних хуторов и мыз, а рабочим предложил возвратиться в Нарву.
— Спасибо за помощь, братишки! — поблагодарил он рабочих. — Теперь мы и без вас справимся с немцем… Мы тоже обзавелись артиллерией… — Он с гордостью указал на четыре немецких орудия, которые моряки успели подтащить со станции.
Провожая красногвардейцев, моряки щедро наделили их трофейными консервами и шнапсом.
Была уже глубокая ночь, когда наконец дивизион добрался до места расположения Стального отряда.
Доложив Блохину о минувшем бое, Петров, несмотря на усталость, побежал на мызу, где разместилась санитарная часть отряда.
В просторной, жарко натопленной горнице горела лампа. При ее свете фельдшер Семенов внимательно читал какую-то толстую книгу. Услышав скрип двери, он поверх очков покосился на вошедшего и пробасил:
— А, и Аркадий Васильевич к нам пожаловал! Заходи, заходи. Твоя Раиса цела и невредима, отдыхает сейчас…
— Я не сплю, папа! — отозвался девичий голос.
Из-за печи вышла Рая, румяная от сна, с сияющими от счастья глазами.
— Раечка! — воскликнул инженер радостно.
— Жив? Цел? Не обморожен? — забросала его вопросами Рая.
— Все в полном порядке! А ты как себя чувствуешь?
— Целый день тряслась от страха — думала, заплутаетесь вы в такую непогодь и попадете к немцам в лапы, — ответил за дочь фельдшер. — Только когда час назад вернулись наши разведчики и она узнала от них, что ты цел, наконец успокоилась.
— Конечно, волновалась! — призналась Рая. — Но и радовалась! Сам Блохин говорил, что ты толковый командир. Орехов все время поет тебе дифирамбы — и умный, и храбрый… — Рая поднялась на цыпочки и шепнула Петрову: — Послушаешь — и сердце наполняется гордостью — какой ты хороший у меня! Только смотри не возомни о себе слишком много! Не люблю задавак…
Инженер благодарно пожал ее крепкую, теплую руку.
— Значит, остановили немцев? — спросил фельдшер. — Так и должно быть! Ни один враг не мог еще победить Россию…
— Ты слыхал, Аркаша, на завтра назначено наше наступление? — перебила отца Рая. — Будут наступать те два полка старой армии, которые все время стояли в Нарве. Там, говорят, остались все кадровые офицеры и много старых солдат.
— Слыхать слыхал об этом наступлении, но в успех не особенно верю, — вздохнул Петров. — Немцы еще очень сильны, а эти полки совершенно разложились…
Усевшись в уголке, возле горячей печи, они шепотом разговаривали о своем, о том, что волновало только их двоих. Старый фельдшер вновь уткнулся в книгу.
Время шло незаметно. Где-то в глубине дома часы пробили три раза.
— Эх-хе-хе! — зевнул Семенов. — Спать пора! Аркадий Васильевич, вы у нас заночуете? Места хватит!
— Нет, нельзя! — с сожалением отказался инженер. — Я могу понадобиться Блохину.
— Тогда — марш спать! Скоро уже рассвет, а вы еще не отдохнули после тяжелого боевого дня.
На прощание Петров приложил палец к губам. То же проделала и Рая. Обменявшись этими символическими поцелуями, они расстались.
Глава 19
Утром события развернулись не так, как предполагал Парский. В предрассветном сумраке немцы первыми энергично атаковали рубеж, обороняемый полками старой армии.
С десяток орудий обрушили свой огонь на неглубокие окопы этих полков. И почти сейчас же, прежде чем захваченные врасплох солдаты пришли в себя, из синего предрассветного мрака появились атакующие цепи немцев.
Оба полка в панике побежали к Нарве. Их стремительный отход поставил в тяжелое положение соседний Сводный рабочий отряд. Командир отряда запросил помощи у Дыбенко, который тотчас приказал Стальному отряду и латышам Беманса оказать помощь атакованным частям.
Стальной отряд был поднят по тревоге. Вдали слышалась артиллерийская пальба, затем раздались пулеметные очереди и ружейная перестрелка. По проходящему невдалеке шоссе вскачь неслись в тыл армейские двуколки и артиллерийские запряжки. Блохин попытался узнать у бегущих, что происходит на фронте, но так и не мог добиться вразумительного ответа.
Лыжники-разведчики во главе с Ореховым немедленно были отправлены в сторону фронта с заданием выяснить обстановку.
