Сага о братьях-индейцах 4 страница

***

– Как будто заново родился, – с наслаждением вдыхал свежий воздух Старший. – Очень необычно чувствую себя. И Солнце кажется таким необычным, и трава, и ветер…
– Руки видели? – с улыбкой спросил его Кирилл Юрьич.
– Да. Откуда они?
– С давних времён здесь проводили обряд превращения мальчиков в воинов. Это отпечатки их ладоней.
– Мы теперь – воины?!
Директор не ответил.
Спускались к Училищу молча. Покой и торжественность читались на лицах ребят.
– Видели б вы себя сейчас – кивнула им Елена Владимировна. И Старший снова вспомнил о зеркале. Кого? Кого он должен был в нём увидеть?

– Младший, есть идея. – Сказал он вечером, когда брат уже почти уснул. – Завтра нет занятий, пойдём плот делать?
– Готов… – отозвался Младший сквозь сон.
– И я расскажу тебе что-то Важное, – тихо добавил Старший.
Сон Младшего как рукой сняло. Полночи он ворочался с боку на бок, представляя, каким будет следующий день.

11. НА ПЛОТУ ЗА ЧУДО-ЮДОМ

Восход Солнца братья встречали на берегу. Это был ритуал. Непременный. Ежедневный. Они не договаривались заранее, не заводили будильник, не вносили ранний подъём в «список важных дел на завтра»… Индейцы встречали Солнце! И это было так же естественно, как дышать.
На расстоянии чуть меньше километра от берега виднелся Остров – тот, на который в самый первый день обратил внимание Старший. Наставники говорили, что Остров – необитаемый. Да и кому там жить – он же всего двести шагов в диаметре. Но Индейцы подозревали, что это неправда. Что Остров кишмя кишит дикими зверями и аборигенами. Может даже, там живут их соплеменники…
– Будем плот делать? – спросил Младший
– Да.
– И Поплывём на Остров?
– Да.
– Хейо!!! – обрадовался Младший. – Тогда давай разукрасимся? Я придумал набедренную повязку из папоротника!
Старший посмотрел на брата с удивлением. Он был непривычно строг и серьёзен сегодня. Говорил отрывисто, шагал быстро, лишних движений не совершал. Всем своим видом подчёркивал важность момента, на вопросы Младшего не отвечал. Да Младший и не допытывался – поумнел уже. «Кто знает, что в голове у шамана?», – бормотал он. Но вопросы не давали покоя…
Во-первых, Младший заметил, что с неба пропала звезда. Интересно, куда она делась? Во-вторых, когда же, наконец, они вернутся домой, или к ним приедут родители – он соскучился уже по маме с папой. В-третьих, что это за Училище такое: учебников нет, уроки то в воде, то в воздухе. Несколько домиков на поляне, Лес вокруг, Море, Горы… Старший, правда, не раз говорил, что они-то и есть настоящие Учителя, и что Младший просто не замечает занятий. Но как это всё понять?! Голова Индейца плохо справлялась с такими сложными вопросами, должно быть, поэтому так хорошо работалось руками.
Меньше чем через три часа плот был готов. Звонкий, прочный, легко и быстро управляемый.
– Ну что, пора отправляться? – спросил Старший.
– Погоди, надо удочки сделать, чтобы рыбу ловить и уху варить – прям на Острове!
– Дело говоришь.
Братья быстро срезали и очистили от кожицы два тонких, гибких прутика. Раздобыли моток лески в гараже и смастерили крючки из иголочек, которые в большом количестве водились у Алисы. Поплавки решили по пути сварганить – из буйков, которыми огорожен пляж Училища.
– Ни на что, кроме поплавков, они всё равно не годятся. Тоже мне, ограждения, – смеялся Старший.
– А на что рыбу ловить? – перебил его брат.
– На червяков, конечно. Или на змей. Червяки – это маленькие змеи, а змеи – это большие червяки…
– Брр, тебе бы всё шутить, – вздрогнул Младший. Он змей боялся.
– Ты что, трусишь? Ты Индеец или кто? Пойдём копать. Маленьких. Больших не тронем.

