Глава пятнадцатая. В кумирне Железного порога Ван Сифэн проявляет свою власть;

В кумирне Железного порога Ван Сифэн проявляет свою власть;

в монастыре Пампушек Цинь Чжун предается наслаждению с юной монахиней

Баоюй еще издали окинул взглядом Бэйцзинского вана Шуйжуна. Шелковый халат с узором из пятипалых драконов плотно облегал его стан и был перехвачен красным кожаным поясом с кистями, украшенными лазоревой яшмой, на голове — шапочка с серебряными крылышками — повседневный головной убор вана. Лицо его цветом напоминало отборную яшму, глаза сияли как звезды.

Представ перед ваном, Баоюй отвесил ему низкий поклон. Вечнопроцветающий, не выходя из паланкина, положил руку на плечо юноше. Баоюй был одет в белый с узорами из драконов халат с узкими рукавами, перехваченный серебряным поясом, отделанным жемчугом, на голове — шитая серебром шапочка, на лбу — повязка с изображением двух драконов, выходящих из моря; лицо — едва распустившийся весенний цветок, глаза — две капельки застывшего черного лака.

— Недаром о нем везде идет молва! — с улыбкой заметил Бэйцзинский ван. — Он и в самом деле похож на драгоценную яшму! А где же сокровище, найденное у него во рту при рождении?

Баоюй протянул вану яшму, которую всегда носил при себе. Вечнопроцветающий внимательно ее осмотрел, прочел надпись и спросил:

— Эта яшма в самом деле способна творить чудеса?

— Так говорят, — ответил Цзя Чжэн. — Но сам я пока никаких чудес не видел.

Яшма вызвала восхищение у Бэйцзинского вана, он расправил бахрому у тесьмы, на которой она висела, и собственноручно надел ее Баоюю на шею. Затем взял Баоюя за руку и принялся расспрашивать, какие книги он изучает, поинтересовался, сколько ему лет. Баоюй на каждый вопрос отвечал складно и обстоятельно. Это понравилось Бэйцзинскому вану, и он обратился к Цзя Чжэну:

— Можно подумать, что сын ваш рожден драконом или фениксом! Я вовсе не хочу льстить, но, пожалуй, в будущем молодой феникс, как говорится, затмит старого феникса!

— Ну разве достоин этот мальчишка столь высокой похвалы! — воскликнул Цзя Чжэн. — Я был бы счастлив, если бы сбылось ваше предсказание!

— Все это так! — проговорил Бэйцзинский ван. — Одно меня беспокоит: бабушка, разумеется, души не чает в своем необыкновенном внуке, а чрезмерная любовь для молодых вредна, мешает учиться. Все это я испытал на себе, и у меня с вашим сыном, мне кажется, много общего. А раз так, почему бы вам не прислать его ко мне? Сам я, правда, человек никчемный, но имею честь принимать у себя самых именитых и ученых людей всей страны. Прибыв в столицу, они первым делом навещают меня. И если ваш сын сможет беседовать с ними, уверен, познания его станут еще шире.

— Совершенно верно! — согласился Цзя Чжэн и отвесил поклон.

Бэйцзинский ван снял с руки четки и с улыбкой протянул Баоюю.

— Сегодня наша первая встреча, и я не захватил никакого подарка. Поэтому в знак уважения хочу поднести эти четки, пожалованные мне самим государем.

Баоюй взял четки и передал Цзя Чжэну, после чего оба они поблагодарили вана.

В это время подошли Цзя Шэ, Цзя Чжэнь и все остальные и почтительно попросили Бэйцзинского вана не утруждать себя и возвратиться домой.

— Покойная давно вознеслась в мир бессмертных, а мы все еще пребываем в этом бренном мире, — произнес Бэйцзинский ван. — Я хоть и удостоился небесной милости, незаслуженно унаследовал титул и должность отца, все равно не посмею проехать перед колесницей с гробом святой.

В ответ на эти слова Цзя Шэ ничего не оставалось, как поблагодарить вана за милость. Он распорядился прекратить музыку, пронести гроб вперед и снова предложил пересечь путь погребальной процессии. Но об этом мы больше рассказывать не будем.

А теперь надобно вам сказать, что после выноса гроба из дворца Нинго на всем пути царило необыкновенное оживление. Добравшись до городских ворот, Цзя Шэ, Цзя Чжэн и Цзя Чжэнь приняли под навесом подношения от равных с ними по положению, а также стоявших ниже чиновников и их семей, поблагодарили и, выехав наконец из города, двинулись по большой дороге в направлении кумирни Железного порога.

