|
Читайте также: |
Курсова робота
з історії режисури
студентки 1 курсу РТБ
Іващенко Ю.О.
КИЇВ 2013
ЗМІСТ
ВСТУП
3.1 Смішні манірниці"(1659)
3.2 Сганарель або уявний рогоносець (1660)
3.3 Школа чоловіків (1661)
3.4 "Надокучливі" (1661).
3.5 Школа дружин (1662)
3.6 Критика «Школи дружин» (1663)
3.7 Тартюф (1664)
3.8 "Дон Жуан, або Кам'яний гість"(1665).
3.9 "Мізантроп" (1666),
3.10 "Скупий" (1668)
"Міщанин в дворянстві"(1670).
ВИСНОВКИ
ДЖЕРЕЛА
ДОДАТКИ
ВСТУП
В истории театра за Мольером закреплена роль великого реформатора комедии. Он дал этому жанру глубокое общественное содержание, сатирическую направленность и яркую театральную форму. Исходя из фарсовых традиций французского народного театра и опыта итальянских комедиантов-импровизаторов, Мольер использовал достижения литературной классицистской комедии и, вдохновленный передовыми идеями гуманизма, создал жанр высокой комедии [2,219]. Тем самым он синтезировал прогрессивные черты предшествующей комедиографии и открыл пути для последующего развития западноевропейской драматургии.
После того как католическая реакция уничтожила великий театр итальянского и испанского Возрождения, а пуританская английская революция скрыла с лица земли театры Лондона и предала анафеме Шекспира, Мольер вновь поднял знамя гуманизма и вернул европейскому театру народность и идейность.Он смело начертал пути для всего последующего развития драматургии и не только сомкнул своим творчеством две великие культурные эпохи - эпоху Возрождения и эпоху Просвещения, но и предвосхитил многие из основополагающих принципов критического реализма. В чем же неиссякаемая сила Мольера? Сила Мольера - в его прямом обращении к своей современности, в беспощадном разоблачении ее социальных уродств, в глубоком раскрытии в драматических конфликтах основных противоречий времени, в создании ярких сатирических типов, воплощающих собой главнейшие пороки современного ему дворянско-буржуазного общества. Конечно, Мольер не ставил перед собой какой-либо политической цели, он не сознавал еще неизбежности антагонизма между народом и абсолютизмом, не мог сделать народный тип главным героем своих комедий. Но когда Мольер выступал против пороков современного общества, он защищал интересы народа; когда он выражал свои критические воззрения на современность, он действовал, следуя здравым суждениям народа; когда ему нужно было противопоставить своим сатирическим персонажам натуры здоровые, разумные и деятельные, он находил их чаще всего в среде народа. Нам памятны замечательные слова Л. Н. Толстого: "Мольер едва ли не самый всенародный и потому прекрасный художник нового искусства" [1,161]. Источником величия Мольера были прекрасное знание действительности и горячая любовь к народу, с которым он общался и в жизни и с подмостков театра. Мольер был самым крупным писателем своего века; место в академии было ему обеспечено, если бы он только бросил сцену. Мольер не смог уйти со сцены, он не мог осудить театр, ибо все годы его сознательной жизни были посвящены театральному искусству, сцене, которая была единственной школой нравов, где только и можно было бичевать распущенность, алчность, невежество, жестокие страсти и тупое себялюбие, где можно было жить, борясь за великие и благородные идеалы гуманизма. Этой борьбе было отдано все - одна, но пламенная страсть покоряла всю жизнь Мольера.В 1655 г. Мольер обратился к комедии прославленного итальянского актера Н. Барбьери «Неразумный» и, переработав ее, создал комедию «Шалый», превзошедшую итальянский первоисточник в мастерстве характеристик и композиционной стройности.
Юный Лелий с помощью слуги Маскариля пытается вырвать из рук работорговца Труфальдина свою возлюбленную Селию. Неожиданные и чрезвычайно забавные коллизии пьесы строятся на том, что легкомысленная прямолинейность и простодушие Лелия многократно разрушают хитроумные планы Маскариля. Таким образом, развитие действия было не произвольным, а имело определенные психологические предпосылки. Действие рождалось самими героями, в то время как в итальянской комедии персонажи блуждали в лабиринте подстроенных ситуаций.
По сути «Шалый» оставался фарсовой пьесой, состоящей из цепочки комических эпизодов. В нем еще пе было реальных характеров и бытовой определенности, герои действовали в условном сценическом мире. Но образ ловкого, обаятельного, сметливого и энергичного Маскариля, свободного от грубой корысти и готового прийти на помощь молодости и любви, давал намек на возникновение в комедии Мольера подлинно народного характера. Именно с Маскариля, олицетворяющего народный ум, жизнерадостность и плебейскую энергию, начинается галерея знаменитых мольеровских слуг.
