Лондон, ноябрь 2006

Джейсон жил словно в горячечном бреду. Всё вокруг казалось нереальным, ненастоящим, плоским. Он даже представить себе не мог, что может испытывать такую боль. Ему было даже хуже, чем после того, как он сбежал от похитителей. Тогда он мог хотя бы радоваться, что всё же вырвался из этого кошмара, а сейчас всё было так, словно он как раз погрузился в кошмар.
Он продолжал ходить на лекции и даже кое-как делал задания дома, но всё это происходило в фоновом режиме на краю его сознания, а главным оставалось предательство Дэниела. Он любил его. Сейчас он, как никогда, понимал, что любил его, иначе Дэниел не смог бы причинить ему такую боль.
Быть может, степень любви можно измерить тем, насколько сильную боль может причинить тебе тот, кого любишь.
Первые два дня он не выходил из дома и почти не ел. На третий встал утром с кровати и пошёл на занятия. Он делал всё на автомате, не думая и не чувствуя. Дэниел не звонил. С ним только один раз связался Брент и уведомил, что Джейсон может оставаться в своей квартире сколько угодно долго (мистер Ламберг будет оплачивать все счета), и если ему нужны какие-то из вещей, оставшихся в квартире мистера Ламберга, ему их доставят в любое удобное время, или же он сам может зайти за ними. Брент, судя по всему, не был в курсе, что комедии наступил конец, и всё так же выступал от имени «мистера Ламберга».
Через несколько дней Джейсон начал паковать вещи и подыскивать себе комнату или квартиру: в начале учебного года он отказался от жилья, предоставляемого студентам, а теперь, в середине семестра, место было не так просто найти. Возможно, оно бы и нашлось, но не мгновенно: нужно было ждать несколько недель. Джейсон не мог себе этого позволить – он не желал больше оставаться в этой квартире. В конце концов, всё разрешилось довольно быстро и удачно, правда, чуть дороже, чем он планировал. Уилл, студент из его группы, как раз подыскивал соседа. Он снимал квартиру вместе с двумя другими студентами со старших курсов, но одному из-за семейных проблем пришлось бросить учёбу. Вместо него и согласился въехать Джейсон. У него оставались кое-какие сбережения – он очень мало расходовал в последние месяцы по сравнению с предыдущими – и их, по его расчетам, должно было хватить до марта или апреля, возможно, и дольше. К тому же, он надеялся в ближайший месяц найти работу.
Собирая чемоданы, он всё же уложил кое-что из одежды, купленной на деньги Дэниела Астона. К некоторым вещам он привык, и ему было обидно думать, что они отправятся в мусорный бак.
В воскресенье через две недели после разрыва с Дэниелом – и в третий раз в этом году - он переехал на новое место. Утром в понедельник он позвонил Бренту и сообщил, что съехал и отправил ключи по почте на адрес квартиры Ламберга в Челси.
- Там остались кое-какие вещи, принадлежащие вашему боссу, - добавил он. – Одежда, его подарки.
- Он не стал бы возражать, если бы вы оставили их себе, - напряжённым голосом произнёс Брент.
- Очень щедро с его стороны, - сухо ответил Джейсон. – До свидания.
Ему было жалко оставлять разве что подаренные Дэниелом часы. В них была особая сдержанная красота и сложность, которые его завораживали. Он редко их носил, но иногда по несколько минут наблюдал за работой механизма через заднюю стеклянную крышку. А ещё с ними были связаны воспоминания…
Но подарок за сто пятьдесят тысяч долларов был слишком дорогим, чтобы оставить его себе. И этих воспоминаний он тоже больше не хотел.
С новыми соседями по квартире он легко поладил: Уилл был общительным и деятельным парнишкой, а второй сосед, Бапулал Шарма, учившийся на экономическом факультете, оказался почти полной его противоположностью – он разговаривал только по делу и большую часть времени проводил в своей комнате за книгами. Впрочем, Джейсон не сильно от него отличался. Он перестал ходить в спортивный зал, забросил музыку и занимался только учёбой. В свободное время он просто сидел на кровати, глядя в пустоту. Он пытался научиться не думать, потому что мысли всегда, раз за разом, возвращались к Дэниелу. Он прекрасно понимал его мотивы, но не мог поверить, что этот человек мог так долго и так жестоко его обманывать. Да и сам он был слишком доверчив, с готовностью закрывая глаза на тайны своего любовника.
