Многие знания

Автор:	Чипса Эстрелла
Бета:	нет
Рейтинг:	G
Пейринг:	ДМ/ГГ
Жанр:	AU, General
Отказ:
Цикл:	Шансы [0]
Аннотация:	Драко Малфой знает пыточное заклинание, но не знает, как жить дальше.
Комментарии:	Кажется, canon-compliant, не считая эпилога.
Каталог:	AU
Предупреждения:	OOC, AU

Когда точно знаешь, сколько секунд под круцио необходимо и достаточно, чтобы свести с ума взрослого здорового мужчину, многое становится не интересно.
Например, совершенно не интересно отрабатывать на однокурсниках непростительные заклинания. Простительные, впрочем, тоже. Скучно.
Но он все равно был рад, что находится в школе.
Он приехал в Хогвартс не только потому, что этого хотел Повелитель. Он бы и сам попросился, если бы вдруг Лорд не отдал такого приказа.
Он приехал в Хогвартс, потому что деваться все равно больше было некуда, – а так он, по крайней мере, оказался подальше от мэнора.
Он полгода не думал о Поттере. Он не думал о Поттере, и его грязнокровке, и его Уизеле. Не думал.
Кого он обманывает, он только о Поттере и думал все это время. О Поттере, о Грейнджер, обо всех старших Уизли и о маленькой дуре-Уизли, которая все время во что-то вляпывалась, о Лонгботтоме, о Лавгуд. О, у него была масса времени на размышления, – все равно никто в тот безумный учебный год не пытался особенно их ничему научить.
Он даже слушал это их радио. Не часто, конечно. Ну, не каждый вечер, это точно.
Но когда они оказались в гостиной мэнора – бешеная растрепанная девица, рыжий нескладный дылда и распухший черноволосый очкарик – тут Драко сломался.
Лорду он лгал впервые, но оказалось, что это не так уж и невозможно. Конечно, круциатус – не самое приятное заклинание в мире, особенно когда его испытывают на тебе, но прошлым летом он как-то… привык, что ли. Или правильнее сказать, свыкся? Свыкся с тем, что боль отмеряет Повелитель. Принял эту боль. Поверил в нее. Теперь, весной, оказалось, что он ничего не забыл. Как корчиться на полу, как кричать, как потом, после, растекаться от облегчения в тонкую лужицу по паркетному полу гигантской парадной залы.
Затем Лорд отправился дальше по своим неведомым делам, а Драко встал, отряхнулся, задрал подбородок повыше и прошел мимо вопящей тетки в свои комнаты. Собираться в школу.
Потом было начало мая, и в Хогвартс явился Поттер, и началась вся эта безумная свистопляска, а Драко вспомнил, что не умеет убивать. А главное, не хочет.
И после они с родителями сидели за общим столом, и впервые за много лет мать позволила себе заплакать, а отец положил руку ему на плечо, и вокруг носились люди, и он все пытался прикинуть, сколько же трупов принесли в большой зал. И вдруг вспомнил, что знает не только пыточное проклятье.
Драко улыбнулся отцу, аккуратно вывернулся из-под его руки, поцеловал мать в щеку и пошел в больничное крыло.
И, конечно же, в больничном крыле он первым делом наткнулся на Гермиону Грейнджер.
- Малфой? – удивилась она. – Что ты тут делаешь?
- Я хочу помочь, Грэйнджер, - сказал он. – Ну, знаешь, я подозреваю, что у вас тут нехватка медицинского персонала.
- У нас тут всего нехватка, - ответила она, поудобнее перехватив направленную на него палочку, - но это не значит, что я подпущу тебя к больным. И потом, ты, что ли, медицинский персонал?
- Я, - проговорил он как можно спокойнее, - и не удивляйся ты так, что ты вообще обо мне знаешь?
- Я знаю, что ты – мерзкий хорек, который семь лет только и делал, что мешал жить нам и всему Хогвартсу. Я знаю, что если ты закатаешь правый рукав, то я увижу отличненькую свеженькую темную метку. Я точно знаю, что сейчас ты хочешь заработать себе положительные очки, но здесь ты это сделаешь только через мой труп.
- Герми, - раздалось откуда-то сбоку, - Герми, ты куда пропала? Что там у тебя?
- Ничего, - крикнула она, не оборачиваясь. – Тут Малфой, но он уже уходит.
- Нет, - упрямо сказал он, - нет, я не ухожу. Грейнджер, я очень хороший зельевар. Лучший на курсе. Не надо, не кривись, я лучше тебя, особенно если учесть, что последний год ты прошлялась Мерлин знает где…
Это он зря сказал, конечно.
Неуловимое движение палочки – и вот уже он валяется у стены, обездвиженный, а над ним склоняется изумленный Гарри Поттер и заявляет: «Ну что, Гермиона, я же тебе говорил, что невербальные проклятья – это совсем не сложно», - а потом отменяет ее заклинание легким поворотом кисти и протягивает Драко руку.
Драко так изумлен, что принимает помощь и встает, поддерживаемый Мальчиком-Который-Кажется-Сошел-С-Ума.
- Что ты там говорил про зелья, Малфой? Нам очень, очень не хватает обезболивающего и снотворного. А у тебя правда темная метка?
Драко закатывает рукава, на несколько секунд поднимает руки вверх, улыбается Грейнджер и идет к ящикам с ингредиентами.
Только к вечеру, валясь с ног от усталости, он понимает: увиденное им означает, что для Героя и беспалочковая магия теперь – это совсем не сложно.
На следующий день он проснулся с мыслью: «Теперь все будет по-другому», - и снова пошел в больничное крыло. Снотворного вчера он наварил с запасом, а вот кроветворного и обезболивающего маловато.