***

И вот, наконец, всё было готово!
Братья шагнули на плот и отчалили.
Младший отталкивался шестом от берега, а Старший в это время выбирал направление.
– Ветер попутный, – заметил Младший.
– Природа нам помогает, – отозвался Старший.
– Да… ей, похоже, не всё равно.
– Всё равно ей только тогда, когда нам самим всё равно. Всё равно делать это или нет. Вот, например, природе совершенно наплевать, какую оценку я получу за диктант в Училище. Но она очень сопротивлялась нашей с тобой прошлогодней попытке сигануть с пятиэтажки с воздушным змеем, вместо парашюта.
– Помнится, тогда целую неделю лил дождь и был совершенно непопутный ветер.

Сегодня ветер сопутствовал. И Море встречало приветливо. Двигались по солнечной дорожке, сияющей на воде. Солнечные блики, Солнечные зайцы, Солнечные звёздочки танцевали на спинах покладистых волн. Плот с ласковым плеском скользил с одной из них на другую… Все тише, все ярче, все звонче становилось вокруг.
– Ну вот я и рассказал тебе Важное, – произнес Старший, растянувшись на прогретых лучами брёвнах… Сегодня он сам сделал плот – из крепко связанных бревен. Он сделал его сам.
– Да уж, «рассказал», молчишь всё время, – буркнул Младший, но скорее уже по привычке. Он сосредоточенно всматривался в движение одуванчикового парашюта вдоль горизонта, норовя силой мысли подтянуть его к левой щеке…
– А давай рыбу удить? – вдруг сказал он, – вспомнив ещё одну цель их морского путешествия.
– Давай.
Старший забросил удочку и сразу поймал маленькую блестящую рыбку, напоминавшую корюшку…
– Зачем она нам, на уху разве, но и в столовой покормят… – и Старший выпустил трепещущую рыбку в Море. – Не хочу я удить.
А Младший всё сопел, глядя на свой поплавок. Ему тоже хотелось рыбку. Пусть маленькую, пусть такую, как у Старшего – он её тоже выпустит потом. Но… не клевало.
Тогда он поднял поплавок повыше, насадил двух червей сразу, и закинул удочку поглубже.
– Ап! Леска натянулась, и кто-то сильный потянул плот с ребятами за собой.
– Нас тащит Чудо-Юдо-Рыба-Кит! – радостно кричал Младший, не замечая того, что Старший за его спиной чуть-чуть помогает рыбе шестом. А то вдруг она не справится…
Младший стоял на плоту как на мостике океанского лайнера, и гордо, с видом бывалого рыбака, держал прутик.
– Младший, твоя рыба ведёт нас далеко и от Острова и от Училища, может, вернёмся, а? Наставники заругают… – Старший, пользуясь случаем, решил устроить брату испытание.
– Как это вернёмся? Ты что, хочешь её бросить? Но мне надо узнать, куда она нас тащит!
– Ты хочешь её поймать? Тогда лови скорее.
– Хочу. Но ещё больше я хочу узнать, куда она плывёт. И почему так уверена, что ей именно туда. Я, может, у нее поучиться хочу.
Рыба, не меняя курса, плыла строго на север.
– Младший, мы на обед опоздаем! Теннис пропустим! – не унимался Старший.
Брат посмотрел на него с удивлением:
– Ты какой-то странный сегодня. Ведёшь себя как девчонка. Не видишь что ли, это – рыба! Большая рыба! И мы плывём за ней в дальние страны!
Пейзаж изменился. Так далеко Индейцы ещё не заплывали.