Получила указание подготовиться к немедленному выступлению и Повалихина, у которой уже готовился обед для бойцов отряда. Возмущенная женщина сейчас же отправилась к Блохину.
— Что ты делаешь, командир?! — подбоченившись, затараторила она. — Всю ночь у меня не спали повара и каптеры, приглядывали за кашей да щами. И на тебе, пожалуйста, выворачивай все вон! Мы на это не согласны! Отгонят немца — и вы сами же есть запросите. Чем тогда я вас накормлю?!
— Обстановка такая, Матрена Спиридоновна, что, того и гляди, угодят твои котлы к немцам, — пожал плечами Блохин.
— Маркел Яковлевич, поддержи меня! Ваш командир, видать, со сна немца дюже испугался, — обернулась Повалихина к Прахову, который с улыбкой слушал гневные речи своего начальника снабжения.
— Повалихина права, Филипп Иванович! Котлы всегда выворотить успеем, с этим торопиться нечего, — согласился комиссар. — Я предлагаю, пока вернется Орехов, накормить людей. Только поскорее надо действовать…
— В момент! — обрадовалась Повалихина и грузной рысцой побежала к кухням.
К Стальному отряду прискакали верхом Беманс и его комиссар Калберзинь.
— Вы уже готовы к выступлению?! — удивился командир латышских стрелков. — Узнаю Стальной отряд… По-видимому, немцы внезапно атаковали нашу «кадровую» пехоту. Солдаты в темноте не разобрались, в чем дело, перетрусили и побежали!..
— Как же это так? — развел руками Петров. — Рубеж обороняли кадровые пехотные полки с опытным командным составом. Неужели они так перетрусили?
— Полки эти больше несли охранную службу, чем воевали. Большинство солдат — белобилетники, маменькины сынки да шкурники-спекулянты, — пояснил Беманс.
— И парторганизация у них слабая и малочисленная. Преданных революции офицеров в полках почти нет. Большинство из них, вероятно, перебежало к немцам, и сами они способствовали развитию паники среди солдат. Мы выслали лыжников задерживать бегущих на дороге и отбирать у них оружие, а то они его по дороге побросают, — добавил Калберзинь.
По шоссе в сторону Нарвы по-прежнему в беспорядке мчались повозки, отдельные артиллерийские запряжки, санитарные двуколки, крестьянские подводы. По обочинам шли в одиночку и группами солдаты, то и дело оглядывались назад, откуда доносились гулкие артиллерийские выстрелы.
— Надо бы и нам задерживать бегунов. Народ в страхе не помнит сам себя и бежит куда глаза глядят, — решил Блохин. — Эй, Фесин! Бери своих прокатчиков и задерживай бегунов!
Красногвардейцы стали останавливать бегущих. Обозы после осмотра пропускали дальше, а одиночные орудия и зарядные ящики задерживали и сворачивали с дороги. Бегущих солдат отправляли под конвоем в соседнюю деревню. Кто-то из задержанных попытался сопротивляться и даже угрожать оружием. Но с такими быстро справлялись.
— Куда вас несет? — кричал бегущим Фесин. — Красный Петроград собираетесь отдать немцу? Революции изменить хотите? Социалистическое Отечество в опасности, а вы, заячьи души, шкурничаете!
Некоторые злобно огрызались. Другие смущенно оправдывались:
— Сила-то у него большая, а мы почти с голыми руками!
— У нас силы не меньше, чем у немца! — убеждал Фесин. — За нами весь рабочий класс, все бедное крестьянство. Нас куда поболе, чем немцев. Немцам надо бояться нас, а не нам их!
Группа солдат, руководимая верзилой фельдфебелем, отказалась идти в деревню.
— Никуда мы не пойдем! — орал верзила фельдфебель. — Хватит, навоевались! Домой пора!
— Да ведь Питер немцы захватят, дурная твоя голова! — доказывал Орехов.
— А на черта нам сдался твой Питер?! — отмахнулся фельдфебель. — Да под немцем лучше жить, чем под большевиками…
Стоя в стороне около дороги, Саня молча наблюдала за происходящим. Девушка все еще тяжело переживала утрату Андрея. Лицо ее осунулось, на нем появились жесткие морщинки, придававшие лицу суровое выражение.
Вид отступающих в беспорядке солдат и особенно наглая разухабистая фигура паникера-фельдфебеля вызвали в Сане глубочайшее возмущение. Она сравнивала его поведение с героическим поведением Андрея и с большим трудом сдерживала гнев.