Мольер с первой же комедии выбрал себе в герои ловкого и умного простолюдина, открыто заявив себя сторонником жизнерадостного мировоззрения Ренессанса. Ведь Маскариль, несмотря на свое фарсовое происхождение, не был заражен корыстными побуждениями фарсовых плутов. Добиваясь осуществления любовных планов Лелия, он действовал не ради собственной пользы, а выступал защитником "природы", ломал стародавние дедовские законы, с тем чтобы над ними восторжествовали естественные чувства молодых людей. В этом образе "поборника всего человеческого" Мольер выражал свое жизнерадостное мироощущение, свою насмешку над устаревшим патриархальным бытом. Впервые "Шалый" был сыгран в Лионе в 1655 году. Спектакль прошел с большим успехом. Среди зрителей был сам принц Конти, разрешивший труппе именоваться "Собственными комедиантами принца Конти". Однако Мольер не мог удовлетвориться плутовскими сюжетами. Современная литературная драма уже освоила большую и сложную композицию, психологически разработанные драматические коллизии. Мольер стремится соединить достижения народного театра и литературной драматургии. И в следующей своей пьесе – комедии «Любовная досада» (1656) – он делает первые шаги к слиянию этих достижений. Мольер сохраняет многие черты первоисточника (пьесы Н. Секки «Выгода») с его надуманными ситуациями и стилизованными персонажами, но в то же время пишет ряд диалогов, проникнутых лиризмом и психологической правдой, тонкой и изящной иронией. В ярком бытовом ключе изображает он слуг, Гро-Рене и Маринетту. За время провинциальных скитаний мольеровская труппа определила свой репертуар и нашла собственного зрителя, приобрела добрую славу и, самое главное, уверенность в своей силе. Прошли долгие и плодотворные тринадцать лет. Теперь можно было уже с большим успехом пытаться завоевать Париж.Уже первая комедия, написанная им в Париже, – «Смешные жеманницы»(1659)– нанесла удар салонно-аристонратической культуре. Знаменитый острослов и забияка Маскариль, так полюбившийся парижской публике в исполнении Мольера в комедии «Шалый», вновь появляется на сцене в «Смешных жеманницах». Он действует в паре с прославлеппым фарсовым актером Ж о д л е, снискавшим огромную популярность у завсегдатаев ярморочных балаганов (Мольер пригласил престарелого актера в свой театр). Они предстают перед зрителями в облике современных фрапцузских аристократов: чмаркиз» Маскариль и «виконт» Жодле – слуги, переодетые господами, – являются перед помешавшимися на подражании ариствкраткам-прециозницам мещанками Мадлон и Като.
Пародийные комические маски передавали в гротесковом, буффонном освещении наиболее характерные черты «светской черни». «Маркиз» Маскариль торопится на малый вечерпий прием к королю восторженио восхваляет прециозиую поэзию и напыщенную игру актеров «Бургундского отеля». «Виконт» Жодле похваляется своими воинскими подвигами и подпевает изысканным комплиментам маркиза. В пародийном ломании остроумных слуг юные жеманницы Мадлон и Като усматривают черты идеальных героев популярных романов, ставших законодателями прециозного стиля.
Но Мольер высмершал пе только выспренние манеры и вычурную речь – его критика была глубже и содержательнее. Драматург выставлял на осмеяние фальшь и бессодержательность людей, кичившихся высоким происхождением. Мольер показывал, как сословная спесь губит человеческую природу, превращает людей в глупых, безжизненных кукол, твердящих высокопарные фразы. Выражая народный здравый смысл, Мольер приемами фарса осмеивал сильных мира сего.
Успех комедии «Смешные жеманницы» был необыкновенным: пьеса прошла три повышенных сбора тридцать восемь раз подряд. Партер был в восторге от представления один из зрителей громко крикнул на премьере: «Смелей, Мольер! Вот прекрасная комедия!» Однако аристократки-прециозпицы не па шутку обиделись, и одному из завсегдатаев прециозпых салопов удалось добиться запрещения «Смешных жеманниц». Но запрет был скоро отменен: молодому королю пьеса поправилась, а сбить спесь с аристократов даже входило в его политические расчеты.
«Смешные жеманницы» раздвинули идейные рамки фарса, и народный жанр вновь обрел живые контакты с современностью и былую сатирическую остроту.
3.2.«Сганарель, или Мнимый рогоносец»
В следующем творении Мольера – фарсе «Сганарель, или Мнимый рогоносец» (1660) – наметились сдвиги в сторону углубления психологической характеристики образов, в сторону комедии характеров. Мольер идет дальше по пути обогащения народного зрелища опытом профессионального драматургического искусства. Через фарсовую маску Сганареля в пьесе проступают реальные черты парижского буржуа. Страдания «мнимого рогоносца» чрезвычайно смешны, по нелепыми назвать их уже нельзя; остро комические ситуации, в которые то и дело попадает главный герой, для него самого имеют драматический оттенок. Мотивированность сменяющих друг друга психологических состояний героя, их согласованность с действиями и переживаниями других персонажей придают сюжету стройность.
"Мнимый рогоносец" публике очень понравился. Комедия прошла тридцать четыре раза подряд. Дела театра шли отлично, но враги Мольера не дремали. По их наущению в самый разгар сезона, 11 октября 1660 года, мольеровская труппа была внезапно изгнана из своего помещения под тем предлогом, что здание Пти-Бурбон решено снести, так как на этом месте должна быть установлена дворцовая колоннада. Бургундский отель мог торжествовать победу - его неуязвимый соперник был уничтожен: без помещения и декораций труппа Мольера фактически переставала существовать как театр. Бургундский отель и театр Маре подсылали к мольеровским актерам своих агентов, предлагавших им перейти в более солидные предприятия, но труппа Мольера была крепко спаяна, и никто из актеров не покинул своего учителя в трудное для него время. Однако Мольер недаром уже девять раз приглашался к королю потешать его в роли Сганареля. Людовик не захотел лишиться любимых увеселений и распорядился предоставить труппе Мольера зал дворца Пале-Кардиналь, который Ришелье завещал королевской фамилии. Он был тогда же переименован в Пале-Рояль. Произвести