Младший легонько потянул леску на себя, и тут только заметил, что Старший толкает плот шестом.
– Ах, ты всё это время был вместо неё?!
– Ну как же я? Леска туго натянута, перед тобой, сам же видишь, – пробовал оправдаться Старший…
– Но это не Чудо-Юдо-Рыба-Кит, а самый обычный пеленгасик.
Теперь, в прозрачной, освещённой солнцем воде, его было хорошо видно.
– Провокатор ты, вот ты кто! Диверсант! Шпион!!! – Младший накинулся на Старшего с кулаками. Тот, не удержавшись, плюхнулся в воду. Но успел в последний момент ухватиться за ногу брата. И вот они уже оба в воде, а Младший всё норовит дать Старшему по носу, не выпуская при этом удочку из рук.
– Младший! Плот! – вдруг крикнул Старший.
Плот равнодушно уплывал по течению.
– Чудо-Юдо не поймал, а теперь ещё и плот уплывает?! Догоню, честное Индейское, догоню! – И Младший стал демонстрировать чудеса водоплавания. Он не только догнал плот, он его обогнал…
– Ай да молодец, – сказал запыхавшийся Старший, подплыв поближе.
Младший за это время выловил своего пеленгаса из воды, взял его в руки и начал просить прощения:
– Прости меня, рыба, – говорил он, – за то, что я поранил тебе губу. Я думал, удить – это забава, а у тебя теперь течёт кровь.
– Ты бы это, в воду его пустил… Ему же дышать нечем, – сказал Старший.
Младший отпустил рыбу в море, и она, как и прежде поплыла на север.
Сквозь прозрачную солоновато-зеленоватую воду, как сквозь увеличительное стекло, можно было видеть жителей подводного царства. Ленивые морские ёжики на камнях распустились как астры. Звёзды морские светились на дне, среди диковинных водорослей самых причудливых форм. Крабики маленькие сновали туда-сюда, шевелили усами креветки…
– Я виноват, – нарушил тишину Младший. – Рыба была не при чём. Главное – Дальние Страны! У нас теперь есть плот, Старший! Мы можем доплыть хоть до Марса!
– Куда скажешь, Младший Моряк? Только чур не кидать меня больше всолёную воду.
– На Север! – ответил Младший Индеец.

***

На обед в этот день они безнадёжно опоздали. Да и ужин чуть не пришлось пропустить. К берегу причалили одновременно с ударом гонга. На плоту сушились ценные Индейские трофеи: идеально круглые, стертые об песок камни и стёклышки, разноцветные раковины и ещё один кусок просоленного пенопласта.
– Хорошо попутешествовали, – сказал Старший.
– Да, столько Нового исследовали. Теперь можно карту составлять! – согласился Младший.
Сегодня они так и не доплыли до Острова. Но доплывут! Обязательно доплывут! Всем своим Индейским существом Старший чувствовал, что Остров им зачем-то нужен.

12. РАЗГОВОР С ЖАР-ПТИЦЕЙ

Так пролетели полтора месяца. За это время Старший сильно вырос. Младший теперь едва доставал ему до плеча, и это его расстраивало. Кроме того, частенько брат стал пропадать из Училища на пару дней. Просил Младшего прикрыть его, если что, перед Наставниками, и уходил, ничего не объясняя.
Вот и сегодня Младший лохматит босыми ногами золотистый песок и сосредоточенно всматривается в Солнце.
В Училище говорили, что смотреть на него не моргая, может только орёл.
– Значит, я – орёл, – проговорил Младший. Он смотрел до тех пор, пока в глазах не потемнело. Привычные краски меркли перед ослепительным сиянием Солнца.
– Ослепнешь! Стёклышко закопчённое возьми! – Рыжий Толя всегда был рад помочь.
Младший не ответил.
Сквозь Солнце, как сквозь волшебный кристалл, он мечтал рассмотреть, куда же подевался Старший. Сказал: «Труба зовёт», – и исчез. Куда зовёт? Чья труба?
И так Младшему стало одиноко и тоскливо, что он не удержался, и заплакал. Пошёл прочь от берега, размазывая по щекам слёзы …
– «Младший», и только «младший» – никто никогда не называет меня по имени, – всхлипывал мальчик, то разгоняясь, то замирая.
Сражённый Солнечным лучом, упал в траву. Свернулся калачиком возле осины. Дерево переплело свои корни так, чтобы обнять его потеплее. Родные ладони качали Индейца на покрывале из мха.
– И пусть говорят потом, что я слабак и девчонка, – плакал Младший.
Плохо ему было, а тут ещё над самой головой приземлилась, точнее приветвилась Кукушка, и напела ему совсем мало лет. Младший расплакался пуще прежнего.
На плач его стали стягиваться любопытные звери. Подошёл Кот, который гуляет сам по себе. Подошёл Перс, который днём возле столовой выпрашивает что-нибудь вкусненькое, а ночью охраняет Индейцев в их типи. Подошёл Бурундук, у которого Любопытство боролось с Опаской, и всегда побеждало.
Разобравшись в чём дело, с ветки спустилась Кукушка и уселась Младшему на плечо. Заклокотала насмешливо:
– Младший, у меня ведь и имени нет, также как у тебя. А значит, не кукую я, а просто пою.
Потом она задумалась и добавила очень серьёзно:
– Это так интересно знать всё, в том числе, сколько Младшему отмеряно лет. – Но я не научилась пока знать всё и всегда. Потому и ошибаюсь на каждой ветке.
– О том, что после смерти не умрёшь, – говорить не буду, сам знаешь, – продолжала кукушка. Индеец ведь в теле, как вода в ракушке. Ракушка разобьётся, а вода останется водой. И Индеец останется Индейцем… Навсегда.
– И ещё, Младший, я тебе пела и совсем другие песни. Недавно куковала до тех пор, пока голос не сел, так почему же ты услышал только сегодня? И какой смысл в твоих слезах, если я прилечу завтра и прокукую сто раз кряду. А потом охрипну и буду кукукать по полраза в день? Чему будешь верить?
Кукушка, которая оказалась и не кукушкой вовсе, а сказочной жар-птицей, задела Младшего крылом. Пером благословила, как мечом. Младший спал. Слёзы, от невнимания к ним, высыхали.

