ПРИЗРАК 1 страница

- …Мама, мама… - Стонала я в полусонном бреду.

Перед моими глазами был образ седой женщины, мама Максима, которая спрашивает меня, почему я перекрасила волосы, почему ее дочь покинула ее.

- …Брат, брат...

Максим, в доме он убрал все мои фотографии, чтобы мама реже вспоминала меня, но разве такое возможно, не вспоминать о родном ребенке?

- …Ева, Ева…

Девочка моя, ребеночек, я так люблю тебя, как же сильно я привязалась к тебе, малышка.

- О каком брате она говорит постоянно? Что с ней происходит?

- …Папа, отец…

Я не любила фигурное катание, я не желала ходить на тренировки, почему ты не слышал меня?

- …Мама, мама…

Моя клиническая смерть едва не свела тебя с ума, и Женя, мой неожиданный муж.

- …Мама, мама…

- Милая моя, я здесь, я рядышком. – Услышала я ответ на свой зов с каким-то эхом.

Когда я открыла глаза, то оказалась в больничной палате, у моей кровати сидела мама, рядом с ней стоял Женя и два врача в белых халатах. Чтобы не выдать себя, я тут же зажмурила глаза, чтобы избежать расспросов, меньше всего сейчас мне хотелось отвечать на вопросы и объяснять что либо. Из их разговора я выяснила, что прошло уже два дня с тех пор, как меня Женя нашел на кладбище. О том, где меня искать, ему сообщила Наташа. Подруга подняла тревогу, когда в 5 часов дня на мой мобильный позвонили с работы, и спросили, почему я не явилась в ателье. Затем, Женя выехал на мои поиски, а подруга осталась с разволновавшейся мамой.

Врачи сказали, что я пострадала от сильнейшего стресса, и чтобы защитить себя мой организм отключил сознание. А так как последние три часа я брежу и произношу имена, означает скорое мое пробуждение. Далее в планах у врачей серьезное исследование моего состояния, и так как у меня уже была ранее попытка суицида, то серьезное исследование моей психики.

Этого я и боялась, врачи замучат меня раньше, чем я приду в сознание. Мама расплакалась, Женя старался ее утешить. В палату вошла медсестра, и один из врачей сказал:

- Сейчас ей сменят питательную капельницу, таким образом ее организм питается уже вторые сутки, пусть ваша Полина поспит, и не волнуйтесь, с ней все будет хорошо. Лучше скажите, кто похоронен на том кладбище, на котором ее нашли?

- Там никого нет из наших родственников или знакомых, это кладбище слишком далеко от нашего дома, и там очень дорогая земля… - Ответила мама. Далее они все скрылись за дверью, и я больше ничего не слышала.

Медсестра поставила мне капельницу, проверила иглу под веной, отрегулировала подачу средства и тоже ушла из палаты. Теперь, когда я осталась одна, я могла открыть глаза и подумать. Подумать над тем, как жить дальше.

Я действительно чувствовала себя измученной и ослабленной, но я была в здравом уме, и впервые сожалела, что сейчас у меня не отшибло память. Прошло два дня, но я помнила все четко и не могла принять эти события, сколько боли принесла мне могила 18/07. Но теперь я многое понимаю: все говорили, что Полина очень изменилась, и в характере, и в поведении, и в привычках. И никто не подозревал, что Полины вовсе нет, а на ее месте Аня.

Глаза опять наполнились слезами. Как глупо умереть, а потом вернуться. Жить и знать, что ты мертв. Я приподнялась с кровати и посмотрела в окно. Аня в теле Полины, или Полина с душой Анны – смесь бульдога с носорогом. Разве так бывает? Фильм ужасов.

Я не могла спокойно лежать, и села на кровати, обхватила колени руками. Тяжко, очень тяжко, рухнул весь мир, рассыпался, как карточный домик. Что делать дальше? Как с этим жить? Мама, папа, брат или мама, муж, дочь – кто моя семья? Кто я? Аня или Полина?

