Читайте также:
|
|
А назавтра:
— Что нового сегодня в Хайре, ан-Эриди?
— То, чем не хотелось бы нарушать покой моего повелителя.
— Еще один дерзкий певец? Веди его сюда.
— Нет, мой господин. Судьба приняла решение, которого ты боялся.
— Что ты хочешь сказать?
— Война.
— Что?!
— Правитель Ассаниды поднял мятеж. Сегодня я получил известие об этом — и оно подтверждено ашананшеди.
— Так это точно?
— Сожалею, повелитель.
— Что же делать?
— Кому и решать, как не тебе. Но первое...
— Да?
— Первое, что должно быть сделано...
— Говори же, вазирг!
— Казнить заложников.
— Нет! — вырвалось у Акамие. — Нет, только не это.
— С этого и надо начать — непременно. Так было всегда и всегда будет, это самый разумный и необходимый шаг. Тебя проверяют. У твоего отца, царя Эртхабадра, да будет Судьба к нему милостива и на той стороне мира, не было необходимости казнить заложников. Это ему обеспечил его отец. Мир и спокойствие наполняли Хайр под их твердой рукой. А тебя проверяют. Не казнишь детей правителя Ассаниды — найдется множество охотников последовать его примеру. Раньше, чем собирать войско, ты должен казнить заложников.
— Вели привести их сюда.
— Не делай этого, повелитель, — взмолился ан-Эриди. — Тебе легче будет, если казнят незнакомцев. Твой разум проворен и тверд. Но твое сердце жалостливо. Ты отменил ежегодное испытание казначеев огнем — и насколько обеднела сокровищница! Это все жалость... Испытание пришлось ввести заново — но и казнить несчастных, соблазненных безнаказанностью. Мой отец, бывший главным казначеем у твоего деда, перенес испытаний по количеству лет, пока занимал эту важную должность, — и оставался безупречен и неподкупен; и был доволен. И был так вознагражден повелителем, что не имел причины сожалеть о своих увечьях. Ходить он не мог, и не владел правой рукой, но в доме не было недостатка в рабах, готовых перенести его, куда ему нужно, подать все, чего он желает, кормить и поить его, одевать и прочее; а также в юных рабынях, которые сами делали все, что необходимо, — и без подсказок, прошу прощения у моего повелителя за дерзость. Так что пусть эти двое обреченных как-нибудь проживут свой последний день не удостоенные созерцать солнцеподобный лик повелителя Хайра, а если любопытство твое так велико, господин мой чрезмерно милостивый, ты все равно увидишь их завтра, так как обязан присутствовать при их казни.
— Я знаю, — сказал Акамие.
— Жалеешь их, так жалей. Если их приведут к тебе, чего никогда прежде не случалось, они поймут, что судьба их решена. А зачем им мучиться в последнюю ночь? Пусть спят спокойно, в этом твоя милость к ним. Большего ты им дать не можешь, повелитель.
— Но если все равно воевать с Ассанидой, зачем казнить детей?
— Придется. Их отец казнил их — не ты.
— Нет. Лучше отпустим Ассаниду.
— Но тогда все области восстанут. Ты хочешь мира, а получишь мятеж.
— Хочу мира не ради себя.
— Никому не будет хорошо. Один великий трон вызывает меньше междоусобиц, чем сотня малых. Ты и себя погубишь, и детей этих не спасешь. Их отец и тот отказался от них, они мертвы с тех пор, как отосланы в Аз-Захру. Их жизнь — малая цена за мир, который ты восстановишь, направив войско в Ассаниду.
— Нет! Я — царь! Я сказал, так будет.
И спорил, и спорил, и впервые прогнал от себя старого ан-Эриди, запретил показываться на глаза. И до ночи медлил с решением: воевать с Ассанидой или отпустить, как отпустили Аттан? Вот оно: отпустили Аттан, теперь придется отпустить Ассаниду. Кто следующий? Далекий Удж, Бахарес — пристани и караваны? Нельзя. Но только не казнить детей.
А рано утром Хойре шепнул:
— Посланные из дома ан-Эриди. Умер он. Ночью умер.
Акамие побелел.
— Горе Хайру. И горе мне.
Потому что, хоть и назывался он царем Хайра, хоть и соблюдал все, что должен был как царь соблюдать, хоть и сидел на престоле власти, но только ан-Эриди мог, стравливая между собой врагов, удерживать их от совместных действий во вред царю, только ан-Эриди, с юных лет стоявший у трона, знал все обо всех, имел в друзьях всех, кого надо, и мог даже ненавидящих Акамие убедить служить ему, пока не войдет в возраст наследник Джуддатара.
И вечером, собрав в библиотеке Сиуджина, Хойре и Арьяна ан-Реддиля, он повторил свои слова.
— Горе мне. Обязанности царя жестоки. Я щадил себя. Но умер мой ан-Эриди, и отпала Ассанида, и многим придется оплатить мою слабость. Я принял решение. Если Судьба поставила меня владыкой над Хайром, то прежде я должен щадить Хайр, а потом — мое слабое сердце. Заложники из Ассаниды будут казнены. Завтра. На площади перед дворцом. Я буду присутствовать при казни. И наследник. Я не был воспитан по-царски, от этого беда всему Хайру. Пусть приучается.
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
О недозволенной любви | | | О казни заложников |