— Давай, ребята, поворачивай в деревню, — спокойно убеждал бегущих солдат Фесин.
— Прочь с дороги! — злобно ощерился фельдфебель. — Иначе стрелять буду. Вы тут в тылу отсиживаетесь, а мы за вас кровь проливали…
Эта его наглость окончательно взорвала Саню. Не помня себя от ярости и гнева, она шагнула вперед, оказавшись перед фельдфебелем.
— Что с ними церемониться, товарищ Фесин! — звенящим от волнения голосом крикнула девушка. — Наши лучшие люди отдали свою жизнь в борьбе с немцами, а эта трусливая сволочь предает дело революции, да еще смеет грозить нам оружием! Товарищи, этого терпеть нельзя. Таких изменников и предателей революции надо уничтожать на месте. Смерть всем трусам и шкурникам!
— Правильно девка говорит! Пустить тут же всех в расход, и этого верзилу в первую очередь! — поддержали Саню рабочие.
— Ах ты, стерва! Это нас-то в расход?! Я тебя саму пущу в расход! — Фельдфебель рывком вскинул винтовку, целясь в Саню.
Орехов стоял неподалеку от Сани, любуясь ею, с восхищением и одобрением слушая ее пламенную речь. Едва фельдфебель поднял винтовку, как Орехов схватил ее за дуло. Раздался выстрел, но пуля пролетела мимо Сани. Девушка охнула. Тогда Орехов вырвал ружье из рук фельдфебеля и, обернув его прикладом, что есть силы ударил бандита по голове.
— Я тебя научу, как стрелять в неповинных людей!
Фельдфебель покачнулся, но устоял на ногах.
— Вяжи его, ребята, мы сейчас его по всем революционным законам расстреляем! — обратился Орехов к рабочим.
Фельдфебелю скрутили руки.
— А ну, марш вперед! — скомандовал Орехов, замахнувшись на него штыком.
— Братцы! Да что ж это такое? По какому праву с нами так обращаются?! — срывающимся на визг голосом заорал верзила.
— Иди, шкура! — повысил голос Орехов и отпел штык для удара.
— В чем дело? — спокойно спросил подошедший Беманс.
Несколько рабочих, перебивая друг друга, рассказали о том, как фельдфебель чуть было не застрелил Саню.
Беманс рывком выхватил наган и, не целясь, выстрелил в верзилу.
— Так будет со всяким, кто изменяет делу революции! — ровным, громким голосом, четко выговаривая слова, сказал он. И, сунув наган в кобуру, не глядя на убитого, неторопливо направился дальше.
Солдаты, не ожидая напоминаний, сами зашагали к деревне.
— Сурьезный командир! — не то со страхом, не то с одобрением проговорил один из них.
— В военное время так и надо! — ответил пожилой рыжебородый солдат. — А о Витьке-фельдфебеле никто не пожалеет — шкура был, немало над нашим братом поиздевался…
Как только Орехов снова вернулся к шоссе, к нему подошла Саня и застенчиво поблагодарила за свое спасение от неминуемой смерти.
— Стоит ли об этом говорить, — улыбнулся Орехов. — Любой другой так же поступил бы на моем месте… — Он крепко и с чувством сжал руку девушки.
Саня внимательно взглянула на Орехова и увидела ту же радостную, приветливую улыбку, которую столько раз видела на лице Андрея. Будь это не Орехов, а кто-либо другой, девушка наверняка сильно обиделась бы и вырвала свою руку, но ведь перед ней стоял ее спаситель, и она не посмела отдернуть руку и даже ответила парню ласковой улыбкой. Орехов вспыхнул до ушей и, наклонившись, прошептал Сане:
— Если бы понадобилось, я не только отвел бы винтовку, но и грудь свою подставил под ее дуло, лишь бы ты, Санечка, была бы невредима…
Саня покраснела. Она сбивчиво еще раз проговорила слова благодарности, пообещав «этого никогда не забыть», и, вконец смущенная, убежала от взволнованного Орехова. В общей суете никто не обратил на них внимания, и только они двое почувствовали, как между ними установилась какая-то едва ощутимая связь…
Со стороны Нарвы с развевающимся красным знаменем двигалась стройная колонна. Несмотря на разнообразную штатскую одежду — черные пальто, шубы, шинели, полушубки, — красногвардейцы четко печатали шаг.
— Хорошо идут! — с уважением проговорил Фесин. — Чьи это такие?
Беманс тоже с явным одобрением смотрел на подходившую колонну.