Слезы хлынули ручьем, сердце сжалось в комок, от сердца ничего уже не осталось, сгоревший уголек. Не хватало воздуха, затряслись руки.

Аня умерла телом, а Полина душой.… Хотя нет, не верно, душа ее не умерла, она где-то…. Где-то есть. Выходит, что душу Ани оплакивает мама, а душа Полины витает где-то неприкаянная. Я встала с кровати и слегка пошатнулась от слабости.

Аня живет, но все думают, что она мертва, а Полины – ее нет, но все уверены, что она жива и здорова. Я отсоединила капельницу от своей руки и подошла к окну, на улице светило яркое солнышко. Правду знаю только я. Может…. Может, таким образом, душа Полины просит о помощи?!

Я взглянула на свой внешний вид. На мне была обычная ночная рубашка. В палате другой одежды не было.

Я уверена, это именно дух Полины во сне указывал на могилу, чтобы я узнала про нее и про себя.… Но, что же мне делать? Я не умею воскрешать мертвых? И не умею молиться о спасении души, и, насколько мне известно, никто не молиться о самоубийцах, церковь не приветствует этого. Самоубийцы – души, согрешившие против самого Бога…

Я села на пол. Замкнутый круг и тупик. Что мне делать? С кем посоветоваться, ведь кому не расскажу – все решат, что я сумасшедшая. Где-то за дверью звякали колбы и баночки, слышались чьи-то шаги и разговоры. Я вернулась в постель. Хорошо, что я в больнице, сейчас мне это подходит. Я закрыла глаза, притворившись спящей, и действительно заснула, заснула очень быстро от нервного перевозбуждения.

*****

Так в больнице я и провела пять дней. Но я этому даже была рада, если бы я вернулась домой, я не смогла бы сдержать свои чувства, боль и переживания перед мамой и Женей, я не могла бы смотреть им в глаза и не нашла бы ответов на все их вопросы. Здесь, в отделении психиатрии, я смогла многое обдумать, выплакаться в подушку и прийти в себя. Врачи развлекали меня психологическими беседами и тестами, и они обратили внимание на мои странные рассуждения, касательно жизни и смерти, сновидений и размышлений о судьбе. Три раза в день мне вкалывали успокоительное средство, и я много спала. А утром меня навещала или мама, или муж, или Наташа, и спрашивали о моем самочувствии.

На шестой день врачи решили меня выписать, мое поведение было адекватное, ответы на их вопросы я давала спокойно, хотя и многое не договаривала, не открывая подробности переселения моей души и скрывая в каком смятении ее состояние. Врачей удовлетворяли мои ответы, они и не стремились проникать внутрь моей души, у каждого были свои проблемы, и они с удовольствием стали оформлять документы на выписку. Так сказать; одним психом стало меньше.

Дома я чувствовала себя потерянной. Я замкнулась и избегала долгого общения с кем-либо. Я видела, с каким трудом сдерживает себя мама, чтобы не завалить меня вопросами. Ведь до сих пор так никто и не выяснил, зачем я была на Петровском кладбище, что именно там произошло, что повергло меня в такой шок и стресс. Однако врачи предупредили моих родственников, чтобы они не волновали меня расспросами, уверяя их, что со мной все в порядке, и все пройдет.

Женя был растерян и переживал, ведь только недавно все было так хорошо. Все налаживалось и вдруг, я попадаю в больницу. Так неожиданно, так резко опять все изменилось. И, он как всегда, поражал меня своей проницательностью.

- Полина, скажи мне, к тебе вернулась память, да? – Спросил он меня.

И тут меня осенило, я не задумывалась о том, что память моя вернулась частично. Да, я вспомнила все о жизни Ани Макаренко, но до сих пор ни понимала, что о Липчанской Полине нет никаких воспоминаний.

Женя смотрел на меня, не сводил своих глаз. «Женечка, чтобы ты делал? Чтобы ты делал, если бы узнал, что я не Полина, а Аня?» Я даже представить себе этого не могу. С глаз покатились слезы, большие капли страха и боли.

