Темная сторона Солнца 10 страница

– А если отец приедет и заберет тебя обратно?

– Не заберет. Я ведь буду уже не девственница, кто ж меня потом возьмет? Представляешь, какой это скандал? Это же позор на весь район. Нет, не заберет!

– Ну, не заберет так не заберет, – ответила я и посмотрела на часы.

Пора было выдвигаться, чтобы не опоздать на встречу с Сергеем.

– Ты не знаешь, где остальные? – поинтересовалась я.

– Диана сидит дома, рыдает. Кристина пошла ее утешать. А ты не в кафе собралась? Пошли вместе, я тебе еще столько всего расскажу…

– Нет, у меня встреча. Извини, в следующий раз.

– А я зайду в кафе, может, кого из знакомых встречу. Так хочется с кем-нибудь поделиться.

«Да, да, иди, – подумала я. – Надо разболтать всему институту о предстоящем похищении».

Я опоздала на двадцать минут. Пришлось идти окружными путями, потому что говорливая Ашхен все таки увязалась за мной и тащилась до самой остановки.

Сергей стоял возле памятника, переступая с ноги на ногу и кутаясь в длинный вязаный шарф. Увидев меня, он укоризненно покачал головой и постучал указательным пальцем по циферблату часов.

– Извини. Я немного задержалась.

– А я немного замерз. Ладно, пошли выпьем кофейку. У меня времени в обрез, еще надо сходить договориться с натурщицей.

– С какой натурщицей?

– Мне надо девушку нарисовать – вполоборота голову и фрагмент плеча. У моего друга есть знакомая, которая согласилась позировать.

– Я могу тебе позировать! – выпалила я и испуганно посмотрела на него.

– Хм, ну, не знаю. В мастерской прохладно, а мне нужно обнаженное плечо. Да и как-то некрасиво предлагать тебе такую работу.

– Ну, если только плечо, то я согласна.

Он внимательно взглянул на меня, нежно взял за подбородок и повернул голову. От прикосновения холодных, пахнущих табаком пальцев мне стало зябко и немного страшновато.

– А у тебя идеальный профиль.

– Так что, пойдем?

– Ну хорошо. Погоди, я только предупрежу Араика, что мне больше не нужна натурщица.

Он побежал в институт, а я осталась его ждать. Правильно ли я сделала, согласившись позировать ему? Не сочтет ли он меня слишком легкомысленной и доступной? Не воспользуется ли случаем, чтобы поступить со мной так, как он поступил с Дианой? У меня не было ответов на эти вопросы, но я твердо знала одно – теперь я буду бороться за свою любовь.

В помещении было холодно. Сергей включил керосинку, два маленьких обогревателя со спиралями, но все равно этого было мало, чтобы обогреть просторную мастерскую отца Кристины. Я села на деревянный брус, повернулась и обнажила плечо. Он закрепил ватман на мольберте, вытянул вперед руку и прищурился, вымеряя пропорции.

– Отлично, так и сиди. Если будет холодно – говори сразу. Еще не хватало, чтобы я заморозил такую красавицу. Постарайся не двигаться.

– Я скажу, – улыбнулась я и замерла.

В мастерской царил бардак, свойственный людям творческим и не очень аккуратным. На полу валялись листы ватмана с наспех сделанными набросками, тюбики с красками и банки с гуашью, кисточки, измазанные краской тряпицы, точилки, стружка от карандашей. Вдоль стены стояла пара картин, написанных маслом. На одной были изображены горы – излюбленная и порядком избитая тема армянских художников, на другой – улыбающаяся Диана. От ее вида мне стало не по себе.

– Слушай, а ты ушел от Дианы насовсем?

– Угу. Не верти головой, пожалуйста. И не сутулься. Тебе не холодно?

– Нет.

– А ты не хочешь к ней вернуться?

– Нет. Ты опять вертишься.

– Хорошо, больше не буду. А если она попросит тебя вернуться, если очень-очень сильно попросит?

