Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Большая Тройка

Секунды, стоящие жизни | Мирное задание | Как это случилось | Курсант Алексеев | Дед Захар | Поворот судьбы | Совершенно секретно! | Куда мы летим? | Это что — Америка? | Воздушный десант |


Читайте также:
  1. Quot;В этом твоя самая большая иллюзия, Дэн. Ты, как тот парень, который отказывается носить очки, настаивая: "они больше не печатают газет разборчивым шрифтом".
  2. Quot;Ты смелый. У тебя большая красивая душа" – сказал Никки, выбросив палочку от мороженого урну.
  3. T.V.: Привет, Кристофер! Это большая честь для нас общаться с тобой, как у тебя сегодня дела?
  4. Альманах обошелся в 4 000 рублей серебром (большая сумма по тем временам). После его
  5. Аппаратура навигации и посадки (VOR, LOC, GS): управление, индикация и контроль готовности аппаратуры навигации и посадки (включение, настройка, проверка работоспособности).
  6. Большая Белая Пирамида
  7. Большая выпь

Нас разбудило громкое воркование голубей. Я просыпался медленно, не торопясь и как-то по особенному вкусно. Безмятежно. Войны будто и не бывало. Уже отвык за пять месяцев от ночного бдения, от грохота моторов, от стука шасси на взлете, от прожекторов и зенитных снарядов. Уже пять месяцев я ложусь спать по-человечески — с вечера и утром просыпаюсь. Открываю глаза и по привычке тут же таращу их через окно на небо, чтобы узнать из первоисточников, а какая же там погода и как поживает доброе старое Солнышко? А тут голуби — олицетворение мира. И воркованье, несущее с собой воспоминание о детстве…

…Ташкент. Высокие тополя в центре города. Магазины. Там под крышами жили голуби и так же вот стонали по утрам от избытка любовных чувств…

Кто-то прошлепал по коридору босыми ногами, открыл дверь.

— Ребята, вставайте, казначей приехал!

— Казначей? Какой казначей?

Однако интересно! Полетели одеяла в сторону. Быстро! Быстро! Надо бежать в умывальную, там небось очередь сейчас.

Белоус потрогал пальцем подбородок:

— Побриться бы.

— Я дам тебе бритву, — сказал Глушаев.

Белоус мотнул головой:

— Не надо, пойду в парикмахерскую.

— А деньги?

— Даст казначей. Зачем же он тогда приехал!

Схватил полотенце, мыло, зубной порошок — вылетел. Через полминуты стремительно распахнулась дверь. Белоус просунул голову:

— Казначей выдает денежки! Двадцать два с половиной тумана в сутки. Во! — и скрылся.

Двадцать два с половиной тумана? Много это или мало?

Казначей, с желтым лицом, молчаливый, строгий, поправив кончиком пальцев очки в золотой оправе, отсчитал двадцать две новенькие бумажки и, придавив их сверху пятью монетами, пододвинул ведомость:

— Распишитесь.

Первый раз в жизни я держал в руках иностранные кредитки со странным названием «туманы». А что мы будем делать с этими туманами?

И тотчас же нашелся ответ. Полковник Петухов сказал:

— Товарищи! Питаться будем за плату в посольской столовой. Кто готов, пойдемте со мной, остальные с капитаном Топорковым. Он знает, где посольство. Ну, пошли?

Я поискал глазами свой экипаж. Борттехник здесь, штурман здесь и моторист здесь. А где же Белоус? Радиста не было. Куда его черти уволокли?! Пришлось ждать. Оказывается, он и борттехник Романов пошли в парикмахерскую. Вот шутоломные головы!

Но вскоре они явились. Белоус влетел в комнату, словно кто гнался за ним. Дышит часто — запалился, глаза горят, на лице румянец.

— Бра-атцы! — сказал он, с трудом переводя дыхание. — А вы знаете, зачем мы здесь?! — и обвел всех торжествующим взглядом.

— Ну, зачем? — сердито спросил я, собираясь сделать ему хороший нагоняй.

— Сталин в Тегеране!

Мы подскочили на стульях.