- Нет. Я не вспомнила. – Ответила я. И это было правдой, я ничего не знаю о Полине. А мои воспоминания Анны – он не должен знать, прости меня, Женя.

- Тогда, что с тобой происходит? – Не выдержал парень. – Наташа мне тогда все рассказала, о том, что на протяжении трех месяцев тебе снился сон о кладбище. Почему ты никогда мне об этом не говорила? Я знаю, что Аня Макаренко – это сестра Максима и погибшая дочь Ульяны Васильевны, Макс не раз мне рассказывал о ее смерти. Но, я не могу понять, что связывает тебя с ней? Ты чуть было сама не умерла на ее могиле, что происходит, Полина?

Он все разобрал по полочкам, проанализировал факты и почти добрался до истины. А я такая глупая; по не знанию, устроила мужа на работу к собственному брату. Впредь мне надо быть осторожнее, чтобы не выдать саму себя. А Женя слишком наблюдательный и умный, очень сложно делать вид, что ничего не происходит.

- Ничего, ничего не происходит. Уже все нормально. Мне уже лучше. – Сказала я, и парень понял, что ничего сегодня от меня не добьётся. Он обнял меня, плачущую, обнял дрожащие плечи, пожалел.

- Не плач, Полина, успокойся. Чтобы с тобой не произошло, ты должна быть сильной. И знаешь ради кого? Ради Евы, ради ребенка, который, так же, как и ты, плачет, и очень беспокоится о матери. Если ничего не происходит и «все уже нормально», - тогда держись, слышишь.

Женя был прав, спокойная и веселая Ева, стала часто заливаться слезами, как будто детское сердце чувствовало перемены внутри матери. Я не разлюбила дочку, но где-то на подсознательном уровне понимала, что Ева – дочь Полины, но не Ани. Понимала, что все здесь принадлежит не мне, а Полине. И моя душа металась и рвалась в мой прежний дом, в семью Макаренко. Но, с другой стороны, Я уже была НЕ Я, а мое тело и сердце было привязано к семье Липчанских. Я запуталась сама в себе, маялась и тосковала, не находила себе места, вспоминала родную маму, Ульяну Васильевну, как знакомил нас Максим, как стояла около дома машина скорой помощи, как горько она оплакивает свою дочь. «Прошло уже полгода, зима, уже середина весны, а мать все еще не может успокоиться, плачет, убивается, каждый день ходит на ее могилу – свежие цветы носит…» - Говорил тогда мне Максим. На могиле действительно лежали свежие букеты белых лилий, а в цилиндре горела свеча.

Я притворялась и делала вид, что все в порядке, чтобы не огорчать маму Полины, Любовь Даниловну, эта женщина тоже выстрадала свое. Когда Полина бросилась с крыши, бедная ее мама, не могу даже представить ее чувства, но я четко могу представить ее боль, если она узнает, что родная дочь, Полечка, мертва, а в ее теле живет какая-то Анька.…

Но долго так продолжаться не могло, и скрывать мои чувства становилось все сложнее.

*****

Мой больничный подходил к концу, через два дня я должна была выйти на работу, сотрудницы звонили, спрашивали, как мои дела и что со мной случилось. Катерина и Светлана рассказали, что директриса Тамара Васильевна сильно беспокоится обо мне и ждет моего возвращения.

- Не волнуйтесь, все нормально. Скажите Тамаре Васильевне, что заказ… - Хотела я ответить, но вдруг мобильный телефон выпал из моих рук, в глазах потемнело, и я еле удержалась на ногах.

- Алле, алле, Полина?

Очередной удар, это был очередной шок. Вспышки воспоминаний в моих глазах. Тамара Васильевна - она не просто мой директор. Собеседование, ателье, сотрудницы - все было таким знакомым, даже местоположение манекенов и столов. Когда в газете я обнаружила Петропавловское кладбище, Вика промежду прочим сказала: «…На том кладбище похоронена племянница директрисы».