– Я не вернусь. Мне стыдно перед ее родителями, но было ошибочно полагать, что у нас что-то получится.

Сердце мое возрадовалось. Он не вернется к этой одноглазой кривляке! Никогда не вернется. Мой любимый никогда не вернется к ней!

Он сделал несколько набросков и щелкнул пальцами:

– Ну вот и все. Спасибо тебе.

– Можно вертеть головой? – улыбнулась я, клацая зубами.

– Ага, погоди-ка. – Он приблизился ко мне и сжал руку. – Ты совсем замерзла. Лусо, Лусо, я ведь просил не молчать, если тебе будет холодно. – В его голосе послышались нотки укоризны.

– Искусство требует жертв, так кажется?

– Нет, не так. – Он покачал головой и стал растирать мои руки, дыша на них и массируя пальцы. – Если хочешь, могу налить тебе рюмочку коньяка – исключительно для согрева.

– Давай.

Я никогда не пила ничего крепче вина. Коньяк не только согрел меня, но и развязал язык. Сергей тоже выпил рюмку, мы сели рядышком.

– Знаешь, мне сейчас очень сложно. – Он закурил сигарету и протянул мне: – Будешь?

– Мне всю жизнь сложно. – Я жадно затянулась и выпустила в потолок струйку дыма.

– А тебе-то чего?

– Ну, мои родители умерли спустя месяц после моего рождения. Нас с сестрой, кстати, у меня есть сестра-близнец, разделили между братом и сестрой, и я, как всегда, влипла в дерьмо.

– У тебя есть сестра-близнец? Как интересно, а где она учится? Вы похожи? Вот бы на нее посмотреть!

– Она учится в Москве, но мы не общаемся. Так сложилось. И я не хочу говорить об этом.

Мне не хотелось посвящать его в наши семейные тайны. Может быть, потом, когда-нибудь… Я хотела просто сидеть рядом, плечо к плечу, пить коньяк, курить и слушать его – слушать бесконечно долго, целую вечность…

– Давай лучше ты что-нибудь о себе расскажешь.

– Да у меня ничего интересного. Братьев-близнецов нет, денег нет, родителей нет. Я из детского дома. Отец Кристины для меня как родной, это он посоветовал мне жениться на Диане.

– Ты любишь ее?

– Она неплохая девушка, вот только несамостоятельная. Если бы не ее отец, может, мы и были бы вместе, а так…

Нехорошее подозрение закралось мне в душу. Неплохая девушка… Были бы вместе…

– А если она уйдет от отца, ты согласишься жить с ней?

– Кто уйдет? Диана? – Сергей откинул голову и захохотал: – Лусо, не смеши меня. Через месяц он подыщет Дианке нового мужа. Хочешь еще коньяка?

– Хочу. – Я опрокинула рюмку и посмотрела на него с надеждой. – А если он не найдет ей жениха, если придет и скажет, что хочет, чтобы ты вернулся, ты вернешься?

Он удивленно приподнял бровь и почесал подбородок.

– Лусо, а почему тебя это так интересует?

– Просто. Мы ведь вроде как друзья.

– Именно, друзья. – Он обнял меня и положил голову на плечо. – Знаешь, Лусо, мне так хорошо сидеть с тобой здесь, пить коньяк и не думать ни о чем. Ведь у меня нет ни копейки, надо искать новое жилье, потому что я не могу вечно жить у своего друга. С моей профессией в этой стране я вряд ли когда-нибудь заработаю деньги, заведу семью. А мы так славно сидим с тобой, правда, Лусо?

– Правда, – согласилась я, прижимаясь к нему.

Я совершенно потеряла счет времени. Мы выпили бутылку коньяка и выкурили все сигареты. Пил в основном он, мне же хватило пару рюмок, чтобы забыть обо всем. И лишь когда мы вышли на улицу и я увидела черное ночное небо – испугалась.

– Который час?

– Девять.

– Господи, родители меня убьют! Я сказала, что задержусь в библиотеке, но не настолько же.

– Так позвони им, скажи, что уже едешь.

