Берлин. Февраль.

Гостиничный номер позволил передохнуть после напряженного пути, жаль не после перенапряженной событиями жизни.

Я на третьем этаже. Что самое интересное это вид из моего окна гостиничного комплекса прямо на магистраль, оживленно и шумно. Торец соседнего здания через дорогу представал в полный рост, и я чуть кипятком не обварился, когда спросонок через окно увидел огромный баннер на всю стену этого соседствующего здания. Прямо в глаза мне смотрели уже знакомые темные глаза миллионера-фотографа, сволочи, которая украла мою веру в людей, дорогих причем.

Ох б*я, он красится! Ещё и браслеты какие-то…

Да, и это тот человек, ради которого она мне врала?

В голове мелькали образы, на которые не рождалось новых версий. Мысленно я объединял Мэг с этим парнем и не понимал, почему она его выбрала. Она не любила деньги. Не любила женоподобных, а как ещё можно понять эту косметику на лице? Она меня дешево кинула ради этого… человека.

Я никак не могу дать ему эпитет, я бы хотел придумать что-то грубое, но чтобы суть полностью отображало. И не могу. Надо встретиться с этим мудаком.

Мимо проносятся машины и дома, я еду в сторону офиса Билла Каулица в центре Берлина. Раннее утро и я планирую дождаться его у входа в здание. Высоченная многоэтажка навевает неприятное ощущение безвыходности. Мимо пролетают иномарки, и я заглядываюсь на каждого подъезжающего и выходящего человека, стоя в неприметном углу.

Подъехавший черный «Лексус» сразу привлек мое внимание. Я бы хотел иметь такую тачку, наверное. Потому что сейчас определиться со своими желаниями не совсем просто. Жизнь идет под откос и ты либо придаешь себе ускорения, либо цепляешься за все имеющиеся выступы. Сейчас в роли выступа себя явил миру он – Билл Каулиц.

Деловой костюм, явно из дорогого салона, наглая и уверенная походка, прямая осанка, надменное выражение лица. Вокруг него словно воздух другой, настолько неприязненное выражение. Это ты, отмеряешь каждый шаг четким расстоянием, выверенным самой жизнью. Это ты, смотришь тяжелым взглядом на несчастного парнишку, готового провалиться сквозь землю, что подлетел к тебе забрать ключи и оставить машину на парковке. Ты ленивым жестом передаешь саквояж из рук в руки побледневшей и мигом смутившейся девушки, что вышла тебя встретить. Это ты, такой же злой, как и я. Это тебя мне надо достать. Посмотри на меня, я здесь совсем рядом, за стеклом. Ну же? Руки сжимаются в кулаки автоматически, такая сволочь не будет оглядываться, переступая через человека.

Как же достать-то тебя?

Двери за ним давно закрылись, и сам он исчез, где то на поворотах здания, а я цеплял его взглядом до последнего.

Через минут десять вошел следом и девушка, сидящая в фойе, объявила, даже не выслушав до конца все, что я напридумывал, чтобы оправдать свой визит к нему: «Билл Каулиц не принимает сегодня и завтра тоже, желаете встать в очередь на двадцать пятое?»

Интересно, а в их графике тридцатое февраля не затесалось?

- Нет, милая, не желаю, - ответил я оглядев анкету визитеров. Я реально не оправдаю свой визит, той банальщиной, что всплывает в голове сейчас.

Злой выхожу из здания и не решаюсь уйти куда-либо. Вот он пункт назначения, так куда двигать то?

Вы думаете, я сдамся? Этот немой вопрос был к толпе сотрудников, что входили в здание и расходились по своим делам. Нет бл*дь, не дождетесь!

Хотя я мог бы уйти отсюда и, зная адрес Каулица, дождаться его вечером. Я не смог уйти.

Устроился за столиком кафе, заказал легкий завтрак и планировал прождать его до обеда. Ведь у всех же есть обед?

На улице холодно, но в здании с толстыми витринами, куртку я стянул. Мысли проносились в голове тяжелыми тучами. Он красив? Да, приходится в этом признаться. Он высокий, худощавый, стильный. Не накрашен сегодня, и от женоподобности следа не осталось. Он с*ка, но он красив. Мы совсем непохожи.

Я в своих джинсах, безразмерной майке, наверное, не иду ни в какое сравнение с этим козлом в шмотках от Версаче. Паника зарождается сама по себе и сосет под ложечкой. Так она могла на него клюнуть?

Придурок, ну клюнула же! Одно не понимаю, с такой злобой на роже, как у него разве что крыс душить. Я глянул в ближайшее зеркальное отражение, а сам то… лицо перекошенное, пирс на губе тереблю нещадно и губа вспухла, в глазах пустота и тьма. Ха, да мы с тобой ещё посоперничаем в злобе? Как тебя убить? Дай подсказку?

Мне душно, и тошнит, я не хочу есть, но нужно. Сколько смогу продержусь в кафе за столиком, я итак здесь уже два часа. Поэтому делаю вид, что ковыряю еду вилкой. Глаза слезятся от пристального наблюдения за одной точкой. Я уже ничего не хочу. Апатия придавила сверху. Наверное, это защитная реакция от боли. Я заранее знаю, что ничего кроме боли дальше уже не будет. Разве я мало уже увидел?

Мне душно… кажется, я заболеваю совсем…

Он выходит, я сгребаю рукой куртку и быстро ложу деньги за еду на столик. Вылетаю из кафе и вижу, как он обходит свою машину, взяв ключи. Я стою на перекрестке и всматриваюсь в его быстрые передвижения. Я замер и он тоже. Резкий разворот на меня. И снова жесткие, почти черные, стремительные глаза.

Замерли оба. Узнать, что именно цепануло в моих глазах этого человека я не мог. Тысячи мыслей и ни одной, что могла бы все объяснить. Но одна из них все же на уровне интуиции дрожала на периферии мозга - ему страшно. Я даже внутри возликовал бы, если бы это не было секундой канувшей вслед за ним в пустоту.

Когда я мысленно взял себя в руки, и дрожь, пробивавшая все это время мое тело, ослабела, его уже не было. Я глядел только на заднее стекло уносящегося «Лексуса» и не понимал, что делать теперь.

Проще простого, я хотел его увидеть, увидел… не только сейчас, а ещё и утром, и по дороге к центру. Рекламный постер туалетной воды «Дикость», нет-нет да мелькали поблизости. Но ощущения новизны не приносили. Разве что сейчас, когда с соседней стены на меня воззрился обладатель темных глаз, сравнивая их с оригиналом, я понимал, что возможно это был не страх… что тогда? Он везде бл*дь, и нигде настоящего. Черт!

Я решил дождаться его возле дома. Не раз за промежутки оставшегося до вечера времени я продумывал дальнейшие действия и не мог. Бесспорно, перед тем как покончить с ним я должен понять, что ещё в нем было такого, за что она могла выбрать его? Значит нужно вступить в диалог, значит нужно будет раскрыть карты… Нет, к этому я ещё не готов. Тогда черт меня подери, что я делаю в восемь часов по адресу, который дал Ральф.

Большой дом, элитный квартал, за окнами тьма. Я ещё днем оформил машину на прокат, и теперь потрепанный форд наблюдает вместе со мной за неменяющейся картинкой. До двух ночи так никто и не подъехал, и свет не зажегся. Я решил не отступать, наивно полагая, что самое интересное может появиться и совсем поздно. Промучил себя до пяти утра и двинул в гостиницу. Там я заснул настолько крепким сном, что утренний визит в кафе напротив здания, где находился офис Каулица, я проспал. И сдернув себя с кровати в первом часу дня, я впал в ступор, понимая всю бредовость моей затеи. Курил в окошко, отпуская струи дыма на свободу и цитируя про себя давно запавшие в душу строки: «Узри господь, я жалок, мал и слаб…»

Глядя в лицо своего врага с ненавистью, которой не было выхода. Невозможно же портрету на стене что-то доказать.

Но план есть план и очередная безрезультатная ночь в элитном квартале только ещё больше грызла душу бесперспективностью происходящего.

Ещё один бесцельный день. Мотания по близлежащим к офису окрестностям ничего не принесли, только ещё глубже поселили внутри мысль: «Я тебя дождусь гад».