Это жестоко! Я ее племянница, Тамара Васильевна родная сестра моей мамы Ульяны. Я пошатнулась и руками уперлась в пол. Вот кто научил шить меня – это тетя! «Спокойно, Аня, спокойно, только не плачь», - шептала я сама себе. И, наверное, я не удержала бы слез, как вдруг позвонили в дверь, и мне пришлось с большим усилием, сделать беззаботный вид лица.

- Привет, подруга, - радостно воскликнула Наташа, - мы пришли тебя навестить.

- Мы?… - Переспросила я, и она шепотом проговорила: «Я пришла со своим парнем. Это ничего?».

На лестничной площадке появился Максим, он улыбнулся и сказал:

- Здравствуй хозяйка, примешь гостей? – В руках он держал небольшой пакет с фруктами.

В этот момент, когда я увидела родного брата, я еле сдержалась, чтобы не накинуться на него и не обнять, еле сдержалась, чтобы не прокричать: «Максим, я Аня, твоя сестра, поверь мне, я выгляжу иначе, но я твоя сестра!»… Перед глазами все поплыло и закружилось, а мое тело обрело странную легкость. Когда я открыла глаза, то лежала в комнате на диване, а Наташа опрыскивала меня холодной водой.

- Полина, как ты? Ты меня так испугала.

- Извини. – Хрипло ответила я, понимая, что рухнула в обморок. – Где Максим?

- Я тут. – Ответил парень. Он взволнованный стоял около дивана. – Прости, мы не знали, что ты еще так слаба. Не нужно было приходить тебя тревожить.

- Нет-нет, со мной все в порядке, серьезно. Я рада, что вы пришли.

- Ты такая бледная, Полина, выпей воды. – Попросила подруга.

Я выпила воду и осторожно посмотрела на Максима. Он мой старший брат, старший на четыре года, деловой и ответственный парень, заложник отцовского бизнеса – СТО, автосервис, автомагазины.… А в прошлом мой друг, с которым я играла в детстве в прятки, кормила большого домашнего попугая, играла в компьютерные игры. Он всегда меня дразнил и веселил, когда я плакала, он всегда мог успокоить и утешить меня. После каждой ссоры с отцом я бежала к нему в поисках защиты и поддержки, и он всегда повторял одну и ту же фразу: «Не плач, малявка, я с тобой!» Эти слова для меня были больше, чем молитва, и я верила в них, верила брату, который так хорошо ко мне относился. Но, когда Максиму исполнилось 19 лет, что-то изменилось, наверное, он повзрослел, и я докучала его своими детскими проблемами, потому что брат стал от меня отдаляться. Он не хотел больше меня слушать и жалеть, и всячески старался меня обидеть. Я страдала от одиночества, не могла поговорить с мамой, ведь она всегда была занята работой, а потом уставшая уходила к себе в комнату. Не могла свободно поговорить с отцом, у которого все беседы сводились к тренировкам и фигурному катанию, а фигурное катание я не любила, и поэтому я не сдавалась и снова бежала к брату за поддержкой. И тогда Максим сказал мне очень обидные слова: «Аня, ты меня достала. Запомни, ты мне больше не сестра, ты никогда не была ей и не будешь, не подходи ко мне, я устал слушать твое нытье, тебе ясно?!» Приступы агрессии на меня у него стали появляться часто, а потом по велению матери, брата отправили на учебу в другой город, и я не видела его два года. Когда он вернулся, его трудно было узнать, Максим вырос и очень изменился. Со мной он общался доброжелательно и с улыбкой, но, как-то сдержано, казалось, между нами выросла стена. Затем у брата стали появляться девушки, близкие отношения, романы, но длились они не долго, и за расставанием было расставание. Мама твердила ему, чтобы он выбросил образ той надуманной девушки, которую он создал в своем сердце, и лишь тогда у него все наладится. Я не вмешивалась в его личную жизнь, наблюдая со стороны, очень волновалась, когда у него был очередной разрыв, и была очень рада, когда видела его влюбленным, а порой даже завидовала, что в его жизни есть место и время для романтики, ведь моя жизнь была бильманом на льду («бильман» вращение – элемент фигурного катания). А теперь, это так странно, когда я «превратилась» в Полину, у меня появилась подруга Наташа, и она стала встречаться с моим братом. Как тесен мир, как в жизни все связано между собой, - это удивительно.