– АТС не работает, когда нет света.

– А-а-а, точно. – Сергей хлопнул себя по лбу и пошатнулся.

От него пахло алкоголем, и я с ужасом представила, что от меня пахнет так же.

– Слушай, давай я отвезу тебя домой, скажу, что мы вместе занимались в библиотеке.

– Нет, не надо, я лучше сама, ты только доведи меня до остановки. Я возьму такси.

– Я боюсь отпускать тебя одну, кажется, ты немного перебрала.

– Не бойся, поверь, если ты поедешь со мной, будет намного хуже.

– Хорошо, но я провожу тебя.

Поддерживая друг друга, мы дошли до остановки.

– Мне было так хорошо с тобой, – улыбнулся он, проведя тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Мне тоже, – прошептала я и… поцеловала его в щеку.

Он обнял меня и прильнул к моим губам. Я ответила на его поцелуй, сначала робкий, потом все более настойчивый.

– Я люблю тебя, – прошептала я, когда он наконец-то отпустил меня.

– Я тебя тоже, Лусо. Давно люблю. До завтра, любовь моя.

По дороге я придумывала легенду: засиделась в библиотеке, не заметила, как пролетело время, потом не было транспорта, пришлось добираться пешком. Позвонить я не могла, потому что телефон не работает. Я вышла на квартал раньше, закинула в рот три мятные пластинки и побежала к дому в надежде, что, пока добегу, запах алкоголя выветрится. Возле подъезда я встретила Гора. Он нервно расхаживал взад-вперед и курил.

– Где ты была? Мы переволновались! Что-то случилось?

– Нет, я просто засиделась в библиотеке.

– Пошли домой, мама плачет, отец орет. – Гор бросил сигарету и поморщился: – Лусо, ты пила?

– Немного, не говори никому, пожалуйста.

– Я-то не скажу, но если отец унюхает – сама знаешь, что тебе будет.

Когда я вошла, папаша даже не шелохнулся. Гоар со слезами бросилась мне на шею, а он как сидел возле печки, так и остался сидеть. Я задержала дыхание, чтобы мать не догадалась, что я пила.

– Где же ты так задержалась? Садись, поешь, макароны еще теплые. – Гоар достала из серванта тарелку и вывалила на нее ком слипшихся макарон с тушенкой.

– Спасибо.

– Садись ближе к печке, что ты так далеко села, – заботливо предложила она.

– Да мне и тут хорошо, я пешком шла, вспотела. Представляешь, не было транспорта, пришлось добираться на своих двоих.

Я покосилась на папашу. Он молча смотрел на огонь, вороша кочергой угли.

– А мы уж и на остановку бегали с Гором, и к твоей однокурснице Рипсик ходили. Она сказала, что ты была на занятиях, а потом куда-то пошла.

– Я же сказала, что пойду в библиотеку, просто заработалась и забыла о времени.

– Ну, главное, что жива и здорова.

– Она пила, – невозмутимым тоном сказал папаша, поднял глаза и швырнул в меня кочергу.

Я не знаю, как мне удалось увернуться. Кочерга со свистом пролетела мимо моего виска и упала за спиной, задев плечо. Я выронила тарелку и сморщилась от боли.

– Артур, – прошептала Гоар, – что ты…

– Она пила, посмотри на нее! Ты что, не чувствуешь этот запах? А глаза, посмотри на ее глаза! – крикнул он, вскочил со стула и одним прыжком очутился возле меня. – Где ты была, проститутка? – Его мощная пятерня сдавила мне горло так, что я чуть не задохнулась.

– Папа, отпусти ее, отпусти! – Гор ринулся мне на помощь и оттащил отца.

Я взглянула на Гоар. Бледная и беспомощная, она стояла, прижавшись к стене, и смотрела на происходящее глазами, полными ужаса. Папаша оттолкнул Гора и, бешено глядя на меня, снова приблизился ко мне. Я подумала, что, если он ударит меня еще раз, я схвачу кочергу и размозжу ему череп.

