Глава двадцатая. Ван Сифэн поносит завистливого Цзя Хуаня;

Ван Сифэн поносит завистливого Цзя Хуаня;

Линь Дайюй насмехается над картавой Сянъюнь

Итак, как раз когда Баоюй рассказывал Дайюй историю о крысах-оборотнях, неожиданно вошла Баочай и стала насмехаться над Баоюем, который во время Праздника фонарей никак не мог вспомнить выражение «зеленый воск». Между братом и сестрами завязалась веселая шутливая беседа.

Баоюй больше не опасался, что Дайюй сразу после обеда заснет и ночью ей будет нехорошо, — втроем с Баочай они шутили и смеялись, и сонливость Дайюй будто рукой сняло.

Но тут из комнаты Баоюя донесся шум, и они прислушались.

— Это твоя кормилица ссорится с Сижэнь, — с улыбкой произнесла Дайюй. — Сижэнь по-доброму к ней относится, а мамка Ли злится и всякий раз начинает ее поучать. Совсем из ума выжила.

Баоюй собрался было уйти, но Баочай его удержала.

— Не обижай кормилицу. Она просто ничего не соображает.

— Я это давно заметил! — сказал Баоюй и вышел. У себя в комнате он застал мамку Ли с клюкой.

— Бесстыжая ты девка! — ругала она Сижэнь. — Ведь это я из тебя человека сделала! А ты развалилась на кане, когда я пришла, и не замечаешь меня! Только и думаешь, как бы лестью Баоюя опутать, а он тоже меня ни во что не ставит, только тебя признает! Ведь ты всего лишь служанка, купленная за несколько лянов серебра! А как ведешь себя?! Гнать тебя надо отсюда, замуж выдать за какого-нибудь парня — посмотрим тогда, сможешь ли ты, словно оборотень, пользоваться своими чарами?!

Сижэнь подумала было, что мамка Ли сердится за то, что она не встала при ее появлении, и начала оправдываться:

— Я заболела, потею, укрылась с головой одеялом и не заметила, что вы пришли.

Но, услышав, что она обольщает Баоюя и ее надо выдать замуж, Сижэнь смутилась, обиделась и, не выдержав, заплакала.

Баоюй вначале не знал, как ему быть, но потом решил вступиться за Сижэнь и сказал мамке Ли, что Сижэнь действительно больна и только сейчас приняла лекарство.

— Не веришь, — добавил он, — спроси у других служанок.

Тут мамка Ли еще больше разозлилась.

— Ты только и признаешь эту лису, а я для тебя ничего не значу! — напустилась она на Баоюя. — Ты велишь мне у них о чем-то спрашивать? Тебе они во всем потакают, а Сижэнь слушаются! Знаю я все эти штучки! Вот отведу тебя к бабушке да к матушке и расскажу, что здесь творится! Я тебя грудью выкормила, а мне теперь даже чашку молока выпить нельзя? Разрешаешь служанкам перечить мне! Выгнать хочешь?

Мамка Ли заплакала. Но в этот момент вошли Баочай и Дайюй и принялись ее уговаривать:

— Тетушка, будьте великодушнее к ним!

Мамка Ли стала жаловаться, что ее обидели, не преминув упомянуть о том, как она накануне выпила молоко и как из-за чашки чая выгнали Цяньсюэ.

Фэнцзе, которая в это время в верхней комнате подсчитывала доходы и расходы, услышав шум, сразу сообразила, что это опять ворчит мамка Ли. Она проигралась сегодня и теперь ищет, на ком бы сорвать досаду, вот и принялась распекать служанок Баоюя.

Фэнцзе пошла в комнату Баоюя, взяла мамку Ли за руку и сказала:

— Не сердитесь, нянюшка! После большого праздника старая госпожа еще не совсем пришла в себя! Вы человек пожилой, не пристало вам ругаться с девчонками вместо того, чтобы их наставлять! Неужели вы хотите рассердить старую госпожу? Скажите, кто вас обидел, и я накажу обидчика. А сейчас пойдемте ко мне: я угощу вас жареным фазаном, выпьем винца.

Она увела за собой мамку Ли, на ходу приказывая Фэнъэр:

— Возьми нянину палку и подай платок, чтобы вытереть слезы.

Мамка Ли, не чуя под собой ног, причитая, поспешила за Фэнцзе.

— На что мне моя старая жизнь! Пусть я погорячилась, нарушила правила приличия, поскандалила, пусть меня назовут бессовестной, все равно это лучше, чем быть козлом отпущения у этих потаскушек.