13. ПУТЬ К МНОГОЛИКОЙ ВЕРШИНЕ

Старший тем временем, едва касаясь ступнями верхушек травы, и развив скорость невероятную для человека – стрелой-невидимкой летел к подножию Многоликой горы.
Он любил это место, и, частенько прибегал, или скорее, прилетал сюда. Здесь отдыхал и подзаряжался как солнечная батарейка, точнее – как солнечно-звёздная. Светлое время почти всё уходило на восхождение-возвращение, а ночь Старший проводил на вершине – один на один со звёздами – которые рассказывали ему о многом.

Он никому, даже Младшему, не говорил, куда уходит. Младший обязательно попросился бы следом, а все остальные молча крутанули бы у виска: нельзя же… без наставников.
Индеец как раз пролетал мимо очередного указателя, на котором гигантскими красными буквами было написано: «Детям без сопровождающего взрослого подъём на вершину – запрещён!».
– Детям… – усмехнулся Старший. – Детям, конечно, запрещён. Горы детям не игрушки, – проговорил он, и рванул было по привычной, протоптанной кем-то первым тропе, но остановился как вкопанный. «Нет ли дороги короче», – задал он себе вопрос, и, не раздумывая долго, пошел с единственным ориентиром: «наверх».
Так он еще не поднимался! Восторг от скорости и высоты пути сменялся разочарованием и желанием вернуться обратно. А те снова превращались в восторг.
Заросли колючего кустарника под ногами уступили место сверкающим многогранникам насыпанных кем-то камней. «Камни, насыпанные Богом», – вспомнил Старший рассказы Наставников. Камни расстилались ступенями, но при неосторожном шаге такая ступенька может и раздавить. Хорошо, что Старший был Индейцем. Понимать, что ждёт от него камень, он мог также хорошо, как и то, что нашёптывает Солнце.
И только когда до вершины оставалось не более пятидесяти метров, он остановился. Влажное облако накрыло гору. Не видно даже пальцев на своей собственной руке, не говоря уж о соседнем камне. Ориентир «наверх» перестал работать.
Вдруг откуда-то подул освежающий ветер. Повеяло прохладой и тишиной. И в то же время что-то твёрдое как скала и незыблемое как Солнце появилось в душе Старшего Индейца. Радость и сила наполнили его. И очень захотелось крикнуть. Громко-прегромко – так, чтобы эхо сотрясло полмира. Индейское «Хейо!» показалось совершенно не подходящим для такого случая.
– Эге-гей!!! – крикнул Старший, и ветер поднял его клич до самого неба.
На звук из-за камня вышел парень-огонёк – иначе не назовешь. В алой, хлопающей на ветру рубахе, босой, дочерна загорелый… Он попросил спичек, и, получив их, указал направление:
– Там вершина, – сказал он и исчез так же быстро, как появился.
– Вот так-так! – подумал Старший. – Мир откликается! Ему не в первый раз уже, наперекор всем законам логики, приходил или приходило на помощь то, чего никак не могло быть в данном месте в данное время.
Вспомнил он стрелку, нарисованную мелом на стене станции метро, когда они с Младшим не могли найти выход в Город. Вспомнил учебник на экзамене по математике с нужной теоремой. Его оставила девочка, написавшая работу раньше. Вспомнил и маленькую, полупрозрачную ящерку, которая помогла ему вывести ребят из пещеры. Кирилл Юрьич потом говорил, что если бы они свернули в один из боковых коридоров, то угодили бы в лабиринт. Выход искать пришлось бы намного дольше.
Старший знал, что случайностей не бывает. И если кто-то или что-то ему помогает, то… То, значит, он поймал волну, поток, попутный ветер. Значит, он совсем-совсем уже становится Индейцем. Настоящим,взрослым Индейцем.