– Твоя мать была проституткой, и ты туда же… – сквозь зубы процедил он и плюнул мне в лицо.

– Не смей! – закричала Гоар. – Не смей, слышишь!

Я никогда не видела ее такой. Вечно покорная, боязливая женщина кинулась на мужа и вцепилась маленькими ручками в ворот его рубашки:

– Клянусь матерью, если ты произнесешь еще хоть слово, я позвоню Карену!

– Звони, я не боюсь!

– Иди спать, Лусо, завтра поговорим, – бросила мне Гоар.

Я пошла в свою комнату, рухнула на кровать и заснула, даже не сняв юбку и свитер.

Глава 10

ДАЧНЫЙ СОСЕД

Все у него складывалось как по маслу. Казалось, что сам Господь Бог поцеловал его в момент рождения, а потом взял за руку и вел по жизни, оберегая от опасностей и сложных поворотов судьбы. Впрочем, в Господа Бога он не верил, а только в светлое будущее человечества под кумачовыми знаменами. Он вырос в рабоче-крестьянской семье, с легкостью поступил в институт, так же легко закончил его и стал подниматься по карьерной лестнице. Коммунист до мозга костей, человек, чьи исполненные праведным гневом статьи пестрели во всех местных газетах, боролся за правое дело, нещадно изобличая тех, кто мешал этой борьбе.

Он женился в двадцать три года на девушке из порядочной семьи, которая родила ему троих сыновей – чернобровых и крепких. Всю жизнь честно трудился на благо семьи и Родины. Работа у него была не пыльной – сиди себе в кабинете, перебирай бумажки и следи за порядком. Приближаясь к старости, он почувствовал непреодолимый зов земли.

Сначала он разбил небольшой палисадник под окном. Посадил виноград и саженец тутового дерева, сколотил лавочку, на которой сидел по вечерам и отгонял окрестную детвору криками: «Ара,[21 - Грубое обращение к мальчику, мужчине.] не видишь, тут виноград растет? Иди играть в другое место!»

Он ревностно охранял то, что связывало его с землей. Собрал первый урожай винограда – две грозди, побелил тутовое дерево, полюбовался своими достижениями и понял, что этого мало. Он вдруг почувствовал, что ему нечем дышать в этом большом городе, покрытом серым асфальтом и мертвом. Он оставил старшему сыну квартиру в пятиэтажном сталинском доме и переехал в деревню, где под сенью выращенных своими руками деревьев стал предаваться размышлениям о вечном, ведя незамысловатую жизнь простого крестьянина.

По вечерам он сидел на лавочке под персиковым деревом, которое из года в год разрасталось ветвями, сгибающимися под тяжестью налитых солнцем, шершавых плодов, пил кофе и обсуждал с женой насущные проблемы.

– Кажется, в этом году будет много винограда, надо прикупить еще один карас,[22 - Глиняный кувшин для вина.] – важно говорил он, изучая живую изгородь, тянущуюся вдоль забора.

– Ты прав. Как думаешь, что за паразит погрыз листья на тутовом дереве? – спрашивала жена.

– Вот уж не знаю, но завтра поеду в райцентр, куплю средства какого-нибудь. Ты лучше скажи, тебе не кажется, что в этом году баклажаны красивее, чем в прошлом?

– Конечно, бесспорно. И урожай больше. Надо будет в город отправить сыновьям и приготовить из них икру.

– Да, икра из баклажан тебе удается, что уж говорить. И тту[23 - Соленье в бочке.] сделай побольше. Видишь, сколько у нас цветной капусты.

– Сделаю, как же без тту…

Так за незамысловатыми беседами проводил свои вечера Арсен Сукиасян и ложился спать с чистой совестью и чувством глубокого удовлетворения жизнью.

Ему не о чем было сожалеть. За всю свою жизнь он ни разу не сделал ничего или почти ничего такого, за что ему могло быть стыдно. Работал честно, жил честно. Воистину, Арсен был готов встретить старость с располневшей, сварливой, но от этого не менее любимой женой.

