Право на смерть при смерти мозга

Тотальная и необратимая гибель высшей нервной системы равнозначна гибели индивида. Андре Моруа

Великий режиссер Федерико Феллини, романтик и мечтатель мирового кино, был в коме. Последние 24 часа после того, как сделанная врачами римской клиники эн­цефалограмма была абсолютно ровной линией, Феллини перестали вводить уже ненужные лекарства. Но его орга­низм еще продолжал бороться. Феллини еще дышал, хо­тя и с помощью аппарата искусственного дыхания. Толь­ко остановка сердца позволила врачам окончательно кон­статировать смерть (Цит. по: Швецов О., 1993).

В практике каждого врача нередко остро возникают проблемы: продолжать или прекращать реанимацию боль­ного при гибели мозга? В частности, когда отключают искусственную вентиляцию легких (ИВЛ), кто должен от­ключать аппараты оживления? И многое другое. В. Пет­рова, как полномочный представитель медицины, пишет: "При проведении реанимации следует помнить, что за жизнь человека надо бороться лишь до тех пор, пока не погибнет мозг" (1991). По авторитетному суждению академика-реаниматолога В.А. Неговского, "длительное ис­кусственное поддержание кровообращения и дыхания при смерти мозга у так называемого "живого трупа" лишено смысла, так как "бескровная жизнь" противоречит сути человеческого существования" (1986, с. 172). Вместе с тем А.П. Ермолаев делает принципиальное замечание, что и тогда, когда «врачи знают о полной бесперспективности медицинской помощи при смерти мозга, они не имеют ни морального, ни юридического права отключить аппа­рат искусственного обращения крови и дыхания, ибо в противном случае действие врачей может рассматривать­ся как эвтаназия (1983).

В нашей стране «Инструкция по констатации смерти на основании смерти мозга» получила законную силу в 1984 г. Глубоко эта проблема обсуждается А.Н. Орловым (1995), И.П. Назаровым (1997) и А.П. Зильбером (1998). К ним я вас и адресую.

Становится очевидным, что моральная и юридическая ответственность лиц, выносящих смертный приго­вор, т.е. выставляющих диагноз смерти мозга и прекра­щающих оживление, более чем серьезна. И должна ре­шаться эта сверхзадача коллегиально. Один врач не впра­ве брать на себя эту величайшую ответственность. Что же касается состава комиссии, то здесь требования варьиру­ют. Во многих странах установление диагноза смерти мозга возлагается на квалифицированную комиссию в составе реаниматолога, невропатолога, электрофизиолога, если он есть по штатному расписанию, врача, ответственного за лечение основного заболевания, на основе критериев, ус­тановленных правовым законодательством. При этом учи­тываются клинические критерии и по возможности ре­зультаты электрофизиологических исследований, электро­энцефалографии — ЭЭГ, компьютерной томографии, ан­гиографии сосудов головного мозга и др. (Лебедева Р.Н., 1988).

«Человек имеет право уйти из жизни»

Человек имеет право уйти из жизни ранее положенного природой срока. М. Горький

Вопреки установкам Гиппократа, и сегодня, как и в минувшие века, ряд медиков, юристов, философов, пи­сателей, этиков придерживается утверждения, что сущес­твует моральное и юридическое право на легкую смерть. Они более или менее активно отстаивают мнение, что не нужно при помощи чрезмерных, но неэффективных средств искусственно продлевать мучительную агонию об­реченных. Повсеместно раздаются робкие и редкие голо­са сторонников права на активную эвтаназию. Причем последние считают ее целесообразной не только по от­ношению к престарелым лицам, к новорожденным детям с тяжелыми умственными и физическими дефектами, к преступникам — убийцам.

Вы, коллега, наверное, замечаете, как все мы удивительно много говорим о своей узаконенной свободе реа­лизации права на охрану нашего здоровья, права на труд, на отдых, на материальное обеспечение в старости, на судебную защиту. При этом пользуемся такими эпитета­ми в определении наших прав: неотъемлемые, гаранти­рованные, всеобщие, равные, полные, демократические, гуманные, человеческие, строгие, справедливые и др. Под­черкиваем, что свои права мы должны заслужить, защи­щать, оспаривать, отстаивать, пользоваться, завоевывать и т.д. И как редко, застенчиво и с каким трудом отстаи­ваем гражданское, человеческое, личное, юридическое право на смерть.