По второму адресу я не поехал. Ночь прошла плохо, я бил Мэг по лицу, она не сопротивлялась и давала знать кивками головы, что я прав во всем что делаю. Я проснулся с крошечными кровоточащими следами от ногтей на внутренней стороне ладоней. А подушка оказалась сбитой в тугой ком высоко над уровнем головы в углу кровати. Меня тошнит, я никак не могу себя заставить нормально поесть. Усталость от всего накладывает на меня отпечаток. Я словно зомби, рожа бледная, черные мешки под глазами, которые блестят лихорадочным блеском. Я скинул в весе и сейчас выгляжу совсем непригодно для работы. «По х*й» злобно констатирую я, оглядывая себя.

Часть

К девяти я уже был на месте, и меня трясло от пронизывающего ветра. Я даже особо не пытался от него укрыться, в качестве поддержки избрав ближайшую стену. Я удивился, что охранник ко мне даже не подошел. Вдруг это к чему-нибудь да привело бы, к встрече например с Каулицем… Неприятной, но все же встрече.

Каулиц приехал, вышел и дрогнувшей рукой поправил широкий шарф, когда его пронзило ледяным воздухом. Я глядел на него как на что-то до боли знакомое и уже давно изученное. Я не ожидал, что он заметит меня так быстро, и будет некоторое время пристально изучать мое лицо. А я и не прятался, отвечая на его едва ли что не слышный вызов. Презрение мигом слетело с него, и явно читалась заинтересованность, хотя узнавания не было. Я наслаждался в эти секунды, наивно полагая, что он все бросит и подойдет напрямую ко мне. Но этого не произошло. Он развернулся и широким шагом прошел в холл.

А я пошел в уже знакомое кафе, полагая что кофе я заслужил на разогрев.

Едва я прикончил первую чашку кофе, которая вместо бодрости, своим теплом едва не заставила меня заснуть, ко мне стремительно подошел человек, ради которого я здесь. Он с хмурым и недовольным выражением на лице спросил:

- Кто вы? И что вам от меня надо?

Я опешил, не ожидал чего-то подобного.

Ну вот он час икс, бери и отвечай:

- Я…

Почему ничего не приходит в голову, и почему я не могу снова ответить на его вызов? Я молча изучаю содержимое своей пустой чашки. А он нервно бросает:

- Так… у меня нет на это времени.

И разворачивается на выход, держа пальто на согнутом локте. Я понимаю сейчас или никогда, и сипло выдавливаю:

- Мэг...

Он разворачивается и немного неспешно подходит, бледнея на глазах.

- Что… Что вы сказали? – его тихий голос напряжен от волнения.

Я протягиваю ему фото, как всегда игнорируя вопросы, задаю свои:

- Когда и где был сделан этот снимок?

Он проходит и садится напротив меня, небрежным жестом откидывая пальто на соседний стул. Потом низко склоняется над фото, и с гримасой сожаления проводит пальцем в том месте где на снимке показывается рука Мэг.

Я вскипел моментально, да как он смеет?

- Кто вы? И что вам от меня надо? – повторяет он. Ну ни хрена ж себе?

- А ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – рявкаю, желая интонацией стереть его в порошок.

- А ты? – без эмоционально тянет он, продолжая водить пальцем по снимку.

Я громко грохнул по столу кулаком, привлекая внимание других посетителей, просто сгорая от ненависти и желания пронзить лежащей рядом вилкой его руку.

Он поднимает глаза полные отчаяния и безнадежной тоски, и признавая поражение говорит тихо и печально:

- Послушай, я тебя не знаю. Что привело тебя сюда тоже. Я понимаю, что зачем-то нужен тебе, но если ты не разъяснишь мне помочь тебе не смогу. Может тебе нужны деньги за этот снимок? Я дам. Правда если это какой-либо шантаж, или вытаскивание фактов из моей жизни, я тебе не помогу…

Я задохнулся от злобы.

- Да как ты смеешь? Каулиц, не все в этой жизни бабло, понимаешь? Не все! Может ты и её деньгами купил?

Я знал, что вру и от этого становилось больно, но иначе я не мог. А вот он аж вскинулся, но я не дал ему сказать, продолжая:

- Говоришь, не знаешь меня? Так я расскажу. Девушка, чью руку сейчас ты нежно гладишь пальцем, прожила со мной под одной крышей шесть лет, и планировала стать моей женой. Хотя, честно говоря, для меня она была женой.

- Мэг? – недоверчиво переспросил он, и знакомая маска презрения ко всему снова перекосила его лицо.

Ах ты сука!

- Что?

- Ничего… ты не в её вкусе, – убежденно сказал он, заставляя меня почернеть от злости.

- А перенакрашенный пидар по-твоему в её вкусе? – с его лица слетела прежняя эмоция. Заставляя молнии стрелять в потяжелевших черных глазах.

- Не появляйся на моем пути, – кинул он, бросая фото на стол и спешно покидая кафе.

Вот так коротко и содержательно.

Я его оскорбил, он меня… и что дальше? Это совсем не то что я хотел… я так ничего и не узнал, я не подполз ближе к этой твари, чтобы сделать решающий бросок. Все не может так кончиться, в отчаянии думал я, и грыз костяшки пальцев.

Кинулся следом, но на улице никого уже не было. В воздухе видал аромат парфюмерии, которой этот урод пропитался насквозь. Я ожесточенно достал сигарету и прикурил, заставляя запах раствориться, но казалось что я и сам пропах им насквозь.

***

Вернувшись в отель, я час стоял под горячими струями душа и безрезультатно пытался избавиться от наваждения в виде запаха его парфюма. Эта вонь меня преследовала до тошноты.

Ночью снилось, что я тону в огромном чане бледно голубой жидкости. Нутро сворачивается, а наверху в дымке безоблачного счастья враг гладит по руке мою живую и улыбающуюся любимую. И они не слышат всплесков.

Голова моя деревянная как после бурного похмелья, но решение я уже принял. С утра занимаю уже знакомую позицию возле его офиса.

Он приехал во время, уже только выйдя из машины, поймал меня взглядом, будто ожидая чего-то подобного. Я сделал шаг на встречу.

- Поговорим? – как можно более миролюбиво сказал я.

- Уже все обсудили, – отрезал он, но уйти медлил.

- Мне надо знать, расскажи… пожалуйста, – я сейчас себя ненавидел даже больше чем его.

Он стоял и весь вид его говорил о том, что его нервы на пределе и… и ему любопытно? О, это то что надо, думал я и понимал, что все сложится.

- Хорошо, – устало сказал он, - вечером, бар на ***** улице, восемь. Не опаздывай.

- Спасибо, - ответил я его затылку. Он, не оборачиваясь, кивнул, уже вручая секретарю саквояж.

Спасибо? Спасибо??? Я что совсем охренел???

И опять этот запах. Я сразу понял, что это та самая «Дикость». «Дикость», мать их! Тошнит. Так, все, неважно каким путем я этого добился, главное он согласен и, наконец, сегодня я все пойму, наверное… может быть…

Я устал. Уже в холле, когда я привычно цеплял его взглядом из-за стекла, он обернулся и секунду мы, не отрываясь, обменивались информацией. Я видел, что ему неприятно, и видел что жаль. Только чего? Меня? Да неужели… Пошел ты на х*й придурок, понял? Понял! Я даже улыбнулся краем губ такой сообразительности. На его лице написалось согласие, то есть меня послали в ответ. И уже когда он отворачивался, я все же углядел на его лице ухмылку. Понимающую, мать его, ухмылку.

Б*яяя.

С*ка, что это за обмен информацией?

У нас вечером сходняк товарищей по несчастью? Я так понимаю? Спешу тебя обрадовать товарищ, я высосу из тебя все что нужно, а потом сломаю, все до чего дотянусь.

До вечера я воспринимал только одно, явное желание купить противогаз, потому что это похоже на помешательство. Стоит треклятому запаху проникнуть в мозг, как меня начинает скручивать, и спустя какое-то время я начинаю размышлять о Мэг. А потом ненавидеть себя за слабость, потому что я… я не могу сдерживаться и почти выдираю волосы на голове, только чтобы не плакать. Тряпка… в эти моменты, существовать нет желания вовсе.

Дни давно уже слились в общую массу бесконечных восходов и закатов. Я уже принял свою одержимость. Стимуляцию к жизни, если хотите, а может там и мазохизм в качестве основы для замеси. Основным же компонентом, и последним, стал пресловутый запах «Дикости». Назначение у данного смешения, как можно больше выкачать эмоций, потому что спектр их сияет надо мной, дотянись случайной фразой или толчком и нарвешься на что-нибудь интересное. Я заговариваюсь и философствую, пытаясь собрать себя в целостную кучу и подготовить к тому, что возможно вечером услышу ответы на все интересующие меня вопросы. Возможно.

Бар был практически пуст, я вошел и стал искать глазами его. Ну конечно, вопрос о своевременности касался только меня, урод б*я!