— Чей отряд? — спросил он, разглядывая молодые лица бойцов.
— Сводный отряд социалистической рабочей молодежи Петрограда! — звонко ответил знаменосец, в котором Петров узнал Васю Алексеева. Рядом с ним шла Оля Антропцева.
Не забуду прощального взгляда
На родной наш завод, что к победе зовет
Славных сынов Петрограда, —
высоким чистым голосом запела Оля.
Начинается гвардии Красной поход,
В бой зовет нас родной пролетарский завод,
На фронт выступают стальные отряды, —
подхватили сотни молодых голосов.
«Вот она, новая Красная Армия — боевая мощь рабочего класса!» — с волнением подумал Петров, не отрывая глаз от молодежи.
Он не заметил, как к нему подошла Лебедева.
— Видели, как бегут «надежные» полки Царского? — махнула она рукой в сторону толпившихся около дороги солдат. — А посмотрите на только что сформированные молодежные рабочие части. Да это стальные когорты будущей Красной Армии рабочего класса! Они свернут шею любой буржуазной армии мира, которая вздумает напасть на нас!
— Я не знаю, как воевал до сих пор Молодежный отряд, — взволнованно проговорил Петров, — но, судя по настроению бойцов, уверен, что в бою он отступать не будет, скорее погибнет до последнего человека.
— Отряд был в районе Гдова, где участвовал в подавлении кулацкого восстания. Молодежь прекрасно проявила себя там: действовала умело и решительно, — ответила Лебедева.
— С немцами, конечно, воевать потруднее, чем с кулачьем. Немцы оснащены боевой техникой, с которой молодежи еще не приходилось встречаться. Есть ли в отряде опытные командиры? — спросил Петров.
— Дыбенко выделил им несколько человек из бывших матросов, — пояснила Лебедева. — Сейчас молодежь придали морякам. Пусть у них еще поучатся, как надо воевать. Это будет для молодежи хорошая школа!
Молодежный отряд с песней продолжал идти навстречу грохоту приближающейся стрельбы.
Глава 20
Как только рассвело, обе батареи Стального отряда выступили на свои позиции. В передки легких пушек запрягли лошадей. Гаубицы остались на автомобильной тяге. Прахов выпросил Петрова себе в помощь.
— Ты, Аркадий Васильевич, поучишь меня, как командовать гаубицами, — попросил он. — С пушками я уже освоился, научился вести огонь, а с гаубицами еще плохо разбираюсь.
— Ладно, Маркел Яковлевич, долг платежом красен, — бросив дружелюбный взгляд на комиссара, согласился Петров. — Когда-то ты меня учил, как работать у токарного станка, а теперь я тебя научу артиллерийскому делу…
Инженер вспомнил несколько грубоватого, но требовательного, добросовестного наставника, каким был Прахов. Многому научился тогда Петров у мастера и часто с благодарностью вспоминал о нем.
За артиллерией двинулся и весь отряд. Ему опять предстояло действовать вместе с латышскими стрелками. Петров с Праховым отправились верхом вперед на разведку в район, где латыши должны были занять участок обороны.
Опытным глазом Петров быстро наметил огневые позиции для батарей и командирский наблюдательный пункт. Затем Прахов отправился навстречу дивизиону, а Петров занялся подготовкой исходных данных для стрельбы.
С наблюдательного пункта прекрасно было видно Ревельское шоссе. Кроме него в этом районе к городу подходили еще две проселочные дороги. Сейчас по ним осторожно наступали колонны немцев. В воздухе появились разведывательные германские самолеты. Очевидно, немецкое командование поняло, что недооценило качества красногвардейских отрядов, и теперь решило действовать более осторожно.
Впереди наблюдательного пункта тянулись две линии окопов с проволочными заграждениями, пулеметными гнездами, блиндажами и ходами сообщения, построенными еще во время империалистической войны. Они были заняты Сводным рабочим отрядом. Правее располагались отряды моряков с поставленными на колеса мелкими морскими пушками. Слева, далеко, у самого горизонта, четко были видны движущиеся немецкие колонны.
«Пахнет потасовкой! Жаль, артиллерии у нас совсем мало. Надо поскорее вывести на позиции легкую батарею и обстрелять немцев, пока они еще идут колоннами», — подумал Петров и отправил ординарца с запиской Прахову.