- Максим, - спросила я. – Как твоя мама? Как ее здоровье?

Больше всего меня волновало сейчас состояние моей матери. Парень погрустнел.

- Плохо, болеет, как и раньше, похудела, мало ест, ушла с работы, твой Женя, молодец, он привозит частного врача к ней, когда совсем худо, да и Наташа сейчас стала проводить с ней время, отвлекает ее от скорбных мыслей всяческими разговорами. Да, Наташа? – Обратился он к подруге и та кивнула в подтверждение.

«Мамочка, моя, бедная, как же сильно ты оплакиваешь меня».

«Прошло уже полгода, зима, уже середина весны, а мать все еще не может успокоиться, плачет, убивается, каждый день ходит на ее могилу – свежие цветы носит…»

«А я даже не могу тебя обнять, даже у моей подруги больше возможностей, чтобы позаботиться о тебе! Как же это несправедливо. Мама, но даже если ты узнаешь, что твоя дочь жива в теле другого человека, разве тебе станет от того легче, я так не думаю. Я причиню тебе еще больше страданий».

Значит, я должна сохранить эту тайну от-то всех, ни Ульяна Васильевна, мама Ани, ни Любовь Даниловна, мама Полины не должны знать, о перемещении моей души.

Наташа с Максимом пробыли в гостях недолго, о чем-то рассказывали, но, кажется, я совсем их не слушала. Буду надеяться, что их не обидела моя отстраненность. Когда они попрощались, и я проводила их до двери, то упала на кровать и разрыдалась, я сильно перенервничала в присутствии Максима, многое вспомнила о прошлой жизни Ани, на душе образовался комок горечи, первыми пришли на помощь слезы, чтобы освободить меня от печали.

*****

На следующий день утром я проснулась от того, что Ева ползает на мне и маленькими пальчиками путает мои волосы. Рядом на кровати сидел Женя и наблюдал, за нами.

- Доброе утро. – Сказал он. – Как спалось?

Я обняла дочку, улыбнулась и взяла парня за руку.

- Хорошо. Все хорошо.

Действительно хорошо, ведь страшные сны мне перестали сниться, а то, что дорогие мне люди рядом со мной, делает меня счастливой. Но глядя на эту семейную идиллию, я задавалась вопросом: «Неужели Полина была настолько слепа, почему она не видела своего счастья, зачем она написала прощальную записку и спрыгнула с крыши?»

Уже днем, когда Женя был на работе, а Ева спала, я стояла у окна и думала, где сейчас Полина, что стало с ее душой? Может ли быть, что она тоже живет в чужом теле. Тогда, на кладбище, я помню, чей-то голос повторял мне: «Теперь ты знаешь правду, теперь ты знаешь правду!»

В квартиру вошла мама.

- Полина, мне приснился странный сон, подходит ко мне мужчина какой-то, протягивает конфеты и говорит: «Это для вашей Полины сорок конфет!»

Я замерла. Наверное, это знак, Полина, ее душа нуждается в молитвах – сорокоуст! Правда, я не до конца понимаю, как именно, но…

- Мама, мне нужно уйти.

- Куда ты? Я тебя не пущу.

- Мама, я ненадолго

- Нет-нет. Куда ты, Полина? Подожди, я позвоню Наташе, пойдете вместе.

- Не нужно никому звонить. Я сама.

- Поля, я переживаю, я боюсь за тебя, врачи сказали…

- Ну, что ты? Все будет хорошо. Я всего лишь пойду в церковь. Смотри, я беру с собою платок на голову.

- В церковь? - Мама недоверчиво взглянула на меня.

- Да. Ну, честно.

После уговоров матери, я вышла из подъезда и побежала на остановку. На маршрутке проехала две остановки и вышла недалеко от парка «Космонавтов», прошла подземный переход, прошла несколько метров по тротуару и оказалась возле небольшой церкви. Церковь Божий дом, мне надо выговориться, поставить свечку, хочу увидеть образа Святых, рассказать им о своей боли, мне больше не с кем поделиться.