Когда, подтянувшись к стойке, я усадил себя на высокий стул, вопрос о заказе виски отпал сам собой оказавшийся загубленным на корню. И это был не принципиальный жест, как раз сегодня я чувствовал для себя возможным выпить пару стаканов, чтобы легче было, но… цены здесь пиз*ец просто, космические. Теперь мне понятна немногочисленность публики.

Но так как заказывать что-то было необходимо, я попросил кофе, который сразу приятно окутал меня ароматом хорошего сорта. Пока напиток согревал меня, я разглядывал посетителей бара: деловые костюмы и какие-то важные нерешенные дела, сплошь уверенные лица. Бар для особых встреч. Я выгляжу совсем неподходящим для этого места. Мой непонятный стиль никак не вяжется с окружающей средой, ещё раз помянув недобрым словом человека, который меня «пригласил» именно в этот бар. Неожиданно я почувствовал знакомый запах и слегка повернул голову.

- Здравствуй, – сдержанно поприветствовал меня Каулиц, на что я ему кивнул. - Давай сядем за столик, здесь не поговоришь спокойно – предложил он, и я взяв куртку и свой недопитый кофе проследовал за ним.

- Здесь нереальные цены, – жестко сказал я, чтобы хоть как-то начать разговор, и продолжил, - я думал ты не придешь.

Он промолчал на оба замечания и заказал подошедшему парню еду и выпивку.

- Здесь можно курить? – спросил я у Каулица и, получив утвердительный кивок, прикурил. Он тоже.

Каулиц сидевший до этого с низко опущенной головой, все же поднял на меня глаза и первым начал непростой разговор:

- Как так вышло, интересно, что мы оба до последнего не знали о существовании друг друга?

- Я бы тоже хотел это знать, - ответил я, всматриваясь в его глаза и пытаясь узнать, о чем они сейчас говорят: не то расстроен, не то устал. Как и я.

Я с удивлением обнаружил, что сейчас агрессии нет, и как бы я не пытался, она не поднималась.

- Я бы хотел знать, где и когда вы познакомились с Мэг? – спросил я.

- Четыре года назад на выставке моих работ, здесь в Берлине. Практически сразу после этого начали встречаться.

Последняя фраза резанула болью, четыре года, Мэг? Четыре. Как ты выдержала так долго, не могла выбрать?

Принесли выпивку и разлили по стаканам.

- За Мэг, - произнес он, и мы слегка приподняв стаканы выпили. Даже странно пить за неё с ним, и не испытывать злобу. Сегодня все иначе. Перегорел видимо. Я решил, что моя апатия даже к месту. Иначе ничего не узнаю, а так, хоть есть возможность как-то разобраться в ситуации.

Я спокойно вглядывался в черты его лица. Красивые скулы, глаза, смотрящие на меня полны горечи и обреченности, он поджимает губы и странно дышит. Он рассеян и раздражен, но больше расстроен, отчего постоянно морщит лоб. Это совсем не тот человек, которого я вижу по утрам у офиса, никакой напыщенности, никакого снобизма, просто молодой парень, у которого своя история. Меня передергивает от мысли, что я испытываю сейчас к нему нечто сродни жалости, наверное, в благодарность за то, что сейчас он откровенен и по-человечески слаб.

- Ты любил её? – тихо спросил я, снова окунаясь в свою боль. Добивать так до конца.

- Я… - он нервно отставил стакан, и поднес руку к глазам. Потом, резко вернув руку на место, треснувшим голосом продолжил, - я думал что не умею любить женщин, пока не встретил её.

- Женщин? – осторожно спросил я после нескольких секунд молчания.

- Я вообще никого не любил до неё, – резко ответил он.

Минут двадцать мы просто молчали, наливая и опрокидывая в себя спиртное. По своей и его координации я понял, мы начинаем набираться. К принесенной еде никто не притрагивался. Внезапно он продолжил:

- Я не сразу узнал, что она погибла, лишь спустя несколько дней. Сразу же выехал в Гамбург, мне… дали адрес захоронения, я даже попрощаться с ней не успел. Стоял и смотрел на могильный камень, и холод пронизывал душу. Наверное, это глупо, но я до сих пор не верю, что это произошло.

Тихие слезы заструились по его лицу, а я ловил себя на мысли, что его печаль никак меня не радует.

- Мне дали адрес, где жила Мэгги. Я проехал по этому адресу, но в доме никого не было, мне не открыли…

- Я был не в состоянии принимать посетителей, - прервал его я.

- Я так многого не знал о ней, что сейчас просто в шоке.

Его голос вздрагивал на каждом звуке, он все больше и больше уходил в глухую боль, и я не знал, что с этим сделать. Он опустил голову на сложенные руки перед собой и его плечи беззвучно затряслись. Что делать с ним? Он сейчас уязвим как, наверное, никогда в своей жизни. Бери и уничтожай. А я не могу, как добивать того, кто и так на пределе. Этот идиот своими эмоциями перекрывает мою собственную боль за Мэг.

Я чувствую раздражение, он набрался.

- Билл, Билл?

- Я даже не знаю как тебя зовут, – обреченно промямлил он.

- Том.

- Том? А фамилия есть Том? – ещё язвит придурок.

- Тебе моя фамилия ничего не скажет.

- Скажет, – упрямо просит он.

- Трюмпер.

- Трюмпер, – хрюкнул он, и гадко засмеялся, - что она нашла в тебе?

Я поднялся, чтобы уйти и не набить ему морду.

- Том, – позвал он, - ты ничего не рассказал.

- Я и не должен был.

- Как же так? Я же тебе рассказал? – он бухой в жопу, движения нелепые, глаза осоловелые. Бесполезняк.

Не отвечая, я встал и, подойдя к нему, спросил:

- До дома доберешься?

- Не знаю, - тянет он, доставая кошелек, и вытаскивая привычным жестом несколько купюр, которые бы полностью окупили ужин, так и не пригодившийся.

- Подожди меня, - говорит он, понимая, что я уже выхожу. Да куда я денусь?

Холодный воздух колол лицо, немного приводя в порядок растрепавшиеся мысли. Что я делаю? Вопрос без ответа. А этот придурок что? Да ничего, просто нажрался, а бороться с ним и тягаться нет никакого желания. Просто такой же несчастный придурок, что и я.

Он, шатаясь, вывалился на улицу. И подперев собой стену, говорит:

- Я такси заказал, наc отвезут домой.

- Нас?

- Ага. Ну… тебя к себе, меня к себе.

Он начал заваливаться, и я ухватил его за руку и прислонил к стене.

- Что-то… перебор, - сообщил он мне.

Точно перебор подумал я, удивляясь какого хрена поддержал его, пусть бы валялся. Додумать не успел, такси подъехало и я, потянув за рукав Билла, впихнул его в такси, закрывая дверь. Мне и пройтись не мешает. Но ещё через секунду я понял, что если он сейчас уедет, мы больше не встретимся, а мне… надо ещё. Надо? «Да, точно», убеждал какой-то сиплый внутренний голос, и под его влиянием я плюхнулся рядом с этим пьянчугой. Спокойно стало, почему не знаю, вроде как все правильно делаю…

Он чуть скатился по сиденью и уместил голову на моем плече. Я сначала даже потерялся, потом шокировано отодвинулся, но он последовал за мной, скатившись ещё ниже. Рука поднялась встряхнуть его или двинуть по роже, но остановилась в нерешительности. Глядя на него у меня в мозгу рождались такие странные эмоции, страх, боль, ненависть, сочувствие, злость, притяжение… Вот последнее и было непонятно. Значит это все же было сборище товарищей по несчастью… я ждал чего-то другого. Чего?

Он положил свою ледяную руку на мою, и меня прошибло ознобом. Я вытянул свою руку, но он снова нашарил её и сжал стальной хваткой. Я от такой наглости чуть не пихнул его, но он решил, видимо добить меня окончательно, жестко рявкнув:

- Том, - так рявкают на непослушных детей.

Потом он открыл глаза и непонимающе уставился на меня, резко отодвинулся и, отвернувшись от меня, смотрел в окно, до момента, когда на одной из улиц машина не остановилась. Билл посидел минуту и повернулся ко мне, вытаскивая из кармана визитку, потом произнес:

- Позвони мне, пожалуйста, завтра, – практически по буквам, не глядя встал и шатаясь побрел к уже знакомому мне дому. Я взял с сиденья машины карточку, сунул её в свой карман, быстро произнес адрес гостиницы, мечтая, наконец, оказаться в постели и проспаться.