Баочай и Дайюй были очень довольны таким оборотом дела, захлопали в ладоши и закричали:

— Спасибо Фэнцзе, что налетела, как ветер, и увела старуху!

Баоюй покачал головой и вздохнул:

— Никак не пойму, зачем обижать слабых! Кто-то из девушек ее обидел, а она всю вину свалила на Сижэнь!

Не успел он договорить, как Цинвэнь, стоявшая рядом, выпалила:

— Мы что, сумасшедшие ее обижать?! Кто обидел, пусть отвечает! А других впутывать нечего!

Сижэнь, чуть не плача, обратилась к Баоюю:

— Это из-за меня твою кормилицу обидели, а ты сейчас других обидел! Мало тебе, что я расстроена?

Баоюй, видя, что Сижэнь нездорова и к тому же огорчена, смягчился и стал ее уговаривать отдохнуть и поспать. Когда же заметил, что у Сижэнь сильный жар, не захотел уходить, а прилег рядом и сказал ласково:

— Лечись и не думай о пустяках!

— А я и не думаю, — с холодной усмешкой возразила Сижэнь, — иначе минуты не смогла бы прожить в вашем доме! Ведь здесь что ни день, то скандал! Но если ты из-за меня будешь других обижать, мне это припомнят, стоит лишь провиниться, и все хорошее, что я сделала, обернется злом для меня!

Из глаз ее полились слезы, но она заставила себя успокоиться, не желая волновать Баоюя.

Вскоре служанка, выполнявшая разные поручения, принесла лекарство второго настоя[198]. Так как Сижэнь уже пропотела, Баоюй не велел ей вставать, а сам подал лекарство, после чего приказал служанкам постелить ей на кане.

Сижэнь сказала Баоюю:

— Тебе пора обедать. А не хочешь — все равно пойди к бабушке, посиди с ней, поиграй с барышнями, а потом вернешься. Мне хочется побыть одной.

Сижэнь вынула из волос шпильки, сняла кольца и легла. Лишь после этого Баоюй встал и отправился в покои матушки Цзя.

После обеда матушка Цзя села играть в кости с несколькими старыми мамками и няньками, а Баоюй, ни на минуту не забывавший о Сижэнь, возвратился к себе. Сижэнь спала глубоким сном. Ему тоже захотелось спать, но время было раннее, и он не лег.

Служанки Цинвэнь, Цися, Цювэнь и Бихэнь отправились поразвлечься к Юаньян и Хупо. В передней сидела одна Шэюэ. От нечего делать она бросала игральные кости. Баоюй с улыбкой спросил:

— Почему ты не пошла с ними?

— Денег нет, — ответила Шэюэ.

— Под кроватью лежит целая куча денег, — сказал Баоюй, — неужели тебе мало?

— Все уйдут веселиться, а кто будет присматривать за комнатами? Сижэнь заболела. А в доме горят лампы, топятся печи. Старые служанки за день и без того сбились с ног, пусть отдохнут. Девочки тоже устали, им надо немного развлечься. А я тут посижу.

Баоюй подумал, что девушка эта очень напоминает Сижэнь, и улыбнулся:

— Можешь идти, я здесь побуду!

— Тогда мне тем более надо остаться, — возразила Шэюэ. — А чем плохо, если мы посидим и поговорим?

— О чем? — спросил Баоюй. — По-моему, это неинтересно! Да, кстати, ты утром жаловалась, что у тебя голова чешется. Все равно делать нечего, давай расчешу тебе волосы.

— Что ж, давай, — согласилась Шэюэ.

Она принесла шкатулку с туалетными принадлежностями, зеркало, вынула шпильки и распустила волосы. Баоюй взял гребень и начал расчесывать. Но едва он успел два-три раза провести гребнем, как на пороге появилась запыхавшаяся Цинвэнь — она прибежала за деньгами. Увидев Шэюэ и Баоюя, Цинвэнь усмехнулась:

— Ах, вот оно что! Кубками обменяться не успели, а уже до волос добрались![199]

— Иди, я и тебя причешу! — со смехом сказал Баоюй.

— Я недостойна такой великой чести! — съязвила Цинвэнь.

Она схватила деньги и выбежала из комнаты.

Шэюэ сидела у зеркала, Баоюй стоял у нее за спиной, и оба в зеркале улыбались друг другу.

— Во всем доме она самая болтливая, — заметил Баоюй.