Между тем немцы начали неторопливо перестраиваться в боевой порядок. С шоссе съезжали батареи, пехота разворачивалась в цепи. С визгом пронеслись несколько снарядов, и в тылу, над городом, взвились черные султаны взрывов. Над позициями моряков повисли белые комочки шрапнелей.
Петров с нетерпением ожидал подхода пушек. Наконец он не выдержал и сам поскакал навстречу батареям. На перекрестке дорог он увидел застрявшие в снегу автомобили с прицепленными к ним гаубицами. Возле автомашин суетились рабочие. Тут же, хрипло крича и размахивая руками, ругался Прахов.
— Проворней поворачивайся, ребята! Немец подходит! — командовал он.
— Надо гаубицы взять на передки легких орудий, — посоветовал Петров.
— Конная тяга по такой дороге надежнее!
Близкий разрыв шрапнели заставил рабочих поторопиться. Через минуту подъехали передки и, подхватив орудия, зарысили к намеченной позиции. Орудийный расчет едва поспевал за пушками.
Показав, как удобнее всего расположить орудия на выбранной позиции, Петров вместе с Праховым вернулся на наблюдательный пункт. Целей было много, и Петров поспешил открыть огонь, начав обстрел с наиболее дальних целей. Первые же шрапнели разорвались над немецкими колоннами. Немцы бросились врассыпную. Вражескую батарею тоже удалось подавить быстро сосредоточенным огнем.
— Вали, вали, Аркадий Васильевич! Здорово у тебя получается. Бьешь без промаха! — в азарте кричал Прахов.
— Дело нехитрое! Ты сам, наверно, стреляешь не хуже меня, — отозвался инженер.
Вскоре приехал ординарец и сообщил, что Блохин требует Петрова к себе.
— Ну, командуй сам, Маркел Яковлевич! — крикнул Петров и вскочил в седло…
— Вот хорошо, что ты вернулся! — обрадовался Блохин. — От Дыбенко получен приказ, надо подумать, что и как делать.
Стальному отряду было приказано составить частный резерв Латышского отряда. Для ознакомления с обстановкой Блохин решил обойти расположение латышей и отправился на передний край обороны.
«У латышей совершенно нет артиллерии… Надо перебросить сюда хотя бы пару полевых орудий, — подумал Петров. — Местность здесь открытая, обороняться трудно, численный состав наших отрядов значительно уменьшился после боев и отступления».
Послав записку Прахову, он некоторое время прохаживался между костров. Неподалеку, в чахлом лесочке, инженер заметил небольшую мызу. «Откуда она взялась? На карте ее нет. Очевидно, недавно построена», — решил Петров и направился к домику.
Толкнув дверь, инженер оказался в полутемных сенях. Там никого не было, но рядом в соседней комнате шипел самовар и позвякивала посуда. Заглянув туда, Петров увидел Семенова, беседовавшего с Кустовой. Тут же Рая разливала чай.
— Здравствуйте! — проговорил инженер. — Погрейте окоченевшего стаканчиком чая…
Рая с радостью взглянула на Петрова. Старый фельдшер встал из-за стола и по-военному отрапортовал:
— Имею доложить, что вверенная мне санчасть готова к приему раненых…
— Сделать вам бутерброд? — спросила Кустова, пододвигая инженеру стакан чая.
— Пожалуйста. Вы не раскаиваетесь, Валентина Ивановна, что поехали с нами? — спросил Петров, присаживаясь к столу.
— О, нет! — воскликнула женщина. — Правда, изрядно устала, промерзла и соскучилась по своим ребятишкам. Беспокоюсь, как-то они там без меня в Питере живут.
— Валентина Ивановна оказалась прекрасной сестрой милосердия. Ловко научилась перевязывать раненых и хорошо умеет успокаивать нервничающих, — проговорил Семенов, с улыбкой глядя на машинистку из-под своих по-старчески нависших бровей.
В сенях раздался тяжелый топот.
— Раненого принесли! — вскочила Кустова.
За ней поспешно вышли Рая и Семенов. Наскоро съев бутерброд и проглотив чай, инженер тоже вышел в сени.
В открытых дверях, ведущих в другую комнату мызы, толпились красногвардейцы. Заглянув через их плечи, Петров разглядел лежавшего на столе обнаженного человека, около которого суетились Семенов и Рая, уже одетые в белые халаты.
— Кого это ранило? — шепотом спросил Петров у пожилого усатого мартенщика.
— Мастера нашего, Круповича, — ответил рабочий, и его суровое обветренное лицо дрогнуло.
От острой боли у инженера сжалось сердце.