Родственников старшего поколения Цзя Чжэнь и Цзя Жун пригласили следовать за ними. Цзя Шэ и его ровесники заняли места в колясках и паланкинах, а ровесники Цзя Чжэня сели верхом на коней.

Фэнцзе опасалась, как бы Баоюй не расшалился, когда прибудут в кумирню, — ведь Цзя Чжэн может за ним не уследить, и тогда не избежать неприятностей. Поэтому она приказала слуге тотчас же позвать юношу. Пришлось Баоюю подъехать к ее коляске.

— Дорогой братец, — сказала Фэнцзе, — ты знатен и благороден, а ведешь себя как девчонка, не пристало тебе изображать мартышку на коне. Садись лучше ко мне в коляску, поедем вместе.

Баоюй соскочил с коня, сел рядом с Фэнцзе в коляску, и, беседуя между собой, они продолжали путь.

Вскоре к коляске подскакали два всадника, с одной и с другой стороны, спешились и доложили:

— Неподалеку есть подходящее место для остановки. Госпожа может там отдохнуть и переодеться.

Фэнцзе велела им спросить дозволения у госпожи Син и госпожи Ван.

— Госпожи сказали, что отдыхать не будут, — сказали всадники, — а вы поступайте как вам угодно.

Фэнцзе изъявила желание немного отдохнуть, а затем следовать дальше. Мальчик-слуга тотчас взял коня под уздцы, вывел коляску из толпы и пошел в северном направлении.

Баоюй приказал слугам разыскать Цинь Чжуна, и Цинь Чжун, который ехал верхом следом за паланкином своего отца, вдруг увидел бежавшего к нему мальчика-слугу. Мальчик передал ему приглашение Баоюя немного передохнуть и закусить. Цинь Чжун еще раньше заметил, что лошадь Баоюя, укрытая попоной, повернула вслед за коляской в северном направлении, и понял, что Баоюй едет в коляске вместе с Фэнцзе. Он подхлестнул коня и догнал коляску у ворот деревенской усадьбы.

Фэнцзе, Баоюй и Цинь Чжун, в роскошных одеяниях, с изящными манерами, казались деревенским женщинам небожителями, опустившимися на землю.

В усадьбе было всего несколько жилых комнат, поэтому Фэнцзе, не найдя места, где бы переодеться, вошла в небольшую крытую камышом хижину и велела всем прогуляться. Баоюй сразу понял, в чем дело, и тотчас же вышел, сопровождаемый Цинь Чжуном и слугами.

Баоюй ни разу не был в деревне, никогда не видел самых простых в обиходе вещей, даже не знал, как они называются и для чего служат. Все казалось ему удивительным. Хорошо, что среди слуг нашелся один, которому все эти вещи были знакомы, он говорил Баоюю, что как называется и для чего служит.

Баоюй лишь кивал головой.

— Недаром древние писали:

Кто знает, какой ценою

добыта эта еда?

В ней что ни крупинка, то тяжесть

мучительного труда!

Значит, правы были древние!

Увидев на кане прялку, Баоюй раскрыл глаза от изумления:

— Это — чтобы прясть нитки. А из ниток материю ткут, — объяснили слуги.

Баоюй взобрался на кан, покрутил прялку. Тут к нему подскочила девушка лет шестнадцати — семнадцати и закричала:

— Сломаешь!

Слуги цыкнули на нее, а Баоюй отдернул руку и сказал:

— Я ничего подобного не видел, любопытно попробовать.

— Так ты ведь не умеешь, — сказала девушка, — хочешь, научу.

Цинь Чжун легонько дернул Баоюя за рукав и насмешливо шепнул:

— А в деревне тоже много интересного!

— Помолчи! — оттолкнул его Баоюй. — А то побью.

Девушка взяла прялку и начала прясть, да так ловко, что любо было смотреть. Тут ее позвала старуха:

— Эй, дочка, скорей иди сюда!

Девушка бросила прялку и убежала.

Баоюю сразу все стало неинтересным. Как раз в это время Фэнцзе прислала за ним слугу.

Фэнцзе уже успела вымыть руки, переодеться и спросила, переоделись ли они.

— Нет, — ответил Баоюй.

Служанки поставили на стол печенье, налили душистого чаю. Фэнцзе выпила чашечку, подождала, пока уберут со стола, затем вышла из хижины и села в коляску. Ванъэр еще раньше вручил подарки хозяевам усадьбы, и те принялись благодарить Фэнцзе.