С каким-то мазохистским любопытством Джейсон стал искать в интернете информацию о Дэниеле Астоне. Её было достаточно. В основном это были упоминания о его присутствии либо на экономических конференциях и форумах, либо на светских мероприятиях. Информации о его бизнесе было немного, в основном, это были расплывчатые указания: финансист, глава финансовой империи и прочее.
Многое из того, что Дэниел рассказывал о себе, подтвердилось: он был внуком последнего из женевских банкиров Ламбергов, родился в Лондоне, учился в Гарварде, после женитьбы переехал в Париж. Он был уже восемь лет женат на Камилле Эттинген (на самом деле Марии Камилле Георгине Беатрисе фон Эттинген-Эттинген), дочери немецкого принца Максимилиана Эттингена. Их сыну было семь лет, а дочери четыре года.
Фотографий жены было больше: она постоянно посещала благотворительные приёмы, выставки, концерты, свадьбы и прочие официальные мероприятия. Если даже Астон и женился по расчёту, то расчёт был хорошим. Камилла была красивой и изящной молодой женщиной, и в ней было то же непередаваемое благородство черт, особая утончённость, что отличала и самого Дэниела. Они, безусловно, были красивой и гармоничной парой. Джейсон с трудом представлял, как эта горделивая, полная достоинства женщина могла мириться с тем, что муж изменял ей направо и налево. Скорее всего, она не желала унижаться до ревности к временным увлечениям.
Из обрывков информации и фотографий складывалась целая жизнь. И когда Джейсон сравнивал её со своей, у него слёзы наворачивались на глаза. У Дэниела Астона было всё (и Джейсон не имел в виду деньги): у него была работа, положение в обществе, семья, дети, связи, родственники и друзья; у него же самого не было ничего, и если он мог раньше надеяться на то, что это рано или поздно появится, то теперь все надежды рухнули. Он никогда в жизни уже не сможет открыться другому человеку так полно и безоговорочно, как он открывался Дэниелу, никому не сможет отдать свои чувства с той же полнотой. Он не сможет его забыть и будет бесконечно искать в других людях ту же силу, уверенность и нежность, которые так притягивали его в прежнем любовнике. Даже его несгибаемость, даже его высокомерие и жестокость – даже их он будет искать. Дэниел отнял у него саму надежду на счастье…
И как бы ни ужасно это звучало, даже больше, чем предательство Дэниела, Джейсона терзала невозможность быть с ним. Он ненавидел его, но хотел назад, к нему. Он ненавидел себя за эту слабость, но ничего не мог поделать с собственным сердцем.
Неделя пролетала за неделей, и Джейсон стал привыкать к новой жизни. Он ближе сошёлся с несколькими одногруппниками, по вечерам выходил с ними в город и даже пару раз встретился со старыми друзьями в «Миндале». Он нашёл работу в книжном магазине на Стрэнде, и она стала ещё одним способом не думать.
Естественно, больше всего из сокурсников он общался с Уиллом. Тот, до этого вообще не имевший о Джейсоне никакого определенного представления, обнаружил, что получил весьма интересного соседа. Коллинз, вопреки всем представлениям о внешне привлекательных людях, оказался аномально умён. Математику и статистику он знал настолько хорошо, что Уилл был уверен, что и концу последнего курса не дойдёт до такого уровня. Гардероб Джейсона тоже был загадкой. В общем и целом - ничего особенного, разве что чуть более строгий, чем в среднем у сокурсников. Но порой в нём попадались такие вещи, что впору было призадуматься. Кроме того, сосед никогда и ничего не рассказывал о себе. От расспросов Уилла он всегда старательно уходил, обычно отвечая, что вырос в состоятельной семье, но лишился финансовой поддержки родителей. Джейсон даже не сильно обманывал Уилла.
Вечерами он лежал на своей кровати и гнал воспоминания, становившиеся уже почти навязчивыми. И как рефрен звучали в его голове слова старой песни U2, которую он сейчас постоянно слушал:

Love is blindness
I don't want to see
Won't you wrap the night
Around me [1]

Он теперь понимал эти слова… Он не хотел видеть правды – и не видел. Он слепо любил и поплатился за это. Потому что никого нельзя так любить, и никто не заслуживает такой веры и такой любви. Никто…
И всё, что ему теперь оставалось, это шептать в темноту:
- Blow out the candle. Love is blindness. [2]

***

В начале декабря он с Уиллом и ещё двумя однокурсниками пошёл поужинать в небольшое кафе в квартале от новой квартиры. По правде говоря, ел он сейчас чаще дома или в кафетерии в колледже – по финансовым соображениям. Но иногда всё же можно было позволить себе выход «в свет».
До Рождества было не так далеко. Улицы, магазины и рестораны уже были украшены. Джейсон вспоминал прошлое Рождество и не мог поверить, что это было всего год назад. Тогда его самой большой проблемой было подобрать подарки Эмили и членам её семьи, и всё в жизни казалось простым и упорядоченным. Это Рождество он встречал с тяжёлым грузом воспоминаний, ему не для кого было выбирать подарки, и он не имел представления, что ему делать дальше.
На этой неделе ему трижды звонил Брент, но Джейсон не отвечал на звонки. Всё кончено, и прошло уже слишком много времени. Его раны начали наконец-то заживать (да, Джейсон, убеждай себя в этом) и незачем было бередить их. Пока он сидел за столом в кафе дважды позвонил Хиршау, его Джейсон тоже проигнорировал.
«Что они там, взбесились, что ли?» - только и подумал он, равнодушно сбросив вызов и отключив звук.
Когда он с компанией однокурсников вышел из дверей кафе, Хиршау в сопровождении ещё одного охранника, которого Джейсон не знал, ждал его снаружи.
- Добрый вечер, мистер Коллинз, - прогрохотал он.
Джейсон почувствовал, как в нём закипает злость. Мало того, что они опять следят за ним, так ещё и смеют заговаривать с ним, когда он с друзьями. Последние с удивлением воззрились на огромного немца.
- Вас что, не поставили в известность, что теперь не меня нужно поджидать у каждого выхода? – резко ответил Джейсон, забыв, что здесь находятся его однокурсники. – Или вы замечтались и по привычке прибежали за мной?
- С вами хотят поговорить, - никак не среагировал на колкость Хиршау.
- Я не хочу ни с кем разговаривать, – Джейсон развернулся и попытался обойти телохранителя, но тот задержал его, положив руку ему на плечо.
Джейсон чуть не задохнулся от возмущения – ни один из сторожевых псов Дэниела раньше не смел касаться его. Он даже не успел ничего сказать, как сзади послышался голос Уилла:
- Поаккуратнее, мистер! Вы что, не поняли?
Второй телохранитель подошёл ближе и тихо, но угрожающе произнёс:
- Не вмешивайтесь не в свои дела, молодые люди.
- Я вызываю полицию! – пригрозил Уилл.
- Не надо, - сказал Джейсон. – Не стоит с ними связываться. Я поеду, - он повернулся к Хиршау. – Уберите руку.
- Джейсон, ты с ума сошёл?! – воскликнул один из его одногруппников.
- Они всё равно не отстанут. Если уйдут сегодня, объявятся завтра.
- Господи, да ты посмотри на них! – сказал Уилл. – Они же…
- Я их знаю. Не беспокойся за меня, – он бросил на телохранителей раздражённый взгляд: - Мы что, пешком пойдём?
- Одну секунду, сэр, - Хиршау отступил к краю тротуара и махнул рукой.
Буквально через несколько секунд машина, припаркованная ниже по улице, тронулась и подъехала ко входу в кафе. Вполне вероятно, что к этому скромном заведению впервые подъезжал представительский "Мерседес". Хиршау открыл перед Джейсоном дверь, а затем мягко её захлопнул, когда пассажир оказался внутри. Сам он сел рядом с водителем на переднее сиденье. Другой телохранитель сел рядом с Джейсоном.
Когда автомобиль отъехал, Уилл присвистнул:
- Интересные у Джейсона знакомые!
Джейсон гадал, что от него вдруг понадобилось через полтора месяца, и подозревал, что Дэниел – если он вообще будет встречаться с ним, а не с Брентом – пойдёт на второй заход. Если Дэниел действительно его любил, то должен был страдать сейчас примерно так же, как и он сам – только без ощущения стыда и разочарования в любимом человеке, без унизительного чувства, что тебя предали.
Когда машина остановилась, Джейсон понял, что они приехали не в знакомую квартиру в Челси. Он не настолько хорошо знал Лондон, чтобы понять, куда его привезли, но это был явно какой-то престижный район. Он вспомнил, что Дэниел говорил ему про дом в Белгравии, в котором велся ремонт. Очевидно, он закончился, и Астон переехал туда.
Джейсон сидел в машине и думал о том, что его сейчас ждёт. Почему Дэниел не может оставить его в покое?
Он вырвался из запутанного клубка мыслей, когда кто-то тихо кашлянул рядом. Он повернул голову: Хиршау открыл дверь и ждал снаружи. Неизвестно, насколько долго. Видимо, Джейсон ничего не слышал и не замечал, погружённый в себя.
Дверь им открыл Николс. Они церемонно поздоровались, Николс принял у него куртку и проводил в комнату, похожую на маленькую личную гостиную. В камине горел огонь.
- Подождите, пожалуйста, здесь. О вашем прибытии сообщили.
С этими словами Николс скрылся за дверью.