В один прекрасный день около его дома остановился почтальон и вручил ему извещение-вызов на почту для телефонного разговора с Арев Арутюнян. Он нахмурился и неожиданно порвал извещение.

– Не хочу я ни с кем говорить!

– Дело ваше, – пожал плечами почтальон, сел на велосипед и покатил дальше.

Вечером Арсен вяло съел ужин, хотя до этого отличался отменным аппетитом, не пошел под персиковое дерево, чтобы побаловать себя ежевечерней чашечкой кофе, а стал копаться в огороде, нервно выдергивая сорную траву, которая буйно разрослась под деревьями. Жена отметила перемены. Она помнила фамилию Арутюнян, хотя и старалась забыть ее все эти годы. Заметив, что муж и не думает спать, она подошла к нему сзади и положила руку на плечо.

– Это ее дочь?

– Да, – ответил он и с остервенением выдернул из земли пучок дандура.[24 - Портулак. Многолетнее растение. Выращивают как однолетнее. Едят в отваренном виде с чесноком и приправами.]

– Что станем делать?

– Ничего. Я никуда не пойду, мне не о чем с ней разговаривать.

– Мне кажется, что ты ошибаешься. Сходил бы. А вдруг она что-то разнюхала?

– Не пойду я, не приставай ко мне.

– Как знаешь.

На следующий день Арсен проснулся пораньше. Жена молча достала из шкафа костюм, выглаженную накрахмаленную рубашку и старенькие ботинки.

Он оделся, пошел на почту и через три часа вернулся с новым саженцем.

– Приедет Арев – дочь Карине. Завтра к двенадцати будет.

Анна тяготилась этой поездкой. Ей было радостно и грустно одновременно. Радостно потому, что светлый, почти ангельский образ матери, который она лелеяла долгие годы, наделяя трагически погибшую женщину все новыми и новыми добродетелями, таял на глазах. Карине была простой смертной, со своими достоинствами и недостатками, ошибками и достижениями. Она была самой обыкновенной, но эта обыденность не оттолкнула Анну, а, наоборот, привлекла. Она вдруг взглянула на свою жизнь словно со стороны, и ей стало легче. Да, она тоже совершала ошибки. Да, не отличалась покорным нравом. Но кто их не совершал?

А грустила Арев потому, так как боялась, что последний кандидат тоже не ее отец. Мало ли, что он живет в Лчашене неподалеку от озера Севан. Может, он там родился или переехал случайно, может…

В девять утра позвонил Сергей.

– Я взял у друга машину. Отвезу тебя в Лчашен, не хочу, чтобы ты путешествовала в одиночестве.

– Хорошо.

Анне были приятны его внимание и забота, хотя она и опасалась, что дневник Лусине еще откроет причину, по которой ей следует держаться от него подальше.

В тот день, едва солнце успело подняться из-за гор и оплести город своими лучами-щупальцами, столбик термометра перевалил за отметку тридцать градусов. Когда они выехали за город, раскаленный воздух стал еще гуще и тяжелее от придорожной пыли, которая поднималась за машиной плотным серым облаком.

– Что ты будешь делать, если Арсен Сукиасян тоже не твой отец? – спросил Сергей.

– Уеду домой.

– Не хочешь погостить еще недельку-другую? Я мог бы показать тебе Армению. Мы могли бы съездить на Севан. Или в Джермук.

– Вряд ли. Меня ждет работа. Но я еще приеду. Может быть…

Они подъехали к облицованному красным туфом дому, на стене которого висел жестяной номер – тридцать два.

– Здесь, – сказала Анна и открыла дверцу машины.

Сергей вышел следом. Анна постучала в железные ворота.

– Входите, – послышался голос.

Заржавевшие петли жалобно заскрипели, открывая перед Анной бетонированный двор. У крыльца за столом сидел мужчина. Увидев, что гостья не одна, он насторожился.

– Проходите, проходите, – пригласила невесть откуда появившаяся большегрудая полная женщина. – Очень рады.

Анна поздоровалась:

– Добрый день.