— Что-о-о?!

— И Рузвельт! И Черчилль! Я видел их всех!

Глушаев махнул рукой.

— Брось трепаться! Что вы слушаете его, командир? Белоус пылко стукнул себя кулаком в грудь.

— Провалиться мне на месте!..

Это было, конечно, нелепо: пошел какой-то радист и сразу уже увидел и Сталина, и Рузвельта, и Черчилля! Подавляя смех, я спросил с издевкой:

— А где же ты их видел, дорогой?

У Белоуса от возмущения захватило дух, и он, сверкнув в негодовании очами, выпалил:

— В парикмахерской!

Мы взорвались хохотом. Куликов, сидевший на койке, смешно дрыгнул ногами и повалился лицом в подушку:

— И вы… И вы… все брились?.. О-хо-хо-хо-хо!.. И ты спросил у Черчилля, кто последний? А-ха-ха-ха-ха! Ну и чудак же наш Белоус!

Но Белоус нисколько не смутился. Укоризненно посмотрев на нас, он открыл дверь в коридор и крикнул:

— Романов!

Романов тотчас же отозвался:

— Что тебе?

— Иди сюда! Вот тут не верят…

Вошел Романов и улыбнулся, увидев нас, растрепанных от смеха.

— Нет, товарищи, не смейтесь. Все так. Мы вошли в парикмахерскую и сразу же увидели портреты Сталина, Рузвельта и Черчилля. «А где же ваш шах?» — спросил я у парикмахера. «А вот наш шах! — сказал парикмахер и показал на Сталина. — Уж он тут с ними договорится!» — «С кем?» — спросил я. «Как с кем? — удивился парикмахер. — С Рузвельтом и Черчиллем! Сегодня конференция Большой тройки». Вот, — закончил Романов. — За что купили, за то и продаем.

Мы смущенно переглянулись.

— А ведь похоже на правду, — пробормотал Глушаев.

— А это и есть правда! — вставил Белоус. — Что я врать, что ли, буду?

— Ладно, пошли, — сказал я, вставая. — Где там наш проводник?

Мы вышли на улицу уже с каким-то новым, приподнятым чувством. Мы понимали: сейчас свершается процесс творения Истории, и одно то, что Рузвельт и Черчилль согласились на эту встречу, ярче всяких слов говорило, что они обеспокоены успехами советских войск на фронте. И слова парикмахера: «Вот наш шах!» — не случайные слова. Оценка тут дана безошибочно: авторитет Советского Союза — на должной высоте!

Мы были так взволнованы, что не заметили, как вышли на проезжую часть оживленного перекрестка. Завизжали покрышки тормозящих машин, и вокруг нас сразу же образовался затор.

Крайне смущенные, мы бросились назад. Мы ожидали гневных реплик и жестов, но — что это? Вместо рассерженных лиц — широкие улыбки. Шоферы, высунувшись из кабин, доброжелательно махали нам руками:

— Проходите! Проходите!

Мы показывали жестом:

— Проезжайте! Проезжайте!

Тогда водители стали что-то дружно скандировать. Заулыбались прохожие на тротуарах, и один из них, пожилой персиянин в больших роговых очках, сказал по-русски:

— Идите, идите, молодые люди! Они кричат, что не поедут, пока вы не пройдете.

Мы подчинились. И лишь сделали первые шаги, как все умолкло. Стало так тихо, что было слышно, как цокали подковки наших сапог. Мы шли в каком-то опьянении. Чувство гордости за родину переполняло нас. Это было необыкновенно сильное чувство!

Перешли улицу, обернулись. Пальцы сами сжались в замок, в символ единения и дружбы. Мы подняли руки над головой: «Спасибо! Спасибо!»

Затор рассосался. Машины разъехались.