***

- Каулиц? – спросил я.

- Том… добрый день, – сконфуженный какой-то лепет.

- Ты попросил позвонить.

- Я помню.

- Помнишь? Это странно, – беззлобно поддел я.

- Странно, точно. И… могу я тебя попросить, зови меня по имени, раз уж звонишь.

- Вообще–то…

- Да знаю я, сам попросил позвонить. Слушай, я сегодня долго на работе не продержусь, давай пересечемся в районе двух часов?

- Эмм… не знаю…

- Как хочешь, – и кидает трубку. Б*я что за человек?

Набираю опять.

- Каулиц… Билл… давай, - меняя интонацию с рыка на спокойную.

Помолчали секунду, но потом он сказал:

- На соседней с офисом улице есть парк, подходи к воротам, я тебя буду ждать.

- Хорошо.

***

Я начинал привыкать к своему номеру в гостинице, к телевизору, полкам в душевой, к постельному белью. Переосмыслив миллион раз вчерашний вечер, я понимал, былой злобы на этого человека нет, она есть, но она другая. Я так обижен на Мэг, мне так её не хватает, так стремно, что я готов встретиться ещё раз с этим человеком, бывшим её любовником, чтобы поговорить о ней, чтобы узнать о ней ещё что-то…

Иногда моментами в процессе размышления просыпается желание съездить по слащавой морде. Не слащавой. Ладно, на самом деле прошло несколько дней, а по ощущениям не меньше месяца. Даже странно, все странно.

К двум подхожу к парку и удивляюсь, какого хрена мы идем в парк, когда на улице такой холод.

Каулиц действительно ждет меня и приветственно кивает головой, когда я подхожу.

- Здравствуй.

- Здравствуй, - отвечает он.

Неловкое молчание и он спрашивает:

- Как дела?

- Спасибо, хреново, - отвечаю я и хмыкаю. Он тоже.

- Вообще-то холодно, - говорю я, и он кивает. - Билл, почему ты захотел встретиться?

- Потому же почему и ты, хочу понять. Ну и поговорить о ней, тоже хочу.

Я киваю, и он зовет меня вглубь парка жестом руки, мы идем.

Он зябко кутает руки в полы широкого шарфа, и лицо кажется прозрачным на фоне общей серости.

- Я хотел показать тебе одно место, – грустно тянет он.

Мы подходим к маленькому мосту, что пересекает ручей.

- Это место любила Мэгги, мы вообще часто гуляли здесь, и… то фото, что ты показывал оно тоже здесь сделано.

Я шокировано озирался и тонул в ощущениях, что здесь она гуляла, неважно даже с кем, важно, что просто была. Я подошел к краю ручья и Билл предостерег:

- Осторожно, здесь резкий обрыв и довольно таки глубоко.

Я отошел от края, и он сказал:

- Мэг любила этот ручей как раз за чувство опасности, как мне кажется. А вообще… мне больно вспоминать все это…

- Боль, - это единственное доказательство, что ты ещё жив, – отвечаю я. Он смотрит мне прямо в глаза и кивает, потом говорит:

- Знаешь тут ещё кафе рядом крошечное и неприметное, там хорошая выпечка и чай, если захочешь, зайдем. Мэг любила здесь вишневый пирог заказывать.

- Можно, - ответил я. И подумав, спросил: - знаешь, там на фото, на руке Мэг кольцо, я его ни разу не видел раньше, это ты подарил?

Он побледнел и закусил губу. Я не обязан тебя щадить, не обязан.

- Я… но она вернула. Я дарил его в знак нашей дружбы, она вернула его перед отъездом, сказав, что отдала дань дружбе, проносив неделю, и теперь возвращает его. Я был шокирован. Она вообще всегда шокировала меня, но долго обижаться я не мог.

- Она всегда поддевала меня, - согласился я, - понимая всю абсурдность своего поведения.

Я совершенно уже не понимаю, что происходит, но сейчас, мне хорошо и спокойно, как давно уже не было. Знать, что она никому не давала спуску, это приравнивало нас. А значит, он не был ближе для неё, не был. Но, вспомнив о звонке, я почувствовал и боль, и злость. Он, уловив во мне напряжение, спросил прямо:

- О чем ты подумал?

- Я… она звонила тебе в день смерти, вы разговаривали двадцать пять минут, а потом уже ты послал смс.

- Да, мы обсуждали подробности совместной выставки, которую планировали на конец января. Она хотела также вложить несколько снимков с последней фото сессии и мы обсуждали, как оно ляжет в общую концепцию.

- Значит по работе? – он странно посмотрел на меня, но ответил довольно жестко и обижено даже. Ему ли обижаться, с*ка…

- Не только.

- То-то ты из себя вышел, – злобно сказал я.

Он промолчал, но было видно, что ему неприятно.

- Знаешь, у меня гораздо больше поводов выходить из себя.

- С чего такая уверенность? – нервно вспыхнул Билл.

- С того что я с ней дольше, и мы… действительно были вместе, не просто так, мы были частью одного целого. Хотя все это теперь выглядит огромной ложью, я думал, что у нас это навсегда. Не представлял, что она меня предаст… – обреченно закончил я, не понимая, какого черта меня пробило на откровенность.

- Вы с ней похожи… и не знаю хорошо это или плохо.

- Похожи? В чем?

- Это не объяснишь, я просто так чувствую.

- Мы практически одинаково выросли, оба воспитывались в приютах, оба тяжело получали образование, прошли школу жизни… это накладывает на людей отпечатки.

- Да, но и не только это, я затрудняюсь сказать.

Я пожал плечами, ужасаясь насколько просто оказалось отвечать в ответ какие-то подробности своей жизни.

- Я уже не хочу идти в то кафе, – сказал я, понимая, что на сегодня с меня достаточно, какая-то планка, наполненная ощущениями, уже подпирала изнутри, и мне хотелось вернуться в номер, срочно. Я больше не мог быть здесь.

- Ты хочешь уйти? – спросил он.

Я кивнул.

- Хорошо.

Мы вышли и, постояв минуту друг против друга, не знали что ещё сказать. Он протянул руку, я пожал её. Ещё минута…

- Ты ненавидишь меня? – хрипло спросил он.

Я кивнул.

- Я тоже.

Бросил он жестко и зашагал в сторону от меня быстрым и четким шагом.

Часть

Когда я проснулся среди ночи, то мне захотелось забиться в угол и выть, до странности, такого со мной ещё не случалось. Ощущение, что все полетело под откос, наполнило меня. Мне не хватало тепла. Так хотелось ощутить чью-нибудь руку, чье-то живое тепло рядом, скручивает от этого желания. Думать о Мэг в данном ключе не получалось, сразу становилось зябко и холодно, видимо я принял для себя факт её смерти. Принял?

На каждый свой вопрос я находил тысячи ответов, и ни один из них не был правильным.

Позже уснул вновь и видел себя бегущим по пустым улицам и кричащим её имя, потом возникло чувство что это за мной что-то гонится, страшное неумолимое и холодное, оборачиваюсь, а там пусто… как будто за моими шагами сжиралось все пространство. Развернулся обратно, и передо мной нарисовался угол стены, один единственный целый угол и ничего больше вокруг. В углу уже сидел человек, и им был Билл. Я сразу узнал его поглощающие глаза. А ещё через секунду обнаружил, что это я сам. Проснулся с кровью, стучащей в висках, и впервые за эти несколько дней опять встретился со своим старым другом, толчком.

Мне пора домой, подумал я с тоской, и понимал, что там дома, пустота обязательно сожрет меня, или я сопьюсь, или… не знаю. И подумал о Билле: что я уже называю его имя про себя, что мне нравится с ним говорить, что становится легче делить эту боль, что ненависть остывает, что он притягивает меня, что он красивый…

И вот теперь стало действительно страшно, до дрожи в каждой клетке тела. Я нашел бутылку и стал пить, часы показали шесть утра.

***

- Том?

- А?

- Это Билл.

- Ну?

- Ты пьян?

- Неа…

- Что с тобой?

- Все за*бись… ик… а что?

- Ты же пьяный, – злится он, хм… придурок… Я заржал.

- Идиот.

- Пошел ты.

И отключил телефон.

Вот чего я не ожидал, это того что на следующий день Билл позвонит вновь, вырывая меня из тумана. Не думал, что буду рад его слышать.

- Трюмпер?

- Каулиц?

- Пришел в себя?

- Я и не уходил… - шиплю с дикой головной болью.

- Сможешь вечером встретиться?

- А надо?

- Б*я… - он вышел из себя, афигеть!