***

Следуя указаниям нежданного проводника, он в мгновение ока добрался до вершины.
– Приветствую тебя, Стихия Земли, – крикнул Старший, обняв камень как брата.
– Приветствую тебя, Стихия Воздуха, – крикнул Старший, подняв руки как крылья.
– Приветствую тебя, Стихия Огня, – воскликнул мальчик, глядя на Солнце.
– Приветствую тебя, Стихия Воды, – улыбнулся он, доставая из кармана фляжку с водой из ручья…
Попив немного и сжевав бутерброд с сыром, припасённый во время завтрака, Индеец занялся поиском дров для костра.
Сухого кустарника вокруг хватало, но разве это топливо? Спустившись чуть-чуть по склону, Старший нашёл на земле сухое дерево. Видимо, ветер уронил. Деревце было тоненьким, Старший без труда донёс его до места ночлега. Теперь тепла должно хватить на целую ночь.
Наломав веток, и уложив их в виде шалашика, Старший отправился в знакомое ущелье.
Там рос его талисман – цветок, про который любой биолог с уверенностью сказал бы: таких растений не существует. Тем более не существует в холодном, почти северном климате горной вершины.
Внешне цветок походил на тропический вариант цикория – нежно-голубой, с сильным, полым стеблем, с листиками, покрытыми мягким, пушистым ворсом. Он прятался от глаз посторонних, так что увидеть его мог только Индеец.
Старший наклонился над растением, легонько погладил его листья и прошептал: «Здравствуй».
Потом также шёпотом стал рассказывать цветку обо всём, что накопилось на сердце, обо всём, что накипело… О тревогах за родителей, за брата. Об успехах и неудачах в Училище. О том, что «успехи» эти сам он считает провалами. А если и не провалами, то всё равно чем-то не тем… Он что-то искал, чего-то ждал, но сам не мог понять что… И спрашивал об этом у растения. Цветок слегка кивал. Старший слушал его молчание и успокаивался.
Напоследок Старший рассказал о девочке – о Девочке из Училища. Даже цветку он не решился назвать её имя, сказав только, что она делает самые красивые в мире клумбы…
– Должно быть, у неё рука лёгкая, – шепнул Старший.
И пожелав цветку спокойной ночи, вернулся к костру. Вдохнул полной грудью и внимательно посмотрел на небо. Младший говорил, что звезда исчезла – а это могло сулить неприятности. «Как можно увидеть исчезновение одной единственной звёздочки?», – спрашивали братьев в Училище. А они не знали, что ответить. Индейцы смотрят на небо по-другому. Они не считают звёзд, они видят небо сразу – как голографическую картинку.
Одной звезды действительно не хватало. Старший нахмурился, но, присмотревшись, вздохнул с облегчением. Там загоралась Сверхновая! Значит, Обновление! Значит, ничего страшного в мире не стряслось. Младший иногда нарочно забывает о том, что он Индеец, и пытается смотреть на небо, как остальные ребята. Тогда он или не замечает чего-то существенного, или, еще хуже, читает по звёздам наоборот.
– Надо будет поучить его, а ещё принести ему завтра отросточек моего растения – пусть заботится. А подрастёт ещё немного, и возьму его с собой. Слишком одиноко ему там, где никто не говорит по-индейски.
Старший улыбнулся, и, устроившись поудобней у костра, уснул.