Мы шли тесной группой, ни на минуту не забывая, что находимся за границей, стараясь подметить черты, свойственные зарубежным городам. Но ничего такого пока в глаза не бросалось. Такие же улицы, дома, деревья, как, скажем, в Ташкенте. Такие же люди, по-разному одетые. Есть, правда, кое-что из прошлого Ташкента, каким он был в годы нэпа: фаэтоны, например, и уличные чистильщики сапог. Вот один из чистильщиков, дробно барабаня щетками, наводит блеск на ботинках какого-то европейца, которых в Тегеране много. Тот, поставив ногу, лениво, как бы от нечего делать, посматривает по сторонам. А у меня сердце: ек! В этом человеке я сразу узнал нашего!

Что его выдавало? Показное равнодушие или, может быть, какие-то чисто профессиональные жесты? Нет, тут что-то другое. Что-то социальное и национальное, что может явиться своеобразным паролем только для нас — советских людей!

И лишь когда мы подошли ближе, мне стало ясно, чем он себя выдавал: глазами! Взгляд его был очень взволнованным. Глаза так жадно смотрели на нас, и столько лилось из них ласки и какого-то душевного порыва, что я, проходя мимо, не удержался и, раскрыв его инкогнито, широко ему улыбнулся и подмигнул. Он растерялся. Лицо его вспыхнуло, озарилось радостью.

Этого человека тоже мучила ностальгия.

Советское посольство размещалось в обширной усадьбе, некогда принадлежавшей богатому персидскому вельможе. Большой парк, могучие кедры, платаны, пруд с ярко-красными стаями рыб, плакучие ивы. Воздух насыщен прохладой журчащих арыков. Высокая каменная стена надежно огораживала территорию посольства от нескромных взглядов.

Мы были сначала удивлены, когда узнали, что Рузвельт остановился в нашем посольстве, но потом все разъяснилось. Оказывается, советской разведке стало известно, что группа агентов третьего рейха под руководством матерого эсэсовца штурмбанфюрера Отто Скорцени готовилась по поручению Гитлера выкрасть в Тегеране президента Рузвельта и ликвидировать Большую тройку. В случае удачи в этой операции Гитлер рассчитывал договориться с Америкой и тем самым повернуть ход войны в свою пользу.

Советское и английское посольства были в непосредственном соседстве, американская же миссия находилась на окраине города. На это и рассчитывала немецкая разведка. Если бы Рузвельт остановился у себя, то кому-то пришлось бы ездить каждый день на переговоры по узким улицам города, а это было опасно.

Мы скоро освоились с городом и стали подмечать признаки отсталости страны и социального неравенства. Улицы иранской столицы носили отпечаток какой-то странной смеси архаичности и современности. Цокали подковами лошади, впряженные в фаэтоны, громыхали моторами автомобили старинных марок, неслышно катились новенькие «форды», «бьюики», «фиаты» и тут же вышагивали с гордо поднятой головой верблюды, семенили ослики.

Среди пестро одетой публики из коренного населения выделялись люди, явно не знающие, куда себя деть. Хорошо одетые, они либо разъезжали в шикарных лимузинах, либо просто фланировали вдоль тротуаров. Это были состоятельные беженцы из охваченной войной Европы, сумевшие вовремя перевести в Тегеран свои капиталы и жить здесь безбедно.

Конечно же, среди этой толпы находились и фашистские агенты. Прежде чем установились дружественные отношения между Ираном и антигитлеровской коалицией, престарелый Реза-шах, не скрывавший своей симпатии к Гитлеру, создал условия резидентам абвера. Реза-шах отрекся от престола и бежал в Южную Америку, а тщательно законспирированная гитлеровская агентура осталась.

Зная об этом, американская военная охрана, сопровождавшая на совещание остальных членов своей делегации, остановившихся в миссии США, каждый день устраивала в городе своеобразный спектакль. Вдруг откуда ни возьмись выскакивают «виллисы», резко тормозят, и на мостовую с пулеметами в руках спрыгивают ловкие парни. Раз-два! — пулеметные сошки уперлись в асфальт, и уже на тротуаре в картинной позе раскинуты ноги, и солдат держит приклад у плеча. А мимо: «Фррр! Фррр! Фррр!» — проносятся машины. Парни вскакивают, облепляют «виллис», и только дымок остается.


Дата добавления: 2015-09-01; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Тегеран| Вот так встреча!

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)