- Ладно, – выдавливаю из себя.

- Что?

- Я приду.

- Замечательно, – злится, и это меня заставляет улыбаться. Я реально придурок. - В восемь в том же баре.

- Нет, давай в другом месте.

- Где?

- Тебе видней.

- Трюмпер ты уже задрал.

- Мне там не нравится.

- Понравится, я тебя напою на халяву.

- Ты уже это делал.

- Ещё раз сделаю, я не бедный.

- Как хочешь.

- В восемь?

- Да.

- До встречи.

Вечер. Я уже не думаю, я просто раздражен и злюсь. Я собираюсь. И в восемь подхожу к месту встречи.

Каулиц пришел вовремя. Я вижу его в зале. Сегодня меня раздражает, как на нем сидит не официальный костюм, а какие-то странные приталенные шмотки, обтягивающая черная водолазка и узкие брюки, в сочетании с красивым, но странно отделанным пальто. Я таким его не видел. Его запах… даже в конце зала.

Меня злит, как он вальяжно держит бокал с выпивкой, делая заказ, как он источает самоуверенность и самодостаточность, как он улыбается снисходительно. А потом идет за уже знакомый столик. Постоянство любим? Что ж.

- Привет, - говорю я и сажусь напротив.
- Здравствуй, - отвечает он и ухмыляется, - живой?

- Твоими молитвами.

Он смеется, и у него это легко выходит.

- Не моими.

- Ты обещал напоить на халяву.

- Я и не отказываюсь.

- Пои.

- Что с тобой? Ещё не до конца протрезвел?

- Ещё… и не до конца.

- Ты не хочешь говорить сегодня? – обеспокоенность в голосе.

- Не знаю, - прямо отвечаю я.

Мы молча наполняем стаканы и выпиваем. Ещё молчим, и это хорошо, и практически не смотрим друг на друга.

- Я устал, - говорит он, посерьезнев окончательно.

- От чего?

- От непонимания.

Я киваю.

Он поднял на меня глаза на секунду, глянул странно и опять опустил. И в этот самый момент на меня обрушилась та самая гадкая и страшная правда, за которой я приехал… эти глаза были засняты на телефоне моей любимой, эти Его глаза. Не мои. Значит все же не я… какой же я придурок тупой!

- Ладно, - говорит он, - я тут по делу.

Я злобно глянул на него, а в голове горела последняя мысль, которая словно прожорливый червь уничтожала все, что было кроме неё.

- Что надо? – рявкнул я, и он с непониманием уставился на меня, выискивая очередную причину моей злости.

Он осторожно продолжил:

- Я хотел предложить тебе работу. Знаю, что ты работаешь моделью… - говоря это, он будто говорил одно, а думал совсем о другом, настолько невыразительная была речь. А я был вне себя и с презрением кинул:

- Благотворительность Каулиц?

- Стесняешься профессии?- хмыкнул он.

- Тупо.

- Что?

- Тупо, сейчас взять и выложить тебе всю свою жизнь, – с деланным безразличием сказал я, думая совершенно о другом.

Он не должен знать о её телефоне, не должен.

- А на кой ты тогда здесь, сюда приехал, как не для того чтобы разобрать по полкам, свое разбитое прошлое?

Я почти готов был ему уеб*ть, почти… если бы в его взгляде, его долбанном взгляде не читалось понимание. Ублюдок!

- Да что ты знаешь?

- Что? – замер он, и повышая голос, добавил, – а ты что, один такой пизд*то несчастный? Ты один собираешь свою душу по ошметкам? Ты идиот, Трюмпер. Просто идиот.

Его злость потухла с последней фразой, да и моя уже слилась куда-то.

- Она любила тебя… - бесцветным голосом сказал я, сдаваясь и царапая ногтями куртку, но, наверное, это прозвучало как вопрос.

- А сам как думаешь? – прошипел он в ответ, вглядываясь в стакан.

Я подорвался выбежать из здания, вылететь, не готовый услышать то, что он мне ответил в спину. Трус… трус…

- Да.

Слышу я, и мой мир снова и снова разваливается. Болью пропитано сознание, смазана каждая мысль. Это ведь уже совсем не новость Билл, не новость, но ты мог бы и промолчать. Мог же?

Я прижимаюсь к холодной стене на улице, лицо, касаясь зеркального мрамора, остывает, и замораживаются рвущиеся слезы на подходе, я тихо вою, от безысходности.

- Том, - слышу я вновь этот проклятый голос. Он ещё и за плечо меня тронул. Я резко разворачиваюсь, потом припечатываю его спиной к стене, и прижимаю всем своим весом тела. Одной рукой пережимаю горло, а вторую заношу для удара. Он не сопротивляется, лишь еле слышный стон вырывается сквозь приоткрывшийся от нехватки воздуха рот. Я решаю перекрыть ему этот воздух совсем. Впиваюсь ему в губы своими, и жестко начинаю их мять и кусать. Ощущаю горячую влагу языка, скользнувшего мне навстречу, этот жар сжигает меня. Остановиться я не в состоянии. Я всасываю его всего, душу его вытягиваю, и она нитью соприкосновений перетекает в меня. Это такая сладость, такая власть, такая сладкая боль, что глаза сами сквозь плотно зашторенные веки источают влагу на лицо, охлаждая. Это так больно и сладко, целовать врага. Что я делаю? Что, мать твою, я творю? От злости на себя я дергаюсь и на последний секунде прокусываю его губу, лишь лизнув прощальным прикосновением металлический вкус. Он отпихивает меня двумя руками, у нас все синхронно. Секунда молчания и я зло спрашиваю:

- Больно?

Тишина.

Отхожу на шаг и обрушиваю удары рукой давно сжатой в кулак на стену рядом. Несколько раз… потому что не могу… не могу его ударить. Не могу.

Ухожу не оборачиваясь.

***

Трясет от озноба, от ощущения, что я сломан. Вам когда-нибудь приходилось бывать в тупике? Когда эмоционально ты изничтожен. Когда нет целей, нет оправданий, нет логики. Раньше я прятал свою неудовлетворенность жизнью за буднями, пролетающими стремительно и в никуда… в задницу, будем откровенны, но тогда я и то был целостней. А сейчас разбитое крошево. Мэг, зараза! Прости малыш, твоя смерть меня вытряхнула. Разодрала на клочья. Я был болен, а теперь мозги просто атрофировались и за ненадобностью отчалили в неизвестном направлении. Скручивает от желания убить кого-нибудь, а в списке первых лиц на этот, кажется решительный и последний шаг, оказался я сам. Но сил на это нет. Я с забинтованной рукой скулю о прошлом, мне некогда, мать твою. Куда идти? Куда дальше-то? Рационализм, с*ка.

Я пью… уже не знаю какой день. За все это время помню рой мыслей, но одна особенно яркая и болючая заставляла вставать и пить дальше.

Она любила не меня…

Телефон сдох, спасибо ему. Проигнорировав миллион звонков от Гоерга я понимаю, если сам не справлюсь с задачей по устранению самого себя, за меня это сделает лучший друг. Ну что же так даже лучше, спокойнее, есть кому продолжить начатое.

Иногда мелькают странные темные видения. Я не боюсь их, но они неприятно холодят нервы. Ловлю себя на мысли что вспоминаю того, кто разрушил мою реальность, и не проклинаю его. Видимо он лучше… он лучше, чем я. Он нормален, силен, успешен, притягателен.

Я ещё иногда ловлю отголоски того, что я сделал, и анализирую… ох, да, б*я, анализирую, он отвечал. Пожалел, с*ка! Просто пожалел.

Так вот что в нем, да? Доброта что ли? Крушение моего самолета было бы милосерднее, чем его подачка.

Вижу проносящиеся мимо лица. Опа… я на улице, как интересно.

Опять туман и попытка нашарить рукой бутылку дает нулевые результаты. Я разочарованно стону, и пытаюсь разлепить один глаз, ни хрена.

Выворачивает куда то слева, и вдруг слышу визг и шипение где-то рядом с собой, постороннее, свои вопли я пока узнаю.

Как же херово, ну просто пи*дец.

В губы тычется стекло. Меня передергивает, сопротивляюсь, ледяная кожа чьих то пальцев раздвигает сведенную челюсть и в глотку заливается что-то очень мерзкое, вяжущее и холодное. От тряски в теле, неприятно болтает голову. И я чувствую сильные руки прижимающие меня к чему-то теплому. Согреваюсь ненадолго, время с*ка, в голове тикает стрелка. Я так и не открывал глаз.

Тошнит.