ремонт театра было разрешено на королевский счет. Уже через три месяца по городу рядом с красными афишами Бургундского отеля были снова расклеены зеленые мольеровские афиши, которые сообщали, что 20 января 1661 года пьесами "Любовная досада" и "Мнимый рогоносец" театр "Брата короля" возобновляет свой сезон в здании Пале-Рояля. Выступая с критикой аристократического прециозного искусства и успешно создавая комедии в традициях народного фарса, Мольер все еще не решал главной творческой проблемы - создания драматургии, в которой был бы уничтожен традиционный разрыв между жизненной достоверностью темы и идейной, этической проблематикой. Понимая ограниченность фарса, его неспособность вместить значительную общественную и моральную тему, Мольер решил сделать попытку преодоления этого противоречия, обратившись к традиционному жанру героической трагикомедии. Он написал пьесу "Дон Гарсия Наваррский, или Ревнивый принц", в заглавной роли которой решил выступить сам. Мольер полагал, что если он перенесет в мир "возвышенных героев" комедийную ситуацию, то тем самым поднимет комедию на высшую ступень. Но эксперимент завершился провалом: "Дон Гарсия Наваррский" (1661) остался в истории мольеровского творчества единственным примером полной неудачи автора. Тем не менее драматург сумел извлечь пользу из поражения: он сделал единственно правильный вывод - понял необходимость перенесения моральной проблематики из среды отвлеченных романтических героев в мир обыденных людей. 3.3. «Школа мужей» В "Школе мужей", написанной в том же 1661 году, Мольер осуществил на деле эту плодотворнейшую идею. Сюжет "Школы мужей" был заимствован из комедии римского драматурга Теренция "Братья", но нравы комедии оказались французскими. Мольер приступил здесь к серьезному изображению современной жизни. "Школа мужей" была посвящена критике эгоистической морали. Два брата Арист и Сганарель воспитывают двух приемных дочерей, сестер Леонору и Изабеллу. Арист, человек разумный и добродетельный, уважает личность своей воспитанницы и предоставляет ей полную свободу действий. Сганарель же, убежденный сторонник домостроевской морали, держит Изабеллу под строгим надзором, думая, что только таким способом можно внушить ей добродетель. Оба брата втайне лелеют мечту стать мужьями своих воспитанниц. При этом Сганарель уверен, что его жена окажется женщиной честной и разумной, а жена легкомысленного брата будет существом ветреным и лживым. Но получается как раз наоборот: у Леоноры, воспитанной на свободе, вырабатывается прямой и открытый характер; она питает искреннее расположение и уважение к своему воспитателю и охотно соглашается стать его женой; что же касается Изабеллы, то эта девушка, принужденная хитрить со своим самодуром-опекуном, кончает тем, что ловко обманывает Сганареля и на его же глазах сочетается браком с юным Валером.Так разумное отношение к людям породило добрый характер, а деспотическое - лукавую натуру. Но Мольер не порицает Изабеллу и Валера за их обман: юная пара действовала, подчиняясь естественным душевным побуждениям; она прислушивалась к голосу самой природы, и поэтому ее действия были разумны, а поступки Сганареля, как бы они ни оправдывались ссылками на добродетельную мораль, были противны естественным законам и потому становились нелепыми, смешными и даже, в конечном счете, безнравственными.
Комедия демонстрирует преимущество морали свободы над моралью принуждения и пасилия
И все же, несмотря на моральную идею, положенную в основу комедии, "Школа мужей" не определила нового этапа в развитии творчества Мольера. Этическая проблематика, отчетливо заявленная в начале комедии в столкновении двух братьев Ариста и Сганареля, все же не заполнила собой всего хода пьесы и не получила углубленного раскрытия в ее характерах. Действие комедии по существу определялось не развитием центрального конфликта, а плутовскими проделками Изабеллы, ловко дурачившей своего незадачливого опекуна. Поиски путей новой драматургии сводились не только к введению в традиционный комедийный жанр идейно значительной проблематики. Эта проблематика должна была вырастать органически из самой действительности, отраженной в комедии. Новаторство могло осуществиться только при условии приближения художника к правде жизни, только в результате реалистического отражения им фактов действительности. И Мольер смело вступил на этот путь. 3.4. «Докучные» Поворот к реальной жизни особенно заметен в сатирической пьесе «Докучные» (1661). Здесь появляются определенные социальные характеры, обрисовапные в сатирическом плане. Комедия выходит за пределы шутовства и условных масок и прямым образом соприкасается с характерами и нравами века. Действующие лица этой пьесы – бездельники-аристократы, с утра до ночи шатающиеся по дворцовым залам и аллеям парка, наглые фанфароны и назойливые льстецы, пустые прожектеры и любители танцев, заядлые картежники и хвастливые охотники – были написаны Мольером почти с натуры. Жизненная достоверность зарисовок дала ему возможность создавать обобщенные образы без помощи внешнего, буффонпого преувеличения. Не случайно единомышленник Мольера, знаменитый баснописец Лафонтен, так приветствовал новую комедию: Прибегли к новой мы методе - Жодле уж более не в моде. Теперь не смеем ни на пядь Мы от природы отступать. (Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.)Буффонный комизм фарсовой драматургии был заменен новым типом комического, рождаемого изображением реальных картин и характеров – природы, как любили называть гуманисты явления живой действительности.
Но, прибегпув к новой методе, Мольер сохранил богатейший арсенал народного театра – его оптимизм, действенность, сатирический пакал, поэтическую одушевленность и театральную красочность. Давая уроки своему зрителю, Мольер не превращался в скучного дидактика. Ведь он отстаивал в своих пьесах не мертвенную добродетель, а правду человеческих отношений. Поэтому, не в пример писателям-моралистам, он пе боялся жизни, ее страстей и радостей, а наоборот, в естественном развитии натуры видел истинную нравственную норму.