***

Внизу, в долине, под осиной, спал совсем уже успокоившийся Младший.
Не слышал он, как тихонько, едва дыша, к нему подошли рыжий Толя и директор.
– Вот он, – сказал Толя, указывая на Младшего. Меня к нему Перс привёл, за штанину. Пёс утвердительно кивнул и махнул хвостом.
– А старший где? – спросил Кирилл Юрьевич.
– Андрей в фотолабаратории. Проявляет плёнку, ту, помните, когда мы в пещеру ходили…
– А… – сказал Кирилл Юрьевич. – Передай ему, что отбой, пора заканчивать дневные дела.
Бедный Толя весь день сочинял самые невероятные истории, чтобы выгородить Старшего. Даже из фотолаборатории пришлось отвечать Индейским голосом.
– Ну, завтра я ему всё скажу, – думал Толя, пока Кирилл Юрьевич бережно нёс Младшего Индейца к типи, и также бережно укладывал его на топчан.
– Перс, ты где? – позвал Кирилл Юрьевич.
– Охраняй Индейца, Перс, – сказал он собаке и пошёл к фотолаборатории.
Рыжий Толя, срезая путь, где только можно, бросился его обгонять. Ох уж ему эти индейские братья: то одного в лесу отыскивай, то за другого отвечай не своим голосом. Хорошо, что Старший заранее записал себя на диктофон. Несколько фраз, вроде: «Подождите, подождите, я проявляю, нельзя включать свет». Или: «Нет, нет, я не голоден, я не пойду на обед…».
В прошлый раз, когда он точно также удрал, ребята целый спектакль устроили. Сашка-актёр переодевался по пять раз на дню: то в свою одежду влезал, то в Индейскую. И мельтешил перед наставниками, сохраняя безопасную дистанцию, чтоб обман не открыли... Ему тогда и спать в Индейском типи пришлось, а в комнате вместо себя он положил Алисиного плюшевого мишку.
И все же за Индейцев в Училище любой мальчишка не своим голосом ответит, если надо будет. С ними Толя не только в разведку отправился бы, он бы с ними и в кругосветное плавание пошёл, и в Индейские земли… Так что, наверное, ничего он не скажет завтра Старшему. Только бы с ним ничего не случилось.

***

Младший заворочался во сне и перевернулся на другой бок. Его цветные, ясные сны сменились очень реальным видением себя на высокой-высокой вершине. Он никогда не бывал на таких. Герой, покоритель Гор. Ему захотелось набрать полные лёгкие целебного горного воздуха, и закричать так, чтоб эхо сотрясло полмира.
Он крикнул, и услышал протяжный гул камня, и услышал мелодию, которую невозможно повторить ни в одном органном зале мира…
Младший стоял на выступе – узком – в полторы ступни. За спиной – идеально ровная поверхность скалы, впереди – бездна.
Вдруг…. Камни стали сыпаться у его ног. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее… На мгновение Младший забыл, кто он и зачем – только смотрел и слушал…
Потом понимание вернулось с утроенной силой. Камни падали в бездну, и Младшему непреодолимо захотелось стать таким же, стать камнем, и, звуча, как они, лететь туда же – вниз…
– Я хочу домой, я уже почти не помню его, – бормотал Младший.
– Училище – не дом. Училище – для того, чтоб учиться, а я так и не понял чему.
Камни сыпались из под ног, и вот-вот обрушится последний. Мальчик стоял, даже не пытаясь держаться руками.
– Кто я? Я – Индеец. Я – Младший Индеец…
– Я не верю ни во что, даже в себя самого …
И тут он ухватился за слово «Индеец».
– Индеец остается Индейцем всегда – даже во сне.
И тут он ухватился за слово «Сон».
Если это Сон, то существует Другой Младший. Тот, который этот сон себе приснил. А если он придумал этот, то может придумать и другой…
– Хей! Я Могу! – крикнул Младший. – Я всё могу!
Да. Смог. Превратил. Неуверенность в силу. Осыпь в опору. И даже не проснулся ни разу.
Вот он – стоит на вершине Горы. Стоит уверенно, с высоко поднятой головой.
И вдруг, набрав полные лёгкие целебного горного воздуха, он крикнул так, что оживил полмира…
Мир сделался ярче. Ярче и медленнее одновременно. Мир дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох… Откуда-то подул освежающий ветерок. Повеяло прохладой и тишиной. И в то же время что-то твёрдое как скала и незыблемое как Солнце появилось в душе Младшего. Радость и сила наполнили его…