Женщина виновато кивнула в ответ и убежала в дом.

Хозяин поднялся со стула, провел руками по полам пиджака, словно отряхиваясь, и, неловко переступая с ноги на ногу, протянул руку:

– Здравствуйте, проходите, присаживайтесь. – Он явно старался не смотреть на гостей.

Судя по суетливым движениям и бегающему взгляду, последний кандидат на роль отца очень волновался.

Анна вдруг почувствовала к нему неприязнь, которая порой возникает к незнакомым людям на ровном месте, совершенно беспричинно. Если первый кандидат был ухожен и воспитан, а второй нелеп и жалок, то этот неприметный мужчина, чьи черты лица были настолько бесхарактерны, что их сложно выделить и запомнить, производил впечатление человека, совершившего какую-то подлость и теперь мучающегося запоздалым раскаянием.

– Я Арев, – сказала Анна. – Это мой друг – Сергей. Извините, что не предупредила. Я думала, что приеду одна.

– Ничего-ничего… – засуетился Сукиасян. – Вы садитесь вот сюда, пожалуйста. Кофе будете?

– Будем, и еще воды, если можно.

– Пейте сколько хотите, вода у нас хорошая, не то что в городе. Србуи! – крикнул Арсен. – Принеси гостям воды.

– Иду, иду, – послышался голос из дома.

Через минуту на крыльце появилась Србуи, неся кувшин с водой в одной руке, а чашу с черешней в другой.

– В этом году очень хороший урожай. Вы ешьте, ешьте, – улыбнулась она и поставила чашу в центр стола.

– Свари нам кофе, Србуи.

– Сейчас.

Анна огляделась. Добротный каменный дом, свидетельствующий о неплохом достатке его обитателей. За домом сад с фруктовыми деревьями. Тандыр[25 - Печь для выпекания национальных видов хлеба или пирожков.] и каменная пристройка – возможно, погреб.

– Сколько гостите в Ереване? – спросил Арсен.

– Неделю.

– Нравится?

– Да, ничего так. А вы давно здесь живете?

– Десять лет. В городе душно, да и здоровье уже не то. Хочется быть поближе к земле. Вы любите землю?

– Не очень.

– А я люблю. В вашем возрасте тоже не любил, а теперь вот другой жизни себе не представляю. Знаете, мы ведь все из земли вышли, в нее и уйдем.

– Вы правы, но осознание этого приходит с годами, – улыбнулся Сергей. – Правда, Арев?

– Да, наверно, – машинально ответила Анна.

– Как Карен поживает? Сто лет его не видел.

– Хорошо, у него своя ювелирная мастерская.

– Я знал, что он далеко пойдет. Всегда был талантливым парнем.

Анне не терпелось поговорить о матери, но, судя по тому, как неуклюже, но настойчиво Арсен Сукиасян переводил разговор на другие темы, он был явно не готов к воспоминаниям о своем прошлом. Тем временем Србуи принесла кофе, поставила перед гостями чашки и села рядом с мужем. С появлением жены Арсен Сукиасян явно осмелел. Было видно, что это не безропотная жена, которая бросается варить кофе по первому требованию сурового мужа, а надежда и опора, верная спутница жизни. Анна заметила, как Србуи опустила руку под стол и сжала ладонь мужа. Арсен расправил плечи и деликатно кашлянул.

– Послушай, ахчик-джан, я не знаю, что там тебе рассказали, но все не так, как ты думаешь, – сказал он, поднося к губам чашку с кофе.

– Да, все совсем не так. Он ни в чем не виноват, я сама была свидетельницей, – поддакнула жена и преданно посмотрела в глаза мужу, словно хотела сказать: «Не бойся, я не дам тебя в обиду».

– Я никого не обвиняю, просто хочу во всем разобраться.

– Так вот. Чтобы там ни говорили, я не виноват в ее смерти, более того, я очень хорошо к ней относился. Всего лишь хотел, чтобы Карине поняла, насколько некрасивый поступок совершила.