Комедия-балет с успехом прошла при дворе. Здесь хвалили декорации Лебрена, машинерию Торелли и танцы, поставленные Бошаном. Хвалили также и Мольера, который превзошел самого себя, исполнив сразу три роли. "Докучные" имели значительный успех также в скромном оформлении на сцене театра Пале-Рояль. Публику тут привлекали не столько балеты, сколько острые сатирические зарисовки аристократов. Накопив значительный опыт как драматург, идя непосредственно от впечатлений действительности и обладая передовым мировоззрением, Мольер уже в большой степени был подготовлен к осуществлению реформы в области комедии.От пьесы к пьесе происходил процесс выработки художником новых принципов драматургического творчества. Сохраняя прочные связи с народными фарсовыми традициями, Мольер преодолевал идейную ограниченность фарса и, используя опыт литературной комедии, вплотную подошел к созданию нового жанра, в котором жизненная достоверность изображения характеров и нравов сочеталась с широким гуманистическим взглядом на действительность. Обличая пороки своего времени, драматург в этом новом типе комедии давал понять тот нравственный и гражданский идеал, от которого он отправлялся в своей критике. Движение сюжета теперь было не результатом плутней и хитросплетений фабулы, а вытекало из поведения самих действующих лиц, определялось их характерами. В конфликтах комедии нового типа явственно ощущались основные противоречия реальной действительности. Теперь герои выступали не только в их внешней, объективно комической сущности, но и со стороны их субъективных переживаний, имевших для них подчас подлинно драматический характер. Этот драматизм переживаний придавал отрицательным героям новой комедии жизненную подлинность, реальность, отчего сатирическое обличение приобретало особую силу. Драматизм комедии раскрывал и остроту восприятия художником пороков дворянско-буржуазного общества, придавал его критике особую серьезность и страстность; и тогда в его громком обличительном смехе звучали интонации гражданского негодования.Определяя своеобразие комедий Мольера, А. С. Пушкин писал: «Высокая комедия пе основана единственно на смехе, но на развитии характеров». Пушкин добавлял, что такая комедия близко подходит к трагедии. {А. С. Пушкин,Полн. собр. соч., изд. Академии наук СССР. т. 11, М. 1949. стр. 178.}.
3.5 "Школа жен"
Первенцем нового жанра была комедия "Школа жен". Творчество Мольера достигло своей зрелой поры, его комедии приобретали все больший общественный резонанс. Особенно сильно взбудоражились умы 26 декабря 1662 года, в день премьеры "Школы жен". Театр был полон. Комедия привела в восторг партер и вызвала возмущение посетителей лож. В новой комедии Мольер доказывал, что "тиранство и строгий надзор приносят несравненно меньше пользы, чем доверие и свобода" {Г. Э. Лессинг. Гамбургская драматургия, "Academia", 1936. стр. 205.}. Здесь развивалась моральная проблематика, намеченная в "Школе мужей". Богатый почтенный буржуа Арнольф берет к себе на воспитание простую крестьянскую девушку Агнесу, запирает ее у себя в доме и хочет насильно сделать своей женой. Подготовляя ее к этой роли, Арнольф заставляет Агнесу изучить правила супружества и постоянно твердит, что жена должна быть послушной рабой мужа. Агнесса чистосердечно сознается своему опекуну, что любит молодого Ораса. Орас тоже говорит ему о своей любви к Агнесе, так как не подозревает о планах Арнольфа по отношению к своей воспитаннице. Деспотичный опекун уверен, что ему легко будет сладить с простодушными любовниками. Но обстоятельства складываются так, что хитрость попадается в свои собственные сети, и простые сердца торжествуют победу. Буржуа Арнольф полагал, что старые, деспотические семейные законы дают ему право подчинить себе волю и душу бесправной девушки; но на эту попытку Агнеса отвечала протестом, и, что особенно замечательно, в борьбе со своим опекуном, отстаивая свое право на любовь, девушка взрослела, становилась самостоятельней и умней. Свобода торжествовала над деспотизмом. Оценивая комедию Мольера, Белинский писал: "Цель комедии самая человеческая - доказать, что сердца женщины нельзя привязать к себе тиранством и что любовь - лучший учитель женщин. Какое благородное влияние должны были иметь на общество такие комедии, если их писал такой человек, как Мольер!" {В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., изд. Академии наук СССР, т. VI, М. 1955, стр. 370.} Благотворное влияние комедии было бесспорно, но если "Школе жен" горячо аплодировали широкие круги зрителей, то в привилегированных слоях общества, среди "ценителей" и "жрецов" высокого искусства она вызвала взрыв негодования. В литературных салонах, в аристократических собраниях, среди почтенных отцов города и духовенства, в Бургундском отеле - везде и всюду порицали Мольера, называли его развратителем нравов и человеком дурного вкуса. 3.6. "Критика "Школы жен" Мольеру, наконец, надоело выслушивать всевозможные пересуды и оскорбления, и он решил ответить своим злобным критикам в комедии "Критика "Школы жен" (1663). Помимо того, что поэт высмеял своих противников, он заставил положительных персонажей комедии - Доранта, Элизу и Уранию, защищая "Школу жен" от нападок жеманной Климены, маркиза и поэта Лизидаса, развернуть целую программу нового направления. Мольер открыто заявляет, что одобрение партера он ставит неизмеримо выше похвал аристократических знатоков. Дорант говорит маркизу: "Я сторонник здравого смысла и не выношу взбалмошности наших маркизов Маскарилей". И тут же он дает доброжелательную характеристику партеру: "Я не могу не считаться с мнением партера, ибо среди его посетителей иные вполне способны разобрать пьесу по всем правилам искусства, а другие станут судить ее судом правды, то есть доверяясь непосредственному впечатлению, без слепого предубеждения, без всяких натяжек, без нелепой щепетильности". Ориентируясь на широкую массу городских зрителей, Мольер ополчается против риторических трагедий и противопоставляет им живую драматургию, отражающую, "как в зеркале, все общество". Устами своего героя Мольер заявляет: "Я нахожу, что гораздо легче распространяться о высоких чувствах, воевать в стихах с Фортуной, обвинять судьбу, проклинать богов, нежели приглядеться поближе к смешным чертам в человеке и показать на сцене пороки общества так, чтобы это было занимательно". Критерием художественной истинности для Мольера было соответствие искусства не педантическим правилам, а действительности. Мольер видел цель своих комедий в правдивом изображении и сатирическом освещении современной жизни. Для драматурга было бесспорно, что о достоинствах произведения нужно судить не по соответствию его с предписаниями теории, а согласно суждениям здравого смысла. Не знатоки искусства, а, если так можно выразиться, знатоки жизни были для Мольера подлинными ценителями творчества. Полагая, что простые люди, вышедшие из самой гущи жизни, лучше всех могут оценить правду искусства, Мольер считал успех у них подлинным достижением цели. Поэтому он заставляет своего героя говорить: "На мой взгляд, самое важное правило - нравиться. Пьеса, которая достигла этой цели, - хорошая пьеса". Твердо убежденный в своей правоте, поэт бесстрашно вступил в бой со всей современной аристократической литературой и театром. Враги Мольера из артистической и литературной среды сейчас же ответили на его вызывающую "Критику". Посредственный писатель де Визе написал комедию "Зелинда, или Истинная критика "Школы жен", а молодой драматург Бурсо под воздействием актеров «Бургундского отеля» сочинил пьесу "Портрет художника, или Ответная критика на "Школу жен". Де Визе начинал с того, что упрекал Мольера в драматургической безграмотности. Но этого было недостаточно, и он обвинил Мольера в оскорблении высокопоставленных лиц и самой церкви, уверяя, что в образе маркиза Мольер высмеивает герцога Фельяда, а в сочиненных Арнольфом заповедях семейной жизни пародирует десять библейских заповедей Моисея.Так Мольер, разделываясь со своими врагами, в боевой обстановке идейной борьбы, отчетливо, ярко и живо сформулировал основные принципы своей эстетики, осуществление которых приведет его к созданию величайших творений французской комедиографии.