Баоюй огляделся. Девушки, которая только что пряла, нигде не было. Он заметил ее у выхода из усадьбы, уже когда они немного отъехали. Она стояла вместе с двумя другими девочками и держала на руках ребенка. Баоюй почувствовал, как взволнованно забилось сердце, но постарался ничем не выдать своих чувств, лишь тайком бросил на девушку ласковый взгляд. Тут налетел порыв ветра, Баоюй зажмурился, а когда открыл глаза и обернулся, девушка куда-то исчезла.

Они догнали похоронную процессию. Впереди слышался грохот гонгов и барабанов, колыхались траурные флаги и зонты, по обе стороны от дороги выстроились буддийские монахи из кумирни Железного порога.

Вскоре въехали в ворота кумирни. За воротами были расставлены алтари с курильницами, слышались молитвы. Гроб с телом покойницы установили в боковом зале храма. Баочжу легла возле гроба.

Перед кумирней Цзя Чжэнь принимал гостей, друзей и близких. Некоторые уже стали прощаться, и Цзя Чжэнь каждого благодарил за оказанную честь. К концу дня почти все гости, строго соблюдая принцип старшинства, разошлись.

Женщин принимала Фэнцзе. Первыми уехали жены титулованных сановников, а за ними и остальные. До окончания трехдневных церемоний осталось лишь несколько близких родственниц.

Госпожа Син и госпожа Ван тоже собрались уезжать и позвали Баоюя, но тому хотелось побыть еще немного за городом, и пришлось оставить его на попечение Фэнцзе.

Кумирню Железного порога с помещениями для покойников, а также для тех, кто их сопровождал, некогда отстроили Нинго-гун и Жунго-гун, здесь и поныне возжигали благовония и было родовое кладбище, где хоронили членов семьи Цзя, умерших в столице.

Отстраивая кумирню, предки не предполагали, что в период расцвета их потомки будут разниться между собой, как Цань и Шан [150]. Кто победнее, оставался в кумирне, более богатые и знатные подыскивали себе местечко поудобней — в соседней деревне либо в женском монастыре — и жили там до конца погребальной церемонии.

Так было и на похоронах госпожи Цинь. Одни расположились в кумирне, другие поблизости от нее. Фэнцзе не захотела оставаться в кумирне и послала людей к монахине Цзинсюй в ближайший монастырь Пампушек с просьбой отвести ей там несколько комнат.

Монастырь, собственно, назывался Шуйюэ, а это нелепое название получил за то, что там готовили на редкость вкусные пампушки.

Монахи тем временем окончили службу и принесли Цзя Чжэню чай и вечернюю трапезу. Цзя Чжэнь послал Цзя Жуна сказать Фэнцзе, чтобы ложилась отдыхать. Но Фэнцзе простилась со всеми и вместе с Баоюем и Цинь Чжуном отправилась в монастырь Пампушек. В кумирне было кому позаботиться о женщинах, принимавших участие в похоронной процессии, — там оставалось несколько невесток из рода Цзя.

Цинь Банъе, отец Цинь Чжуна, человек старый и больной, уехал, наказав сыну дождаться окончания погребальной церемонии.

Гостей встретила монахиня Цзинсюй в сопровождении послушниц Чжишань и Чжинэн. Когда все поздоровались, Фэнцзе прошла в келью, переоделась и вымыла руки. Она сказала Чжинэн, что та выросла и похорошела, а затем спросила:

— Что это вы с настоятельницей совсем нас забыли?

— Недавно у господина Ху родился наследник, — ответила за послушницу Цзинсюй, — и госпожа Ху прислала нашей настоятельнице десять лянов серебра, чтобы та прочла «Сутры над тазом новорожденного»[151]. Поэтому мы, госпожа, и не могли прийти справиться о вашем здоровье.

Но оставим старую монахиню прислуживать Фэнцзе, а вам поведаем о Цинь Чжуне и Баоюе.

Они играли в зале, когда появилась Чжинэн.

— Пришла Чжинэн, видишь? — сказал Баоюй.

— А мне что за дело? — удивился Цинь Чжун.

— Не хитри! — засмеялся Баоюй. — Разве не ты тайком обнимал ее в комнатах у старой госпожи? А сейчас вздумал меня морочить!

— Не было этого! — смутился Цинь Чжун.

— Было ли, не было — меня не интересует! — бросил Баоюй. — Ты только позови ее и скажи, чтобы она налила мне чашку чая, а дальше тебя не касается.