***

Утром Старший, взяв для брата отросточек цветка нежно-синего цвета, отправился в обратный путь. Сначала шёл неуверенно – в первый раз он спускался по этому более трудному, но более прямому пути. Потом, опять нашёл общий язык с камнями и почти побежал по ним, играя. Камни то пружинили под его ногой, то, приглашая притормозить, останавливали.
Странные камни: будто высеченные кем-то многогранники – стоящие один на другом вопреки всем законам физики. Старший представил себе кубики из игры в кости, которые замерли вдруг, встав на ребро. Наверное, если из миллионов и миллиардов таких кубиков сделать одну большую гору, то самые верхние как раз так и встанут.
Но здесь были не только кубики. Попадались и шестигранники, и тетраэдры, и пирамиды самых разных форм. Были и такие фигуры, форму которых Старший не взялся бы определить…
От мыслей этих Индейца отвлек звук, похожий на шум реки. Но это воздух играл на органе из камня.
Некоторые участки Горы покрыты лесом. Их голос немного тише, так как каменный орган покрыт тонким, но очень плодородным слоем почвы. А под почвой тоже играет ветер.
Старший думал, что если кинуть в пустоту между камнями маленький мячик, то он обязательно выкатиться где-нибудь в самом низу – у подножия.
– Надо будет проверить догадку, – сказал Старший вслух. И остановился.
Он понял, что не знает, где находится. Такое случалось не часто. Речка, казалось бы, самый надёжный ориентир, она точно впадает в море. Да, но русла-то у неё два. А берегов, стало быть, четыре, и Индеец не раз переходил с одного на другой, с другого на третий…
Старший замер, прислушиваясь. Улыбнулся ласково, вспомнив странную неэвклидовость Младшего. Она бы ему сейчас пригодилась. В трех стройных, как березки, шестнадцатиэтажках Младший обязательно запутался бы. Но не в лесу. В лесу он ходит как живой самонаводящийся компас. Однако стоит дать ему в руки хоть что-то тяжёлое – как куда всё девалось. Руки у Индейцев в лесу должны оставаться свободными!
Посмотрев на свои, Старший аккуратно пристроил нежно-синий цветок за пазуху. Вот теперь намного легче. Старший уверенно направился вперед.
Младший еще и умыться не успел. Стоял весь взъерошенный и мокрый, со следами ярких снов на щеках. Занятий сегодня не было, и он проспал до полудня. Потом выбрался на солнце, зажмурился, и, пританцовывая, побежал умываться в меленький, берущий начало в Горах, ручеек. По ходу вспоминал всё, что с ним случилось. Во сне, конечно – где же ещё.
Вот благословляет его пером жар-птица, вот он стоит на вершине Горы, и желает с неё свалиться, вот он – победитель, остановивший обвал, а вот и костёр, у которого спит Старший.
– Похоже, я сейчас видеокамера… С самым сильным зумом. Километров на сто, а может, и дальше работаю.
Холодная вода смывала с лица сны. Их яркие краски делали воду цветной…
Вдруг чья-то рука легла ему на плечо. Брат вернулся!

***

Старший извлёк из-за пазухи цветок, и Младший, забыв вчерашнюю обиду, со всех сторон стал рассматривать это растительное чудо.
– На звёздочку похож, – заключил он. – Интересно, когда вырастет, даст семена?
– Если даст, то мы сможем вырастить много-много звёзд – целую галактику. – Мне давно кажется, что растения – это параллельная нам цивилизация. Очень дружественная, и очень цивилизация. Я часто с ними разговариваю, и они со мной тоже. И не имею права грустить, потому что тогда они вянут…
Младший посмотрел на брата вопросительно.
– А ты почувствовал, что Осень наступила? – спросил его Старший. – Теперь главное, чтоб наш росток за зиму не замёрз.