3.7 «Тартюф»
В ряду великих комедий Мольера первой был «Тартюф», написанный в 1664 г., но показанный только через пять лет борьбы –в 1669 г.
В.Г. Белинский писал, что Мольер в «Тартюфе» мог «страшно поразить, перед лицом лицемерного общества, ядовитую гидру ханжества...» Подробности этого писательского подвига таковы. Уже почти целую неделю непрестанно шли увеселения, устроенные королем в честь Анны Австрийской и Марии-Терезии, и вот на шестой день "Увеселений волшебного острова", 12 мая 1664 года, мольеровская труппа исполнила новое произведение своего главы - трехактную комедию "Тартюф". Молодой Людовик нашел комедию "очень занимательной". Не вдумываясь в содержание показанного спектакля, он был вполне доволен новым подарком своего постоянного развлекателя - ведь в комедии выставлялись на осмеяние изрядно надоевшие царственному волоките моралисты. Но совсем иной была реакция фанатически религиозной королевы-матери и окружавших ее придворных и клерикалов. Тут сразу же заметили крамольный характер "Тартюфа" и потребовали от короля запрета комедии. В официальном отчете о шестом дне празднеств было записано: "Величайшая щепетильность короля в вопросах религии не могла вынести этого сходства между пороком и добродетелью, которые могли быть приняты один за другую". "Тартюф", который, по уверению автора, должен был олицетворять лицемерие и ханжество известной части духовенства, воспринимался как злая карикатура на все духовное сословие. Попы пришли от "Тартюфа" в совершенное неистовство. Правильно угадывая в Мольере своего злейшего врага, они обрушивали на его голову самые страшные проклятия. Обращаясь к Людовику XIV, один из них писал: "Один человек, или, вернее, демон в телесной оболочке и в человеческом образе, самый отъявленный безбожник и вольнодумец, какой когда-либо существовал в минувшие века, имел достаточно нечестия и бесстыдства, чтобы задумать в своем дьявольском мозгу пьесу, которая чуть было не стала достоянием общества, будучи представлена в театре к посрамлению всей церкви, которую он стремился показать в смешном, презренном и гнусном виде. За это... он заслуживает примерной, величайшей и всенародной пытки и даже сожжения на костре, который явился бы для него предвестником адского огня". Но Мольер был не из тех людей, которых можно было легко запугать небесными громами. Он настойчиво добивался постановки своей комедии. Совершенно бесстрашно комедиограф писал королю: "Тартюфы потихоньку и ловко вошли в милость у Вашего величества, и оригиналы добились запрещения копии, как бы она ни была незлобива и какой бы похожей ее ни находили". Энергично добиваясь разрешения комедии, Мольер в обстановке яростной клеветы и ненависти продолжал упорно работать над "Тартюфом". Чем больше неистовствовали враги, тем явственней была видна подлость их действий, ханжеское лицемерие их морали, и Мольер, превращая свою трехактную комедию в пятиактную, заострял ее конфликт, обрисовывал во весь рост ее главного героя - одним словом, делал свою "копию" все более и более похожей на оригинал. В обществе знали об этой работе Мольера, и интерес к комедии возрастал. Через три месяца после запрещения "Тартюфа" три акта из этой крамольной пьесы были показаны в летней резиденции герцога Орлеанского, а несколько времени спустя в замке принца Конде были даны уже все пять актов нового произведения. Высшая знать кокетничала вольнодумством и не считала для себя обязательным королевский запрет. Не угас интерес к комедии и у самого Людовика; во всяком случае перед отъездом на театр военных действий во Фландрию он дал Мольеру устное разрешение публично показывать "Тартюфа". Здраво оценивая силы врагов, Мольер изменил название своей комедии на "Обманщик", снял со своего героя священническую сутану и переименовал его в Панюльфа, смягчил наиболее острые места, выбросил цитаты из Евангелия, заставил Клеанта произнести монолог об истинно благочестивых людях и в такой новой редакции показал комедию 5 августа 1667 года публике. Премьера имела огромный успех, сбор достирал рекордной суммы-1890 ливров; следующий спектакль был объявлен на 7 августа. Но, как свидетельствует Лагранж, "6 августа явился в театр пристав из парламента, чтоб известить от имени первого президента, г. де Ламуаньона, о запрещении дальнейших представлений пьесы". Ламуаньон был одним из видных деятелей всемогущего тайного "Общества святых даров". Мольер спешно отправил в королевскую ставку двух своих товарищей - актеров Лагранжа и Латорильера с просьбой к королю подтвердить свое разрешение ставить "Тартюфа". Но Людовик XIV снова отступил перед напором реакционных кругов - ответа на прошение не последовало. Когда противники Мольера упрекали его за то, что он позорит в образе Тартюфа христианскую мораль, то они были, конечно, правы. В Тартюфе Мольер изображал совершенно правдоподобно норму религиозной этики, а не какие-нибудь отдельные ее извращения. "Порядочных людей" возмущало не то, что Тартюф был похотлив и жаден до денег: блудливых монахов на сцене они видели не раз и не раз хохотали над их проделками. В мольеровском Тартюфе было нечто иное: тут наносился смертельный удар основному принципу христианской этики, раскрывалась лживость и преступность всей системы церковной идеологии, претендующей на руководство духовной жизнью человечества. Мольер с гениальной силой показал на примере Тартюфа, что христианская мораль дает возможность человеку быть совершенно безответственным за свои поступки. Человек, лишенный собственной воли и целиком предоставленный воле божьей, уже не отвечает ни за что - ведь он только послушное орудие бога.