Внутри церкви горели свечи и лампадки, витал запах ладана, воска и масел. Стояли прихожане, взывая о Божьей милости. Моя растерянность на первых минутах пребывания в церкви постепенно отступала. Стены, действительно, отдавали благодатью и успокаивали смятенную душу, даже во время Пасхи, я не чувствовала такой силы, как сейчас. Мне становилось легче, наверное, это было самовнушение, но глядя на иконостас впервые мне пришли мысли, что все в руках Божьих, и все, что происходит со мной, так происходить и должно.

Я поправила платок на голове, который сползал по волосам, сложила руки на груди и стала шептать: «Отче наш, я пришла к тебе, чтобы... чтобы просить милости и прощения, за душу рабы твоей Полины…. За душу рабы твоей Анны. Прошу отпущения и прощения моих и ее согрешений. Прошу, верни нашим душам покой». Как-то не убедительно получается у меня молиться, зачем я плачу, опять ручьи по щекам, слезы мне уже не помогут. Я поставила свечу, не за здравие, и не за упокой, а просто, свечу о спасении и прощении души. Не знаю, поможет ли? Не знаю….

Подошла к иконе Спасителя и не выдержала:

- Боже, зачем ты так поступил со мной? Почему? Для чего? Что мне делать? Вспоминая о прошлом Ани, мое сердце разрывается. Находясь в теле Полины, я живу ее жизнью, я привязалась к новой семье, но я люблю и скучаю по родной матери. Мне тяжело, мне страшно вспоминать могилу 18/07 и понимать, что там я.

Слезы застелили глаза, я прикрыла их рукой, чтобы меньше кто видел. Со спины меня обошел священник, поклонился иконе, наложил три креста и поцеловал образ Христа. Потом повернулся ко мне и сказал:

- На все воля Божья, прелестное дитя, не гневайся на Бога. – Он вынул откуда-то носовой платочек и протянул его мне. – Благодари его за все, что ниспослал он тебе.

- Вам не понять, я… живу в чужом теле, живу в другой семье, а родная моя семья меня оплакивает… Как вам это объяснить… мое тело… душа… я ни жива и ни мертва…

- У Бога не бывает случайностей. Счастлива ли ты в другой семье, дитя?

Я посмотрела на Священника и задумалась. Да, я счастлива, ведь у меня есть любимый человек, ребенок и даже любимое дело – шить. Но, как я могу наслаждаться жизнью, зная, что истинная Полина мертва и ее душа неизвестно где, а мои истинные родные регулярно приходят на мою могилу со свежими цветами?.. Что-то не клеится.

- Послушай меня, если жизнь вернулась, значит, у тебя есть дела здесь! Дела, которые сделать сможешь именно ты и никто другой. Если ты оказалась в трудном положении, это всего лишь говорит о твоей силе, ты сильная, а значит, справишься с возложенными на тебя трудностями! Ты справишься, и Бог об этом знает. Поэтому благодари Его за такое доверие к тебе. Верь и благодари, и Он поможет, не оставит тебя, ведь ты Его дитя и Он тебя любит.

Священник поклонился перед иконой и ушел, а я так и стояла, сжимая в руках носовой платочек. «…Значит, у тебя здесь есть еще дела, с которыми справишься только ты» - Мысленно я прокручивала слова священника.

- Дела? – Задумалась я.

«Какие дела? Что именно я должна сделать?» И вдруг вспомнила слова старушки из больницы: «Тебе даровали жизнь после смерти неспроста. На тебе лежит святая ответственность исправить ошибки прошлого. У тебя очень много дел. Ты вернулась, чтобы высушить слезы белой женщины, вернулась, чтобы спасти юношу от погибели. Ты пришла в дом, куда нужно вернуть мир и покой. Но, не ищи могилу на кладбище, не ищи ее даже во сне».