Но все когда то случается впервые… когда глотку обожгло какой-то жидкостью, я вынужденно дергаюсь, и глаза, наконец, разлепились, вау! Что? Не… не может быть. Каулиц… ты послан адом по мою грешную душу, чтобы уже сейчас я знал как оно?

- Какого… теб… от мееееня над…? – не слушается опухший и деревянный язык.

Впрочем, глаза тоже подводили, но вот нюх нет. Если и были сомнения, что это именно он сейчас склонившись, вытирал мое лицо влажной салфеткой, а потом поил тем горячим дерьмом, то с момента как внезапно ожил нос, сомнений не было.
- Успокойся, – шепчет он, и я отодвигаю его руки со своего тела, где они привычно уже видимо покоились. На меня вдруг накатила паника:

- Где я? Что со мной? – резко выплюнул я и меня самого стошнило от запаха, который я источал.

- Ты у меня. А вот что с тобой, это с*ка у тебя спросить надо, - злобно закончил он, вставая с… не знаю на чем я лежу.

- Я… я ни хрена не помню, – так же злобно отвечаю я.

- Ещё б ты помнил? Трюмпер, с*ка, у тебя мозги в жопе. Я неделю назад нашел тебя возле офиса, без сознания, с дикой интоксикацией. Ты сдыхал на моих руках, придурок!

Его трясло, и вполне ощутимо. Выстраивая хоть какую то цепь событий, я понимаю, что это дерьмо, соизволило «спасти» меня, кто б его просил… Так, стоп! А что я делал возле его офиса? Э… нет об этом не надо думать… придумал!

- А какого хрена я у тебя, а не в больнице?

- Ты там был, три дня, а потом я забрал тебя домой.

- Тебе нужна моя благодарность?

Его лицо, которое до этого момента расплывалось, теперь все четче являло наитемнейший взгляд, который скорее всего способен был убить, но не меня конечно, меня убить нельзя.

- Георгу позвони, – рявкнул он спустя некоторое время, и кинул мою мобилу на одеяло, а потом спешно вышел из комнаты.

О черт, нет, только не это… Георг! Кажется, я все же хочу быть живым.
Из соседнего помещения послышалось сбивчивое:

- Позвони, а то он обещал приехать.

И все стихает. Я выждал несколько минут, прикрыв глаза, и ничего - тишина. Беру трясущейся рукой свой телефон, заряженный, мм даа…
Нажимаю последние вызовы и спустя два скручивающих гудка нутро раздается неуверенное:

- Том?

- Я…

- Ох, мать твою, ты жив… слава богу, – слышу шипение, - с*ка, где ты, я за тобой выезжаю, тот козел, что взял твою трубу не сказал.

- Георг, б*я не ори, – устало прошептал я, - никуда не надо… я в норме, козел тоже.

- Что? – я представил его выкатившиеся глаза.

- Я в норме, чувак, не приезжай, я скоро.

- Ты что? Совсем охренел, Трюмпер? Тебя не было хрен знает сколько времени, я уже все передумал, а ты говоришь в норме? – он явно в шоке.

- Георг… - позвал его я, и после его протяжного «нуу», - прости друг, я сволочь. Мне плохо, но уже лучше. Я скоро приеду, не… не надо за меня переживать.

- Том…

- Пожалуйста, не приезжай.

- Б*я… ну ты мудак!

- Да. Я позвоню.

- Ага, как же…

- Позвоню. Пока, - и отключил мобильный. Я не представлял, что будет так больно слышать убитый голос друга, как будто он уже смиряется со своей непричастностью, и ненужностью. Прости.

Я лежал ещё недолго, пока посторонние шумы не вернули меня к действительности. Билл зашел, держа в руках чашку, над которой струился пар. Подошел ко мне и сунул в мои руки. Когда те заходили ходуном, он взял кружку поверх моих рук и поднес к губам. Я зачарованно глядел на его молчаливую поддержку, именно её я чувствовал, и проклинал себя за то, что безропотно выпил, и минуту спустя, ощутил благодарность. Стало клонить в сон.

Пустота, я все ещё помню, где я и с кем, так вроде как проще.

Я не думаю о Мэг, или делаю вид, что не думаю, но так тоже проще.

Так прошла неделя. Билл стал уходить на работу, а меня оставлять в своей квартире. Мы практически и не общались, он был крайне терпелив. Я хочу найти в себе силы встать и уйти, чтобы дождаться того момента, когда буду готов начать что-то новое. А пока Билл смотрит с тревогой мне в глаза.

Я больше не слышал его упреков. Он говорил «пожалуйста» на мое тихое «спасибо» и единственное на чем он настаивал, это чтобы я лежал больше. Я лежал и большую часть дня и ночи слились в один сонный туман. Между нами не было напряжения, я и сам не знаю почему, он просто на первых порах помогал есть и пить, если я сам не справлялся. Одолжил кое-что из своей домашней одежды, сейчас она была впору, я много скинул за это время. Постепенно вставать стало легче, и мне было грустно от того что неминуем час когда необходимо было решить, куда мне идти дальше, а я все больше ощущал, что мне некуда… но это же не проблема Билла, который оказался даже лучше… лучше с*ка, добрей, умней, сговорчивей.

Я не понимал его, и вряд ли пойму, и наверное не буду пытаться.

Сегодня я чувствую что-то должно поменяться. Так не может длиться вечно, я практически выздоровел, просто ещё есть остаточная слабость и мутит. Билл ушел и я решился обследовать дом, в котором нахожусь. На самом деле я изначально понимал насколько это неудачная мысль, но гонимый чем-то, смял все доводы разума. Я боялся, конечно, найти что-то, что опять сломает, что порежет нервы, но, кажется, я становлюсь жалким нытиком, к тому же и наркоманом до боли. Так комфортнее, можно плевать на всех и вся, и делать при этом оскорбленный вид. Цинично твою мать, но если лоскуты твоей души никого не заботят, то хотя бы пусть думают, что это ты сам по себе такой. Безразличие полное сменяется наплывами дикой агрессии и черной боли, и мешается в голове. Два этажа, все как… у Билла, чисто аккуратно выдержано в стиле, но видна индивидуальность и вкус.

Равнодушно рассматриваю узоры на стеклянных перегородках отделяющих зоны на втором этаже, странный коридорчик и я оказываюсь в комнате, где окна плотно зашторены жалюзи. Единственно, что можно было различить в этой тьме это большая двуспальная кровать. Надо же, как неожиданно? Гадкие мысли сами проникали в меня. И поискав включатель света, я осветил пространство. Хорошо что я был готов, стоек, страшен в своей решимости больше ничего не чувствовать. А тут она… на всю стену было размещено панно, а на нем конечно Мэг, кого я ещё бы мог здесь увидеть? Да и, наверное, если б увидел другую женщину, то даже несколько обиделся бы, что оскорбили её память неверностью. Вот такая хрень противоречивая…

Она стоит на коленях боком ко мне, и назад низко откидывает голову, глядя на невидимый источник света сверху, что цепляет её лицо с одной стороны, и кусочек белоснежной длинной шеи. Я заворожено глядел на неё, а потом не выдержал… не могу я не чувствовать. Горло пережалось от спазма и неловким движением пальцев я оцарапал её голое бедро, а потом уже нежнее по линии плеча. Задержал пальцы на шее, и тыльной стороной погладил скулу.

Взрыв произошел внутренний, я все думал, выплеснется или нет? Не выплеснулось… я тихо разрушался изнутри. Остекленевшим взором наблюдал за тем как играет освещение её волосами.

Сзади будто из-за толстого слоя воды послышались звуки, я обернулся и понял обратно не смогу. Ошарашенный Билл переводил растерянный взгляд с неё на меня и, кажется, размышлял что сказать. Я подождал, но недолго.

Прошел вниз, несильно отталкивая Билла плечом.

Часть

Решая глобальные вопросы, я потерялся на элементарных действиях. Увидев, стоящий за стеклянным витражом в столовой, набор человека желающего упиться, я решительно прошел к нему и, отворив одну дверцу вытащил бутыль с янтарной жидкостью и налил себе в там же прихваченный стакан.

Содержимое быстро пролетело внутрь. Обожгло до костей и глаза защипало.

Билл зашел в столовую очень тихо, но я без труда различал его шаги.

- Трюмпер, – он озверел, и в глазах горел словно живой огонь. Такой же что пожирал меня изнутри. - Ты что, с*ка, сдохнуть решил? Будь добр не у меня дома. Пошел вон отсюда.

К концу его речь значительно смягчилась, но его крик вначале уже породил цепную реакцию.