Шэюэ жестом остановила его. В этот момент из-за дверной занавески с шумом вбежала Цинвэнь.

— Это я болтливая? Ну-ка, давай объяснимся!

— Иди своей дорогой, — со смехом сказала Шэюэ. — Чего привязалась?

— Защищаешь его! — рассмеялась Цинвэнь. — Вы меня не морочьте! Думаете, я ничего не понимаю? Погодите, вот отыграюсь, потом с вами счеты сведу!

С этими словами она убежала.

Баоюй расчесал Шэюэ волосы и приказал постелить ему, чтобы не тревожить Сижэнь. Ночью ничего примечательного не случилось.

На следующее утро Сижэнь почувствовала себя лучше и съела немного рисового отвара. Лишь тогда Баоюй успокоился и после завтрака отправился навестить тетушку Сюэ.

Наступил первый месяц. Время, когда занятия в школе прекращаются, женщины перестают заниматься вышиванием и делать всем совершенно нечего. И вот в эту пору Цзя Хуаню захотелось развлечься. Выйдя как-то из дому, он увидел Баочай, Сянлин и Инъэр, которые играли в облавные шашки, и решил тоже сыграть.

Баочай всегда хорошо относилась к Цзя Хуаню, как и к Баоюю, и уступила ему свое место. Каждый ставил по десять монет.

Первую партию Цзя Хуань выиграл и был очень доволен. Но, проиграв затем несколько партий подряд, стал горячиться. В последней партии пришла его очередь метать кости. Чтобы выиграть, надо было набрать не меньше шести очков. Цзя Хуань в сердцах швырнул кости на стол. Одна легла тут же, на ней было два очка, другая откатилась в сторону.

— Одно очко! Одно! — крикнула Инъэр, захлопав в ладоши.

Цзя Хуань вытаращил глаза и заорал:

— Шесть! Семь! Восемь!

Но кость вдруг повернулась кверху единицей и остановилась. Цзя Хуань схватил ее и потянулся за деньгами, заявив, что было четыре очка.

— Я сама видела одно! — запротестовала Инъэр.

Но Баочай, видя, что Цзя Хуань рассердился, сделала Инъэр знак глазами молчать и сказала:

— Ты уже взрослая, а нарушаешь правила! Неужели господа станут тебя обманывать? Значит, не хочешь отдавать деньги?

Инъэр не осмелилась перечить барышне и, затаив обиду, отдала деньги, бормоча:

— А еще господа называются! На такие гроши даже я не позарилась бы! Недавно второй господин Баоюй проиграл мне больше, но сердиться не стал! А когда все деньги у него растащили служанки, лишь посмеялся…

Баочай прикрикнула на нее, и она замолчала.

— Куда мне до Баоюя! — произнес Цзя Хуань и заплакал. — Вы все боитесь его, всячески угождаете, а меня каждый может обидеть, потому что я не сын госпожи.

— Дорогой братец, не говори так, а то над тобой будут смеяться, — стала уговаривать его Баочай и еще раз отчитала Инъэр.

В это время пришел Баоюй и спросил:

— Что здесь произошло?

Цзя Хуань не осмелился произнести ни слова. Баочай хорошо знала, что в семье Цзя младшие братья боятся старших, но Баоюй не любил, когда его боялись.

«Детей воспитывают родители, кому же понравится, если я стану вмешиваться? К тому же я принадлежу к прямой ветви рода, а Цзя Хуань — сын наложницы. Если я стану относиться к нему как к младшему, пойдут сплетни, да и неизвестно, станет ли он меня слушаться».

Запала ему в голову и другая, довольно странная мысль. Вы не представляете какая! Баоюй с самого детства постоянно находился в окружении сестер, родных — Юаньчунь и Таньчунь и двоюродных — Инчунь и Сичунь, а также родственниц: Ши Сянъюнь, Линь Дайюй и Сюэ Баочай. Девушки были для него олицетворением кротости, мужчин же он считал грязными тварями и совершенно ими не интересовался. Но, следуя заветам великого мудреца[200], он не осмеливался нарушать правила взаимоотношений с родителями, дядьями и братьями. Себя же он не причислял к мужчинам и никогда не думал о том, что должен служить примером для младших братьев. Вот почему Цзя Хуань и другие младшие братья не очень его боялись, хотя старались ему уступать, чтобы не вызвать недовольства матушки Цзя.