Высушить слезы белой женщины…. Высушить слезы… белой… женщины – это слезы моей матери Ульяны, которая безумно меня оплакивает и посещает мою могилу. Ее нужно успокоить, иначе скорая помощь будет бессильна.

Я пришла в дом, куда нужно вернуть мир и покой; семья Полины была на гране разрушения. Любовь Даниловна чуть не потеряла дочь, Женя, разочарованный ее изменами, собирался уйти из семьи, в итоге осталась бы старенькая мать на руках с младенцем. Когда я вошла в их семью, то сама того не осознавая укрепляла взаимоотношения домочадцев, а сейчас когда я узнала о переселении души, то сама же разрушаю все то, что строила. Нет-нет, я должна сохранить мир и покой семьи Липчанских, и я должна помирить Женю с его родителями.

Еще, по словам той старушки, я вернулась, чтобы спасти юношу от погибели. О ком она говорила? Может, это мой муж или его младший брат? А может Максим? Кто из них в опасности? Переворачивая все события в памяти, на ум пришли слова Максима: «Моя сестра занималась фигурным катанием в паре с мальчиком, и на очередной тренировке, выполняя прыжок с подхватом, он не удержал ее, и она упала, ударилась головой об лед, произошло кровоизлияние в мозг и ее не стало... Этот подонок, Игорь, даже на похороны не явился… Он и дома у себя теперь не появляется, болтается где-то и на тренировки не ходит».

Точно! Это Игорь, мой партнер по фигурному катанию, все его винят в моей смерти, и теперь он не находит себе место, по словам Максима, он перестал ходить на тренировки, и дома он не бывает, он переживает, с ним явно что-то случилось.

Я вытерла платком глаза от слез и поспешила к выходу, наложила на себя крест и повернулась к дверям. Спускаясь по ступенькам, я натолкнулась на какого-то человека. Не поднимая глаз, извинилась и помчалась дальше.

*****

Где живет Игорь, я помнила, но не знала, что ему сказать при встрече. Я не планировала ехать сегодня так далеко, импульсивно сорвалась и бросилась в дорогу. Маршрутка подъехала к перекрестку и остановилась на светофоре. И с чего я решила, что Игорю что-то угрожает? Внушила сама себе, я точно псих.

Я вышла из маршрутки на улицу Юрия Клочкова. Приехала на другой конец города. Если бы я вышла из машины двумя остановками раньше, то оказалась бы на улице Григория Сковороды, там, где сейчас живет мой брат Максим вместе с мамой. Как бы я хотела их обнять. Дом Игоря долго искать не пришлось. Краснокирпичный дом возвышался над худыми пихтами. У ворот на столбе висел домофон. Нажать кнопку не хватало духу, и я полчаса переступала с ноги на ногу, поднимала руку к кнопке и тут же опускала вниз. Несколько раз пыталась уйти домой и вновь возвращалась к забору. «Полина, ты как маленькая, сколько можно стоять здесь!» - Корила я себя. Решиться надо, ведь пришла же уже.

- Кто вы? – Услышала я из домофона женский голос.

- Я Полина… Можно мне поговорить с Игорем?

- Кто вы будете?

- Знакомая его.

- У Игоря нет знакомых под именем Полина. Уходите.

Ну, вот и пообщались. Не очень гостеприимны тут к незнакомцам. Попроситься еще раз или уйти домой? Пока я принимала решение, из домофона вдруг сообщили совсем другим голосом:

- Проходите в дом, Полина. – Я взглянула на домофон; мне ведь не послышалось?

Ворота отомкнулись и открылись.

В доме меня встретила смуглая женщина. Провела меня в дом, посадила в уютной гостиной за столом. Эта женщина – мама Игоря, Татьяна Алексеевна, я хорошо ее знаю, потому что она всегда приходила смотреть на фигурные выступления ее сына.

- Скажи мне, где Игорь? – Сразу же спросила она у меня. По ее тревожному голосу можно было догадаться, - что-то произошло.

- Я не знаю.

- Не знаешь?

- Что случилось? – Спросила я, а у самой все похолодело внутри.