Я швыряю стакан в центр плазменного монитора, отчего последний с шумом трескается, а от самого стакана остается горсть мелких осколков на полу.

- Б*я, ну что ты хочешь? – заорал он.

- Сделай мне больно. Я боли хочу. Мне мало…

- А на х*й мне это надо?

- Ты же человек… сделай из сострадания к ближнему своему, – я улыбаюсь, и от желчи во рту улыбка перекашивается в оскал.

- Что конкретно, по-твоему, я должен сделать? – устало говорит он, подходя ближе ко мне.

- Я не знаю, – почти умоляю его я.

- Тогда иди на х*й! Поймешь что тебе нужно, обращайся, – жестко выговаривает он и отворачивается.

- Билл… пожалуйста, - шепчу я пытаясь сдержать злые слезы.

- Ненавижу тебя, – орет он и, оборачиваясь, со всей силы бьёт мне в челюсть.

Перед глазами темнеет я чувствую боль и то как пытается уйти сознание, я почти благодарен Биллу, почти… Но это не та боль, не та…

- Помогло? – шепчет он практически в ухо, прижимая меня к стене своим телом.

- Нет.

И он проводит тыльной стороной руки по ещё пока целой стороне лица.

Я, закрыв глаза, вслепую подаюсь вперед на его запах и прижимаюсь ртом к его подбородку. Медленно продвигаюсь чуть выше и застываю на губах, но пошевелить своими губами не могу, все же больно. Он легко целует, чуть втягивая поверхность здоровой кожи, а потом влажно и тепло скользит наверх, по щеке, к глазам. Сцеловывает влагу и неровно дышит.

Нас обоих немного трясет, но когда я слишком ярко ощущаю его дрожь, то плотно обнимаю руками, осторожно, понимая, что он может и не ответить. Но он отвечает, обняв с одной стороны за плечо, а вторую положив на шею под волосами. Опускает мою голову себе на плечо и перебирает волоски на шее. Меня словно пронзает электричеством, и я уже чувствую накатившее волной возбуждение. Вопросы о том насколько это неправильно пролетают где-то мимо сознания, но не находя опоры тают. Моя рука сама опускается на его пах, и я чувствую ответную реакцию. Я понятия не имел что могу так… что вообще могу желать так… мужчин, мужчину… Билла. Но я хочу, и мне кажется, могу. Он хороший, он…

Билл тихо стонет, когда моя рука огладила его поднявшуюся плоть. Но потом он шепчет:

- Нет, Том, остановись. Это не то что тебе нужно.

- То… ты ведь тоже этого хочешь?

- Ты и так видишь, - немного жестко говорит он, но уже горячей рукой прочерчивая линию вдоль моего позвоночника, и я выгибаюсь ему на встречу.

И меня накрыло. Я понимал, что сейчас уже все равно, и я должен выплеснуть скопившееся напряжение за все это время. Сам притянул его для поцелуя, но уже более жесткого со вкусом моей крови, и это только ещё больше заводило. Он, взявшись ладонями за мое лицо, тоже перестал быть осторожным. Задохнувшись от жаркого сплетения языков, Билл перешел на шею и ключицу, кусая и целуя. Это было непередаваемое ощущение и грозило закончиться очень скоро. Но мне нужно было все или ничего.

Предчувствие боли будоражило, я ждал её как спасения, и уже знал в какой роли буду принимать участие в этом акте. Не принципиально как говорится, лишь бы он пошел на это. Боль… она же очищает, или… не знаю. Я снова вторгся языком в его горячий рот, и сумасшедшими рывками, трением тел друг о друга вырываю из его горла хриплые стоны, а сам рычал в ответ на каждый звук, просто сгорая в этом диком и бешеном танце. Уже вполне по-свойски упираясь пахом в его пах, и усиливая нажим. Бл*дь, как я его хочу, так что мышцы на бедрах сводит.

- Возьми… меня… - опаляя дыханием шепчу ему в шею я.

- Я не могу, – дрожа, отвечает он, практически выстанывая каждый звук.

- Можешь Билл. Так надо, – убеждаю я себя и его.

Он отрицательно машет головой, а я беру его руку, впервые так ощущая его теплые пальцы. И это прикосновение почему-то много значит, отзываясь внутри теплой волной, но я её гоню, не должно быть тепло, должно быть жарко. Я сжимаю крепко руку, и веду его к комнате. И только по дороге, которая заняла от силы минуту, я понимаю, что это я инициатор, что я заставляю его, что он… пожалеет сначала меня, а потом обо всем. Ну и пусть жалеет, мне то какое дело.

Я, стаскивая одежду грубо, кидаю её рядом с кроватью и ложусь поверх покрывала, не стесняясь своей наготы. Стеснение такая тупость, мне никогда не приходилось испытывать это чувство. И тем более его нет сейчас, потому что все как-то целенаправленно для меня.

Голова горит холодным огнем, тело так колотит, что связать пару слов я бы, наверное, не смог. А Билл стоит, возвышаясь надо мной, решая, что делать. Смотрит грустно и задумчиво, страсть лишь тихо плещется на дне океана его глаз. И если он уйдет, это будет правильно, но я не хочу этого. Результатом его размышлений стала моя протянутая рука, и он вложил в неё свои пальцы. Он лег на меня и тихо, нежно стал покрывать поцелуями лицо, шею, грудь, живот, спускаясь к члену и, проведя по нему языком, застывает, глядя на него. Я же чувствую что это с ним не впервые, но мне все равно не понятна эта остановка. Да и в целом, это слишком хорошо, слишком сладко… и я просил его не об этом.

Беру его за локти и притягиваю к себе. Целую неистово, до звезд в глазах, и чувствую свою власть над ним, просто пьянея. Он так податлив и так открыт. Он хотел сделать все по правилам, но я не дал, крепко сцепив своей рукой его руку, которая изначально легко сползала по моему живот вниз к месту проникновения. А второй направил его член прямо к месту назначения, впервые ощущая шелковистость кожи на члене другого мужчины.

Подавшись вперед, я сам стал руководить процессом. В его глазах заплескался страх, и он онемел от него, слабо пытаясь сопротивляться. Боль пронзила настолько острая, что я, не удержавшись, зашипел, и Билл застыл, но я грудью подался на него, усилив проникновение. Я упивался этим чувством безумной грусти помешанной со страстью, что увидел в его почти черных глазах, и в ответ на мой вызов в глазах он начал потихоньку двигаться. Каждое его движение обжигало и приносило дикий дискомфорт, но отступить значит сдаться. Я насаживался и наблюдал за парнем не в состоянии до конца уйти в себя, потому что, каждое мое движение сводило его с ума, вырывая приглушенные рыки и стоны. Он сдался первым, когда закрыл глаза, и его затопила нирвана.

Все стало происходить очень быстро. Я ждал, что все кончится тотчас же, когда внезапно все поплыло и превратилось в белые вспышки, проносящиеся по всему телу резкими приливами непонятного мне наслаждения, и только сейчас мозги отключились. Я просто превратился в эти рваные движения по интуиции направленные на разрядку. Жар застилал все, наше объятие стало таким цельным, что сердце слышало ответный стук в его груди. Я втягивал носом его запах, и сейчас он не вызывал отторжения, наоборот я не мог надышаться.

Безумное напряжение, мой член зажатый нашими телами, вновь ожил от трения. Билл вздрогнул, и с тихим стоном вбивался ещё несколько раз, а я чувствовал внутри себя его пульсацию. Он немного откинулся, и рукой властно взял мой восставший орган, провел по нему всего два раза. Я излился на его руку и свой живот. И в последнюю секунду, когда безумие накрывшее нас стало остывать, он потянул меня рывком к себе, а я потянулся на встречу. Мы обняли друг друга жестко и волнами отдавали дрожь друг другу, это было так… как будто мы друг для друга те самые соломинки, за которые люди хватаются в попытке удержаться.

Мы дышали, понемногу отходя от того что произошло, когда он, наконец, прощальным движением огладил мои плечи и встал, предложив мне первому пойти в душ, каким то сломленным голосом. Я встал и, оглядываясь на него, видел только опущенное вниз лицо.

Горячие струи воды смывали запахи, которые я не мог разделить, все в единой форме. И хотя жар воды пронимал до костей, я чувствовал только озноб. Выйдя, я отправился не к Биллу, хотя было какое-то стремление пойти туда, но я не смог. А потому лег на свою кровать, натянув одеяло до самого носа.

Он пришел чуть позже, закутанный в полотенце и с мокрыми волосами. Сел рядом со мной и тихо спросил:

- Ну… а теперь помогло? Это то, что тебе было нужно? – в его спокойном голосе улавливалась дрожь.