– О каком поступке вы говорите?

– О том самом, о каком же еще, в общем… – Арсен замялся и с надеждой посмотрел на жену.

– Понимаете, – вздохнула Србуи, – у моего мужа слабое сердце. И вообще, он очень чувствительный человек. В прошлом году перенес инсульт и с тех пор у него дергается левый глаз.

Словно в доказательство слов жены Арсен прищурил глаз, стараясь изобразить подергивание.

Анне стало неловко. Сергей почувствовал это и взял инициативу в свои руки:

– Мы не хотим вас расстраивать, я объясню – Арев пишет книгу о своей матери. Она хотела поговорить с людьми, знающими ее. Вы ведь были знакомы?

– Были, правда, недолго. А про что книга?

– Про женщину, которая была очень-очень несчастна, – Анна покраснела от стыда и украдкой посмотрела на Сергея.

– Хм, ну уж не знаю, стоит ли упоминать в книге обо мне? Я-то к ее несчастьям не имею никакого отношения. А то, что случилось… Хм…

– Да что случилось-то? Вы не переживайте, мы не будем писать про вас.

– Хм…

«Он ничего не скажет. Но мне уже и не надо. Если Арсен Сукиасян мой отец, то лучше мне не знать об этом. Пусть остается в деревне и выращивает свой виноград», – подумала Анна и кивнула Сергею, показывая в сторону ворот.

Србуи перехватила ее взгляд:

– Я расскажу, как все было. В конце концов, я была свидетельницей всего, поэтому могу рассказать всю правду. Я хочу покончить со слухами и сплетнями. И если вы будете писать, упомяните лучше меня.

– Хорошо, – Сергей положил руку на колено Анны.

Она накрыла его руку своей ладонью и крепко сжала ее.

– Мой муж, – начала женщина, – всегда был кристально честным человеком. Надеюсь, вы понимаете, что значило быть честным человеком при советской власти?

«Да-а-а-а, – подумала Анна, – честный человек отгрохал себе такой домик? Не верю!»

– Так вот, – продолжила Србуи. – Будучи человеком порядочным, который никогда не боялся говорить то, что он думает, он не раз страдал за свои принципы. Однажды его жестоко избили, после того как он сообщил начальству, что некоторые его подчиненные дурно отзывались о…

– Србуи, – прервал жену Арсен, – это не имеет никакого отношения к делу. И если уж зашел разговор, мои сослуживцы не просто дурно отзывались, а порочили честь председателя президиума Армении.

«Да ты, батенька, оказывается, был знатным кляузником», – губы Анны исказились в ироничной усмешке.

– Хорошо, не буду об этом, но я все равно считаю, что их надо было посадить в тюрьму.

Арсен исподлобья покосился на Анну и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:

– У-ф-ф-ф, жарко сегодня.

Было видно, что испарина на лбу и щеках выступила не столько от жары, сколько от охватившего его волнения. У Арсена Сукиасяна был повод волноваться. «Нет, она мне ничего не сделает, решительно ничего, – мысленно повторял он, рассматривая сидящую напротив Арев почти в упор. – Столько лет прошло… Вот только вдруг она приехала с Кареном? Вдруг он притаился за воротами и ждет сигнала? Надо одернуть Србуи, а то еще сболтнет чего лишнего. И вообще, зачем я согласился на эту встречу?»

Тем временем Србуи допила кофе и продолжила свой рассказ:

– Так вот, Арсен стал выпускать газету. Обычная газета о жизни тружеников производства. Однажды произошел случай, о котором он не мог не написать, потому что, как я уже сказала выше, был человеком предельно честным. Украли партию бриллиантов. Естественно, подозревали всех, моего мужа в первую очередь, потому что он был начальником цеха. Арсен хорошенько подумал и вспомнил, что видел, как Карен спрятал что-то в холщовый мешочек.

– Вы работали с моим отцом?

– Да, но недолго.

– Он никогда не говорил об этом.

– Может, до сих пор злится на меня?

Дата добавления: 2015-10-24