14. ПЕСНЯ СТАРШЕГО ИНДЕЙЦА

Осенью в долине Училища дует сумасшедший ветер. Крыши сносит, провода электрические обрывает и раскачивает из стороны в сторону. Люди проскакивают между ними: «фу, обошлось». Говорят, в Городе погибли двое – от упавших сверху листов кровельного железа.
Летишь по ветру, он на тебе одеждой хлопает, срывает ее с тебя – не укрыться. Не спрятаться. И не спрятать ничего, даже потаенные кармашки – и те выворачивает, не говоря уже о зонтиках: урны до краев полны поломанными, вывернутыми наизнанку – ребрами кверху. Шутит ветер, играет. Великий насмешник Ветрище. Или Ветруган – как его правильнее именовать? Любимый Индейцами, морской весёлый ветер! Крепкий, порывистый. Младший кричит в его солёное ухо, что тот ему нравится, а ветер аккуратно сажает его в лужу, дает подзатыльника, и смеётся в ответ. Говорит, что всё это телячьи нежности.
– Ну да, но ты же мне нравишься… – дуют вдвоём на ушибленное место.
– Вот бы полетать вместе, а, Ветер? Вот бы подружиться! И чтоб ты стал вдруг тёплым и ласковым…
Ветер молчал.
Зелёные листья превращались в золотые, золотые падали под ноги, шурша. А потом стало окончательно холодно, и в Училище замёрзло Море.
Обычно оно замерзает неровно – с наледями в виде шрамов и ушных раковин, выступающих на поверхность. Но в этом году от сильных холодов Море стало за один день. Стало прозрачным и звонким, как зеркало. С разных сторон стекались в него ручейки ребят на коньках.
Катком стал огороженный буйками пляж. Индейцы не любят ограждений. Пусть это всего лишь пенопластовые болванки, вмерзшие в лед... Они мчатся дальше. Искры летят от касания лезвий и Моря.
Едут нервно, неровно, не умея ещё как следует.
Но когда исчезает страх, рождается уверенность. И вот уже летят, повторяя движения всех, кого видят. Их собственный стиль меняется, превращается, делается чётче.
И вот уже летят, догоняя преподавателя йоги. Легкость и полное отсутствие страха делают его действительно неуязвимым.
И вот уже летят, обгоняя… Обледенели рукава свитеров – потому что мороз минус тридцать, и жар, жар, жар внутри, и дыхания уже не хватает, и… И падает Младший. Споткнувшийся Индеец. Падает не просто так – а до искр от соприкосновения лба и Моря.
Упавшему на такой скорости, с двух сторон протягивают руки... Живой! Только брюки порвались, и голова раскалывается. Упекли его в лазарет.

***

Пока лечил Младший свои синяки и ссадины, брат его невероятным напряжением всех накопленных Индейских сил заставлял себя ничего не делать. Совсем-совсем ничего. Сидел один в комнате тёплого общежития, куда перебрались они с Младшим с наступлением холодов, и смотрел в окно неотрывно.
Алисин папа говорил, что это очень важное дело – ничегонеделание. И что его, как и всякое другое, нужно доводить до конца.
О практике молчания он тоже говорил. О том, что нет ничего более звучащего, чем тишина. О том, что в молчании многое можно услышать.
Результаты такой тренировки не заставили себя ждать. Кинетическая энергия медленно, но неотвратимо превращалась в потенциальную. Законы природы брали своё.
Андрей вытащил из ящика стола карандаш, который, вырываясь из рук, стал выписывать круги и крендели, пока не выхватил посередине странички его – бредущего по лесу, шуршащего палой листвой. А листья шептали… о том, каким было лето, и как они ждали, что теперь оно будет всегда. Но вдруг подул ветер. Непредсказуемый и сильный. Листва осыпалась, не выдержав напора – совсем-совсем ещё зелёная листва. Только два листочка чудом удержались – на тонкой, почти прозрачной паутинке. Паутинка не давала им упасть, сила тяготения – вернуться, и листочки доверились ветру, что подхватил и понёс, понёс, понёс их – к каким-то новым берегам – очертания которых видны всё более ясно…
Так листья шептались о летунах. Так подслушивал их Старший, и писал, писал, писал, писал.
Писал обо всём, что знал. О том, как дома, ещё до Училища, валялся в траве, смотрел на Солнце, и видел, как вертится вокруг него Земля. Потом смотрел на травинку, и понимал, что в ней тоже есть Солнца, вокруг которых тоже вращаются Земли. А вокруг травинки ползает жук, и он тоже чья-то Земля, наверное. И всё во всём подобно, и так… огромно.

Дата добавления: 2015-10-24