«Круповича? Неторопливого, мужественного, всегда спокойного Круповича? Какая потеря!» — подумал инженер и, раздвинув плечом стоящих в дверях рабочих, вошел в комнату.
Мастер был бледен, глаза его глубоко запали, нос обострился, из сухих запекшихся губ вырывалось хриплое, похожее на стон, дыхание. На обнаженном животе краснело маленькое, безобидное с виду пятнышко. Но Петров понял, что это смертельное пулевое ранение.
— Сюда нельзя, Аркадий Васильевич! Извольте выйти! — сурово сказал Семенов.
— Лаврентий Максимович, скажите, пришел мне конец? — внятно, но чуть дрожащим голосом спросил Крупович.
— Что ты! Меня на сто лет переживешь, — буркнул фельдшер, вытесняя Петрова в сени и прикрывая за ним дверь.
— Вот и еще одного потеряли, — тихо проговорил Семенов и печально вздохнул: — А какой чудесный человек!
— Где ранило Круповича? — взволнованно спросил Петров у рабочих, принесших мастера.
— Он обходил латышские окопы, знакомился с расположением пулеметов, — пояснил старый мартенщик. — В одном месте он поднялся на бруствер, чтобы разглядеть расположение немцев, тут его и подстрелили.
— Как же вы его не уберегли?
— Он такой дотошный… Все сам хочет видеть. За ним не поспеешь.
Весть о ранении Круповича быстро облетела Стальной отряд. Целая толпа друзей мастера ввалилась в сени, но Семенов запротестовал:
— Поймите вы, никак нельзя его беспокоить, а то он может сразу умереть.
Прискакал встревоженный Блохин. Он распорядился немедленно пригласить врачей из соседних частей в надежде, что они смогут помочь Круповичу.
— Врачи не боги, а рана смертельная — множественное прободение кишечника, — безнадежно махнул рукой Семенов. — Всех-то дырок быстро не заштопаешь, а он тем временем изойдет кровью.
Все же был созван консилиум, который полностью подтвердил мнение старого фельдшера. Врачи признали, что Крупович не выдержит сложной операции.
С наблюдательного пункта примчался расстроенный Прахов. Он сгоряча сунулся было прямо к Круповичу, но его вернули и заставили надеть белый халат.
— Ты что же так неосторожно себя ведёшь, Яков Станиславович? Придется теперь тебе порядочно полежать, пока поправишься, — проговорил комиссар, едва сдерживая слезы.
— О семье моей побеспокойся, чтобы без меня с голоду не померли, — строго сказал Крупович. — Скажешь жене, что погиб я в бою за социалистическое Отечество и завещал ей всех детей воспитать верными сынами нашей Родины… Подрастут — пусть все в партию идут. Я был один, а их трое. Партия наша должна расти и шириться…
Крупович утомленно замолчал и прикрыл синеватые веки.
Прахов, уже не скрывая волнения, глядел на резко изменившееся лицо старого друга и, боясь выдать свои слезы, дышал тяжело и порывисто.
Прошло с полчаса, когда прибыла Звонарева прямо на броневике с Маней Страховой. Осмотрев рану, Варя все поняла, но решила тем не менее попробовать доставить Круповича в Питер на санпоезде. С огромными предосторожностями раненого привезли на вокзал, погрузили в поезд, но довезти живым Круповича не удалось.
Глава 21
Неожиданно на переднем крае обороны началась усиленная винтовочная перестрелка. К ней присоединились пулеметные очереди, загрохотали орудия. Разыскав своего коня, Петров поскакал за пушками, которые еще не успели перейти на новую позицию.
По дороге от раненого латыша Петров узнал, что свыше батальона немцев, поддержанных сильным артиллерийским огнем, неожиданно атаковали левый фланг расположения Латышского отряда. Редкие цепи латышских стрелков были вынуждены отойти из своих окопов. За ними начали отход и соседние подразделения рабочих отрядов.
Группы отступающих красногвардейцев вскоре оказались уже возле расположения Стального отряда. Блохин тотчас оценил опасность положения и по собственной инициативе приказал красногвардейцам разворачиваться в цепь, задерживая отходящих.
— Третья рота — мартеновцы и прокатчики — вправо! Останавливайте бегунов! Вторая — оба механических и транспортники — влево! Которые партийные — вперед! Ведите за собой народ! — скомандовал он. — Первая рота — пушкари — пока останется в резерве за середкой!
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Вместо предисловия 8 страница | | | Вместо предисловия 10 страница |