***

Дэниел обсуждал с Эдером, главой службы безопасности и одним из своих самых доверенных лиц, график поездок на январь, когда в дверь кабинета постучали, и вошёл Хиршау.
- Он здесь, сэр.
- Спасибо, Хиршау. Можете идти.
Эдер, от которого не могли укрыться ни малейшие оттенки интонации, спросил:
- Он – это он?
Дэниел вздохнул и кивнул головой.
- Зачем? Зачем он здесь?
- Я послал за ним. Я хочу его видеть.
- Полтора месяца прошло. Ты прекрасно обходился без него.
- Нет, Эдер, не прекрасно.
Эдер встал с кресла и навис над сидящим в кресле Дэниелом:
- Отправь его назад, немедленно. Послушай меня, Дэниел, я сто раз тебе говорил, но выслушай в сто первый: откажись от него. Ты что-то там чувствуешь к нему, хорошо, прекрасно, пускай. Но это пройдёт, дай себе ещё немного времени, месяц, лучше два. Это пройдёт. Это же сумасшествие какое-то!
- Я не хочу, чтобы это проходило, - спокойно ответил Астон.
- Подумай о последствиях!
- Я всё понимаю, я не лишился рассудка. Но это сильнее и важнее. Эдер, я знаю, что ты думаешь. Я сам так думал когда-то. Я слышал истории о людях, которые ради отношений ставили на карту всё, и смеялся над ними. Я думал: что за идиоты? Теперь я сам в такой ситуации. И ты не можешь даже представить, что со мной происходит. Молись богу, чтобы тебе никогда не довелось этого узнать. Это, - Дэниел прикрыл глаза, ища подходящее слово, - это восхитительно, но это же и разрушает тебя.
- Вот об этом я и говорю. Твоя прихоть… Твоя связь с этим мальчишкой погубит тебя. Ты здравомыслящий человек. Подожди ещё немного. Ты забудешь о нём рано или поздно.
- Нет, Эдер. Это то же самое, что остаться без руки. Ты можешь научиться делать всё одной – писать, рисовать, даже шнурки завязывать, но не пройдёт ни одного дня твоей жизни, чтобы ты не вспомнил о том, что у тебя отнято и не пожалел. Ты никогда не забудешь.
- Хорошо, если продолжить твою аналогию, когда началась гангрена, руку ампутируют. И нужно пожертвовать ей, чтобы спасти собственную жизнь.
Эдер замолчал, ожидая ответа от Дэниела, но тот задумчиво смотрел в одну точку. Наконец он произнёс:
- Я всё решил.
- Дэниел, - Эдер опустился в кресло, - я помню тебя ещё подростком. Я видел, можно сказать, всю твою жизнь. Ты принял огромную ответственность после смерти отца, и ты справился. Ты сам многого добился. Я гордился тобой. Я радовался твоим успехам, как будто ты мой собственный сын, и всегда и во всём поддерживал тебя. И мне больно видеть то, что ты делаешь сейчас.
- Поддержи меня и в этой ситуации, - ответил Дэниел.
- Мне ничего другого не остаётся, - вздохнул Эдер. – Но если ты не хочешь думать о своём будущем, подумай о мальчике. Ты сломаешь его жизнь тоже, не только свою. Он слишком уязвим. Тот, кто не смеет коснуться тебя, ударит по нему. Это ты понимаешь? Ты рискуешь его жизнью.
- У тебя целая армия, Эдер. Надеюсь, ты сможешь о нём позаботиться.
- Я не всесилен, Дэниел. И, ты знаешь, раны не всегда наносят железом. Я не смогу защитить его душу. Я не врач, но он… Эти его фобии... Он не кажется мне нормальным человеком, извини. Он на грани психического расстройства, и даже самая невинная на наш взгляд вещь может столкнуть его туда. Даже если бы не было всех прочих проблем, он не тот человек, с кем ты можешь связать свою жизнь.
- Ты совершенно правильно заметил, что ты не врач и не можешь ставить диагнозы, - отрезал Астон. – На сегодня ты свободен. Извини, но меня ждут дела.
Эдер поднялся с кресла:
- Надеюсь, у мальчишки больше здравого смысла, чем у тебя, и он не вернётся.

____________________

[1] Любовь - это слепота./Я не хочу видеть./Окутай меня ночной темнотой.
[2] Задуй свечу. Любовь - это слепота.

Дата добавления: 2015-09-05