Но Баочай ничего этого не знала и, опасаясь, как бы Баоюй не стал отчитывать младшего брата, поспешила выгородить Цзя Хуаня.

— Как можно плакать в такой праздник? — возмутился Баоюй. — Если здесь не нравится, иди играть в другое место. Ты без конца учишься и совсем заучился! Если, к примеру, какая-то вещь не нравится, надо найти другую, ту, что похуже — бросить, взять ту, что получше. Сколько ни плачь, ведь лучше не станет. Ты же хотел развлечься, а сам расстроился и все равно не уходишь!

Пришлось Цзя Хуаню уйти.

Мать Цзя Хуаня, наложница Чжао, увидев сына в слезах, спросила:

— Кто тебя обидел?

— Я играл с сестрой Баочай, — стал жаловаться Цзя Хуань, — а Инъэр меня обругала да еще деньги отняла. Потом явился брат Баоюй и велел мне убраться.

— Зачем ты к ним лезешь? — напустилась Чжао на сына. — Бесстыжая тварь! Не мог поиграть в другом месте?

В это время мимо окна проходила Фэнцзе. Услышав слова наложницы Чжао, она подошла и спросила:

— Что это вы на Новый год расшумелись? Если мальчишка набедокурил, поучи его, зачем же ругать? Ведь у него есть отец, да и госпожа о нем заботится. Провинился — пусть старшие его и накажут. Он сын нашего господина, так что есть кому наказать его, а тебе зачем вмешиваться? Братец Цзя Хуань, выходи скорее, пойдем ко мне поиграем!

Цзя Хуань боялся Фэнцзе больше, чем госпожи Ван, поэтому, как только она его позвала, сразу выбежал. Наложница Чжао тоже не осмелилась возражать Фэнцзе.

— А ты мямля! — стала выговаривать мальчику Фэнцзе. — Сколько раз тебе говорила: ешь, пей, играй с братьями, сестрами и тетками, которые тебе нравятся. Но ты слушаешь не меня, а тех, кто тебя учит обманывать и мошенничать. Вместо того чтобы держаться с достоинством, как подобает господину, ты ведешь себя как слуга и еще упрекаешь других в несправедливости! Проиграл несколько монет и раскис! Сколько ты проиграл?

— Сто или двести монет, — ответил Цзя Хуань.

— Эх ты! А еще господин! Проиграл каких-то две сотни монет и устроил скандал!

Она повернулась и приказала:

— Фэнъэр, принеси связку монет! Сейчас во внутренних комнатах играют барышни, отведи к ним Цзя Хуаня! А ты, — обратилась она снова к Цзя Хуаню, — если и дальше будешь себя так вести, я сама тебя хорошенько поколочу да еще учителю велю шкуру с тебя спустить! Твой старший брат давно зубы на тебя точит, и если бы не я, он пнул бы тебя ногой в живот так, что кишки вылезли бы! А сейчас уходи! — крикнула она.

Цзя Хуань почтительно кивнул, взял у Фэнъэр деньги и отправился играть с Инчунь и другими сестрами. Но об этом мы рассказывать не будем.

Баоюй болтал и смеялся с Баочай, когда в комнату вошла служанка и доложила:

— Приехала барышня Ши Сянъюнь.

Баоюй сразу же хотел пойти повидаться с Ши Сянъюнь, но Баочай с улыбкой сказала:

— Погоди, вместе пойдем!

Она поднялась с кана, и они отправились в комнаты матушки Цзя.

Ши Сянъюнь уже была там. Едва Баоюй и Баочай вошли, как она встала, приветствовала их и справилась о здоровье.

— Где ты сейчас был? — спросила у Баоюя находившаяся тут же Дайюй.

— У старшей сестры Баочай, — ответил Баоюй.

— Вот я и говорю, что, если тебя не привязать, ты все время будешь там! — с холодной усмешкой произнесла Дайюй.

— Выходит, я должен играть только с тобой и одну тебя развлекать? — возразил Баоюй. — Стоило мне зайти к Баочай, как ты уже ворчишь.

— Этого еще не хватало! — воскликнула Дайюй. — Какое мне дело, где ты бываешь? И кто тебя заставляет меня развлекать? Можешь вообще не обращать на меня никакого внимания!

Рассерженная, она убежала к себе. Баоюй бросился за ней следом:

— Опять ты ни с того ни с сего рассердилась! Ну, пусть я сказал лишнее, все равно могла бы посидеть, поговорить с другими.

— А ты меня не учи! — вспылила Дайюй.