- Да, думаю да, – прошептал я абсолютно в разрозненных чувствах, не зная, что думать, что говорить.

Он, немного посидев, встал и пошел к себе.

- Спасибо, - как по наитию сказал я, не понимая за что в точности благодарю.

Он кивнул чуть погодя и вышел, и только сейчас одной единственной мыслью промелькнуло, что он не отказал мне.

***

Открыв глаза поздним дождливым утром, я уставился в окно, которое атаковали крупные капли и в прощальном жесте лениво прокатывались вниз. Мне не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить события произошедшее вчера, каждое движение прочертило на мне красную линию пунктиром, где прошлись чужие руки. Голова помнила об этом, тело помнило, отдаваясь крайне неприятным дискомфортом внизу спины. А задница… черт, я жестко втянул воздух, пытаясь сесть. Было…

Серый свет из окна проникал в меня, и я его впитывал, ощущая грусть, беспомощность и покой. И не взирая ни на что было как-то трепетно хорошо. Наверное, сработало то к чему я так стремился, боль быть сломанным, быть отданным врагу соперничала с болью потери, и первая выигрывала. И я думал, ни о чем конкретно, скорее, о призрачных результатах…

Я всегда был херовым актером… знаете почему? Мне говорили я был слишком однобоким и бесцветным. Воспринимал все черно-белым, никаких полутонов, никаких лишних эмоций: либо хорошо, либо плохо. И неважно, что черное я подпускал ближе. И сидя сейчас, кутая замерзшие ноги одеялом, я понимал Билл научил меня другому. Эта серость, что сегодня потоками вливалась внутрь, она разбавляла мысли и чувства, она мне подарена Биллом, стоило бы поблагодарить, но я сомневаюсь, что смогу ему правильно объяснить за что именно: за покой и презрение, за правильную боль. За решительность, которой я в таком размере никогда и не пользовался, до вчерашнего вечера. За заботу и за то что от этой заботы тошнит от себя.

И, наверное, мне уже пора. Я не представляю, что мне теперь здесь делать, пора возвращаться домой, только надо дождаться Билла с работы чтобы… да, я не могу уйти из дома не заперев его, и надо хоть пару слов сказать на прощание, ещё нужно зайти в гостиницу вещи забрать. На самом деле я не знаю, как смотреть в глаза Биллу. Этот человек так много мне сделал, и перевеса точно нет, дерьма от него всегда будет больше. Он «типа» спас меня, но я же не просил его об этом, и плевать на тот факт, что я подыхал именно возле его офиса, он мог пройти мимо, я никто для него. Но он этого не сделал… почему интересно? Надо будет спросить у него, как-нибудь. Придурок «как-нибудь» уже не случится, потому что все, что произошло уже далеко за гранью всего допустимого. Так много получить от одного человека – это слишком.

Я бродил как привидение по дому и обратил внимание что само отсутствие вещей напоминающих о Мэг тоже приносит странное чувство удовлетворения, разливающееся в груди, но все равно озадачивает вопросами. Если это был их дом, почему так мало напоминаний? У нас дома каждая мелочь говорит о ней, о её незримом присутствии. Даже пыль на мебели, она и то говорила о том, что Мэг уехала и когда вернется, тоже не особо примется за её уничтожение.

Не хочу о Мэг, ничего не хочу, нужно уехать.

Билл вернулся к вечеру, бесшумно отворил входную дверь и застал меня за разглядыванием его работ, что висели в малом количестве по периметру гостиной. Я напрягся и не спешил оборачиваться, и в мое шумное дыхание врезалось его спокойное:

- Привет.

Я обернулся и, глотая звуки ответил ему тоже самое.

- Как ты?

- Ничего…

- Как… после вчерашнего?

- Немного необычно, – чуть нервно улыбнулся я.

- Немного? – край его губ тоже подернулся.

- Ну, хрен с ним, очень необычно, – вопреки сумасшедшему напряжению от целого дня ожидания я засмеялся. И стало так легко, как будто какой-то многотонный груз свалился с плеч.

- Это не смешно Том, - как-то мягко, но сквозь добрую ухмылку сказал он.

Я не ответил, и смех исчез, принося волной в голову тот самый разговор, для которого я ждал Билла. Вот, сейчас, я ему скажу…

- Я хотел, чтобы все было иначе, – сокрушенно сказал он, опуская лицо.

- Как? – сбиваясь с мысли, спросил я.

- Я хотел чтобы тебе стало легче, а это… это вряд ли можно назвать облегчением.

Я стоял и смотрел на его состояние с тревожной ноткой теплоты в сердце. Он хотел, чтобы все вышло по-другому. Рука дернулась в нелепом жесте поднять его подбородок, всмотреться в глаза, поискать там душу. Чуть не сделал. Стоп, что я хотел сделать? Зачем мне душа его? На кой такой хрен мне она? Меня заколотило от этих мыслей, кто мне он? Враг, друг, убийца, спаситель, соломинка… кто?

- Билл, я… не знаю зачем я здесь. Думаю мне пора, я уже достаточно усложнил нам жизнь, не так ли?

И не ждал ведь ответа на последнее, а он ответил:

- Её за нас усложнили. Нет, Том не Мэгги, хотя и она конечно, но больше… сама жизнь, наверное. Наверное, ты прав, если ты достаточно окреп…

На последних словах он поднял лицо, и я поневоле всмотрелся в непонятное выражение глаз. Черт, спрашивается на хрен старался? Он что-то сказал, но я не расслышал, видя только как шелестят его губы. И захотелось… идиот я клинический!

- Том? – он напрягся как-то.

- Что? Я не расслышал.

- Так что ты решил? – низким голосом спросил он.

Хмм… оказывается у меня есть выбор. Бл*дь, как я запутался. До мозга волной доносилось, что я никуда не хочу идти, вообще. На общей волне тревоги и равнодушия к миру эта мысль слишком четко прослеживалась в сознании.

- Я не знаю, – откровенно сказал я, пытаясь выглядеть при этом собранно.

Он, немного помолчав, добавил:

- У тебя всегда есть выбор, и если ты помнишь, я тебе работу предлагал…

Я глянул на него задумчиво и выжидательно.

- Не помнишь уже? - продолжил он, - это касательно фотосъемки.

- Я помню, но не помню, о чем конкретно идет речь. Реклама? Одежда, белье, эпизод в массовке, – грубо уточнил я. Билл взвился:

- Я не из тех кто снимает тело, я снимаю душу. Я… хочу снять тебя.

- А что ты ещё не видел в моей душе? Она сейчас лице приглядна?

- Я просто… а впрочем не хочешь, я не настаиваю.

И где же спрашивается возможность послать друг друга «на х*й», где тот накал? Мы так вежливы! Слов нет. И я молчу.

- Том, я устал, и хотел бы поесть, так что если ты не уходишь пойдем на кухню сообразим чего-нибудь, – сказал он и не дожидаясь моего ответа двинул туда.

Спустя несколько минут я зашел следом за ним на кухню. Он начал обсуждать со мной что приготовить, и больше не спрашивал, остаюсь я или ухожу. И сам я больше не говорил об этом, и почему-то остался, и почему-то согласился на съемки, между делом, когда доедали последние куски запеченного им мяса.

Я не ушел. И все было так спокойно в этот вечер, немного воспоминаний его и моих и крепкий сон в разных частях дома. Я воспринимал это спокойствие как затишье перед бурей.

Часть

Вот уже неделя, как я живу в его доме по этим новым правилам неприкосновенности. Каждый день приносит что-то новое. Я открываю в нем интересного человека и собеседника, когда мы тихими вечерами ужинаем. Обычно он возвращается не позже восьми уставший и умиротворенный. Я жду его, обычно. Ещё мы, кажется, учимся улыбаться, как-то сообща, будним мелочам. Он за эту неделю трижды доставал мне билет на какое-нибудь мероприятие, и смешно вручал их мне по вечерам. Просто клал возле моего места на столе, а я спрашивал: «Что это?». На что он скупо объяснял, что это выставка антикварных авто, а потом была выставка современных технологий. Я лишь скупо кивал в благодарность, не особо расспрашивая, зачем мне туда идти. И в третий раз, обнаружив билет на столе, я задал все тот же вопрос, а он ответил: «Оно тебе надо знать?». Я покачал головой, но билет взял, а потом рассмеялся. Билл составил мне компанию. И конечно, я ходил на все эти выставки, разбавляя будни.

Дата добавления: 2015-08-27