Когда Оргон передает Тартюфу все свое имение, тот, совершая явное мошенничество, безучастным голосом говорит: "Мы воле божией противиться не властны". Но мало того, что человек не отвечает за свои злодеяния, он, даже признаваясь в них, не несет никакой ответственности. Ведь главное - не общественное осуждение преступления, а раболепное смирение грешника перед церковью. Приверженность религии считается тем возвышенней, чем больше вера подчиняет себе жизненные потребности человека. Что может быть самоотверженнее и величественнее пожертвования своей родной семьей во имя бога? Разве с церковной точки зрения не велик подвиг Тартюфа, сумевшего возбудить в Оргоне такой страстный религиозный энтузиазм?Каждый член иезуитского ордена ставил перед собой подобную задачу, и каждый ликовал бы, по примеру Тартюфа, если бы отец во имя п_р_е_с_т_и_ж_а н_е_б_а прогнал из дому и проклял своего сына. Нужная форма найдена, дань небу отдана, а что касается совести, то с нею можно не считаться. Тартюф говорит: Для разных случаев, встречающихся в мире, Наука есть о том, как совесть делать шире И как оправдывать духовные дела Тем, что в намеренье не заключалось зла. И тут же он сознается, что "кто грешит в тиши - греха не совершает".Внешне религиозная мораль выглядела совершенно благородно, но по существу она была абсолютно лживой. Имея в жизни только одну цель - собственное благополучие, тартюфы прикрывают ее высокой религиозной и даже патриотической фразеологией, обманывающей миллионы органов. Очаровывается Оргон Тартюфом вовсе не по простоте своей, не потому, что Тартюф хитер и ловок. Добродетельного буржуа пленил в Тартюфе суровый религиозный энтузиазм, и он с огромным увлечением отдался этому возвышенному чувству. Уверовав в слова Тартюфа, Оргон сразу почувствовал себя избранным существом и стал вслед за своим духовным наставником считать земной мир "кучею навозной". Образ Тартюфа до того ослепил Оргона, что он уже больше ничего не видел, кроме своего обожаемого учителя. Эту абсолютную одержимость любовью к Тартюфу Мольер замечательно раскрывает в знаменитой реплике Оргона: "Ну, а Тартюф?" Но насколько трудно было увидеть истинного Тартюфа Оргону или его матушке, госпоже Пернель, людям, зараженным ядовитым влиянием лицемера, настолько легко оказалось разглядеть в нем явного плута всем тем, кто способен был трезво посмотреть на этого ханжу и увидеть факты такими, какими они были в действительности. Наиболее непримиримым врагом Тартюфа является Дорина. Она смело нападает и на самого святошу и на всех потакающих ему. Не умея подыскивать выражения и учитывать обстоятельства, Дорина говорит свободно и дерзко, и в этой непосредственности проявляется разумная природа народных суждений.Вместе с Дориной Тартюфа разоблачает и Клеант. И это объединение как бы символизирует союз здравого смысла с просвещенным разумом, выступающим совместно против лицемерия и мракобесия церковной идеологии. Но ни Дорине, ни Клеанту не удается окончательно разоблачить Тартюфа - слишком хитры приемы его мошенничества н слишком широк круг его влияния. Разоблачает Тартюфа сам король. Этим благополучным финалом Мольер как бы призывал короля покарать лицемеров и наивно обнадеживал себя и других тем, что справедливость все же восторжествует над царящей в мире ложью. Шли годы. Мольер продолжал бороться за своего "Тартюфа". Он настойчиво обращался с просьбами к Людовику XIV, умолял брата короля, писал в городской совет, но ничего не помогало. И только в 1669 году, после смерти королевы-матери, яростной сторонницы партии святош, комедия была разрешена к постановке. Бесспорно, сыграла роль и новая благополучная концовка пьесы, в которой король изображался в весьма привлекательных чертах. После почти пятилетнего ожидания парижане с жадностью набросились на крамольную пьесу - в течение сезона она прошла сорок три раза. Зал Пале-Рояля каждый день ломился от публики. Хроникер Робине писал: "Любопытство было так велико, что толпа, как природа, заполняла все пустые места. Многих чуть не задавили в театре". Успех "Тартюфа" приобрел явно политический характер. В главном герое комедии легко было угадать типичные черты агента "Общества святых даров". Пройдет полтора столетия, и Наполеон удивится легкомыслию Людовика XIV, разрешившего "Тартюфа". "На мой взгляд, - скажет император, - комедия изображает благочестие в таких отвратительных красках, что, скажу не колеблясь, если бы пьеса была написана в мое время, я не позволил бы ставить ее на сцене". Пройдет еще четверть века, буржуазия безраздельно завладеет властью, и великий Бальзак скажет: "Правительство, пугаясь всякой новой мысли, изгнало из театра комический элемент в изображении современных нравов. Буржуазия, менее либеральная, чем Людовик XIV, дрожит в ожидании своей "Женитьбы Фигаро", запрещает играть "Тартюфа" {Оноре Бальзак, Собр. соч., Гослитиздат, 1954, т. 9, стр. 173.}. Но пусть тартюфы, охраняемые властями, торжествовали в жизни, победа комедии была в бессмертной сатире, из века в век разящей лицемеров всех сортов и типов. Сила этой сатиры жива и поныне, она - в гениально обобщенном образе ханжи, в том ее общественном значении, которое всегда становится явственным, когда, клеймя лицемера и предателя, мы называем его словом Тартюф! Борясь за "Тартюфа", Мольер смело писал королю: "По-видимому, ваше величество, мне не надо больше писать комедий, если тартюфы одерживают верх". Но не писать комедий этот отважный человек не мог. 3.8. «Дон Жуан, или Каменный гость» «Тартюф» еще не был разрешен, а Мольер сочинил новую сатирическую комедию – «Дон Жуан, или Каменный гость» (1665). Сюжет комедии был заимствован из итальянского сценария, созданного по мотивам комедии Тирсо де Молина "Севильский озорник".В образе Дон Жуана Мольер клеймил ненавистный ему тип распутного и циничного аристократа, человека, не только безнаказанно совершающего свои злодеяния, но и бравирующего тем, что он, в силу знатности своего происхождения, имеет право не считаться с законами морали, обязательными для людей простого звания. Надругательство над человеком, попрание достоинства женщин, глумление над их чистыми и доверчивыми душами – все это было показано в комедии как результат ничем не обуздываемых порочных страстей аристократов.