— Я не учу, — проговорил Баоюй, — но сердиться вредно для здоровья.

— Пусть вредно для здоровья, пусть даже я умру, тебе что за дело? — крикнула Дайюй.

— Зачем ты так? — укоризненно произнес Баоюй. — Разве можно в новогодний праздник говорить о смерти?

— Назло буду говорить! — заявила Дайюй. — Вот возьму сейчас и умру! А ты живи хоть сто лет, если смерти боишься!

— Как тут бояться смерти? Наоборот, — с улыбкой сказал Баоюй. — Буду ее призывать, чтобы ты со мной вечно не ссорилась!

— Это верно! — поддакнула девочка. — Лучше умереть, чем все время ссориться!

— Я сказал, что лучше умереть мне, — возразил Баоюй, — к другим это не относится.

В это время пришла Баочай звать Баоюя.

— Идем скорее, сестрица Ши Сянъюнь тебя дожидается.

Она увлекла его за собой. Дайюй еще больше расстроилась, отвернулась к окну и заплакала.

Прошло время, достаточное для того, чтобы выпить две чашки чаю, когда Баоюй возвратился. Увидев его, Дайюй еще громче заплакала. Баоюй в нерешительности остановился и стал подыскивать ласковые слова, чтобы утешить ее, но, к его удивлению, Дайюй не дала ему рта раскрыть:

— Ты зачем снова пришел? Позволь уж мне самой думать о жизни и смерти, у тебя сейчас есть с кем играть! Она и читать может, и стихи сочиняет, и поговорить умеет лучше меня. Она ведь обманом тебя увела, чтобы ты не сердился! А ты зачем-то вернулся!

Баоюй подошел к ней и тихо сказал:

— Ты умница, а не понимаешь, что близкие родственники не должны соперничать с дальними, новые друзья — со старыми! Я хоть и глуп, но эту истину понимаю. Ты мне близкая родственница, а Баочай — всего лишь двоюродная сестра со стороны второй тетушки по материнской линии. Кроме того, ты приехала раньше, мы едим с тобой за одним столом, часто спим вместе, вместе играем. Она же здесь только недавно, разве может она с тобой соперничать?

— Значит, я с ней соперничаю? — возмутилась Дайюй. — Но я поступаю так, как велят мне мои чувства!

— И у меня есть чувства! — перебил ее Баоюй. — Или ты считаешься только со своими чувствами, а мои для тебя ничего не значат?

Дайюй потупилась и долго молчала, прежде чем произнести:

— Ты всегда сердишься, когда чей-нибудь поступок тебе не нравится, а не замечаешь, сколько неприятностей доставляешь другим! Возьмем, к примеру, сегодняшний день: ведь холодно. Почему же ты снял свой теплый плащ?

— Увидел, что ты злишься, и снял, — улыбнулся Баоюй. — Тоже со злости!

— Вот простудишься, и опять пойдут всякие разговоры, — со вздохом произнесла Дайюй.

В это время в комнату вошла Ши Сянъюнь и, картавя, сказала с улыбкой:

— Милый братец, сестрица Линь, вы всегда вместе, а меня бросили!

— Ох уж эта картавая, до чего любит болтать! — засмеялась Дайюй. — Не может выговорить «второй брат», а все «милый» да «милый»! Вот будем играть в облавные шашки, так ты, наверное, только и сможешь сказать: «Один, два, тли!»

— Смотри, привыкнешь и тоже начнешь картавить! — засмеялся Баоюй.

— Она никому не спустит! — улыбнулась Сянъюнь. — Только и знает, что насмехаться! Думает, сама лучше всех! Но есть один человек, которого высмеять невозможно. Если же она сумеет, признаю ее победительницей.

Дайюй спросила, кого она имеет в виду.

— Сестрицу Баочай. Сумеешь подметить ее недостатки, буду считать тебя героиней.

— А я-то думаю — кто же это? — усмехнулась Дайюй. — Оказывается, она! Где уж мне с ней соперничать!

Баоюй поспешил перевести разговор на другую тему.

— Мне, конечно, с тобой не сравниться! — продолжала между тем Сянъюнь. — Об одном лишь молю — чтобы у сестрицы Линь был картавый муж и чтобы он все время ей повторял: «ой», «люблю», «ох», «люблю»! Амитаба! Воображаю, как это было бы забавно!

Баоюй рассмеялся, а Сянъюнь стремительно выбежала из комнаты.

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.

Дата добавления: 2015-09-05