- Игоря нет уже два дня. Я не знаю, где его искать. Его мобильный отключен. Последние полгода Игорь вообще не управляем, его словно подменили, а все после той трагедии.

Я побледнела, по телу побежали мурашки. Женщина была взвинчена, и вдруг она расплакалась, расплакалась так сильно, что не могла успокоиться, а потом говорила и говорила, говорила не останавливаясь.

- Из-за Ани, будь она проклята, Игорь оставил занятия фигурным катанием, замкнулся в себе, ни с кем не желает разговаривать, никого не слушает. Стал пропадать в странных компаниях, не захотел поступать в высший спортивный колледж, стал воровать деньги и приходить по ночам пьяным. А все из-за нее, все началось из-за Макаренко. Он корит себя, не может успокоиться, а теперь он исчез, второй день его нет. Милиция не ищет, ждет третий день, когда он сам вернется. Эта Аня… Я никогда ничего не имела против нее, но сейчас, будучи на том свете, она не дает нам покоя. Я ненавижу ее. Мертвых не проклинают, но мне плевать, так хочу видеть сына живым и здоровым.

Женщина склонилась над столом, шмыгала носом, руками вытирала слезы, плечи ее дрожали, пальцы судорожно теребили платок.

- Мой сын пропадает. И я не могу его найти, не могу вразумить. Что с ним? Где он? Полина, я впервые тебя вижу, но прошу тебя, найди его. Умоляю! – Татьяна Алексеевна готова была упасть на колени. – Я сделаю для тебя, все что захочешь, только найди Игоря.

- Татьяна Алексеевна, прошу вас не надо. Он вернется, его найдут, это точно. Не волнуйтесь, не волнуйтесь. Поверьте, все будет хорошо.

Когда я покинула дом и вышла за ворота, солнце уходило на закат. Становилось прохладно и ветрено. Меня одолевали тревожные мысли. Нужно найти Игоря. Куда он мог пойти? Где его искать? Из-за моей смерти мой друг ломает свою жизнь.

Я долго шла вдоль улицы, не разбирая дороги, вокруг себя ничего не замечала, находилась как будто под гипнозом, потом автоматически свернула в переулок и вышла на улицу Чурикова. Медленно шагая, у меня не сразу появились мысли о том, что иду по знакомым и родным улицам, а здесь ничего не изменилось, все так, как я запомнила. Улица тянулась и тянулась вперед, казалось, ей не было конца, и я все шла и шла, потом у меня появилось ощущение, что за мной кто-то следит. Оглянулась назад, но никого не увидела. «Игорь всегда ходил по этой дороге ко мне домой». – Мелькнула мысль. Далеко, конечно, но он говорил, что пешие прогулки способствуют мышлению. Обычно меня привозили машиной, но иногда Игорь заходил за мной, и вместе мы шли на тренировку, на лед.

Я не любила фигурное катание, всегда мечтала бросить репетиции, ненавидела коньки. Но мой отец настаивал, он видел меня известной фигуристкой, чемпионкой, победительницей. Представлял, как езжу за границу, как хвастается и гордится мной перед своими друзьями. Он приставил мне репетитора английского языка. Все мое свободное время было расписано по минутам. Разве отец желал мне зла? Нет. Разве у отца была плохая мечта? Тоже, нет. Только он забыл согласовать ее со мной. Я не любила лед, мне это было не интересно. Я любила шить. Кусок ткани и иголочка были моими друзьями. Нитки, катушки, бисер, кружева; кропотливая, усидсивая работа - в этом была моя жизнь. День, когда приходила к нам тетя Тамара – был моим праздником, она учила меня швейному мастерству, и у меня был талант, я могла сшить удивительную вещь, эксклюзивную и самую стильную на весь район. Я родилась модельером или швеёй, но точно не фигуристкой. Однако отец этого не понимал. Когда мама купила мне на день рожденье швейную машинку, отец выбросил ее в мусор, а следом за ней отправились нитки и иголки. Моему отчаянию не было предела, а крики и оплеухи отца заставляли меня ему подчиняться.

Дата добавления: 2015-09-04