III. — Теоретики государства

Школе даосов и всем близким к ним фило­софским учениям в IV и III в. до н. э. противо­стояли реалистические, прозорливые теорети­ки государства.

Поскольку принципом поведения всякого человека стала выгода, которая служила нача­лом беспорядка, и только наказаниями можно было обуздать разгул страстей, новый порядок должен был быть построен на выгоде и страхе, а не на морали, бессилие которой стало очевид­ным. Хитроумная система наказаний и наград, основанная на корыстолюбии, тщеславии и страхе, способна сохранить государство от кра­ха, а затем обеспечить ему военное превосходст­во. Но эта система наказаний и наград должна быть связана только с личностью государя: если государь хотя бы малейшую часть своей власти передаст третьим лицам, вновь возродятся клиентелы и установится беспорядок. Публичные, известные всем наказания и награды, а также все, что позволяет создать эффективный кон­троль за гражданскими и военными должност­ными лицами и способствует строгому выпол­нению распоряжений государя: средства пере­дачи и доказательства подлинности распоряже­ний: официальные печати, двухчастные таблич­ки, счета, письменные отчеты чиновников об уп­равлении — обеспечивают объективный и бес­пристрастный способ правления. Добросовест­ность, преданность, честность излишни. Вопрос выбора людей, казавшийся таким важным для Моцзы и волновавший моралистов — ложная проблема. От старого понятия о лучших людях (в котором объединялись знатность и личное достоинство, доказанное ритуальными испыта­ниями и сверхъестественными знаками), управ­ляющих государством, теперь отказались. Чи­новник нового государства — легко заменяемый человек средних способностей, а его поведение, как и поведение всех подданных, регламентиру­ется сводом постановлений закона, исходящих из самых элементарных чувств обывательской психологии: желании богатства и социального роста, страхе наказания.

Но почему «легисты» так доверяли объек­тивным свидетельствам, откуда беспредель­ное стремление все оформлять на письме? Да потому, что эти методы управления уже пока­зали себя в администрации некоторых царств, а также в крупной торговле и пред­принимательстве: на рудниках, в плавильнях, солеварнях, больших ремесленных мастер­ских. Новая ментальность родилась в соци­альной группе богатых купцов-предпринима­телей, привыкших к ведению счетов, к упо­треблению монеты, оформлению контрактов, делавших ставку на жажду наживы и стрем­ление к роскоши, использовавших простую, но эффективную психологию, к которой их приучил опыт коммерческих сделок. Они на­ходились в тесном контакте с главами госу­дарств: ведь часто они управляли своими предприятиями, работая на государей и де­лясь с ними прибылями. Их интересы совпа­дали с царскими: им также была выгодна по­литическая централизация, единообразие за­конов, мер и весов, уничтожение клиентел и привилегий. Некоторые из них служили со­ветниками государей: например Фань Ли, ми­нистр царства Юэ, который около 500 г. до н. э. первым говорил о необходимости «обогаще­ния государства и усиления войска»; Бай Гуй, который был купцом-предпринимателем, инженером-гидрографом и служил минист­ром у вэйского князя Хуя; наконец, купец Лю Бувэй, купец и сын купца, советник государя Цинь в середине III в. до н. э.

У этих людей мы обнаруживаем позитив­ный, рациональный строй мысли. Но успех коммерческого предприятия не всегда с одно­значной определенностью следует из расчета и рассуждения. Важную роль здесь играет также удача, хитрость, чутье. Людьми тоже нельзя управлять чисто рационально. Примечательно, что у так называемых легистов об удаче, хитро­сти, секретах подчас говорится больше, чем о положительных способах управления: публич­ности законов, системе наказаний и наград, способах делопроизводства. Связь мышления легистов с образом мыслей первых руководи­телей китайских предприятий проявляется со всей отчетливостью.

Впрочем, закон в понимании легистов не имел того абстрактно-всеобщего характера, как могло бы показаться нам. Для них закон — это не просто кара за преступления, а соглашение между людьми ради обеспечения порядка. У легистов есть более отдаленная цель: учреждая систему наказаний и наград, они имели в виду установить порядок, который действовал бы автоматически и, в конечном счете, никак не за­висел бы от искусства управления. Цель закона— приучить подданных к новому образу пове­дения, поскольку традиционное поведение ста­ло основной причиной беспорядка и выявилась необходимость реформы нравов. Таким обра­зом, в отдаленном будущем закон должен иметь воспитательную функцию. Идеальное государ­ство для легистов, как и для моралистов-конфуцианцев, — такое государство, в котором не нужно будет прибегать к наказаниям.

Дата добавления: 2015-09-04