Предвосхищая едкие выпады знаменитого Фигаро, слуга Дон Жуана Сганарель говорит своему господину: «...может, вы думаете, что если вы знатного рода, что если у вас белокурый, искусно завитой парик, шляпа с перьями, платье, шитое золотом, да ленты огненного цвета, может, вы думаете, что вы от этого умней, что все вам позволено и никто не сможет вам правду сказать? Узнайте же от меня, от своего слуги, что рано или поздно... дурная жизнь приведет к дурной смерти...» В этих словах ясно звучат ноты социального протеста.
Прислушиваясь лишь к зову страстей, Дон Жуан полностью заглушает свою совесть. Цинично гонит он от себя надоевших любовниц, нагло рекомендует престарелому отцу поскорее отправляться на тот свет, а не докучать ему нудными нотациями.
Глубина характеристики Дон Жуана заключалась в том, что в образе современного аристократа, охваченного неуемной жаждой наслаждений, Мольер показывал те крайние пределы, до которых дошло «жизнелюбие» ренессансного героя. Некогда прогрессивные стремления, направленные против аскетического умерщвления плоти, в новых исторических условиях, не сдерживаемые уже никакими преградами общественной морали и гуманистических идеалов, перерождались в хищнический индивидуализм, в открытое и циничное проявление эгоистической чувственности.
Но при этом Мольер ие делал своего героя воплощением одних только отрицательных качеств. Он наделял его смелыми, вольнодумными идеями, которые объективно способствовали разрушению религиозных догм и распространению в обществе материалистических взглядов на мир.
Столкновение между Дон Жуаном и Сганарелем обнаруживало конфликт между аристократическим своеволием и буржуазным здравомыслием. Но Мольер не ограничивался критикой аристократии – он раскрывал также противоречия, таящиеся и в буржуазном морализировании. Поэтому Мольер показывал не только сильные, но и слабые стороны Сганареля, показывал его мещанскую ограниченность.
В беседе со Сганарелем Дон Жуан сознается, что не верит ни в рай, ни в ад, ни в загробную жизнь, а когда озадаченный слуга спрашивает у него: «Во что же вы верите?», Дон Жуан спокойно отвечает: «Я верю, Сганарель, что дважды два – четыре, а дважды четыре – восемь». В этой арифметике, помимо циничного признания расчета, выгоды главным стимулом жизни, была и своя мудрость. Вольнодумец Дон Жуан верит только в реальность человеческого бытия, ограниченного земным существованием.
«Тартюф» был запрещен, но страстное желание обличить лицемерие жгло сердце поэта. Оп не мог сдерживать свой гпев против иезуитов и ханжей и заставил Дон Жуана, этого откровенного грешника, с сарказмом говорить о лицемерных пройдохах: «Пусть козни их известны, пусть все знают, кто они такие, все равно они не лишаются доверия: стоит им разок-другой склонить голову, сокрушенно вздохнуть или закатить глаза – и вот уже все улажено...» Здесь в словах Дон Жуана слышен голос Мольера.
Дон Жуан решает сам испробовать магическую силу лицемерия: «Под эту благодатную сень я и хочу укрыться, чтобы действовать в полной безмятежности». И в самом деле, лицемерие прекрасно защищает от нападок. Дои Жуана обвиняют в клятвопреступлении, а он, смиренно сложив руки и закатив глаза к небу, бормочет: «Так хочет небо», «Такова воля неба»...
Но Дон Жуан не таков, чтобы долго играть трусливую роль лицемерного праведника. Наглое сознание своей безнаказанности позволяет ему действовать и без маски.
Если в жизни на Дон Жуана не было управы, то на сцене Мольер мог поднять свой гневный голос против преступного аристократа, и финал комедии – гром и молния, которые поражают Дон Жуана, – были не традиционным сценическим эффектом, а образным выражением возмездия, предвестием грозной кары, которая падет на головы сильных мира сего.