— Странно! — заметил Цинь Чжун. — Почему бы тебе самому ее не позвать?

— Одно дело ты, другое — я. На меня она и внимания не обратит, — рассмеялся Баоюй.

Цинь Чжуну ничего не оставалось, как окликнуть послушницу:

— Чжинэн, налей чашку чая!

Чжинэн часто наведывалась во дворец Жунго и играла там с Баоюем и Цинь Чжуном. Сейчас она выросла, познала любовь, и ей нравилось любезное обхождение Цинь Чжуна. Цинь Чжуна, в свою очередь, привлекали свежесть и красота Чжинэн. В общем, они питали друг к другу симпатию.

Чжинэн принесла чай.

— Это я возьму, — сказал Цинь Чжун.

— Нет, я, — запротестовал Баоюй.

— Неужели мои руки намазаны медом, что вы спорите из-за чашки чая, которую я держу! — воскликнула Чжинэн.

Баоюй выхватил чашку и принялся пить. Он хотел спросить о чем-то Чжинэн, но за ней пришла Чжишань — надо было идти накрывать стол. Следом явились служанки приглашать Цинь Чжуна и Баоюя пить чай и есть фрукты. Они поели немного и вышли прогуляться.

Фэнцзе в сопровождении Цзинсюй пошла отдыхать в специально убранную для нее комнату. Служанки постарше разошлись, и возле Фэнцзе остались совсем молоденькие.

Воспользовавшись этим, старая монахиня обратилась к Фэнцзе:

— Есть у меня одно дело. Хотела пойти во дворец посоветоваться со старой госпожой, но потом решила сперва поговорить с вами.

— Что же это за дело? — полюбопытствовала Фэнцзе.

— Амитаба! — воскликнула старая монахиня. — Когда я приняла постриг в монастыре Прекрасных талантов, был у меня в уезде Чанъань очень богатый благодетель по фамилии Чжан. Его дочь, которую в детстве звали Цзиньгэ, приходила в наш храм на богослужение и случайно встретила там дядю правителя области Чанъань — молодого господина Ли. С первого же взгляда он влюбился в нее и не замедлил послать к ней сватов. Но Цзиньгэ уже была просватана за сына бывшего чанъаньского начальника стражи. Семья Чжанов хотела расторгнуть брачный договор, но побоялась начальника стражи. А господин Ли, хоть и узнал, что у девушки есть жених, не отступился. И родители ее оказались, как говорится, между двух огней. Семья жениха подняла скандал, они кричали: «Сколько нужно женихов для одной дочери?» — и подали в суд. Родители невесты не на шутку перепугались и снарядили людей в столицу искать покровительства. Вот я и подумала: ваша семья в хороших отношениях с нынешним генерал-губернатором Чанъани, господином Юнь Гуаном; может быть, госпожа и ее сын напишут письмо господину Юню, попросят поговорить с начальником стражи, тогда начальник согласится кончить дело миром, я уверена. А семья Чжан в долгу не останется, отблагодарит, если даже ей пришлось бы разориться.

— Дело, в общем-то, пустяковое, — промолвила Фэнцзе, — только старая госпожа не захочет вмешиваться.

— А вы не замолвите словечко?

— Деньги мне не нужны, и я тоже не стану вмешиваться, — заявила Фэнцзе.

Цзинсюй долго молчала, а потом сказала:

— Чжаны не поверят, что вы не хотите вмешиваться и вам не нужны деньги. Они подумают, что дела вашего рода совсем плохи, если даже в таком простом деле вы не в состоянии помочь.

Слова монахини задели Фэнцзе за живое:

— Пусть меня ждет какое угодно возмездие после смерти! Но я обещаю помочь, а обещания свои всегда выполняю. Скажи им, пусть принесут три тысячи лянов серебра.

— Вот и отлично! — воскликнула монахиня. — Теперь все в порядке…

— Только не думай, что я польстилась на деньги! — сказала Фэнцзе. — Эти три тысячи потребуются на разъезды слуг. А мне ничего не надо. Я сама в любую минуту могу выложить не то что три тысячи, а тридцать тысяч лянов.

— В таком случае окажите милость, госпожа!

— Торопиться незачем. Разве не видишь, как я занята? Всем нужна, не могут без меня обойтись! — воскликнула Фэнцзе и добавила: — Не беспокойся, раз я пообещала, все улажу!