Но в больничном крыле его завернул обратно штатный зельевар из Святого Мунго, и Драко, выбирая между возвращением в гриффиндорскую башню и разбором завалов, выбрал разбор завалов. В некоторых местах пользоваться магией, даже эльфийской, было нельзя, и камни и стекло собирали на носилки и выносили до неповрежденных коридоров. Сначала он попал в пару с Лонгботтомом, но исходящая от того ненависть плавила Драко предохранители: хотелось выхватить палочку и немедленно геройски сдохнуть. Лонгботтом и сам, видимо, понимал, что с ним что-то не так, и после трех ходок наконец сказал: «Ты не думай, что я против тебя что-то имею, Малфой, ты, вроде бы, сейчас нормальный, но я не могу, знаешь…» - и Драко пошел проситься в пару к кому-нибудь другому. Кем-нибудь другим неожиданно оказался Уизли. Еще более неожиданно он не проклял Драко немедленно, а только тяжело посмотрел на него и протянул: «Мне Джинни рассказала… Ты только не думай, что раз так, то я тебя за все прощаю. Но за Джинни я бы тебя убил». Драко решил, что это такой специальный уизлевский способ говорить спасибо, чем, в общем, удовлетворился. Правда, мелкая Уизли в свое время поклялась ему, что никому не скажет, что он вовсе не практиковал на ней круциатус, как думали Кэрроу, а приказал ей истошно кричать, пока сам читал очередное вранье «Ежедневного пророка», но, видимо, окончание войны обесценивает некоторые клятвы. Нельзя сказать, чтобы сейчас он был этому не рад.
На третий день хоронили погибших. Драко с изумлением узнал, что профессор Снейп все-таки умудрился обмануть всех, и, похоже, не по одному разу. Впрочем, сильнее всего, пожалуй, его удивляло, что мастер зелий все-таки умер. Больше двадцати лет водить за нос сильнейшего волшебника столетия (хорошо, второго сильнейшего волшебника столетия, мысленно поправился он, наблюдая, как Поттер легким движением руки поднимает в воздух гроб с телом зельевара), а умереть глупо, от укуса змеи, пусть даже такой огромной как Нагини. Впрочем, возможно, ему просто все надоело. Не исключено. По слухам, он все те же двадцать лет оплакивал одну женщину, свою первую любовь. «От такой жизни, пожалуй, захочешь и помереть», - думал Драко, не замечая ни слез в своих глазах, ни удивления в глазах Грейнджер.
Через три недели начались процессы. В основном, конечно, обвинительные, но для Драко и его семьи, как ни странно, оправдательные. Выяснилось, что мать, его мать, которая никогда ни во что не вмешивалась, во время последней битвы умудрилась отличиться.
Драко начинает казаться, что все, буквально все окружающие тайком всегда были на стороне Света. Сейчас он, пожалуй, не удивился бы, если бы МакГонагалл вдруг встала и заявила, что Люциус шпионит для Дамблдора с 1976 года. Хотя нет, все-таки, наверное, удивился бы. Да что там, слег бы с сердечным приступом. К счастью, такого не происходит.
Присудили, конечно, какие-то совершенно разорительные штрафы, но Люциус, усмехаясь, подписал все чеки в Гринготтсе, о чем-то пошептался с гоблинами, получил несколько ключей от хранилищ на неизвестное Драко имя и на следующий день сказал сыну: «Сделаешь предложение младшей Гринграсс. Они не были замешаны в войне, так что партия весьма выгодная. А с деньгами у них всегда было не очень». Драко коротко поклонился и попросил разрешения сначала доучиться. МакГонагалл постановила, что прошедший год вообще не считается за учебный, разве что за боевой опыт. Драко, конечно, представлял в красках, как будет день за днем заходить в один класс с Лонгботтомом, но, во-первых, диплом ему, даже оправданному, особенно оправданному, был нужен позарез, и, во-вторых, почему-то ему казалось, что он что-то очень важное не обсудил с магглорожденной подружкой Поттера. Поскольку бешеная мисс Хочу-Все-Знать уж точно была намерена наверстать пропущенный за время поисков год, единственный шанс поговорить у них был, пожалуй, только на совместном зельеварении. Если, конечно, у него вообще был шанс. «О чем ты думаешь, Драко Люциус Малфой», - сказал он сам себе и вошел в вагон старост Хогвартс-экспресса, чтобы немедленно обнаружить в первом же купе целующихся Уизела и Лавгуд. Пришлось быстро захлопывать дверь, прислоняться к стене, считать от 10 до 1 на латыни, успокаивая дыхание и давя в себе глупую мысль: «Что ты там говорил про шансы, Малфой?»

Когда много лет спустя они вспоминали тот день, она каждый раз повторяла: «Я не знаю, что бы было, если бы я тебя тогда прогнала». И он отвечал: «А я знаю. Была бы ты Грейнджер-Уизли, родила бы ему двоих рыжих детей. Мальчика и девочку. Нет, четверых. Мальчика и трех девочек. А я бы женился на Астории Грингасс. И сына мы бы назвали Скорпиусом». И она каждый раз переспрашивала: «Как-как?» - «Скорпиус, - говорил он раз за разом. – Так было положено. По семейному древу». И она каждый раз смеялась как безумная.

Чего он никогда не говорит ей, - что только рядом с ней он способен забыть, за сколько секунд круциатус сводит с ума взрослого здорового мужчину.

Дата добавления: 2015-08-27