3.9 "Мизантроп"
В годы борьбы за "Тартюфа" Мольер написал и третью свою великую комедию - "Мизантроп" (1666), в которой гражданские начала идеологии драматурга были выражены с наибольшей силой и полнотой. Действие комедии начинается со спора между Альцестом и его другом Филинтом. Филинт проповедует удобную для жизни соглашательскую философию. Зачем ополчаться против жизненного уклада, когда все равно его не изменишь? Куда разумней приноравливаться к общественному мнению и потакать светским вкусам. Но Альцесту такая кривизна души ненавистна. Он говорит Филинту: Но раз нам по душе пороки наших дней, Вы, черт меня возьми, не из моих людей. Своих людей Альцест видит в решительных и смелых натурах, способных на резкое и суровое обличение окружающих несправедливостей. От имени этих вольнодумцев Альцест говорит: Нет! Мы должны карать безжалостной рукой Всю гнусность светской лжи и пустоты такой. Должны мы быть людьми; пусть нашим отношеньям Правдивость честная послужит украшеньем. Пусть сердце говорит свободно, не боясь. Под маской светскости трусливо не таясь. Альцест хочет только одного - остаться человеком в лживом обществе. Вокруг себя он видит страшную картину, искажение нормального человеческого существования: Везде предательство, измена, плутни, лживость, Повсюду гнусная царит несправедливость. Я в бешенстве; нет сил мне справиться с собой, И вызвать я б хотел весь род людской на бой. Альцест ненавидит окружающих его людей; но, по существу, ненависть эта касается тех извращений человеческой природы, которые приносит с собой ложное общественное устройство. Предвосхищая идеи просветителей, Мольер в образе своего Мизантропа изображает столкновение "естественного человека" с людьми "искусственными", испорченными дурными законами. Альцест с отвращением покидает этот гнусный мир с его жестокими и лживыми обитателями. С обществом Альцеста связывает только страстная любовь к Селимене. Селимена - типичная светская особа, умная и решительная молодая женщина, но сознание и чувства ее полностью подчинены нравам высшего света, и потому она пуста и бессердечна. После того как великосветские поклонники Селимены, обиженные на нее за злословие, покидают ее, она соглашается стать женой Альцеста. Альцест бесконечно счастлив, но он ставит своей будущей подруге условие: они должны навсегда покинуть свет и жить "вдвоем, в глуши, в пустыне". Селимена отказывается от подобного сумасбродства, и Альцест возвращает ей слово. Альцест не представляет себе счастья в том мире, где нужно жить по волчьим законам, - его идейная убежденность одерживает победу над бездумной страстью. Но Альцест уходит от общества не опустошенным и не побежденным. Ведь недаром он, высмеивая напыщенные стихи маркиза, противопоставлял им очаровательную народную песню, веселую и искреннюю. Восхваляя сельскую музу, Мизантроп проявил себя человеком, глубоко любящим и понимающим свой народ. Но Альцест, как и все его современники, не знал еще путей, которые ведут протестующего одиночку в лагерь народного возмущения. Не знал этих путей и сам Мольер, так как они еще не были проложены историей. Но Мольер показывает не только протестующую силу своего героя, он видит и теневую сторону этого нового типа: ошибка Альцеста заключается в том, что ненавистные ему пороки светского общества он готов увидеть у всего человеческого рода, и это придает фигуре самого Мизантропа некоторые комические черты. Альцест с начала до конца комедии остается протестантом, но Мольер не может найти для своего героя большой жизненной темы. Процесс, который ведет Альцест со своим противником, в действие пьесы не включен, он является как бы символом царящей в мире несправедливости. Альцесту приходится ограничивать свою борьбу только критикой жеманных стихов да укорами ветреной Селимене. Мольер еще не мог построить пьесу со значительным социальным конфликтом, потому что такой конфликт не был еще подготовлен действительностью; но зато в жизни все ясней раздавались голоса протеста, и Мольер их не только услышал, но еще прибавил к ним свой громкий и отчетливый голос. 3.10 «Скупой»Бесстрашно бичуя пороки дворянского общества, Мольер был далек и от идеализации буржуазных нравов. Особую группу в его творческом наследии составляют комедии, направленные против мира собственников, с их пороком стяжательства и страстью «одворяниться». Наиболее яркие образцы этого рода сатирической драматургии – комедия «Скупой» (1668) и комедия-балет «Мещанин во дворянстве» (1670).
«Скупой» был написан Мольером на основе сюжета комедии Плавта «Клад», но имел острее, злободневное звучание: пьеса выставляла на общественное осмеяние зловещую фигуру ростовщика и накопителя, занявшего видное место в современном Мольеру обществе. Вся жизнь Гарпагона подчинена одной страсти– накоплению богатства. Чтобы увеличить капитал, Гарпагон не только берет с клиентов самые чудовищные проценты, не только морит голодом себя и домашних, но и торгует судьбой своих детей. Выдать дочь, Элизу, без приданого за богатого старика и женить сына, Клеанта, на зажиточной вдове – вот что кажется ему идеальным выполнением отцовского долга.
Но если Гарпагон требует, чтобы дети подчинили личное счастье его «родительскому» интересу, то сам он свои страсти умерщвлять не намерен. Деньги предоставляют ому возможность наслаждаться всеми благами жизни; они, по мнению Гарпагона, обладают волшебной силой, которая дает старости преимущества юности, порочность превращает в добродетель, глупость – в ум, безобразие – в красоту. Благодаря деньгам Гарпагоп считает, что он смело может жениться на юной Марианне. Когда он узнает,что сын является его соперником, он выгоняет его из дому, а затем лишает наследства и проклинает. Так же жесток Гарпагон и с дочерью: когда у него пропадает шкатулка с золотом, он злобно кричит Элизе, что был бы очень рад, если бы вместо этого погибла она.
Для Гарпагона пропажа золота почти смертельна – скупец впадает то в глубокое отчаяние, то в страшный гнев. Он ненавидит и подозревает всех людей, ему хочется всех арестовать и перевешать. Золото отравило душу Гарпагона: это уже не человек, а злое, жадное и по-своему несчастное животное. Он никого не любит, и его никто не любит, он одинок и жалок.
Комическая фигура Гарпагона приобретает драматический отсвет, становится зловещим символом полного разложения человеческой личности, нравственного маразма, являющегося результатом тлетворного влияния собственности.
Но жажда обогащения порождает такие страшные нравственные явления не только в среде зажиточного класса – она может извратить самую природу человеческих отношений и создать противоестественную общественную мораль. В союзе Гарпагона и Марианны преступен не только алчный старик, преступна и добродетельная девушка: она сознательно соглашается стать женой Гарпагона в надежде на его скорую смерть.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Міщанин в дворянстві» (1670). | | | Мещанин во дворянстве». |