— Конечно, конечно, — поддакнула монахиня. — Займись кто-нибудь другой этим, хоть и пустяковым, делом, с ног сбился бы! А вы со всем справляетесь! Недаром говорит пословица: «У кого способности, тот и трудится». Вот старая госпожа и поручает вам то одно, то другое, а вам и о своем здоровье не грех позаботиться.

Речи монахини льстили Фэнцзе, и она, несмотря на усталость, продолжала разговор.

Тем временем стемнело, и Цинь Чжун отправился искать Чжинэн. Юную монахиню он нашел во внутренних покоях, она мыла посуду, рядом никого не было. Цинь Чжун привлек ее к себе, поцеловал..

— Ты что! — испуганно вскричала Чжинэн.

— Милая сестрица, не мучай меня! — взмолился Цинь Чжун. — Не согласишься, умру на этом самом месте!

— Я соглашусь, только вызволи меня из этой тюрьмы, уведи отсюда, — ответила Чжинэн.

— Это легко сделать! — сказал Цинь Чжун. — Но далекой водой не утолишь жажды!

Сказав так, он погасил светильник, обнял Чжинэн и повалил на кан. Напрасно Чжинэн противилась. Кричать она постыдилась, и как-то само собой получилось, что нижняя одежда с нее сползла. Но в тот самый момент, когда Цинь Чжун, как говорится, «вошел в порт», кто-то молча на них навалился. Оба обомлели от страха. Но тут раздался смешок, и они узнали голос Баоюя.

Цинь Чжун вскочил.

— И не совестно тебе?

— Сделаешь все, что я захочу, никому не скажу. А нет — подниму скандал! — заявил Баоюй.

Сгорая от стыда, Чжинэн незаметно выскользнула из комнаты. А Баоюй потащил за собой Цинь Чжуна, приговаривая:

— Еще упрямишься?

— Дорогой брат, я сделаю все, что захочешь, только не шуми, — умолял Цинь Чжун.

— Молчи, — сказал Баоюй, — ляжем спать, тогда и рассчитаюсь с тобой!

Фэнцзе тем временем разделась и легла в постель. Для Баоюя и Цинь Чжуна положили в передней на полу матрацы.

Фэнцзе, опасаясь, как бы не потерялась одушевленная яшма, велела забрать ее у Баоюя, когда тот уснет, чтобы положить камень себе под подушку.

О том, как Баоюй рассчитывался с Цинь Чжуном, мы не знаем, не видели, а придумывать не будем.

На следующее утро матушка Цзя и госпожа Ван прислали за Баоюем людей с наказом потеплее одеться и, если нет причин задерживаться, возвращаться домой. Но Баоюю не хотелось домой. Да и Цинь Чжуну тоже — жаль было расставаться с Чжинэн, и он уговорил Баоюя упросить Фэнцзе оставить их еще на день. Фэнцзе согласилась, хотя все погребальные церемонии были закончены. Ей хотелось угодить Цзя Чжэню, и она решила доделать кое-какие мелкие дела. К тому же надо было выполнить просьбу монахини Цзинсюй. Да и порадовать Баоюя она была не прочь и сказала ему так:

— Все свои дела я сделала, и оставаться здесь — только лишние хлопоты. Не позднее чем завтра необходимо уехать.

— Так ведь всего один день, — умолял Баоюй, — а завтра непременно уедем.

Итак, они остались в монастыре еще на одну ночь.

Фэнцзе осторожно изложила Лай Вану просьбу старой монахини, Лай Ван сразу смекнул, в чем дело, и тотчас отправился в город. Там он нашел стряпчего, который составил письмо, и отвез его в Чанъань, будто бы по поручению Цзя Ляня. До Чанъани не больше ста ли, поэтому через два дня дело было улажено.

Юнь Гуан, генерал-губернатор Чанъани, издавна пользовался милостями рода Цзя и без проволочек сделал все, о чем его просили. Лай Ван получил от него ответное письмо и отвез Фэнцзе, но об этом мы рассказывать не будем.

На следующий день Фэнцзе распрощалась со старой монахиней и велела ей через три дня приехать во дворец Жунго за ответом.

Пожалуй, не стоит подробно описывать страдания, которые испытывал Цинь Чжун, расставаясь с Чжинэн.

Фэнцзе еще раз побывала в кумирне Железного порога и осмотрела, все ли там в порядке. Баочжу заявила, что останется здесь навсегда, и Цзя Чжэню пришлось послать другую служанку сопровождать Фэнцзе.

О том, что было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Дата добавления: 2015-09-05