Врач и писатель В. Вересаев рассказывает, что вдова его дяди четыре года не встает, полураздавленная пара­личом. Ее высшие духовные отправления ''все умерли, недержание мочи и кала, все время из нее течет, вонь и мокретъ. Дочь измучилась с нею до отчаяния". Эта страш­ная, угнетающая обстановка побуждает В. Вересаева тре­бовать, "кричать, вопить: дайте мне право свободно рас­поряжаться собой! Примите мое завещание, исполните его" (1984, т.4, с.457).

В феврале 1939 года раковая опухоль у Зигмунда Фрейда, известного австрийского психиатра и психолога, была признана неоперабельной. В августе не стихающие ни днем, ни ночью мучительные боли вообще лишили Фрейда возможности работать. 21 сентября 1939 года Фрейд попросил Шора, своего друга и врача, прервать ему жизнь. Через два дня колебаний Шор дал Фрейду небольшую дозу морфия, но ее было достаточно для то­го, чтобы Фрейд уснул (Решетников М., 1992).

В пользу эвтаназии, чаше добровольной, пассивной, высказываются и законодатели ряда стран. Ведущие уче­ные биоэтики, глубоко изучившие законы США и Кана­ды, замечают, что активная эвтаназия в этих странах счи­тается уголовным преступлением, которое приравнива­ется к убийству, пассивная, добровольная — разрешается при многочисленных оговорках (Уолкер А.Э., 1988; Roy, 1989).

В дискуссии о праве на легкую смерть известный русский юрист А.Ф. Кони заявил: «Где нет возможности совершенно прекратить страдания, не прерывая нити жиз­ни, допустимо с нравственной точки зрения участие вра­ча в успокоении больного на веки" (1928, с. 10). Н.С. Маклейн (известный юрист нашего времени) во многом раз­деляет взгляд А.Ф. Кони (1984). В статье 33 "Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан" (1993), поименованной "Отказ от медицинско­го вмешательства", больным предоставляется право от­каза от лечения в тех случаях, когда оно лишь длит болез­ненный и необратимый процесс умирания. Очевидно, это вариант добровольной эвтаназии.

Около 10 лет назад в Китае был принят Закон о праве на легкую смерть, работающий с некоторой "про­буксовкой" (Борич И., 1990).

В Японии решением Верховного суда определены условия, по которым эвтаназия расценивается как допус­тимое исключение из общих этических и правовых норм, классифицирующих убийство. За легализацию права на смерть, эвтаназию, высказались официально министерство социальных дел Швеции (Щепин О.П. с соавт., 1993) и законодатели Северной Территории Австралии и Голландии (Власов В.В., 1998; Дурнов Л., 1998; Иванюшкин А.Я., 1998; Бартко А.Н. с соавт., 1999).

Согласно закону, при осуществлении активной эвтаназии, «врачи Голландии не должны нарушать ни одного из 5 условий: 1) психические и физические страдания больного очень тяжелые без перспективы устранения; 2) больной действительно хочет умереть, и просил об эвтаназии недвусмысленно и неоднократно; 3) решение больного независимое и принято на основе хорошей информированности; 4) все виды альтернативной помощи исчерпаны или отвергнуты; 5) врач, принимающий такое решение, консультируется с коллегой» (Цит. по: Иванюшкин А.Я., 1998, с. 75).

Аргументы в пользу морального и юридического пра­ва на смерть часто дополняются рядом нюансов. Так, сто­ронники этого закона, именуемого еще и "правом свобо­ды выбора", считают, что эвтаназия морально оправдана в том случае, если действия индивида (больного) не при­носят вреда другим. Обращают на себя внимание посто­янно проводимые аналогии права на смерть с правом на собственность: человек может распоряжаться своей жиз­нью, поскольку он является ее "собственником".

Дата добавления: 2015-09-04